Последние

      Однажды, возвращаясь с кладбища, я повстречалась с хокаге.       Крайне неприятная встреча. Снаружи — благостный человек в возрасте, а внутри… словно, кто-то пытается перебить сладенькую вонь падали ароматными маслами. Стараясь не дышать носом, я даже не очень поняла поначалу, чего он от меня хочет. А когда поняла — с трудом не рассмеялась.       Старика задели переселившиеся в мой квартал калечные бесклановые. Он предполагал, что мои управляющие мошенничают, вводят меня в заблуждение и всячески грабят. Предлагал каких-то «надежных людей», чтобы я мог не отвлекаться на всякую мелочь, сосредоточившись на «великой цели» отмщения братику.       Боги, боги… неужели никто не замечает, как жадно поблескивают глазки «конохского профессора»?       Нет, я, конечно, не финансовый гений, но благодаря папаше вполне могу найти в отчете «начала и концы». «Это главный признак,» — говорил он. — «Если явственно видно, что, откуда, куда и кому — все почти в порядке, если и крадут, то в меру. А если громоздят кучу слов, единственная цель которых — занять место на бумаге, то пора тревожиться и проверять».       Обещала подумать.       Ушла с сильным желанием помыться.       Синдзи окончательно перестал побеждать меня на тренировках. Он был силен, но просто не успевал за мной — даже без шарингана я была быстрее. В лучшем случае, ему удавалось свести дело к ничьей. Чакра кипела в крови, пропитывала, тянула поиграть, подраться — очень трудно было ходить с мордой-кирпичом.       Весна и новые соседи в целом подействовали на меня умиротворяюще. И пусть на некоторых было страшно смотреть — зато в домах светились окна, напоминало о покинутом мире развешанное на просушку тряпье, вкусно пахло домашней стряпней.       И пусть Итачи катится в ебеня со своими больными мозгами, ненавистью и враньем.       Еще пару раз я приглашала новых жильцов. Управляющий, господин Муромаса Исао, мою инициативу одобрил, но попросил все же быть внимательным. Люблю этого человека.       По вечерам мы ходили гулять. Забирались в пустующие дома, искали тайники. Синдзи дразнил меня Сорокой — я невероятно быстро отыскивала припрятанное добро, мимолетно удивляясь тому, что все это не растащили. В ответ я звала его Снежинкой — за цвет волос. Найденное мы стаскивали к себе, прятали в сундуках — мне нравилось любоваться на маслянистый блеск золота и радужные переливы драгоценных камней. Деньги складывали в общую заначку.       Иногда наши жильцы устраивали собрание — собирались у кого-нибудь, пили и вспоминали. У нескольких оказались родственники и малолетние дети. Вся эта толпа крутилась по дому, создавая странноватую атмосферу почти праздничной суеты. Мы устраивались где-нибудь в углу, слушали жутковатые истории. И было приятно, что эти побитые жизнью люди не видели в нас детей, безответственных и непонимающих созданий. Мы были для них равными, просто чуть менее опытными, пока еще здоровыми, и нас запросто могли погнать за закуской и выпивкой.       Было тепло, и мы оставляли седзи открытыми на ночь. Часто к нам влетали летучие мыши, и однажды одна угодила мне в отросшие волосы — отпутали с большим трудом. Да — я решила отращивать волосы.       В прошлой жизни я, прямо скажем, ни красотой ни здоровьем похвастаться не могла. И твердо решила отрастить гриву, как у Мадары. Длинные волосы приводили в экстаз девчонок, а еще их можно было пропитывать чакрой, и тогда любой, кто за них хватался, рисковал остаться без пальцев.       Кстати — в квартале начались странные вещи.       Синдзи говорил, что часто сквозь сон слышит два голоса, мужской и женский, и чувствует, как его гладят по голове. Некоторые другие, особенно слепой Рюта, говорили, что ощущают чужое присутствие, опасное, но не злое.       Забравшиеся в квартал воришки, по слухам, выскочили оттуда седые и безумные. Сама я этого не видела. Может, старые печати-пугалки сработали?       Мой друг предлагал позвать монахов с целью изгнания демонов, но подумав, я решила этого не делать. Странный полтергейст не вредил жильцам, и почему-то я была уверена, что для нас он совершенно безопасен.       Учебный год закончился, и скоро должна была начаться практика — двухнедельный поход по окрестным лесам. Как показывала статистика, наиболее востребованными в это время были лекарства от простуды и расстройства желудка и противоядие от змеиных укусов.       Следующей в списке шла теплая одежда. Опытный человек знает, что в походе и иголка весит, и знает, что при ночевке на сырой земле, пусть и у костра, одеяло — вещь необходимая. Дилемма: как исхитриться, чтоб и тащить поменьше, и не схватить болячку.       Обычно помогает надежный напарник, с которым можно завернуться в одно покрывало, поменяться грузом, одолжиться лекарствами. А у Синдзи, во всем прочем идеального, обнаружился один недостаток — он был мерзлячкой. Выносливый, сильный, но холода не переносил. Тут же жар, кашель… при этом был упрям, как столб, и готов наизнанку вывернуться, лишь бы доказать, что не хуже меня и не является обузой. Я же легко переносила любую сырость и, подозреваю, могла бы зимой на снегу спать.       И если я не хочу весь поход вытирать другу сопли и тащить груз за двоих, надо что-то придумать. Стимуляторы не годились — детям они не полезны, укрепляющие пилюли он и так каждый день глотает, но мало ли…       И тут мне помогла торговка на рынке, у которой я брала всякую мелочь вроде трав, ягод и сладостей. Разговорившись с веселой, болтливой теткой, я упомянула болезного друга, тут же получила кучу советов и почувствовала себя дурой. В самом деле — есть же мед, чеснок, малина. Какие, к демонам, укрепляющие, как узнать, что в них кладут? Может, там сахар с мелом пополам, а цена, как будто эти пилюли золотые.       В тот же день я оббегала несколько гражданских аптек, накупила всяческих травяных сборов, несколько кусков твердого крупитчатого меда и десяток головок чеснока — в запас. Можно было вздохнуть свободнее. Остается какой-нибудь теплый шарф прикупить, на всякий случай…       «Нужда научит» — любимая поговорка наших сенсеев.       Начинаю понимать Шикамару, думала я, устраиваясь на ночлег. Все это так проблематично…       Сегодня мы вышли в поход и, честное слово, мне весь день кажется, что большая часть класса конкретно не понимает, куда попала. Ладно, Сакура, нарядившаяся, как на прогулку в парк. Ладно, Узумаки, который большим умом не отличается. Но остальные? Обычные бесклановые. Почему они не поймут, что их тела не из чакропроводящего железа сделаны? Почему ведут себя, как помесь Узумаки с Акимичи, словно на них все повреждения заживают за пару часов, а вместо желудка доменная печь? А заодно ампутирован мозг.       Почему никто не объяснит им, что такое быть шиноби? Что это за собачья работа? Неужели никто не знает про ветеранские кварталы? Про поминальные камни, у одного из которых вечно торчит одноглазый джонин в маске? Да-да, этих камней много, а ведь даже на них попадают не все. Сколько пропавших без вести, сколько дезертиров? Никому не интересно, никто не задумывается.       Зомби, мама моя. Воля огня сожрала их мозги.       Почему, ну почему я и Синдзи — единственные, кто догадался заглянуть в статистику смертности? Четверть выпуска гибнет в первый же год, чисто по собственной глупости. Еще четверть — в следующие лет пять-десять, исполняя функцию камикадзе. Третья четверть списывается по ранению и уходит в ветеранские кварталы, где спивается и режет вены. Последняя четверть — клановые и редкие везунчики.       Все это, конечно, очень приблизительно…       А еще у меня прорезалось третье томоэ. Пару недель назад, когда я узнала об этой статистике. И когда я подумала, что Синдзи, моего Синдзи отправят на миссию в один конец во имя Воли Огня, чтоб кучка старых мерзавцев получила прибыль… хорошо, что это случилось дома. Пару минут я натурально дышала огнем, пока не удалось успокоить разогнанную яростью чакру.       В связи с этим пришлось серьезно задуматься над маскировкой. Я пока для шайки хокаге ресурс — то, из чего в будущем можно будет извлечь прибыль. И лучше бы мне не высовываться, чтоб им не пришло в голову, что прибыль можно начать извлекать уже сейчас. Ко мне уже пару раз подкатывали с предложениями сдать квартал в аренду, то есть, пустить к себе шпионов, и показать библиотеку с целью проверки на наличие «чего-нибудь опасного для детей». Ага, верю-верю. Вас, господа в масках, только пусти — и останутся мне только свитки с каллиграфией и сборники легенд и сказок.       Почему они не выгребли все раньше, пока Саске лежал в больничке, а потом ходил в ступоре? Да просто предки столько защит нагородили, что нашу библиотеку было проще взорвать, чем вскрыть. Мне подземное хранилище знаний и то открывалось не полностью, некоторые свитки просто не читались — видимо, не доросла. Синдзи свободно входил в общий зал, где не было клановых секретов, но говорил, что чувствует чей-то внимательный взгляд.       Впрочем, большой пользы от всего этого добра не было. Дело было даже не в чакре, которой для большинства этих техник требовалось раз в пять побольше, чем было у меня. Папаша говорил: «Нами заправляет интуиция», и был прав.       Шаринганы разные, как отпечатки пальцев, и техники с их помощью отличаются точно так же. И каждый Учиха, соизволивший что-нибудь написать о своей работе, делал это так: «Мой шаринган может то и это, я делаю этак и так». Даже банальный Огненный шар вызывал расхождения. Одному удобно закручивать чакру в горле спиралькой, у другого она течет по прямой, у третьего выскакивает сгустком, словно кашель… словом, толку со всего этого было немного. Каждый ковырялся сам, как ему удобнее. Знаменитое копирование на самом деле в бою было малоприменимо, и здорово ударяло по организму — потому Шаринган Какаши и отлеживался в госпитале после каждой миссии. Потому, скорее всего, его и оставили в покое — знали, что чужой, неумело используемый шаринган рано или поздно сведет Копипаста в могилу.       Единственным, что представляло безусловную ценность, были свитки призыва. Два родовых, кошки и вороны, и еще четыре левых — орлы, крысы, косатки и волки. И каждый из них стоил примерно столько, сколько лежало на клановых счетах в банке семейства Муромаса. Но призыв — это дело будущего…       «Хорошая ночь,» — думаю я, перебирая волосы Синдзи. Он спит, по привычке, крепко прижавшись ко мне. Пахнет от него малиной и медом, и я постепенно успокаиваюсь, соскальзывая в блаженную дрему, краем уха прислушиваясь к шуму лагеря. Покрикивает Ирука-сенсей, обиженно верещит Узумаки, попискивает Сакура, что-то гудит Чоджи, тявкает щенок Акамару, шумят остальные. Кажется, Наруто захотел спереть еду у Акимичи, у него это, конечно, не получилось…       Они такие забавные.       Не хочется, чтобы они умирали. Все, даже бесклановые, которых я знаю только в лицо. Даже придурок-Узумаки.       Не хочется, чтобы они пополняли статистику.