***
Сурин сомневалась два урока — оценивала обстановку, следила за происходящим, взвешивала возможные последствия. Но когда на очередной перемене увидела свиту Мины, направляющуюся в её сторону, малодушно отправилась на поиски Сехуна. О нашёлся под лестницей — сидел, уткнувшись в планшет и заткнув уши капельками наушников. Девочка села рядом, тут же ощутив странное спокойствие, словно оградилась от своих преследователей толстой стеклянной стеной. Сехун же, чуть помедлив, мазнул пальцем по экрану и поднял на одноклассницу недоумённый взгляд. — Привет, — потянув за наушник, поздоровалась Ли. — Виделись уже, — буркнул парень, выключив музыку. Под лестницу раздражённо заглянула Мина, но увидев, в чьей компании находится Сурин, лишь криво улыбнулась. — Се, я тебя по всей школе ищу! — девица потеснила Ли, сев рядом с парнем, и обняла его за шею. — Как дела, малыш? — Что за дела, милая? — приторно улыбнулся О. — Ты, кажется, забыла, так я напомню. Мы расстались, золотце! — О чём ты? Мы поссорились и… — Нет, расстались. — Да из-за чего? Потому что я не ставила тебе градусники, а провела вечер в компании подруг? — Потому что тебе какая-то Оми дороже своего парня. И да, прости, но я не страдаю приступами мазохизма, как твоя подружка, так что нам не по пути. — Это ревность, я понимаю. Сурин поражалась непробиваемости Мины. Казалось, что она танк, который даже метко брошенная граната не способна остановить. Но Сехун тоже оказался не так прост, как ожидалось. — Зай, либо ты спокойно принимаешь тот факт, что мы уже не вместе, либо об этом прямо сейчас узнает вся школа, — невозмутимо резюмировал О. Несколько мгновений Мина молчала, после чего медленно развернулась лицом к Сурин. Смерив девочку пронзительным взглядом, полным ненависти и пренебрежения, она вновь обратилась к Сехуну. — Она тебе что-то наговорила, да? — Так, я пошёл сообщать новость… — Стой! — Хан схватила его за рукав и усадила обратно. — Давай встретимся вечером и поговорим. — Нет. — Я всё равно позвоню. Почти сразу после того, как Мина ушла, прозвенел звонок. Не говоря друг другу ни слова, Сехун и Сурин подхватили свои вещи и поплелись в класс. Уже на площадке второго этажа, отойдя к стенке, чтобы не оказаться сбитыми толпой спешащих на урок мальчишек, Ли обратилась к О. — Она вчера подсторожила меня со своей свитой и угрожала. Не думала, что общаться с тобой настолько опасно. — Хочешь под мою защиту? — парень был серьёзен, но в его глазах искрились смешинки. — И что ты потребуешь взамен? — Ничего особенного. Всего лишь стать звездой твоей статьи.***
Оказалось, что проводить время с О Сехуном очень даже интересно. Ведь за один день Сурин узнала о нём больше, чем за несколько недель знакомства. Первым открытием стала нелюбовь парня к оливкам и грибам. Они вместе пришли в столовую, заняли последний свободный столик и выстроились в длинную очередь к кассе. И уже затем, когда Сехун купил салат и тушёные овощи, Ли стала свидетелем того, как он долго и нудно выковыривал нелюбимые ингредиенты, раскладывая их кругом по ободку тарелки. — Зачем купил, если не нравится? — буркнула Сурин, набивая живот рисом. — Я готов закрывать глаза на мелкие недостатки, если всё остальное меня устраивает, — глубокомысленно изрёк Сехун, отправив в рот очередную порцию. Во время оставшихся перемен они коротали время на подоконнике в конце коридора. Упираясь лопатками в стекло, делили одни наушники на двоих, и Сурин даже доверили самой выбирать композиции из плей-листа. Вопреки сомнениям, Сехун не был фанатом попсы и танцевальных хитов, Ли обнаружила лишь пару песен Джастина Бибера и Адама Ламберта. Зато в остальных папках хранились альбомы Three Days Grace, Muse, Fall out Boy. — Вот эта моя любимая, — отобрав плеер, включил нужную песню Сехун. — Я её всегда, когда моюсь, пою. И его губы красиво изогнулись, чуть фальшиво выводя Iʼm hanging by a thread, but Iʼd do it all again*. Сурин от представленной картины хотелось рассмеяться, но она сдержала смех, чтобы не обидеть парня. А после уроков она удостоилась великой чести — пройти на задний школьный двор, где в узком закутке за подсобками обычно курил Сехун. Чувствуя себя героем кинофильма, О достал из рюкзака пачку и ловко выбил сигарету на ладонь. Лихо зажав её зубами, вытащил зажигалку и пафосно подбросил в руке. Вот только негодяйка, сверкнув напоследок металлическим блеском, с шлепком приземлилась в лужу. — Чо ты ржёшь?! — возмутился Сехун, пытаясь достать потерянную вещицу из воды. — Блять, теперь не работает. Что за жизнь! Увидев ещё одного парня с сигаретой, О подбежал к нему и попросил закурить. Вернувшись с зажжённой сигаретой, парень прислонился к стене и выпустил в серо-голубое небо струю дыма. — Зачем ты куришь? — Просто, — пожал плечами Сехун. — Просто люди ничего не делают. Мы во всё вкладываем свой смысл, пусть даже небольшой. — Ты фотографии для статьи будешь делать? У меня красивый профиль! — Я серьёзно спрашиваю. Что это — протест обществу, желание угробить лёгкие или быть самым крутым парнем в школе? Ты же спортсмен и должен понимать, что это вредно. — Не строй из себя мамочку, а то блевану! Затянувшись в последний раз, Сехун затушил окурок об стену и метко швырнул в урну. Сурин шагала следом, не поднимая головы, и когда О резко затормозил, невольно врезалась в него плечом. — Почему люди так стараются сделать остальных лучше? Ты хочешь, чтобы я бросил курить, потому что это плохо? А может быть мне это нравится? — Не заводись. Просто это вредно. — Жить вредно. Курить вредно. Пить вредно. Всё равно все умрём. — Да ты позитивчик, — фыркнула Ли. — Застегни молнию до конца, а то продует. — Вот ты мамочка! — возмутился О, но послушно застегнул куртку. Он вызвался проводить Сурин до дома, и пока они ехали в автобусе, ни на секунду не умолкал, рассуждая о том, какой будет его машина. Показывал девочке фотографии любимых марок, она ничего не понимала, но согласно кивала, тыкая пальцем в наиболее понравившуюся. И пока Сехун рассуждал на любимую тему, незаметно копнула глубже, подталкивая его в выбранном направлении нейтральными вопросами. — Когда вырастешь, будешь продолжать дело отца? — Придётся, но я планирую расширить бизнес и заниматься продажей тачек. — Значит, ты не особо горишь желанием это делать? У тебя другие мечты? — Я не бунтарь, — откинувшись на сиденье, покачал головой О. — Зачем сопротивляться, отстаивать свои интересы, если ты изначально имеешь то, чего остальные лишены? Отец видит во мне достойного преемника, а я готов преумножать его богатство. Всё, чего я хочу, это добавить в не совсем любимое дело то, что будет меня действительно интересовать. Девочка молча разглядывала профиль Сехуна и не верила своим ушам. Придуманный ею образ рушился на глазах, красивая яркая маска шла трещинами и обращалась в пыль. И от того, что пряталось под ней, захватывало дух. Хотелось копнуть глубже, стать ещё ближе, прикоснуться к самому сокровенному. Понять. И убедиться, что люди не всегда такие, какими хотят показаться окружающим.***
Блондинка что-то пьяно щебетала на ухо имениннику, одновременно сжимая острыми коготками его бедро, сам же Ифань, осушив очередной стакан виски, убрал горячую ладошку со своей ноги и отправился на поиски друга. Чанёль нашёлся в клубной курилке — небольшом закутке за туалетами. Судя по мокрым волосам и блестящему от воды пиджаку, Пак уже успел побывать на улице, но предпочёл покурить в тепле, чем под проливным дождём. Вытащив из пачки друга сигарету, Ифань встал рядом и щёлкнул зажигалкой. Затянулся, сильно втянув щёки, и, посмаковав дым, выпустил его из лёгких. — Я Сурин звонил, — словно оправдываясь, произнёс Чанёль. — Как она? — Спать ложится. Мне тоже пора. Ифань закатил глаза, но не стал ничего говорить. С одной стороны, он был рад, что его друг изменился. Если раньше Пака ничего не интересовало, кроме работы и шумных попоек, то сейчас всё было иначе. Ещё пару месяцев назад Ифань боялся, что его друг сопьётся или разорится, оплачивая ущерб, нанесённый в пьяном угаре очередному ресторану. А сейчас Ву было страшно, что его друг окончательно отдалится и превратится в послушного семьянина. Гулять и пить одному скучно, искать девочек невесело. Взрослеть — страшно. Да, сорокалетний Ифань мог с умным видом учить жизни своих детей, но он ни за что не признался бы им, что сам до сих пор не знал, как будет правильно и верно. И он мог поспорить, что Чанёлю это тоже неизвестно. Они оба до сих пор оставались мальчишками — богатыми, самоуверенными, но такими же наивными и глупыми, когда дело касалось принятия серьёзных решений. — Не думал, что скажу это, но ты от меня отдаляешься, — стараясь не выглядеть обиженным, кривлялся Ифань. — День рожденья бывает раз в году. Ты же не хочешь меня кинуть? — У меня ребёнок дома. — Ребёнку восемнадцать лет! Она уже спит! Какая ей разница во сколько именно придёт дядюшка. Ты, блять, не только новоявленный папаша, ты ещё и мой старый друг. Хочешь уходить — уходи. Я и без тебя прекрасно повеселюсь! Ву не хотел обижаться, но всё равно не сдержал своего разочарования. Совершенно по-детски надувшись, он оставил сигарету медленно тлеть в пепельнице и направился в зал, откуда доносилась громкая музыка и девичий смех. Чанёль догнал его на середине дороги. Положил руку на плечо, крепко притягивая к себе, и вместо гардероба направился обратно на танцпол. — Посижу с тобой ещё часик! — перекрикивая музыку, сообщил Пак. Час растянулся на три, и домой Чанёль возвращался в изрядном подпитии и далеко за полночь. Таксист изредка косился на пассажира, опасаясь, видимо, что тот изгадит обивку сидений, но Пак терпел, как мог, лишь изредка зажимал рот рукой. Расплатившись с водителем и зачем-то хлопнув по крыше автомобиля на прощание, мужчина толкнул калитку и долго стоял под дождём посреди двора. Холодная вода немного остудила, привела в чувства и тошнота отступила, уступая место нечеловеческой усталости. Чанёль всё-таки не выдержал и поддался на уговоры Ифаня. Они нашли себе по девочке, поднялись на второй этаж клуба, где находились приватные комнаты, и предались плотским утехам, как это тактично называл Ву. Вот только трахая юную девочку, возраст которой едва перевалил за отметку совершеннолетнего, Пак никак не мог кончить. Он вбивался в хрупкое тельце, мял острые груди, закидывал худые ноги себе на плечи и рычал сквозь зубы. Девчонка, имени которой он не помнил, уже хрипела, совершенно уродски закатывая глаза и кривя рот от наслаждения, а пружина внутри никак не расправлялась, лишь стягивала внутренности в крепкий узел. В очередной раз поменяв позу и перевернув любовницу на живот, Пак закрыл глаза и вспомнил нелепый утренний поцелуй, которым его наградила Сурин. Он сам не понял, что произошло — наслаждение прошило от пяток до кончиков волос. Мужчина рухнул рядом с тяжело дышащей девчонкой и стянул наполненный спермой презерватив, ещё не понимая, что только что произошло. Затем было скомканное прощание с Ифанем, повторное пожелание всех благ и слишком короткая поездка на такси, чтобы Чанёль успел разобраться в себе и в своих чувствах. Дом встретил темнотой и тишиной. Стараясь не шуметь, Пак нащупал выключатель, но запнулся о кеды племянницы и с грохотом растянулся на полу. Не прошло и десяти секунд, как наверху хлопнула дверь и кто-то торопливо сбежал по лестнице. — Нагулялся! — Сурин выросла в дверях и недовольно покачала головой. — Не ушибся? Чанёль смотрел на девочку, словно на привидение. Растрёпанная, с чуть опухшими глазами, в мягкой голубой пижаме она казалась ещё младше, чем была по паспорту. И Паку было стыдно за то призрачное видение в приват-комнате. Словно он предал всё то светлое, что было между ними. — Поднимайся, я тебе помогу! Сурин с трудом усадила дядю на пуфик, стянула намокшее пальто и бережно развесила на сушилке. После чего села на колени и принялась расшнуровывать дорогие дизайнерские ботинки, заляпанные осенней грязью. Чанёль и сам мог сделать всё это, но он испытывал какое-то извращенское удовольствие от созерцания столь простого действия. Видимо Пак был ещё слишком пьян, раз решился озвучить вопрос, мучивший его с самого утра. Когда Ли стянула с него ботинки, он подался вперёд, едва не стукнувшись с ней носами, и нахмурил брови. — Зачем ты меня поцеловала сегодня утром? Сурин растерянно хлопнула ресницами и закусила губу. А Пак не мог оторваться, глядя на острые белые зубки, так сильно стянувшие нежную плоть. Что-то смутно похожее на Еын сохранилось в чертах девочки, но сейчас мужчина убедился — дочь намного превзошла свою мать по красоте. Она словно забрала у Еын самое лучшее и дополнила собственными штрихами. Идеальная, юная, непорочная. Как подаренный судьбой шанс начать всё заново. Попробовать ещё раз. Избежать старых ошибок. — Я просто захотела тебя поцеловать, — прошептала Сурин, прижав колени к груди и смотря на дядю снизу вверх. — Не нужно было, да? — Это неправильно. И Чанёль не знал, к кому обращался — к племяннице или к самому себе. — Но разве это плохо — целовать того, кто тебе дорог? Мужчина понял, что ещё мгновение, любое слово и крышу сорвёт. И что будет тогда, он старался не задумываться. Желание наброситься на девчонку, обнять и подчинить себе стало настолько сильным, почти осязаемым, что он оттолкнул её от себя и отвернулся. — Иди к себе. Немедленно! Уходи! Сурин хотела было возразить, но всё же послушно поднялась с пола и ушла в свою комнату. Чанёль же, вытащив из кармана пальто намокшие сигареты и зажигалку, вышел на крыльцо и просидел там несколько часов, пока дождь не закончился, а усталость не взяла своё. И уже ложась на неудобный диван в гостиной и укрываясь собственным пиджаком, мужчина пожелал, чтобы утро не наступало, или у него, хотя бы, развилась амнезия, стерев из памяти то, что лучше забыть и никогда не вспоминать. ___________________________________ *Adam Lambert — Chokehold