***
— Здесь красиво, — задрав голову к чистому небу, улыбался Сехун. Девочка шагала рядом, удерживая поводок с Рамоном, и согласно кивала. В этом крохотном городке даже воздух был другой — наполненный ароматом прелой земли, разморённой дождями и готовой к зиме. Здесь летали птицы — смелые, приученные к человеческим рукам. Причудливо переплетались многочисленные ручьи, устремляющие потоки прозрачной воды к шумной реке. И воздух был сладким на вкус — таким, что никогда не надышишься. — Нужно было взять велосипеды. Мы бы тогда столько мест объехали! — Ага, и увязли в ближайшем болоте! Сехун красноречиво взглянул на резиновые сапоги подруги, заляпанные в грязи, и она тут же рассмеялась, запрокинув лицо к небу. — Ты бы тоже надел что-нибудь более подходящее! — А это старые кеды. Мне их не жалко! — откинув чёлку со лба, возразил О. Заметив, что Сурин стало тяжело удерживать пса, он взял поводок в свою руку и, чуть подумав, отпустил Рамона. Радостный пёс тут же бросился в глубину леса, вдоль которого они шли, и принялся распугивать громким лаем сонных птиц, сидевших на нижних ветках деревьев. — Пусть порезвится, — подмигнул он Сурин. — Он только испачкается весь! Они прошли ещё немного, прежде чем перед ними появилось непреодолимое препятствие в виде широкой лужи. Сехун боязливо ткнул носком бурую воду и покосился на Ли, уже размышляющую, где найти обходные пути. — Запрыгивай! — похлопав себя по плечу, приказал парень. — С ума сошёл? — округлила глаза Сурин. — Ноги промочишь и заболеешь. А я в сапогах. Так что давай ты на меня. В ответ на это Сехун лишь закатил глаза и подхватил на руки взвизгнувшую девушку. Испуганно схватившись за его шею, Сурин зажмурилась и даже дыхание задержала. О же, преодолев лужу в три широких шага, поставил её на землю и с едва заметной тоской покосился на промокшие кеды. — Ничего страшного, высохнут, — отмахнулся он. — А если нет, то ты будешь обязана меня лечить! — Ага, размечтался! Ладно, пойдём в одно место — оно недалеко отсюда. А потом бегом домой. Хорошо? — Как скажете, капитан! — шутливо отдал честь Сехун. Миновав деревянный мост, перекинутый через реку, они посвистели Рамона и, посадив счастливого пса обратно на поводок, направились в сторону темнеющего впереди здания. — Это наше с папой место. Мы здесь часто бывали. Знаешь, пикники там устраивали или земляникой лакомились. Я всё хотела пробраться внутрь заброшенного здания, но папа пугал, что там полно крыс и даже привидения бродят, — тихо рассказывала Сурин, печально улыбаясь. Сехун не перебивал девушку, прекрасно понимая, что это одни из самых драгоценных воспоминаний в её жизни. И был несомненно счастлив, что она открывалась ему сейчас, искренне рассказывая о том немногом, что приносило ей радость в прошлом. Они сидели на поваленном дереве, Рамон спал у их ног, а жёлтый диск солнца катился к горизонту, понемногу отбирая такое нужное тепло. А Сурин ни на минуту не умолкала — рассказывала взахлёб об отце, о их приключениях, разговорах, редких ссорах. Сехун никогда не видел этого человека, но был уверен — тот являлся прекрасным отцом. Нежным, заботливым и любящим, давшим Сурин всё то, в чём нуждается каждый ребёнок. Он был светом в жизни девочки, и с его смертью весь мир погрузился во тьму. Совсем как здесь и сейчас, когда тёмные облака проглатывали солнце и расплёскивали по земле сумерки. — Эй, ты совсем замёрзла. — Сехун ласково коснулся ледяной щеки Сурин и сжал в ладони её пальцы. — Какие горячие, — шмыгнув носом, улыбнулась Ли. — Суй сюда, здесь ещё теплее. — О расстегнул куртку и сунул замёрзшие руки подруги под ткань. Он чувствовал, как негнущиеся пальцы неловко ухватились за свитер, и едва сдерживался, чтобы не прижать к себе девочку и не погладить по волосам. Сехун первым услышал хруст веток и повернул голову на шум. Вышедший из-за здания Чанёль смерил их нечитаемым взглядом и медленно направился в их сторону. Сурин тут же напряглась и попыталась выдернуть руки наружу. О крепко держал хрупкие запястье, но после очередного отчаянного рывка выпустил их и торопливо застегнул куртку. — Дядя, прости, мы задержались! — Ли вскочила на ноги и неловко одёрнула пальто. — А как ты нас нашёл? — Бабушка сказала, что это твоё любимое место. — Мужчина вытащил из кармана тёплые перчатки и протянул их девочке. И никто не ожидал, что мирно дремавший Рамон неожиданно вскочит и, выставив клыки, набросится на Чанёля. Мужчина изумлённо отшатнулся от взбесившегося пса, явно намеревающегося вцепиться ему в ногу, и брезгливо скривил губы. — Тупая тварь! — прошипел он, смело глядя в злые глаза собаки. — Рамон, тихо! — попыталась вразумить животное Сурин. Сехун с трудом оттащил пса от неподвижного Пака и виновато развёл руками, словно это он был виноват в случившейся вспышке ярости. — Бабушка ждёт вас на ужин, — бросил на прощание Чанёль и зашагал в обратном направлении. Он слышал злой собачий лай, голос Сехуна и чувствовал на спине взгляд Сурин, оставшейся стоять на месте. И как бы ни было велико желание обернуться, он ушёл без оглядки. Пусть девочка теперь сама решит, чего хочет. А свой выбор он, кажется, уже сделал.***
Этой ночью Сурин плохо спала. Эмоционально вымотанная за день, она смотрела в тёмный потолок и понимала, как же сложно метаться между двух огней, пытаясь угодить всем, кроме самой себя. Не желая обижать Сехуна и заставлять чувствовать себя лишним, она продолжала общаться с ним весь вечер, листала семейный альбом, несколько раз пила травяной чай с бабушкиной шарлоткой, громко смеялась над его шутками. И кажется, что О даже не догадывался, что всё это время Сурин лишь создавала видимость присутствия, хотя все её мысли были только о Чанёле. Не слишком ли много сигарет он выкурил? Надел ли он куртку, прежде чем выйти на улицу? А не стоит ли ему воздержаться от употребления кофе перед сном? Сотни важных вопросов, связанных с мужчиной, мешали сосредоточиться на беседе с Сехуном. И Сурин было невероятно стыдно за эту ложь, приправленную улыбками и псевдоучастием. Она хотела саму себя исхлестать по щекам и одновременно понимала, что ничего у них с Сехуном не получится. Не любит она его, не чувствует ничего, кроме дружеской привязанности. Быть вместе — значит обмануть и его, и себя. Причинять боль всем сразу, включая Чанёля, мечущегося по дому, словно неприкаянного. Нет, Сурин не была к этому готова. Рано утром, встав вместе с бабушкой, девочка помогла с завтраком и сразу ушла на кладбище. Сорвав по дороге поздних осенних цветов, бледно-синие лепестки которых успели пожухнуть, она без труда нашла нужные могилы и обессилено села на колени. Положив букет, она коснулась выбитых на мраморе дат и прикрыла глаза. Секунды тишины плавно перетекали в минуты, но Сурин была уверена — ей не нужно было говорить, чтобы родители её услышали. — Вы всё знаете. Всё видите, — наконец, выдохнула она, стыдливо опустив лицо. — Такой дочерью нельзя гордиться, простите меня, пожалуйста!.. Просто знайте — Чанёль для меня больше, чем просто мужчина. Меня тянет к нему со страшной силой. Умом я понимаю, что нужно от него бежать, но сердце толкает меня обратно. Девочка смахнула слёзы и натянула рукава свитера ещё ниже, пряча в них замёрзшие пальцы. — Пап, я даже не знала, что он любил маму. Возможно ему кажется, что я похожа на неё? Или вдруг, выносив меня, мама подарила мне вместе с жизнью любовь к Чанёлю? Такое чувство, словно моя привязанность к нему течёт у меня в крови. До встречи с ним я словно бы и не жила… Я хочу быть с ним, но мне очень стыдно и страшно. Это неправильно, но нет никого, кто подскажет мне верный ответ! Отвернувшись, Сурин закусила губу и зажмурилась. Сейчас, когда ей так был нужен родительский совет, она слышала лишь звенящую тишину. Не было людей, здесь не было ничего живого, лишь мёртвое молчание — убивающее, сводящее с ума. — Если вы есть, то скажите, как мне дальше жить?! — не выдержав, крикнула девочка. — Меня научили читать и писать, даже таблице умножения обучили! А как быть с чувствами? Как понять, где правда и ложь? Где верный выход, а где ошибочный? Кто мне это объяснит, если не вы?! Поднявшись с колен, Сурин решительно пошла к дороге, не оборачиваясь, отталкиваясь от чужих холодных камней. Хотелось поскорее уйти отсюда, забыть обо всём, как о страшном сне. Вот только знать бы, куда идти и от кого бежать? Когда она, зарёванная, вернулась к дому, её встречала лишь бабушка. Вытерев влажные щёки внучки фартуком, она схватила её за локоть и отвела на кухню, где налила целую кружку ароматного чая, абсолютно точно исцеляющего от всех бед. — А где дядя? И Сехун? — придя в себя, поинтересовалась Сурин. — Дружок твой спит до сих пор, а Чанёль на заднем дворе пристройку ремонтирует. Ли напряжённо покосилась в окно и ощутимо вздрогнула, когда ладони старушки коснулись плеч. — Сехун хороший мальчик, но городской, породистый. Не наших он кровей, статуса другого. А я всегда говорила — нужно искать себе ровню, тогда и счастье будет. Вот мать твоя, дурёха непутёвая, связалась с богатеем одним на свою беду. И что она от него получила, а? Хорошо хоть Чжесок её, испорченную такую, в семью принял да от позора спас! В то время нравы ведь совсем другие были — всё после свадьбы. А Еын чего только не творила по глупости с парнем тем! Сурин видела, как сердито комкала старушка в руках полотенце и передвигала по столу тарелки. Она наверняка даже не догадывалась, что внучке отлично известно имя этого богатея, разбившего в юности мамино сердце. Если он был первым у неё, то ведь и для Сурин тоже может стать таковым? Она ведь ничуть не хуже, а может даже чуточку привлекательнее? — Бабуль, да у нас с Сехуном и нет никакой любви. Мы просто хорошо общаемся, в одну секцию ходим, — твёрдо заверила она старушку. — Смотри, глупостей не натвори, а то пойдёшь по стопам матери! — Да что ты мне о ней говоришь? Я её даже не видела ни разу в жизни, так как могу быть на неё похожа? — А что ты кричишь? Вы одно лицо! На фотографии-то смотрела? Обиженно встав из-за стола, Сурин наспех сполоснула кружку и хотела пойти навестить дядю, но в дверях кухни столкнулась с сонным Сехуном. Не сдержав разочарованного вздоха, она усадила его за стол, попросила бабушку самостоятельно покормить парня и всё же выбежала на улицу. Чанёль действительно приколачивал новые доски на место прогнивших, зажав в зубах несколько тонких гвоздей. Он уверенно сжимал молоток, совершая точные удары, но увидев подсматривающую за ним Сурин, промахнулся и едва не приложился по пальцу. — Напугала! — проворчал он, тряхнув головой. — Извини. Может, хочешь чего-нибудь? Воды, например? — Я скоро закончу, и вернёмся в город, — равнодушно отрезал Чанёль, вернувшись к ремонту.***
По дороге домой в салоне царила тишина. Сехун хмуро смотрел в окно, уже не спеша шутить и разряжать обстановку. Сурин виновато на него косилась, но всё чаще поглядывала в сторону усталого Чанёля, изредка потирающего слезящиеся глаза. Они подвезли О до самого дома. Попросив дядю подождать одну минуту, девочка вышла вслед за другом и постаралась максимально искренне улыбнуться. — Спасибо за прекрасные выходные! — поблагодарила она, стоя напротив парня. — Если они были хотя бы для тебя прекрасными, то не за что. — Что-то не так? — насторожилась Сурин, пряча руки в глубоких карманах пальто. — Зачем ты потащила меня с собой? Думаешь, я не вижу, что был в тягость? Или ты меня взяла в качестве живого радио, чтобы болтало и отвлекало? Прости, но я так не хочу. Разберись для начала в себе, а потом решай, хочешь ли со мной общаться. Сехун развёл руками и открыл калитку, тут же скрывшись за высоким забором. Сурин разочарованно поджала губы и, постояв неподвижно пару секунд, села на переднее сиденье рядом с дядей. — Что он сказал? — спросил Чанёль, тронув автомобиль с места. — Да так, ничего важного.***
Вернувшись домой, дядя с племянницей тут же разошлись по разным комнатам. Приняв душ и переодевшись в пижаму, Сурин забралась с ногами на кровать и разложила перед собой несколько фотографий матери, прихваченных из бабушкиного дома. Она внимательно сравнивала её черты лица со своими собственными и понимала, что нечто общее между ними несомненно присутствовало. Переносица, скулы, даже разрез глаз — всё во внешности Сурин было смутным отголоском внешности мамы. И если раньше это радовало, то сейчас вселяло смутную тревогу. Раздражённо спрятав снимки в стол, девочка принялась нарезать круги по комнате, то выглядывая в окно, то прислушиваясь к звукам из коридора. Устав сидеть в одиночестве, она спустилась вниз, но ни в гостиной, ни в кухне не обнаружила присутствия дяди. Оставался единственный вариант — его спальня. Стараясь отвлечься, Сурин приготовила нехитрый ужин на двоих и села перед телевизором. На экране мелькала программа о животных, а в голове крутился несколько дней назад просмотренный ролик. Стоны, толчки, громкое дыхание. Кожа покрылась мурашками, и девочка вскочила с дивана, вновь убежав на кухню. Недоеденный бутерброд отправился в мусорное ведро, а холодная вода, попавшая даже за шиворот, ничуть не остудила разгорячённое воображение. Невыносимо и мучительно хотелось целоваться с Чанёлем. Касаться его колючих от щетины щёк, пропускать расслабленные пальцы сквозь густые волосы и краснеть, когда их языки соприкоснутся в порочной ласке. — Да что же это такое? — в отчаянии проскулила Сурин, осев на пол и прижав колени к груди. Она чувствовала себя наркоманом в последней стадии ломки. Мозг твердил, что нужно перетерпеть и станет легче. А тело требовало подняться на второй этаж, завалиться в комнату к мужчине и сделать всё, о чём тот ни попросит. Услышав приближающиеся шаги, Ли подняла голову и устремила жадный взгляд на растерянного Чанёля, совсем не ожидающего увидеть племянницу сидящей на полу. Проигнорировав его протянутую руку, она медленно села на колени и, сцепив ладони в замок, с мольбой посмотрела на него снизу вверх. — Что ты делаешь? — выдохнул Пак, а кадык на его шее судорожно дёрнулся. Губы Сурин приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука. Мужчина понимал, что должен развернуться и бежать отсюда со всех ног, но не мог оторвать ненасытного взгляда от юной девочки, стоящей перед ним на коленях и, кажется, готовой на всё. Хотелось схватить её, сдёрнуть мешающие тряпки и… — Что ты делаешь? — зажмурился Пак, сжав кулаки. — Возьми, — прошептала Сурин. — Сделай хоть что-нибудь! — Ты в своём уме? Мы обещали друг другу остановиться. — Не хочу останавливаться. Хочу тебя. Пожалуйста, — проскулила девочка, едва не плача. И Чанёль не выдержал — схватил её за плечи, поставил рывком на ноги и толкнул к стене, тут же придавив собственным телом. Жадно огладил ладонями влажные после душа волосы, провёл пальцами по рёбрам и чувствительным к щекотке бокам. А затем, словно желая проверить, как далеко они могут зайти, несмело коснулся через ткань острой груди. Сурин судорожно выдохнула и вцепилась в его плечи. На висках выступила испарина, губы скривились, но она не позволила мужчине отстраниться, уверенно накрыв его пальцы своими собственными. Чанёль протянул свободную руку и погасил свет. Кухня погрузилась в темноту, разом обострив все ощущения и отбросив подальше тревоги и опасения. Сразу стало хорошо и свободно. И мужчина смело подался вперёд, ища на ощупь чужие губы и крепко их целуя. Пальцы продолжали касаться груди, несмело теребили набухший сосок, а поплывшая от новых ощущений Сурин стонала прямо в его губы. И всё было так чертовски правильно, что захватывало дух. Все заслоны сорвало, границы размыло. Словно только они одни остались в этом мире и не от кого было скрываться. Возбуждённый Чанёль отстранился от распухших, влажных от слюны губ и перешёл на шею, явно раскрашивая её узорами засосов. Забыв, что перед ним неопытная девушка, Пак схватил Сурин за бёдра и грубо подался вперёд, потеревшись возбуждённым достоинством, и совсем не ожидал, что девочка задрожит в его руках и её ноги предательски подогнутся. Чанёля словно кипятком обожгло. Марево в голове рассеялось, растаяв без следа, а на место ему пришло уже знакомое раскаяние. Он осторожно ударил девочку по щекам, приводя в чувство, и едва успел отстраниться от очередного пьяного поцелуя. Подхватив на руки лёгкое тельце, мужчина отнёс Сурин на второй этаж и заботливо уложил в кровать. Вымотанная и счастливая, она уснула почти сразу, крепко сжимая ладонь дяди. И уже не видела, как горько тот ревел, кусая губы и ударяя себя кулаком в грудь. Чанёль себя ненавидел. Он не мог остановиться, не мог держать себя в руках. Он сходил с ума, с каждым днём теряя то настоящее, что было внутри него. Убедившись, что Сурин спит достаточно крепко, он выбежал из её спальни и метнулся вниз по лестнице. Заметался по гостиной, задыхаясь, не находя себе места, и рухнул на пол, рыча и подвывая. Бился головой об пол, рыдал и просил прощения у всех сразу — Сурин, Чжесока, Еын. — Я больной ублюдок, — шептал он, забившись под диван и роняя слёзы. Так и не сомкнув за ночь глаз, вместе с рассветом он принял важное для себя решение. Отыскав в кабинете записную книжку с важными номерами, он нашёл нужный телефон и решительно сжал в руке мобильный. Если уж и это не поможет, то единственным выходом будет пущенная пуля в висок.