***
Во время завтрака царило пугающее молчание, разбавляемое лишь тихим бормотанием Цзыань, не понимающей, какая кошка пробежала между родственниками. Чанёль первым допил кофе и, отложив в сторону газету, смерил испытующим взглядом Сурин. Девочка же, игнорируя дядю, продолжила как ни в чём не бывало намазывать маслом хлеб. — Я хочу, чтобы сегодня вечером ты была дома и вела себя хорошо — у нас будут важные гости. — О-о-о, познакомишь меня, наконец, со своей пассией? — приторно улыбнулась Ли. — Что мне надеть по этому случаю, чтобы она осталась довольной? Пак с трудом подавил вздох и повернулся к служанке, колдующей над кипящими кастрюльками. — Пожалуйста, приготовь что-нибудь лёгкое на ужин и принеси из погреба вина. Мы приедем к семи вечера. — Хорошо, хозяин, — смирено кивнула китаянка, обеспокоенно покосившись на Сурин. Небрежно бросив на тарелку недомазанный бутерброд, девочка вылезла из-за стола и подхватила рюкзак. — Цзыань, не забудь, пожалуйста, положить в одну из тарелок крысиный яд. Он будет как нельзя кстати! — холодно бросила она на прощание, закрыв за собой кухонную дверь. — Ничего не говори! — предупредил Чанёль, когда служанка открыла рот. Идея заехать за Джунхой принадлежала самому Паку. Почему-то совсем не хотелось скрывать от общественности их роман. Чанёлю казалось, что если все в редакции будут знать, что он встречается с девушкой, то никому и в голову не придёт думать, что прошлой ночью он вновь дрочил на невинный образ племянницы, прочно засевший в голове. Окрылённая Джунха нежно поцеловала его перед тем, как выйти из автомобиля, и легко вспорхнула по ступенькам, первой скрывшись в здании. Чанёль же поморщился и брезгливо вытер щёку, на которой остался липкий след от помады. О том, что его поступок был в корне неверным, Пак понял в тот момент, когда дверь его кабинета с треском распахнулась и на пороге выросла взбешённая Рэй. Секретарь попыталась было её остановить, но Чанёль успел дать ей знак, что всё нормально, решив разобраться с этим «тайфуном» в одиночку. — Пак Чанёль, ты вообще сдурел? — сразу же начала вопить женщина, застыв в паре шагов от хладнокровного мужчины. — Хорошо, я смирилась с тем, что ты выкинул меня из своей жизни! Я даже согласилась стать обычным редактором после того, как ты уволил меня с должности секретаря! Но я не собираюсь терпеть твою новую любовницу прямо у себя под носом! Ты что, специально это делаешь? Нравится причинять мне боль?! — Не кричи, — устало попросил Пак, потирая онемевший висок. — А я буду кричать! Какого чёрта ты так со мной поступаешь? Ты хочешь, чтобы все вокруг надо мной смеялись? Ты разве ещё недостаточно меня унизил?! Выдохшись, бывшая любовница рухнула в кресло и отчаянно разрыдалась, размазывая по щекам слёзы вперемешку с тушью. Глядя на неё, Чанёль не чувствовал ни вины, ни жалости, ни обиды. Он никогда не любил Рэй, ему лишь временами было хорошо рядом с ней, и расстался он также — легко и без лишних обид и недомолвок. Да, они были вместе, но это не повод сейчас бросаться ей в ноги и молить о прощении. Паку, по сути, даже извиняться не за что. Когда же Рэй это поймёт? Зашедший в кабинет Ифань верно оценил обстановку и удручённо вздохнул. Плотно закрыв дверь, он указал на бьющуюся в истерике женщину и вопросительно поднял бровь. — Ты же знаешь причину слёз, раз пришёл сюда в такую рань? — сев за стол, жёстко отрезал Чанёль. Ву подошёл к Рэй, что-то коротко шепнул ей на ухо и помог подняться. Пак не знал, куда друг увёл женщину, но вернулся он очень скоро, ещё более мрачный чем прежде. — Я отвёл её в свой кабинет, пусть успокоится, — объяснил Ифань, заняв место напротив друга. — Это не моё дело, но просто скажи — почему именно Джунха? — А почему нет? — Может, потому, что ты сам говорил о вреде служебных романов? Или потому, что Рэй действительно больно. А может, в конце концов, потому, что Сурин не готова мириться с ещё одной женщиной в доме? — Ифань, мне скоро исполнится сорок лет, и за все эти годы я ровным счётом ничего для себя не сделал. Я работал как проклятый, потому что у меня не было ни семьи, ни детей, ни любимой женщины. Я жил работой, но я устал. Я тоже хочу быть счастливым! Я также, как и все люди, имею право на любовь! — Дружище, — Ифань потёр лоб, подбирая нужные слова, — но Джунха — это не твоё счастье и не любовь. Она не та, кто тебе нужен, ты же с ней от безысходности. — Может, и так, но зато она будет хотя бы иллюзией счастья, — Чанёль тряхнул головой, моментально возвращая во взгляд былую жёсткость. — А сейчас, пожалуйста, приступай к работе и подготовь отчёты за прошлый квартал. Ву хотел ещё что-то добавить, но так и не решился, ограничившись сухим кивком.***
Сурин весь день была, словно сама не своя. Подкошенная предательством дяди, она только и могла что смотреть в одну точку и сдерживать подступающие слёзы. Ей не хотелось возвращаться домой и встречаться с той женщиной, но девочка понимала, что если продолжит капризничать, то окончательно рассердит мужчину. Нет, нужно быть хитрее и изворотливее, чтобы победить врага, вытеснить из их дома, отбить желание встречаться с Чанёлем. И Сурин в лепёшку разобьётся, но сделает всё возможное, чтобы дядя вернулся к ней, выбросив всех остальных из головы. После занятий Ли направилась к зданию бассейна. После исключения Сехуна плавание уже не приносило былого удовольствия, да и показываться на общих занятиях девочке до сих пор не разрешили. Вот она и нарезала вечерами круги в одиночестве, до полного выматывания, а затем долго качалась на волнах, вперив в потолок немигающий взгляд. Интересно, а Сехун чувствует то же самое, когда видит, что она не может ответить на его чувства? Наверное, он испытывает такие же боль и разочарование, не знает что сделать, чтобы облегчить страдания. И тоже выдумывает, каким способом можно привлечь к себе внимание и избавиться от всех возможных соперников… Резко перевернувшись на живот и на мгновение скрывшись под водой, Сурин вынырнула на поверхность и разлепила слипшиеся иголочки ресниц. А что, если она специально начнёт встречаться с Сехуном и заставит дядю ревновать? Вот возьмёт и пригласит его на общий ужин, чтобы Чанёль локти кусал, глядя как они мило шепчутся и держатся за руки под столом. Но стоило подплыть к бортику и схватиться за поручни, как накатило разочарование и досада на саму себя. Нет, так нельзя делать — это подлость, а папа учил всегда сохранять собственное достоинство и уважительно относиться к людям. Сурин лишь на мгновение представила, каково это — оказаться на месте Сехуна. Надеяться, что тебе ответили взаимностью, даже не подозревая, что на самом деле использовали в собственных целях. Поморщившись, Ли выбралась из воды и зашлёпала к раздевалке, оставляя на полу мокрые следы. Стоя под горячим душем, она невольно думала о любви. Они с папой никогда не говорили на эту тему, а беседы с Чанёлем ничему особо не научили. Зато с каждым днём Сурин училась делать всё более осмысленные выводы, основанные на собственных ощущениях. Любовь — это больно. Это эмоции на разрыв. Желание понравиться любой ценой. Убрать лишних. Уничтожить любого, кто приблизится к объекту твоей страсти. Любовь — это страдания. Опасная болезнь, меняющая тебя, твои взгляды на жизнь, нарушающая принципы и клятвы. Только влюблённый человек способен на подлости, о которых даже не подозревал. И Сурин не хотела любить и меняться, вот только глупое сердце желало иного. Домой она вернулась аккурат в половину седьмого. Поздоровавшись с хлопочущей на кухне Цзыань, поднялась наверх и легла на кровать, свернувшись клубком. Совершенно не хотелось никуда идти, разговаривать с кем-то, но и оставаться в стороне от будущего представления Сурин не собиралась. Отыскав в шкафу строгое тёмно-синее платье с белым воротником, девочка облачилась в него и тщательно расчесала волосы, закрепив их по бокам заколками. Дядя хочет видеть хорошую девочку? Без проблем! Когда во дворе мягко зашумели шины, Сурин уже сидела на диване в гостиной, аккуратно сложив ладони на коленях. Проходящая мимо Цзыань предложила выйти встречать дядю, но девочка даже головы не повернула, продолжив меланхолично смотреть в беззвучно разговаривающий телевизор. Через минуту она услышала хлопок двери и тихий голос служанки, перемежающийся со знакомым хрипловатым басом. Неужели Чанёль приехал один? Пальцы лишь на секунду сжали ткань платья и тут же расслабились. — Проходи, пожалуйста. Сурин повернула голову и едва не задохнулась от возмущения. Нет, дядя приехал не один. И уж меньше всего на свете Ли ожидала увидеть проклятую Джунху в качестве его любовницы. Та, в неброском, но стильном зелёном платье, с аккуратно убранными волосами и бархатным чокером, обвившимся вокруг тонкой шеи, выглядела весьма уверенно, словно уже успела стать полноценной хозяйкой дома. И это невероятно разозлило Сурин. — Вы уже знакомы, но представлю вас ещё раз. Джунха, это моя племянница Сурин. Сурин, это моя девушка Джунха, — беззаботно улыбаясь, произнёс Чанёль. Ли только приподняла бровь и вновь отвернулась к телевизору. Пак с тоской взглянул на идеально ровную спину племянницы, словно кол проглотившей, на узкие ладони, смиренно сложенные на коленях, и почувствовал себя виноватым, но остановиться уже не мог. — Подождите пять минут, я уже накрываю на стол, — попросила Цзыань, торопливо умчавшись на кухню. — Присаживайся, милая, — мужчина усадил Джунху в кресло, а сам сел рядом с Сурин, сохранив безопасную дистанцию. Все трое молчали, чувствуя себя не в своей тарелке, но именно Джунха решила разрядить обстановку и наладить контакт с колючим подростком, упрямо игнорирующим её присутствие. — Как дела в школе? — улыбнулась девушка, тут же растерявшись под холодным взглядом Сурин. Скользнув по симпатичному лицу и ладной фигуре, девочка вновь отвернулась, не желая разговаривать с гостьей. — Не обращай внимания, — махнул рукой Чанёль. — Сама понимаешь, подростковый возраст — тяжёлый период в жизни каждого человека. — Да, конечно! Мой двоюродный брат примерно одного возраста с Сурин и ведёт себя точно так же, — Джунха мягко рассмеялась, совсем не ожидая, что её вновь окатят взором, полным холодного презрения. — А вам не приходило в голову, что вы здесь никто, чтобы я с вами разговаривала? — усмехнулась Ли, склонив на бок голову. — Извините, конечно, но я привыкла быть откровенной! Чанёль закашлялся, в то время как Джунха лишь вежливо улыбнулась. Сурин мысленно напряглась — видимо соперница тоже не промах и решила держать лицо до последнего. Что ж, осталось проверить насколько хватит её выдержки. — Могу я кое о чём вас спросить? — максимально серьёзно спросила девочка. — Как давно вы встречаетесь с дядей? — М-м-м, — Джунха вопросительно взглянула на Пака, словно спрашивая ответ. — Пару недель, — мрачно отрезал мужчина. — Так мало? А вы не слишком торопитесь? Впрочем, это не моё дело… Как вы относитесь к моему дяде? Он вам нравится? — наивно взмахнув ресницами, поинтересовалась Сурин. — Очень нравится! Чанёль — потрясающий мужчина. Я всегда испытывала к нему симпатию, но после совместной командировки в Китай я поняла, что мои чувства куда сильнее! — ответила довольная вниманием Джунха. — Это хорошо, а то я переживала, что вы встречаетесь с дядей только из-за денег! Чанёль вновь вспыхнул и уже хотел вмешаться в разговор, но тут на помощь пришла Цзыань, пригласив всех к столу. Сурин первой ворвалась на кухню и, воспользовавшись тем, что служанка отвернулась, а влюблённые ещё не пришли, высыпала в салат Джунхи целую горсть перца. — Прошу! — мило улыбнулась Сурин, стоило девушке показаться на пороге кухни. Благодарно кивнув, Джунха села на предложенное место, а Ли устроилась напротив неё, не пряча торжествующего взгляда. Пока Чанёль разливал по бокалам вино, Цзыань выставила на стол блюдо с запечённой уткой и вытерла руки передником. — Выглядит очень аппетитно! — похвалила Джунха, слегка наморщив аккуратный нос. — И запах замечательный! — А на вкус ещё лучше, — с усмешкой добавила Сурин, с нетерпением ожидая, когда же слетит с красивого лица маска благочестивости. Чанёль произнёс тост, после чего накрыл тонкие пальцы Джунхи своей ладонью и сделал большой глоток вина. Девочка же вовсю жевала салат, едва ли не причмокивая от удовольствия. — Попробуйте, очень вкусно! — указав на тарелку, посоветовала Ли. — С удовольствием! — Джунха аккуратно подцепила кусочек и отправила в рот, тут же изменившись в лице и закашлявшись. — Ой, что такое? — всполошилась Цзыань, принявшись бить гостью по спине. — Джу, в чём дело? — не отставал Чанёль, пытаясь влить в девушку стакан воды. — Всё в порядке, — продолжая кашлять, махала руками Джунха. — Ей просто не понравилась твоя еда, Цзыань, — вполголоса заметила Сурин, продолжив спокойно есть. Пак зло взглянул на племянницу и стиснул кулаки. — Что ты сделала, признавайся! — Ой, а может это Цзыань подложила крысиный яд, как я и просила? — хохотнула Ли, не сдержав торжества. — Я пойду. — Джунха поспешно вскочила из-за стола и направилась к двери. — Правильно, вали отсюда и не возвращайся. Тебе здесь не рады, — крикнула вслед Сурин. — Только то, что ты трахаешься с моим дядей, не делает тебя членом моей семьи! — Девочка, да что же ты делаешь? — всплеснула руками китаянка, бросившись вслед за убежавшей гостьей и хозяином. — Да пошли вы, — прошипела Ли, нервно отодвинув тарелку и закрыв ладонями лицо.***
Чанёль вызвал для Джунхи такси и долго успокаивал её, пока они тряслись на заднем сиденье автомобиля. Девушка горько рыдала, уткнувшись лицом в его грудь, и что-то бессвязно шептала. Чувствуя себя перед ней бесконечно виноватым, Пак не находил нужных слов утешений и лишь молча кусал губы, мысленно представляя, как всыплет Сурин по первое число за подобные выкрутасы. Когда водитель притормозил у дома Джунхи, девушка не стала звать Чанёля к себе. Сухо попрощалась и выбежала из автомобиля, уже через пару секунд скрывшись за металлической дверью. Мужчина проводил её тоскливым взглядом и приказал таксисту возвращаться обратно. Когда он вернулся, Цзыань уже уехала домой, а Сурин продолжала в одиночестве пить чай с тортом. При виде дяди она ни капли не изменилась в лице, но ложку с куском лакомства положила обратно в тарелку и устало прикрыла ресницы. Чанёль сел напротив, брезгливо осмотрел салат, посыпанный горкой перца, и откинулся на спинку стула. Они сверлили друг друга взглядами и упрямо молчали, не желая начинать разговор первыми. — Зачем ты это сделала? — наконец не выдержал Пак. — Потому что она мне не нравится. — Ты её даже не знаешь. — Мне достаточно того, что она отирается вокруг тебя. — Она меня любит! — А ты любишь меня. Взгляды вновь схлестнулись, крепко переплетясь между собой. — Мне плохо без тебя, Чанёль. Ты сам приучил меня к своим губам и рукам, и я больше никого к себе не подпущу. Если ты думаешь, что я маленькая, то глубоко ошибаешься. Я всему научусь ради тебя, я стану самой лучшей, только брось её, пожалуйста. — Не говори глупостей, Сурин. Замолчи! — мучительно взмолился Чанёль. — Я пытаюсь хоть как-то с этим бороться, а ты сводишь все мои старания к нулю! Когда же ты поймёшь, что это неправильно? — Это правильно! — девочка подалась вперёд, жадно глядя на мужчину. — Не думай о мнении других людей, просто доверься собственным чувствам. Не отталкивай меня, ведь роднее тебя у меня никого нет! Прости, но я так сильно люблю тебя, что кажется схожу с ума. Не заставляй меня делать подлости и глупости. Просто позволь быть твоей! — Что?! — в ужасе воскликнул Пак. Он лишь растерянно хватнул губами воздух, когда Сурин решительно поднялась и, подцепив подол платья, соблазнительно изогнулась и стянула его через голову, а затем обошла стол и остановилась в шаге от него. Чанёль жадно смотрел на маленькую грудь, спрятанную под спортивным бюстгальтером, на совсем детские розовые трусики с сердечками, проступающие через тонкую кожу рёбра, причудливые изгибы ключиц, и чувствовал, как неумолимо возбуждается и теряет голову. — Пожалуйста, — прошептала Сурин и, взяв широкую и отчего-то дрожащую ладонь, положила на свой тёплый живот.