Одиночество рядом с тобой

      — Как далеко ты готова зайти? — прошептал Чанёль, продолжая удерживать ладонь на судорожно сжимающемся животе.       Сурин молчала, всё так же рвано дыша и упрямо глядя в глаза мужчины. Она зажмурилась, когда тот смахнул со стола посуду и усадил её на освободившееся место. Задержала дыхание, когда Чанёль, почти невесомо коснувшись рёбер, потянул за лифчик. И тихо простонала, когда сорванная ткань упала на пол, а возбуждённые соски лизнул холодный воздух.       — Ещё дальше? — задыхаясь от возбуждения процедил Пак.       — Да!       Сурин закричала, когда Чанёль опустил голову и мужские губы сомкнулись на тонкой ткани белья. Она легла спиной на стол, изогнув дугой позвоночник, не замечая, как на коже выступили мелкие бисеринки пота. Боясь распахнуть глаза, девочка лишь чувствовала, как грубые подушечки пальцев ласкали внутреннюю сторону бедра, а губы продолжали легко надавливать между ног, и ничего не оставалось, кроме как инстинктивно подаваться навстречу.       Она задыхалась и сходила с ума от неизведанных ранее ощущений. Её трясло, ломало и крутило. Ребёнок, что сидел внутри неё, горько плакал и умолял одуматься, а просыпающаяся женщина не могла дождаться, когда Чанёль потянет вниз по ногам намокшую ткань трусиков и возьмёт то, что по праву принадлежит ему.       — Ты такая мокрая! Такая сладкая!       Пак с трудом оторвался от промежности племянницы и совершенно пьяно тряхнул головой. Осмелившаяся взглянуть на него Сурин, сразу обратила внимание на бугрящуюся ширинку. Краска прилила к щекам, а сердце застучало в самом горле. Чуть напрягись — и выплюнешь.       — Иди ко мне, — прошептала Ли, обхватив мужчину за шею и притянув к себе.       — Одумайся, Боже! — взмолился Чанёль, позволяя девичьим губам жадно себя целовать.       — Я… хочу… коснуться… тебя, — прерываясь на поцелуй после каждого слова, шептала девочка.       Нащупав язычок молнии, она расстегнула ширинку и засунула руку в горячую глубину — туда, где под плотной тканью трусов истекал смазкой член. Чанёль рыкнул и вновь опрокинул Сурин на стол. Схватил за бёдра, подтянул к себе и уткнулся стволом в промежность племянницы, легко скользя по намокшей ткани.       Неопытная девочка захлёбывалась стонами, позволяя дяде делать всё, что угодно. И по мере того, как огненный шар внизу живота разрастался, сама начала подаваться ему навстречу. И когда узкая ладонь накрыла готовый лопнуть от напряжения член, они одновременно кончили и впились друг другу в губы.       — Сурин, — прошептал мужчина, шокировано глядя на лужицу спермы, стремительно подсыхающую на впалом животе.       — Дядя, мне было так хорошо! Так приятно! — Девочка счастливо ёрзала под мужчиной и гладила его по щекам. — Ты самый лучший! Я люблю тебя!       Чанёль замотал головой и отскочил от стола, поспешно пряча член и застёгивая ширинку. Сейчас, когда марево наслаждения рассеивалось, начали возвращаться уже привычные угрызения совести. Понимая, что в очередной раз нарушил собственные клятвы и надругался над племянницей, Пак трясся от раздражения и злости. А полуобнажённая Сурин, продолжающая лежать на столе с широко разведёнными ногами и пошло расплывающимся на трусиках влажным пятном, казалась самой настоящей красной тряпкой для взбешённого быка.       Хотелось наброситься на неё, сорвать бельё и взять так, чтобы она голос сорвала. Разорвать членом тонкую плёночку между ног, испачкать ствол в девственной крови и шалеть от наслаждения, глядя, как тот то скрывается, то вновь появляется из манящей влажной глубины. Мужчина представил, как кончит внутри юного тела, не приученного, не прирученного, а потом швырнёт Сурин на пол и заставит себя облизать, высосать всю сперму до последней капли и возбудить заново. Чтобы взять ещё раз — со спины, сбоку, или усадить её на себя и заставить скакать так, чтобы груди подпрыгивали в такт толчкам.       — А-а-а! — заорал Чанёль, запустив в стену попавшейся под руку тарелкой. Затуманенный взор Сурин стал немного чётче, и она спрыгнула со стола, чтобы подойти и успокоить дядю.       — Не подходи! — заорал Пак. — Оденься!       — Что не так? — растерялась Ли, прикрыв острые грудки рукой.       — Всё не так! Зачем ты это делаешь? Ты хочешь, чтобы я покончил жизнь самоубийством?       — Да что ты такое говоришь?       — Я говорю, что не могу с этим жить! — разрывая лёгкие, кричал Чанёль. — Ты сводишь меня с ума! Ты забралась ко мне в мозги и точишь изнутри! Я не могу так, понимаешь? Мне проще затянуть петлю на шее, чем жить рядом с тобой!       — Чанёль, пожалуйста, послушай…       — Нет! — Мужчина заткнул уши, а Сурин упрямо подбежала к нему и попыталась обнять.       Взревев раненым зверем, он легко подхватил племянницу и потащил в глубину дома, к двери в конце коридора. Ли вначале не поняла, куда её несут, но когда догадалась, принялась отчаянно вырываться и кусаться.       — Хватит, я не хочу тебя видеть! Я должен побыть один!       Щёлкнув выключателем, Пак затолкнул упирающуюся девчонку в чулан и захлопнул дверь прежде, чем тощее тельце набросилось на него. В ужасе отойдя от содрогающейся от ударов тонкой перегородки, он закрыл глаза и сжал голову руками.       — Замолчи! — рявкнул он и умчался на второй этаж.       Поспешно стянув одежду, забрался под душ и принялся яростно намыливать тело, чтобы смыть с него запах разврата и юной невинной племянницы. Долго тёр член и яйца, не испытывая ни грамма возбуждения, а затем рухнул на дно кабины и обречённо разрыдался.       Это был тупик для них двоих. Так больше не могло продолжаться. Однажды он не выдержит и перешагнёт черту, к которой даже не имел права приближаться. И именно это станет концом всему. Чанёль не сможет жить с этим грузом, он уже сейчас сходит с ума. Он слишком слаб, чтобы противостоять искушению.       Подняв лицо к обжигающим струям воды, он дико закричал, так громко и отчаянно, что его вой наверняка был слышен даже на улице.

***

      Устав биться в крепкую дверь, Сурин села на пол и прислушалась к звукам из глубины дома. Собственные всхлипы мешали разобрать, что происходило снаружи, поэтому девочка попыталась успокоиться. Здесь, в одиночестве и холоде, мысли стали неожиданно быстро вставать по местам.       Перерыв пару коробок, Ли отыскала тонкий, проеденный молью плед и закуталась в него по самый нос. Подняла взгляд к мигающей лампочке, свисающей на тонком шнуре, и прикрыла слезящиеся глаза.       Она полюбила Чанёля, в этом не было сомнений. Поэтому и видеть его мучения было тяжело. Их тянуло друг к другу словно магнитом, не взирая на нормы морали и собственные принципы. Двадцать лет разницы, кровное родство — для Сурин ничто не могло стать преградой. А вот для дяди всё обстояло гораздо серьёзнее.       Его слова о возможном самоубийстве всколыхнули душу девочки. Представив на минуту, что Чанёля нет, что он умер по её вине, она вновь разрыдалась, уткнувшись носом в пропахшую пылью ткань.       Нет, она не могла этого допустить. Она хотела видеть дядю живым и счастливым! И если он не верил, что может стать таковым рядом с Сурин, то… хватило бы ей смелости позволить Чанёлю быть рядом с другой женщиной?       Услышав наверху нечеловеческий крик и грохот, Ли насмерть перепугалась и вновь подскочила к двери. Она громко звала дядю, не веря, что самое страшное уже случилось. Вот только как бы она ни билась, как бы ни кричала, наверху больше не раздавалось ни шороха.       Представив, что Чанёль качается в собственноручно сделанной петле или лежит на полу в луже крови, ноги Сурин подкосились, и она упала, разбив коленки, но даже не обратила на это внимания.       Перед глазами всё плыло, ком в горле разросся и мешал сделать полноценный вдох, а затем щелчок и наступила темнота.

***

      Услышав тихие шаги, Сурин с трудом разлепила слипшиеся от слёз ресницы. Она до сих пор лежала на полу чулана — продрогшая, зарёванная и несчастная. Лампочка всё так же подмигивала, но из-за отсутствия окон нельзя было сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Ли потеряла чувства.       Девочка накинула на плечи плед и затаила дыхание, прекрасно слыша, как щёлкает, проворачиваясь, замок. Дверь скрипнула, и в потоке дневного света Сурин не сразу разглядела силуэт. Но когда глаза привыкли к слепящему сиянию, Ли не сдержала облегчённого вздоха — перед ней стоял Чанёль. Живой, только осунувшийся и с перебинтованным запястьем, на котором виднелись засохшие капли крови.       — Я не смог, — прошептал он, опустившись на колени.       Сурин подползла к нему и повисла на шее, облегчённо плача и целуя спрятанное под футболкой плечо. Не хотелось думать, что она едва не стала причиной смерти любимого, но ещё больше девочка боялась, что эта попытка повторится.       — Почему? Зачем? Неужели тебе так плохо со мной? — крепко держась за мужчину, спросила она.       — Моя любовь к тебе меня убивает, — откровенно признался Чанёль, растирая собственные опухшие покрасневшие глаза. — У меня едет крыша, Сурин. Я так не могу…       — Тогда… тогда… — задыхаясь, Ли уткнулась в висок мужчины, не решаясь произнести вслух мысль, к которой шла всю ночь.       — Что? Что ты говоришь, милая?       — Тогда давай сделаем вид, что ничего не было, — наконец выдохнула девочка. — Словно мы не целовались, не касались друг друга. Дядя и племянница. И ничего больше. Пожалуйста, встречайся с Джунхой, только не отдавай меня в приют и… не делай так больше.       Тонкие пальцы легко коснулись порезанного накануне запястья. Сказала — и стало проще. Так лучше, так правильнее.       — Мы уже пытались.       — Давай попробуем ещё раз.       Чанёль порывисто притянул к себе племянницу и крепко зажмурился, пытаясь удержать рвущиеся наружу слёзы.

***

      Сурин продрогла до костей, пока дожидалась звонка с последнего урока под первым в этом году снегопадом. Белая крошка сыпалась с неба и тут же таяла — в глубоких лужах, на плечах людей, на крышах автомобилей и домов. Было не холодно, но предчувствие зимы всё равно висело в воздухе, да и свинцовое небо без малейшего намёка на солнце не добавляло хорошего настроения.       Услышав звонок, Ли облегчённо вздохнула и заняла наблюдательный пункт рядом с крыльцом. Спустя пару минут из школы начали выбегать счастливые ученики, радующиеся пятнице, снегу, свободе. Боясь пропустить среди разноцветных шапок и курток единственно нужные, Сурин упрямо щурила глаза и вставала на носочки, чтобы лучше видеть.       — Сехун! — увидев парня в ярко-красной куртке, она счастливо подпрыгнула и замахала рукой.       Поправив сползшую на глаза шапку с помпоном, она поморщилась — только что замеченный О куда-то исчез, смешавшись с пёстрой толпой. И какова же была радость, когда друг вырос прямо перед ней, но не один, а с симпатичной девочкой, держащей его за руку.       — Привет! — выдохнула Ли и улыбнулась незнакомке.       — Что ты здесь делаешь? — прогудел в обмотанный вокруг шеи шарф Сехун.       — Пришла тебя проведать. Не рад? — робко предположила Сурин.       Она и не надеялась, что парень будет скакать от счастья, когда увидит её рядом со школой. Они не созванивались в последнее время, не интересовались жизнью друг друга, а тут нежданная встреча. Такой финт кого угодно поставит в тупик.       — Познакомься, это моя знакомая из старой школы Ли Сурин, — с нежностью взглянув на свою спутницу, улыбнулся парень. — А это моя девушка Ким Сола.       — Очень приятно, — поздоровалась Сола, приветливо помахав рукой.       Сурин внимательно её рассмотрела — миниатюрная, небольшого роста, с двумя хвостиками, торчащими из-под меховой шапки. Совсем не похожа на пленительную красотку Мину, но по-своему хороша. Было в Соле что-то искреннее и простое. Она крепко держалась за руку Сехуна, но смотрела на Сурин без превосходства и ревности, лишь с лёгким любопытством.       — Не знала, что у тебя появилась подружка, да ещё и такая красивая, — рассмеялась Ли.       — Зачем ты пришла? — спросил О, когда молчание до неприличия затянулось.       — Просто хотела увидеть. Я не вовремя?       Помедлив, Сола выдернула ладошку из руки Сехуна и обернулась на стайку девчонок, щебечущих о чём-то неподалёку.       — Вы пока поговорите, а я с подружками попрощаюсь!       Оставшись наедине, Сурин смущённо опустила голову и взглянула на свои ботинки — грязные и мокрые от снега. Напротив возвышались кеды Сехуна, в которых он когда-то приходил на их встречу в парке. Как же давно и недавно это было, с ума сойти.       — Зачем ты здесь? — нетерпеливо повторил О, пряча замёрзшие пальцы в карманах куртки, где наверняка прятались пачка сигарет и зажигалка.       Ли бы тоже не отказалась сейчас покурить.       — Я хотела сказать, что дядя не против, чтобы я перешла в твою новую школу. Знаешь, в старой у меня ничего не получается. Со мной никто не общается, на занятия в бассейн не пускают, ещё и Мина постоянно перед глазами крутится. А здесь есть плавательная секция, я наводила справки! Будем вместе заниматься, как раньше…       — Как раньше уже не получится, — жёстко отрезал Сехун. — И я не хочу, чтобы ты приходила в эту школу.       — Почему?       — Я больше не одинок, если ты не заметила. У нас с Солой отношения, всё серьёзно.       — Но я не помешаю!       — Нет!       О хотел развернуться и уйти, но Сурин поспешно схватила его за рукав и развернула к себе лицом. Было страшно отпускать его сейчас. Казалось, что разожми она пальцы — и Сехун исчезнет навсегда из её жизни. А Ли не была к этому готова.       — Что ещё? — раздражённо поинтересовался О, следя за своей девушкой, беззаботно хохочущей в компании подруг.       — Ничего, просто… Она правда красивая, и совсем не похожа на твою бывшую, да, — стушевалась Сурин, не зная, чем заполнить паузу. — И вы хорошо смотритесь вместе, и ты выглядишь таким счастливым…       — Знаешь, а ты могла бы быть на её месте.       Девушка подняла растерянное лицо, но Сехун уже вырвался из ослабевшей хватки и уверенно шагал в сторону Солы. Обняв её со спины, поцеловал в щёку и потащил в сторону остановки, подальше от разочарованных подружек.       А Сурин продолжала смотреть им вслед и кусать губы, пока два силуэта не скрылись за пеленой разыгравшейся снежной вьюги.

***

      Цзыань не могла нарадоваться воцарившемуся в доме миру. Чанёль и Сурин уже несколько дней не ругались и не спорили. Мирно ужинали, разговаривали о своих делах, делились проблемами и даже упоминали Джунху пару раз во вполне нейтральном контексте.       Вот и сегодня хозяин рассказывал о новом выпуске журнала и нововведениях, которые придумали местные креативщики. Сурин внимательно слушала, кивала, только почти не поднимала взгляд от тарелки, пока та не опустела.       — А у тебя как дела? Сходила к Сехуну? — протянув грязные тарелки китаянке, спросил мужчина.       — Ага, сходила, — передёрнула плечами племянница. — Я остаюсь в старой школе.       — Вы…       — Можно я съезжу к бабушке в эти выходные?       — Но у меня другие планы, мы с Джунхой хотели сходить на свидание, — неловко признался Чанёль, в глубине души опасаясь новой бури.       — Дай мне немного денег на автобус. Уеду завтра утром, вернусь в воскресенье вечером. Ничего страшного не случится, — попыталась убедить его Сурин. — Зато вы побудете вдвоём, поговорите там и не только…       Пак перевёл вопросительный взгляд на Цзыань, но та продолжила яростно отмывать кастрюлю и делать вид, что до этого разговора ей нет никакого дела.       — Ты уверена, что хочешь провести выходные в этой глуши? Там нет ни интернета, ни знакомых, с которыми ты поддерживаешь связь. Да и обещали заморозки и сильный снегопад.       — Всё будет хорошо, мне просто нужно побыть одной. Пожалуйста!       — Хорошо, — отступил Пак. — Цзыань, что у нас на десерт?       — Шоколадный пирог, — оживилась китаянка, тут же недовольно поджав губы. — Девочка, а ты куда?       — А я позже попью чай. Надо вещи собрать в поездку, — неловко объяснила она, бросив короткий взгляд на дядю. — Ты можешь дать мне номер Джунхи?       — Зачем? — невольно насторожился Чанёль.       — Мне нужно кое-что ей сказать. Клянусь, я не собираюсь её обижать!       В комнату Сурин вернулась с выдернутым из блокнота клетчатым листом, где кривым почерком дяди был нацарапан номер будущей мачехи, подбирающейся к Чанёлю всё ближе с каждым днём.       Хотелось позвонить ей и наговорить кучу гадостей, навсегда отбив охоту вешаться на чужих мужчин, но тут же вспомнилось то страшное утро, перебинтованное запястье и погасший взгляд дяди. Сейчас он был совсем другим — оживившимся, помолодевшим и воодушевлённым, словно той страшной ночи и вовсе не было. Неужели Чанёль так сильно страдал из-за Сурин и их неправильной любви?       Тряхнув головой, девочка набрала на мобильном нужную комбинацию цифр и прижала трубку к уху. Джунха ответила после второго гудка, голос её звучал спокойно и расслабленно, с лёгким оттенком любопытства.       — Алло, кто это? — вежливо поинтересовалась девушка.       — Привет, это Сурин.       Раздалось закономерное молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием невидимой собеседницы.       — Я слышала, что ты помогаешь с организацией дня рождения дяди?       — Ну, да, — непонимающе произнесла Джунха.       — Я всего лишь хотела сказать, что если понадобится помощь или совет, то можешь ко мне обращаться. Помогу, чем смогу, — теребя пуговицу на кофте, предложила Ли.       — Да? Хорошо, обращусь! — стушевалась девушка. — Что-то ещё?       — Нет. Просто… береги Чанёля, он заслужил право на счастье.       Не дожидаясь ответа, Сурин сбросила вызов и закрыла глаза. Наверное, Джунха ждала слов извинений за тот безобразный совместный ужин. Но Ли и так переступила через себя, позвонив ей и выбросив белый флаг, наступив на горло собственным желаниям. Ещё и признавать вслух свою вину она точно не собиралась.       Сурин горько усмехнулась, раскачиваясь из стороны в сторону. Не хотелось думать, что Джунха позволяла себе, оставаясь с мужчиной наедине. Как жадно его целовала, раздевала и касалась там, куда ход девочке отныне был закрыт.       Она всё ещё помнила фантомные касания Чанёля к своей коже, проигрывала в памяти каждую их ночь, плача в подушку, но держась из последних сил. Знала, что если сорвётся, то уничтожит дядю и сама не сможет с этим жить. Ещё один украденный поцелуй или постыдное прикосновение — и Сурин сама покроет свои вены причудливым узором из идеально ровных линий. Она поклялась себе и не могла нарушить данное обещание.       Когда Цзыань постучала в дверь её комнаты и позвала пить чай, Сурин резко распахнула глаза, полные непролитых слёз, и громко крикнула, что сейчас спустится.       Мобильный в её руке давно погас, а в правой ладони была зажата оторванная с мясом пуговица.