***
Пока Сурин тряслась в дребезжащем автобусе, грея в карманах замёрзшие руки, её мысли продолжали крутиться вокруг утреннего разговора с дядей. Девушка злилась на мужчину и ничего не могла с этим поделать. Она и так отказалась от него, терпела Джунху в их размеренной ранее жизни, а теперь ещё и ревновала Чанёля к собственной матери, скончавшейся восемнадцать лет назад. Это было дико и абсурдно, но Сурин не могла побороть странное чувство. Она ненавидела женщину, подарившую ей жизнь, которую никогда не видела и с которой ни разу не говорила. Ненавидела столь яро лишь за то, что даже спустя много лет Чанёль помнил её и любил так же трепетно и крепко, как и раньше. Он произносил имя «Еын» столь чувственно и нежно, что слёзы обиды моментально появлялись на глазах. Мужчина даже сравнивал Сурин с матерью, словно пытался найти в девочке ту, кого лишился много лет назад. Да, Чанёль любил племянницу. Но кого он любил в ней больше — саму Ли Сурин или её мать, неточной копией которой она являлась? — Но я же лучше! — шептала девочка, провожая взглядом заметённые деревья, проносящиеся по обочинам дороги. Сейчас Сурин, как никогда раньше, понимала — справиться с Джунхой легче, стоит только приложить немного усилий и выдумки, чтобы даже её тени не осталось в жизни дяди. А вот как победить уже мёртвую? Как заставить Чанёля разлюбить её и заполнить собой освободившееся место в его сердце? И возможно ли это? Бабушка хоть и удивилась незапланированному приезду внучки, но всё равно обняла её с радостной улыбкой. Долго ворчала из-за того, что Сурин приехала одна, да ещё и в такую погоду. Ругала Чанёля, отпустившего её в опасное путешествие. Девочка не стала говорить, что мужчине наплевать — наверняка он сейчас вовсю трахался с Джунхой, кайфуя от того, что навязчивая племянница находилась за много километров. Звонить дяде она также не стала. Бросила телефон на тумбочке и спустилась вниз, чтобы помочь бабушке с обедом. Сурин с неохотой рассказывала о школе, слегка приукрашивая действительность и придумывая себе друзей. Бабуле ни к чему было знать правду — и без того слабое сердце прихватывало от каждой мелочи. После обеда Ли хотела было погулять с Рамоном, но разыгралась вьюга и выходить из дома она не решилась. Вместо этого они испекли с бабушкой большой грибной пирог и устроились в гостиной перед древним телевизором, где показывали не менее старый фильм о любви. Сурин смотрела его много раз, ещё тогда, когда папа был жив. Выучила наизусть большинство реплик, помнила назубок все сюжетные повороты, но всё равно смотрела с интересом, будто всякий раз могло произойти что-то новое, о чём она ещё не знала. Во время очередной рекламной вставки девочка сбегала на кухню, чтобы помыть посуду, а когда вернулась в комнату, бабуля суетилась у полки, осторожно вытаскивая из-за книг маленькую шкатулку. — Тебе помочь? — спросила Сурин, с любопытством вытянув шею. — Не стоит, — улыбнулась старушка, протянув внучке несколько аккуратно сложенных купюр. — Вот, возьми, купишь себе обновок. — Бабуль, ты с ума сошла? — Ли рассерженно спрятала деньги обратно в шкатулку. — У меня всё есть, а тебе опять лекарства нужно покупать. Ну что ты выдумываешь? — Но мне хватит… — Не надо! Старушка обиженно тряхнула головой, но тут её лицо просветлело. Высыпав на столик лежащие сверху деньги, она выудила со дна шкатулки небольшое кольцо с красным камушком и протянула его Сурин. — Тогда бери его! — А что это? — Девочка изумлённо натянула украшение на безымянный палец и внимательно рассмотрела его в свете лампы. — Очень красивое! — Кольцо принадлежало твоей матери. Она носила его до самой смерти, практически не снимая, и ценила больше обручального... — Старушка стушевалась и принялась убирать деньги обратно в шкатулку. — Ты носи его, может, хоть тебе оно счастье принесёт. — Ей его папа подарил? — А? Да-да, папа, — закивала бабушка. Сурин едва дождалась, когда бабуля уйдёт спать. Стоило двери её комнаты захлопнуться, как девочка схватила толстый семейный альбом и убежала в свою спальню. Уже там, в тишине, она принялась листать фотографии, внимательно вглядываясь в руки собственной матери. Общих снимков Еын с мужем было катастрофически мало. Да и на большинстве из них они держались отстранённо — Чжесок словно боялся нарушить зону комфорта супруги, а Еын держалась от него подальше, будто быть рядом с мужем ей было неприятно. Они натянуто улыбались в камеру — не целуясь, не держась за руки. Словно два чужих человека, ставших по воле судьбы законными мужем и женой. На одной из фотографий Сурин увидела то, что хотела. Беременная Еын сидела на стуле, а Чжесок стоял за её спиной, счастливо улыбаясь. Тонкие женские руки лежали на животе — на одном безымянном пальце блестело обручальное кольцо, а на втором то самое, что отдала Сурин бабушка. Спрыгнув с кровати, девочка с трудом отыскала в рюкзаке кошелёк и выудила из потайного отделения скомканную фотографию с истёртыми краями. Ту самую, украденную из альбома, где счастливая Еын держала под руки двух братьев, но тянулась лишь к Чанёлю, легко касаясь головой его плеча. — Нет! — выдохнула Сурин, заметив то же самое кольцо на пальце мамы. Девочку затрясло от злости и вновь всколыхнувшейся ненависти. Теперь она не только ревновала Чанёля к маме. Отныне к этому чувству примешалась лютая обида за отца. Папа любил её, женился, даже зная о любви Еын к своему собственному брату, с честью и достоинством воспитывал их общего ребёнка. А мама, которая должна была быть вечно благодарной, всё это время таскала на пальце кольцо, явно подаренное Чанёлем. — Предательница! Мерзкая гнусная обманщица! Ты недостойна ни Чанёля, ни моего отца! — шипела Сурин, пока не наткнулась на собственное отражение в зеркале. Замешкавшись, она подошла к старенькому трюмо и вгляделась в своё лицо. Затем поднесла к глазам всё ещё сжимаемую в руке фотографию, сравнивая себя с молоденькой мамой, и горько покачала головой. Похожи. Они слишком похожи. — Но я не ты! Я всегда любила папу, а ты его лишь унижала своей нелюбовью! И Чанёля я тоже люблю, а он во мне видит лишь твою тень! Смяв снимок и бросив его под ноги, девочка закрыла глаза, чувствуя, как горячие слёзы обожгли кожу щёк. Руки предательски задрожали, в горле давно стоял комок, но поднимать ресницы было страшно. Словно Сурин была не Сурин. Словно всё её тело и жизнь принадлежали матери. Будто бы та восстала из мёртвых, украла её оболочку и собиралась забрать того, с кем не смогла быть при жизни. — Нет! — крикнула Сурин, сжав кулаки. Подбежав к столу, она открыла дрожащей рукой верхний ящик и без труда нашла ножницы. Вновь встала перед зеркалом и без лишних сомнений подцепила прядь волос, чтобы тут же её отстричь. Густой тёмный локон упал на пол, а за ним следом ещё один, и ещё. Размазав слёзы, девочка рассмотрела себя со всех сторон — ранее длинные волосы теперь превратились в рваные огрызки, едва достающие до ушей. Но даже сейчас из зеркала продолжала смотреть Еын и ехидно ухмыляться. — Я тебя уничтожу, — пообещала Сурин и полезла под кровать, где лежала коробка с личными вещами отца.***
— Су, будешь завтракать? — крикнула старушка, когда внучка пробежала вихрем мимо кухни. — Баб, я чуть позже поем, — отозвалась девочка и хлопнула входной дверью. — Вот стрекоза, — выглядывая в окно, проворчала бабуля. Она видела, как Сурин отвязала Рамона и, счастливо визжа, бросилась за ним вдогонку по заснеженному полю. Девочка с собакой долго дурили, бегая наперегонки, кусаясь и дёргая друг друга. Рамон громко лаял, когда его обкидывали снежками, прыгал на визжащую хозяйку, опрокидывая её в снег, и преданно лизал шершавым языком покрасневшие на морозе щёки. Немного угомонившись, они сели на крыльце и перевели дух. Пёс часто дышал, высунув язык и сложив голову на передние лапы, а Сурин выколупала из кармана мобильник и мстительно улыбнулась, посмотрев на часы — начало девятого утра прекрасное время для воскресной побудки. — Сурин? — хрипло отозвался дядя после пятого гудка. — Доброе утро! — звонко поздоровалась Ли, почёсывая Рамона за ухом. — Как дела? — Почему ты вчера не позвонила? Мне пришлось дозваниваться до твоей бабушки, потому что ты так и не ответила. — Прости, не слышала. Джунха у нас? Девочка затаила дыхание, прислушиваясь к едва слышному шороху простыней. Сердце разогналось до боли быстро, даже в глазах потемнело от напряжения. — Во сколько твой автобус? — проигнорировав последний вопрос, выдохнул мужчина. — В шесть, — отрезала племянница прежде, чем сбросить звонок. Сомнений не оставалось — мерзкая шлюха была в их доме, явно скоротав предыдущую ночь в компании Чанёля. Такими темпами она залетит от него и навяжется в жёны. Ловко обведёт вокруг пальца, станет миссис Пак и вместо работы в офисе развернёт командный пункт в их доме, переделывая всё и всех на собственный вкус. — Не так быстро, — прошипела Сурин, поднявшись с крыльца. Когда она зашла в дом, то первым делом заглянула на кухню, где старушка накрывала на стол. — Бабуль, мне нужно срочно уезжать. Дядя позвонил только что, — развела руками Ли. — Ох, — заволновалась старушка. — Может, ты хоть позавтракаешь? — На автобус тогда не успею! — Давай я хотя бы пирожков тебе заверну? — Давай! И термос с чаем! Едва успев на утренний автобус, Сурин забилась в конец салона, где почти не было людей, и облегчённо вздохнула. Наспех позавтракала, заглянула во внутренний кармашек куртки, убедившись, что завёрнутое в платок кольцо лежит там, и откинулась на сиденье. Сурин и сама не могла точно сказать, почему так сильно рвалась в Сеул. То ли хотела испортить счастливое воскресенье влюблённой парочки, то ли доказать Чанёлю, что отныне ни капли не похожа на Еын. Решив не думать об этом раньше времени, она натянула пониже на нос шапку и закрыла глаза, почти сразу провалившись в лёгкую дремоту.***
С великим трудом добравшись до дома на общественном транспорте, Сурин вышла на своей остановке и размяла шею и затёкшие от рюкзака плечи. Снег закончил идти совсем недавно, оставив после себя лишь стремительно тающие под солнцем лужи. Ли косо взглянула на голубое небо и поморщилась. Вполне возможно, что энергичная Джунха решила вытащить дядю на прогулку. Не хотелось бы, оказавшись дома, обнаружить их отсутствие. А вдруг Чанёль один? И нет никакой девки в его кровати? И на вопрос он не ответил лишь потому, что не хотел ругаться с племянницей с утра пораньше? Приободрённая этими мыслями, Сурин прибавила шаг и вскоре оказалась напротив знакомых ворот. Автомобиль дяди стоял во дворе — значит он был дома. Конечно, он же обещал встретить Сурин на станции, а до вечера ещё куча времени. Довольно ухмыльнувшись, Ли толкнула калитку и поспешно преодолела расстояние до крыльца, надеясь, что её никто не увидел. Бесшумно распахнув дверь, она зашла в коридор и прислушалась. Было слышно, как за стеной болтал телевизор — никаких других звуков до Сурин не доносилось. Почти счастливая, она сбросила рюкзак, расстегнула куртку и наклонилась, чтобы развязать шнурки ботинок, но так и застыла на корточках, в ужасе глядя на аккуратные белоснежные тапочки, стоящие рядом с её собственными. Сбросив обувь у порога, Сурин разогнула спину и почти не удивилась мягкому женскому смеху, донёсшемуся из гостиной. Ведьма была здесь. Раскрыв шкаф и обнаружив на своей вешалке чужую шубку, Ли хладнокровно скинула её на пол, а на освободившееся место повесила собственную куртку. Поправив сползшую на глаза шапку, девочка натянуто улыбнулась и шагнула в гостиную, где на диване, целуясь, сидела в обнимку новоиспечённая парочка. Разомлевшая Джунха, из одежды на которой была лишь рубашка Чанёля, обнимала мужчину за шею и то и дело касалась его губ, глупо хихикая. Пак же скорее позволял себя целовать, но чаще шутливо отворачивался, хотя ладонь и поглаживала по-хозяйски обнажённое бедро. — Я успела на обед или нет? Чанёль подпрыгнул от неожиданности, а Джунха и вовсе взвизгнула, принявшись торопливо одёргивать светло-голубую ткань. От Сурин не укрылось, как мужчина положил на низ живота подушку и сердито взглянул на племянницу. — Как это понимать? — прошипел он, грозно приподняв бровь. — Ты о чём? — непонимающе поинтересовалась девочка. — Ты говорила, что приедешь вечером. — Ой, а я вам помешала? — Ли опустила плечи и нахмурилась. — Прости, дядя, но я думала, что могу приходить домой тогда, когда захочу. Но я всё поняла и впредь буду звонить и спрашивать разрешение! — Наверное, мне пора, — коснувшись мужской руки, шепнула Джунха. — Я и тебе мешаю? — развела руками Сурин. — Вы сидите, я сейчас уйду к себе, и можете продолжать. Только на кухню загляну, кушать хочется до ужаса! Прикрыв за собой дверь, девочка прислушалась — Джунха что-то говорила мужчине, но слов было не разобрать. Ли услышала, как скрипнул диван, и, не выдержав, выглянула в тонкую щель. Захватчица стояла напротив Чанёля, удерживающего её за запястье, и качала головой. Когда дядя дёрнул Джунху на себя, она лишь пискнула, но вновь покорно улеглась на его плече. — Так вот каков твой выбор? — печально усмехнулась Сурин. Она меланхолично нарезала пару бутербродов, сложила их на плоскую тарелку и смахнула локтём со стола явно чужую кружку, с разводами бордовой помады на ободке. Аккуратно перешагнула усыпавшие пол осколки и покинула кухню. Проходя мимо дивана, где новоиспечённая парочка делала вид, что смотрит телевизор, Сурин остановилась и задумчиво закусила губу. — А я, кстати, стрижку сменила. Джунха взглянула на девочку с любопытством, в то время как глаза Чанёля потемнели. — Показать? — Конечно! — закивала любовница дяди, хлопая пушистыми ресницами. Сурин с готовностью поставила на столик тарелку и, закрыв собой телевизор, потянула за шапку, медленно сдирая её с головы. Она видела, как брезгливо скривилась Джунха, зажав ладонью рот, и как остекленел взгляд Чанёля, явно не готового к подобной картине. — Вам что, не нравится? — искренне удивилась Сурин. Девочка провела ладонью по колючему ёршику волос, длиной не более полсантиметра, невольно потревожив многочисленные царапины на черепушке, оставленные дрогнувшей в неопытной руке машинкой, и продемонстрировав проплешины, появившиеся по той же причине. — Может, я теперь и некрасивая, зато ни капли на неё не похожа, — пожала плечами Сурин и поднялась на второй этаж, оставив позади себя звенящую тишину, разбавленную бормотанием телевизора.