Любить тебя — значит разбивать себе сердце.*
Офисное здание, на верхнем этаже которого располагалась редакция журнала, находилось в самом центре столицы. Рэй добралась до него в рекордные сроки, умело объехав по пути многочисленные пробки. Она не пыталась разговорить девочку, больше внимания уделяя дороге, поэтому Сурин могла спокойно обдумать, зачем дядя Чанёль хочет её увидеть. Когда они поднялись на лифте и вышли в многолюдный коридор, девочка настороженно втянула голову в плечи и плотнее закуталась в кофту. Она видела, что её появление не осталось незамеченным — многие косились на подростка в школьной форме, но всё же вслух вопросов не задавали. — Ну же, идём, — первой шагнув в приёмную главного редактора, поторопила Рэй. Подтолкнув Сурин вперёд, она распахнула дверь кабинета, из-за чего собравшиеся внутри резко замолчали и недоумённо переглянулись. Ли нервно сглотнула и беспомощно покосилась на дядю, явно проводившего сейчас собрание. Сидевшие за длинным столом пятеро мужчин явно не знали, как реагировать на подобное вторжение, но тут в ситуацию вмешалась Рэй. — Господин Пак, ваша племянница приехала вас навестить, — мило улыбнувшись, произнесла женщина, продолжая держать ладонь на плече Сурин. — Она подождёт в коридоре, пока вы закончите. Потянув девочку за собой, Рэй бесшумно закрыла дверь и коротко выдохнула. — Садись и подожди, когда твой дядя закончит планёрку, — небрежно кивнув в сторону кресел, Рэй села на место секретаря и принялась перебирать документы. — Что-то непохоже, чтобы дядя хотел меня видеть, — не торопясь выполнять приказ, прищурилась девочка. — Хочешь сказать, я тебя обманула? Сурин первой разорвала зрительный контакт и села на дальнее от Рэй кресло. Несколько минут были слышны лишь шаги из коридора, зычный голос дяди, отчитывавшего кого-то из сотрудников, и клацанье клавиш, по которым била Рэй. Когда дверь кабинета, наконец, распахнулась, и из неё вышли все пятеро, Сурин неловко поднялась и едва заметно поклонилась. Покосившись на неё настороженно, мужчины сухо улыбнулись в ответ и покинули приёмную. — Зайдите. Обе! — крикнул из кабинета Пак. Сурин чувствовала себя нашкодившим котёнком, которого вот-вот оттаскают за ухо, в то время как Рэй лишь лениво закатывала глаза на речь мужчины. И пока дядя Чанёль нервно ходил по кабинету, отчитывая помощницу за подобную самодеятельность, Сурин всячески пыталась слиться со стенкой, хотя и понимала, что ей тоже перепадёт. — Да пойми, что твои работники должны знать, что ты не самодур и не эгоист, а заботливый семьянин, для которого родственные связи не пустой звук! У тебя репутация заядлого бабника и холостяка, так покажи, что ты уже взрослый! — дождавшись паузы в обличительной речи Пака, начала атаку Рэй. — Не вмешивай в это ребёнка! — ткнув пальцем в сторону Сурин, рыкнул мужчина. — Она здесь ни при чём! И я её взял не для того, чтобы стать хорошим в глазах подчинённых или открыть новый журнал! — Пф, а для чего тогда? Отцовский инстинкт взыграл? Столько лет ненавидел своего брата, а теперь… — Заткнись! — хлопнув кулаком по столу, заорал Пак. — Выметайся отсюда немедленно! Рэй вспыхнула и, недовольно поджав губы, вышла из кабинета. Дождавшись, когда цокот её каблуков стихнет, мужчина устало присел на край стола и протёр ладонями лицо. Сурин всё так же жалась к стенке, боясь пошевелиться, и кусала губы, чтобы не расплакаться. Только что Рэй, наверняка всё прекрасно осознавая, плеснула кипятком на сердце девочки. А ведь и правда — дядя взял её не по доброте душевной. Она сама не раз слышала их разговоры с помощницей, целью которых было извлечь выгоду из нахождения Сурин в квартире Пака и в его жизни в частности. Она была беспроигрышным билетом, ярким доказательством чужой «взрослости» и «ответственности». Но ещё обиднее было слышать о ненависти дяди по отношению к её отцу. Сурин никто и никогда не рассказывал, почему сводные братья однажды перестали общаться. Девочка много раз видела их детские и подростковые фотографии, где они дурачились, обнимались и вместе росли. А потом, незадолго до её рождения, всё оборвалось. Они не виделись полтора десятка лет, разом превратившись из братьев в чужих людей, забыв о том, что когда-то их связывало. И если отец Сурин ни разу не сказал о своём брате плохого слова, то сам Чанёль явно не стеснялся в выражениях, раз даже его помощница знала об этой ненависти. — Ты не должна слушать Рэй, — глухо заметил дядя, бросив короткий взгляд в сторону племянницы. — Она тебе чужой человек. Запомнила это? — Рэй сказала, что вы хотите срочно меня увидеть, как я могла ей не верить? — не поднимая глаз, шепнула Сурин. — Ты должна была позвонить мне и спросить лично! — Но вы сами запретили звонить со всякими глупостями! Тем более, что у меня есть только номер рабочего мобильного, а по нему всегда отвечает ваша помощница! Мужчина лишь тяжело вздохнул и лениво потянулся к брошенному на краю стола смартфону. — Где твой телефон? Сурин молча вытащила из кармашка кофты свой допотопный мобильник и протянула дяде. — Бог ты мой, что это за убожество? — насмешливо фыркнул он, рассматривая раритетную трубку. — Помнится, у меня такой в пору студенчества был. У вас что, совсем денег не было, или до подобной глуши не доходили технические новинки? — Все средства уходили на лечение папы, — попытавшись вырвать телефон, всхлипнула Сурин. Чанёль резко отдёрнул руку и внимательно вгляделся в лицо племянницы. — Почему никто из вас мне не позвонил? Да, мы были в ссоре, но я бы не отказал в помощи! Сама видишь, что денег у меня достаточно! — Папа не хотел, чтобы вы знали! Он надеялся, что поправится. Он не хотел умирать! — не выдержав, девочка отвернулась и поспешно стёрла с щёк солёные дорожки слёз. — Папа не забывал вас ни на минуту! Последнее время только о вас и говорил, вспоминал детство, как вы делили одну комнату, какие книги читали и на каких фильмах выросли. Как мама наказывала вас за поздние прогулки. Как вы сломали ногу во время лазания по крышам и папа тащил вас на своей спине в ближайший медпункт. Как воровали горячие пирожки у уличных торговок. Как вызывали духов, пугали соседских девчонок, а потом сами до утра не могли уснуть… Он сказал как-то раз, что когда поправится, лично вам позвонит и попросит прощения. Наверное, будет правильнее, если я сейчас извинюсь за него. — Ему не за что извиняться, — Чанёль порывисто отошёл к огромному панорамному окну и бросил взгляд на терявшийся в сумерках город. Завороженный вспыхиванием фонарей и вывесок, он пропустил тот момент, когда Сурин к нему подошла и робко встала рядом. Взглянув на столицу с высоты птичьего полёта, она восхищённо распахнула глаза и уткнулась носом в холодное стекло. На её щеках всё ещё блестели слёзы, но сама девочка, кажется, успела отвлечься от тяжёлых воспоминаний. И мужчина, вместо того, чтобы продолжать меланхолично созерцать город, повернулся всем корпусом к племяннице, счастливое лицо которой было куда прекраснее мириад огней и запутанных лабиринтов улиц. Когда-то сам Чанёль был таким — наивным, верившим в чудеса и умевшим разглядеть красивое даже в повседневности. Когда он успел измениться, покрыться ледяной коркой и стальными иголками? Почему сердце уже не трепетало — ни от удовольствий, ни от достатка, ни от радости? Почему раньше для счастья хватало дешёвого шоколадного мороженого, съеденного на пару с братом, а теперь даже самая дорогая сладость не вызывала ничего, кроме изжоги? Заметив, что мужчина пристально её разглядывает, Сурин торопливо отлипла от окна, смущённо заметив, что на стекле остались следы от её ладошек и рваное запотевшее облачко дыхания. — Ты так похожа на него, — задумчиво улыбнулся дядя, тут же тряхнув головой и приняв прежнее невозмутимое выражение лица. — Тебе вызвать такси? Или можешь подождать меня пару часов. Я как раз хотел закончить пораньше. — Подожду! — моментально, пока Пак не передумал, кивнула Сурин. Радость от того, что дядя стал хоть чуточку ближе, окрылила её и придала сил. И пока Чанёль продолжал работать, то названивая кому-то, то уткнувшись в ноутбук, девочка сидела, как мышка, и занималась выполнением домашнего задания. Пару раз в кабинет заглядывали сотрудники и, при виде устроившейся на краешке стола школьницы, заискивающе улыбались и здоровались. — Ну всё, теперь поползут слухи, — уже натягивая пиджак, ворчал Чанёль. — Ты готова? Засунув последнюю тетрадь в рюкзак, Сурин утвердительно мотнула головой и застыла в ожидании дальнейших распоряжений. — Ты, наверное, голодна? — Немного. А вы? — Надо будет заехать по дороге в ресторан и поужинать. — Зачем? Я могу сама что-нибудь приготовить! Мне несложно, тем более, что в холодильнике полно продуктов! — Мне не нравится эта идея, — откровенно признался дядя. — Но почему?! — Я не ем дома… — Но домашняя пища вкуснее покупной! — Я сказал нет! — твёрдо отрезал Чанёль перед тем, как распахнуть дверь. — На выход! Улучшившееся было настроение вновь испортилось. Сурин старалась даже дышать незаметно, чтобы не вызвать нового приступа раздражения у дяди. Да, ей очень хотелось с ним сблизиться и найти общий язык, но подходить к этому вопросу нужно было очень аккуратно и медленно. Сегодня она поторопилась и вот — расплата. Проехав мимо всех кафе и ресторанов, Чанёль благополучно добрался до дома и припарковал автомобиль во внутреннем дворе. Заглушив мотор, покосился в сторону расстроенной девочки и не сдержал тяжёлого вздоха. — Готовь себе, что захочешь, а я закажу спагетти и пиццу. Можешь присоединиться ко мне. Оказавшись в доме, они сразу разошлись по своим комнатам. У Сурин появился план, поэтому она, шустро переодевшись, помчалась в кухню, ненадолго притормозив у спальни дяди. Судя по приглушённому разговору, тот как раз заказывал себе ужин, а значит, стоило поторопиться! Впрочем, курьер уже успел привезти коробки с едой, а девочка всё ещё возилась на кухне, перепачкавшись в муке и фарше. Мужчина предложил ей присоединиться к ужину, но Сурин ответила молчаливым отказом. Пожав плечами, дядя устроился перед телевизором в гостиной и с удовольствием уплетал ещё горячие спагетти, залитые нежным соусом. Он уже покончил с пиццей, когда в комнату, торжественно неся на вытянутых руках тарелку с пирожками, зашла Сурин. Радостно улыбнувшись, она сдвинула в сторону пустые коробки, поставив на освободившееся место выпечку. — Что это? — недовольно заломив брови, поинтересовался мужчина. — Пирожки с мясом. Папа рассказывал, что вы часто ели такие в детстве! Чанёль настороженно покосился на пирожки, словно вместо фарша в них лежали трупики тараканов, и брезгливо отвернулся. — Я уже наелся. — Ну хотя бы один попробуйте. Я так старалась! — Может, в следующий раз? Дав понять, что разговор окончен, мужчина принялся перещёлкивать каналы и с успехом игнорировать умоляющий взгляд Сурин. Поняв, что таким образом ничего не добьётся, девочка собрала грязную посуду и отнесла её на кухню. Пока она прибиралась, дядя успел перебраться в спальню, и возможность наладить родственную связь вновь оказалась отложена на неопределённый срок.***
Чанёль всегда тяжело просыпался по утрам и приходил в себя лишь после пары чашек ободряющего чёрного кофе. Вот и сейчас, на ходу застёгивая рубашку, он спустился на кухню, столкнувшись нос к носу с счастливой племянницей. — Доброе утро, дядя Чанёль! — звонко крикнула она, сунув ему в руки кружку любимого напитка. — Спасибо, — заторможено ответил мужчина, глубоко в душе радуясь, что не нужно тратить несколько минут драгоценного времени на варку кофе. Медленно просыпаясь и глотая горький напиток, Пак пропустил момент, когда Сурин убежала одеваться. Бросив чашку в мойку, он бросил короткий взгляд на часы и чертыхнулся — пора выдвигаться. — Тебя подвезти в школу? — предложил мужчина, встретившись в прихожей с девочкой. — А можно? — она оторвалась от надевания кед и с надеждой посмотрела на дядю. — Поехали, — хмуро кивнул Пак. Пожалуй, за всё время их знакомства Сурин впервые говорила так много. Она почти не смотрела на дядю, но рот её не закрывался ни на секунду. Словно, стоило замолчать, как мужчина разозлится и не даст ей больше говорить. И Сурин рассказывала — о школе и занятиях в плавательной секции. О набивавшейся в подруги Оми. Даже о Сехуне, не дававшем спокойно жить, упомянула. Девочка не знала, интересно ли это дяде Чанёлю. Она даже не была уверена, что он её слушал. Просто накануне ночью Сурин решила, что ей стоит самостоятельно сделать первый шаг. Если она будет и дальше стесняться и сторониться мужчину, то вряд ли они подружатся. Теперь он для неё как… второй папа? Хотя, нет — папа единственный. Отныне Чанёль самый близкий человек. Он словно якорь, опора в бурлящем океане взрослой жизни, где так просто сгинуть без следа. — Зачем ты мне всё это рассказываешь? — устало пробормотал мужчина, когда Сурин на мгновение остановилась, чтобы перевести дух. — Почему нет? Мы же теперь семья! Так что мне хочется делиться своими новостями и слушать ваши. Я, может, и не пойму всего, но обещаю поддержать в любом случае! — с энтузиазмом произнесла девочка. — Да что с тобой сегодня? Я тебя не узнаю! — Я просто стеснялась первое время, а теперь привыкла, — Сурин искренне надеялась, что Чанёль не разглядит за беззаботной улыбкой её страх и неуверенность. Впрочем, остаток дороги она покорно молчала. Когда Пак притормозил перед школьными воротами, Сурин улыбнулась ему на прощание и, выбравшись из салона, помахала ладошкой. Проходившие мимо ученицы, с интересом покосились на сидевшего за рулём мужчину, тут же принявшись перешёптываться и хихикать. Сурин посмотрела на них оценивающе и брезгливо — ещё совсем мелкие, а всё туда же. Девочке хотелось верить, что когда её дядя женится, его избранницей станет во всех смыслах достойная женщина, а не какая-нибудь юная вертихвостка, погнавшаяся за кошельком, а не человеком. Чанёль проводил взглядом худенькую фигуру племянницы и со вздохом тронулся с места. Нет, такую сторону Сурин он ещё не знал. В голове до сих пор звенело от её беззаботного трёпа, а в мыслях против воли рисовались образы школьного хулигана Сехуна, влюблённой в него Оми и заучки Минсока. Он даже попытался представить тренера Кима, настолько увлёкшись, что чуть не врезался в ехавшую впереди машину. Грязно выругавшись, Чанёль вовремя затормозил и откинулся на спинку кресла. Светофор, кажется, навечно замер в одном положении, давая время подумать и дать оценку событиям, произошедшим за последние дни. Одно Пак знал точно — он уже много лет никого не впускал в свою жизнь. Да, были увлечения, женщины, новые друзья. Но Чанёль ни с кем не откровенничал, не пытался узнать кого-то получше и уж точно не делал попыток представить чьих-то тренеров или подруг. Эта эмоциональная тирада совершенно выбила его из колеи, позволяя задуматься над одним простым вопросом: что было бы, если, лет десять назад, Чанёль женился на одной из своих многочисленных девушек? Обзавёлся бы детишками, щетиной и пивным животом. Добился бы он тогда всего того, что имел, или навсегда осел на уровне офисного планктона, жившего от зарплаты до зарплаты? Жизнь каждого — это долгая дорога со множеством поворотов и разветвлений. Куда свернёшь, тем и станешь. Совершая ежедневный выбор, ты либо отдаляешься от цели, либо приближаешься к ней семимильными шагами. И никто не знает, какой выбор правильный. Хотя вдруг каждый из них в чём-то верен? Застряв в очередной пробке, Чанёль решил не терять времени даром и потянулся к портфелю, в котором лежала папка с важными документами. Но каково же было его удивление, когда пальцы наткнулись на небольшой бумажный пакет. Осторожно его развернув, мужчина увидел несколько пирожков, поверх которых лежал ярко-жёлтый стикер с пожеланием «Приятного аппетита!» и дурацким смайликом. По-детски шмыгнув носом, Чанёль откусил кусок и проглотил, даже не прожевав толком. Наверное, было вкусно, вот только грудь сдавило до боли, до тёмных кругов перед глазами. Хотелось сказать «спасибо» и бежать без оглядки, потому что нельзя никого подпускать так близко — это никогда не заканчивалось хорошо. _____________________________ *Editors — Sugar