Fruehling in Paris.

      Воспользовавшись особым умением очаровывать людей, мне удалось выудить из ближайшего ресторана ароматные, свежие пирожные, а-ля, «Ликерная страсть», а так же и бутыль шампанского: — Слышал, у Вас сегодня празднование, — директор заведения, заглянув мне в лицо, добродушно растянулся в улыбке. — И по данному поводу я решил преподнести Вам гостинцы самолично. — Ох, — в восторге выдохнула я. — Как же я Вам благодарна!       Плюс ко всему, благодаря некоторым подручным вещам, я кое-как привела себя в Божеский вид, прежде смыв теплыми струями воды имевшийся макияж: снова припудрила носик, как это любили делать все дамы, придала бледным скулам светло-розовый оттенок с помощью румян, подвела глаза завалявшимся в косметичке лайнером и легкими мазками оставила на губах персиковых тонов помаду.       В принципе, ничего во мне и не изменилось, кроме одного: в глазах отныне плескалась некая тревожная живость, зарождавшая в мыслях свет.       Что касалось номера, то он был в самом идеальном порядке: лишь кое-где пришлось подправить закрученный материал занавес, а откуда-то еще переставить вазу в другое, более подходящее место. — Готово, — удовлетворенно выдохнула я, подправив американские скатерти на столе и взглянув на свечи; язычки пламени забавно дергались при любом дуновении сквозняка, начиная светить ярче.       Я обернулась к настенным часам: оставалось всего каких-то пятнадцать минут. Пятнадцать минут, переждав которые, я снова должна была встретить Тилля. Но… Ожидание, пусть и такое краткое, томило мне душу, лишало спокойствия: мысленно я уже металась от волнения в различные стороны, пытаясь кое-как сократить гнетущее меня предвкушение. — Может быть, эту ночь мы проведем, распевая песни, рассказывая друг другу о нас, и… — размечталась я, неосознанно начав погружаться в объятия Морфея: отвыкнув от жизни человека, выступающего на людях и находящегося в вечных разъездах, я перешла на окончательно домашний образ жизни — если мне и удавалось не засыпать подолгу, то лишь за просмотром ленты новостей, сериалов и фильмов, или же очередными репетициями за инструментом. — Ах…       Однако, дверь внезапно скрипнула под давлением просительных постукиваний. «Неужели уснула?» — трепещущее дыхание мужчины уперлось в дверную поверхность, пальцы его в надежде стиснулись в кулаки, а затем… — Минутку! — распахнув веки, я машинально выкрикнула. Подскочив с упругого дивана, я со всей дури кинулась к двери, зная: там меня мог ждать только он… «Он… Это Тилль… Тилль Линдеманн, собственной персоной!»       Перед взором плыл туман от накатившего внезапно сна, и я, не решаясь потереть глаза из-за легко размазывавшегося лайнера, молчаливо попыталась перебороть сонливость — я зевнула, затем еще разок, после чего, наконец-таки, решилась на ответственный шаг. — Доброй ночи! — широко раскрывая створки, встрепенулась я, и, заметив новоиспеченный образ певца, замерла:       В одной его руке шелестел букет алых роз, в другой он держал небольшую упаковку, украшенную шелковым бантом: ворот кипельно-белой рубашки был аккуратно стянут галстуком едкого желтого цвета. На широких, распрямившихся плечах солиста лежал смоляной, кожаный костюм нестандартного пошива — выглядел он крайне привлекательно. — Я ведь не припозднился? — Тилль задорным басом обратился ко мне. — Ничуть, — добродушно отозвалась я, впуская мужчину в номер и складывая ладони. — Рада снова встретиться. — Взаимно, — он обернулся ко мне, после чего, чуть погодя, протянул охапку пышных цветов. Возможно, розы — банальный выбор из всего разнообразия, но меня это смогло растрогать до слез. — Я… Не знаю, какие у тебя приоритеты, и что тебе было бы приятнее видеть в своих руках, поэтому… — Тилль многозначительно вздернул бровью. — Поэтому буду счастлив, если смог угодить тебе. — Это роскошно, — завороженно пролепетала я. — Честно сказать, я вовсе и не ожидала такого от те… — Мы ведь старые знакомые, — подхватил певец, разглядывая аккуратные апартаменты и внезапно зацикливая взгляд на игривых свечках. — Я имею полное право порадовать тебя в день твоего вылупления.       Я украдкой засмеялась, отмахиваясь: это звучало так мило, уютно и тепло, что хотелось запечатлеть сей момент аудиозаписью. «Старые знакомые…» — с ностальгической улыбкой я покачала головой, пригладив кончиками пальцев кровью налитые лепестки роз: Линдеманн обернулся ко мне, заодно положив упакованное лакомство на стол. Наши взоры столкнулись уже в который раз за день, а мы не двинулись с мест — стояли, как вкопанные, и с дрожью в плечах глядели друг другу в очи. — У тебя глаза влюбленного человека, — процитировал музыкант.       Я чуть ли не вспыхнула от стыда, но вовремя подавила мятеж: — Правда? — нешуточно удивилась я. — Думаю, так кажется из-за плохого освещения. — Так кажется из-за твоих вздрагивающих от переживаний ресниц, — последовал ответ; я лишь наигранно насупилась. — Ну-ну, — отойдя от ступора, кинула я и шагнула к убранному столу. — Пора?       Смешок со стороны растворился в воздухе, затем вокалист озвучил свое согласие — мы, сопровождая наши действия воркующим разговором, разложили на столе все необходимое: тарелки, вилки, небольшие блюдца, десертные ложки, бокалы, а так же емкости для специй и приправ. Далее мы отыскивали в серванте нож для торта, и, стоило нам завидеть его среди кучи серебряных столовых приборов, с облегчением вздохнули: — … А за окном снег так и метет… — интонационно, словно затакт, предсказывавший начало грандиозного произведения, обронил Линдеманн: в руках его ютилась коробка с нежным бисквитом, пропитанным нежным ягодным кремом и украшенным марципаном.       Я хлопотала с мясом и закусками, которые нам преподнес слуга, постучав в дверь и извинившись за прибывший с опозданием заказ. — Я без ума от этих снежных бурь, — с улыбкой потянула я, прислушиваясь к вихрям, вопящим где-то по ту сторону отеля. Они напоминали мне о родителях: об их рассказе о первом свидании, об их первом рождественском сочельнике, который они встретили вместе, да и не только — эти немецкие снега хранили в себе тысячу вестей о приездах Rammstein восвояси. И музыка лилась, жглась и бурлила, подобно магме в жерле вулкана. — Все такое сказочное, и… — Но больше предпочитаю весну, — пробубнил под нос Тилль: я сомкнула губы, одобряюще кивнув ему. — Почему же? — Она восторгает своим сходством с человеческими душами.       И пока я призадумалась над этими словами, силуэт музыканта столбом вытянулся напротив меня, мужественная рука, оперевшись о высокую спинку стула, отодвинула его для меня: я, опомнившись, с благодарностью взглянула на Линдеманна. — Надеюсь, ты расскажешь о себе? Заодно сейчас и праздничными вкусностями насладимся, — с надеждой вопросил голубоглазый, хлопнув пробкой от бутыли и принявшись разливать шампанское по хрустальным бокалам. Я ограничилась скромным «конечно же», и взяла на себя украшение тарелок аппетитными кусками стейка-фламбе «Марсала».       «Что же… Что же мне тебе говорить?…» — в испуге засуетилась я, но стоило обернуться, как спокойствие запустило свои корни у меня в груди: мягкая улыбка вокалиста затянула меня в свои сети, и я просто понадеялась на плавное течение обстоятельств. — «Ладно… Я постараюсь!»       И, признаться, все оказалось гораздо удачнее, чем ожидалось: Линдеманн восторженно поднимал за меня хрусталь, в котором плескался согревавший алкоголь, мы смеялись, когда он рассказывал о своих походах на рыбалку, и даже немного грустили, стоило разговору зайти о теме бывших отношений и первых влюбленностей.       Но, тем не менее, завершили мы на радостных нотах: испачкавшиеся в марципане и мало, что соображавшие на перепившие головы, мы распевали старые французские песни под все тот же сквозняк снежных вихрей. Было глубоко за два часа ночи, и мы, окончив трапезу, сидели пред камином, укутавшись в теплые пледы. — Это было прекрасно проведенное время, — вдруг сказал Тилль, обращаясь ко мне. — Никогда не думал, что смогу ощутить себя в такой гармонии, а еще… — он слегка наклонился ко мне, и его дыхание горячей струей хлынуло мне в лицо. Я поежилась, автоматически приподняв уголки губ: сон вновь накатил на меня, и, не противясь ему, я обняла мужчину за предплечье. После этого он, кажется, говорил еще что-то, но я уже не разбирала его слов — лишь басистый хрип и теплая щека, прислонившаяся к моей… Да, это мне запомнилось крайне отчетливо.       «Тилль…» — мелькало в сновидениях, словно легкие трели в симфонии. — «Спасибо… Большое спасибо…»