***
Оставалось совсем мало до того, как колокол звездного часа должен был прогреметь по всему Берлину: события сменяли ход с непреодолимой скоростью — требовалось ли подстраиваться под них? Безоговорочно. — Я подожду в зале! — крикнула я, махнув Флаке из-за занавеса кулис. Клавишник чуть не подпрыгнул от моего заявления, непонимающе нахмурившись: — Стефи! — возмутился он. — Тилль же сказал, чтобы ты присутствовала на арене вместе со всем коллективом! — Я ведь не… — Хотя бы, пока мы в Берлине, — блондин опечаленно вздохнул, надеясь на положительное решение. Пожалуй, верно. Эти четыре дня пребывания Раммов в столице Германии могли стать единственными, ради которых я, наверное, вообще родилась, вообще жила… Это сущей правды волшебство! Ибо эмоции, вызванные теми, кто стал для меня больше, чем просто музыкантами, действительно оказались не напрасными: эти люди стали для семьей. И, словно лекарственные растения, приложенные к ране, они всегда усмиряли любую, пусть и безгранично жгучую боль… Моей благодарности не было конца — я лишь прикрыла губы ладонью, сморщившись от накативших слез. — Х-хорошо… — согласилась я с Кристианом. — Пусть будет, как будет!.. Добродушная улыбка наделила лицо клавишника: он, приблизившись, погладил меня по голове, будто котенка, затерявшегося в пыльных дорожных переулках, и после сказал: — Тиллю сейчас важен каждый фанат. Ты опора ему. Я охнула от услышанного. — Но ведь мы так мало знако… — Нет, — мужчина перебил меня на полуслове. — Важно не то, сколько вы знакомы. Важно то, кем вы друг для друга стали. Не успев ответит на сей довод, я завидела позади Флаке Рихарда: он растерянно улыбнулся мне, и, сразу же натянув на себя мину серьезности, позвал кейбордиста к себе. — Цвен… — буркнул Крис, оборачиваясь к нему. — Чего? — Концерт вот-вот начнется, — раздражительно заметил Круспе. — И ты еще спрашиваешь, чего? Нет, ну, нормально! Я торопливо смахнула слезу, за чем, сложив ладони, зашагала в сторону гримерной — Раммы смолкли, и, переговорившись в последний раз с помощью взглядов, последовали за мной. «Магического рода хаос…» — сияние тысячи ламп, направленных к трюмо, периодически угасало и создавало тем самым атмосферу загадочности: костюм Тилля, украшенный металлическими бляшками, поблескивал на свету прожекторов. Я растянулась в полуулыбке, подкравшись к певцу со спины: — Готов? — шепнула я. — Еще бы, — Лин усмехнулся, разворачиваясь ко мне. — Твой стилист уже ждет тебя. Вон, — он указал пальцем в сторону молодого человека, учтиво кивнувшего мне. — Ты уверен?.. — застеснялась я. — А не должен быть? — Ну… — постукивая кончиками пальцев по спинке кресла, я покачала головой. Мне было, как и всякому человеку, по-настоящему страшно. Очень страшно… — Возможно, я… — Стефи, — мужчина обхватил меня за запястья цепкими пальцами, и, вынудив взглянуть ему в глаза, произнес: — Я знаю твои способности с давних пор, хоть мне и удалось всего однажды стать их свидетелем. Только пойми, — я нервно сглотнула образовавшийся в горле комочек, наблюдая за тем, как Тилль пытался что-то мне разъяснить. Он продолжил, — того раза мне хватило, чтобы понять – мы еще встретимся, и не просто, как незнакомые люди. Я знал… Я знал, что ты меня узнае… Певец не успел договорить, как Раммы, подоспев к нашему трюмо, принялись во всю размахивать руками, а кто-то, кем и являлся Рих, даже гитарой: я взволнованно вырвала руки из цепкой хватки Линдеманна — мне… Кажется, что мне никогда еще не было настолько… Настолько..! — Да… Да, возможно, — я растерялась, и, принявшись ретироваться по направлению к ожидавшему меня стилисту, виновато поджала губы. «Слишком резко…» — рассердившись на себя, я вздрогнула. — «Он подумает, что его прикосновения вызывают во мне неприязнь!» «Я ее напугал?!..» — Лин отрезал прикованный ко мне взор и устремил его сквозь занавесь кулис. — «Вот же идиот…» Однако, в тот момент особой разницы уже не имелось: на арену нужно было выходить через полчаса — в зале громыхали оры собравшихся фанатов, и Пауль, устало хмыкнув, продолжил наигрывать что-то на гитаре. Я, ощущая какую-то опустошенность в душе, рухнула в кресло: стилист принялся хлопотать над моим внешним видом, попутно жужжа о чем-то на ухо — тяжкая ноша вины осадком погрузилась на дно, но… Но тогда мне самой было не до грусти! «Нельзя подвести их. Тем более, его», — я мимолетно посмотрела на Лина, хлопотавшего где-то в углу гримерной, и взбудоражилась. — «Нельзя, нельзя, нельзя!» Поэтому действовать надо было строго по инструкции! Далее, для выбора лучшего сценического костюма, мне предложили примерить около семи платьев — нет, это не хвастовство, но каждое из них мне подошло до безумия! По-крайней мере, положительное мнение ребят подарило мне надежду и спокойствие: может быть, представать пред людьми, исполняя определеную композицию — не причина для побега от собственного таланта?.. — А это? — я тайком выглянула из-за ширмы. — Так покажись полностью, чертовка, — хихикнул Ландерс, готовясь выстрелить в меня оценивающим взглядом. — Оно красное?? С вырезом?? Вот это поворот! — Шнайдер засуетился, потерев ладони, но мигом получил удар под ребро: by Richard with love. — Эй, за что?! — У тебя есть жена, — констатировал Цвен, бросая мимолетное послание Тиллю с помощью взора: Лин молчаливо улыбнулся, вытянув большой палец и отметив, что это был идеальный наряд для выступления. В ответ на сей жест я приподняла уголок губ, и, покружившись вокруг своей оси, принялась созерцать себя в настенном зеркале: да. Работа была действительно хороша, и любой спор встретился бы протестами. Возможно, даже внешний вид играл определенную роль в том, чтобы ситуация могла оцениваться более сосредоточенно. С уверенностью в том, что на публике тебя не засмеют, порождала и уверенность в остальное, во все хорошее: важно не думать об отрицательностях. — Я очень рада, что встретилась с вами, — изучая себя в стеклянной поверхности, внезапно призналась я: отражения рокеров, замершие в зеркальной глади, вырисовали на моем лице легкую усмешку – кто-то отвернулся, самодовольно ликуя про себя, кто-то пригладил бородку, а… А Тилль с Рихом продолжили тихую беседу, лишь на чуть-чуть застыв в момент моей благодарности. — Да не стоит, — в унисон отозвались музыканты, после чего напряженно уставились друга на друга. Кристоф искривил рот, кое-как подавив ироничный смешок: я, заведя прядь волос за ухо, оглянулась к рокерам и с укором щелкнула языком. — Знаешь, что… — фыркнул Цвен. — Много чего.. — самодовольно потянул Тилль. — Не сейчас, — убедительно попросила я, и, протянув ладонь вперед, склонила голову набок. — Ну, давайте, банда! Ощутив на себе множество вопросительных пар глаз, я пояснила: — Один за всех, и все за…! Тут-то всем стало ясно. В одно мгновение мою ладонь накрыли мощные руки всех Раммов, и их громогласный хор чуть ли не оглушил меня — я только посмеялась над тем, как они напомнили мне детей в ту секунду. — … и все за Rammstein!!! — после данного девиза мы воззрились на часы, и осознав, что время поджимало, метнулись к сцене: Рихард, Оливер и Пауль, выскочив из-за кулис, взмыли руками вверх, встречая фанатов грозными ухмылками и пафосным представлением всего своего величия в свет. Однако, в считанные минуты выражения их лиц сменились серьезными обликами — крепкие пальцы легли на острые струны, готовые стонать под властью своих хозяев. Зал приготовился к очередному взрыву — ведь концерты Rammstein порождали собой такие эксплозии, что любой действующий вулкан оказывался вне конкурса: силы природы тщетны пред могуществом индастриал-металла, исполняемого теми, кто с гордостью и любовью творил там, — на публике, — для верных поклонников! Вспышки, которые то гасли, то вновь зажигались, окончательно потухли в какой-то час: я, замерев от испуга, почувствовала, как некто схватил меня за руку и повел за собой — в неизвестность, откуда доносились всяческие крики восторга и нетерпения. Да…И почему же… — Прекрати бояться! — последнее, что я услышала до старта: далее молниеносный пучок лучей ослепил меня, и, казалось, больше, чем миллион зрителей поприветствовали нас… Нас… Меня и… — Твой день еще не завершился! «Именно», — ужаснулась я: до какой степени меня охватило забвение? — «Мой… Мой день рождения все еще продолжается!» — Сейчас мы сможем стать свидетелями чего-то особенно гениального! Вы на связи, Фрау Урсула? — журналист Максимилиан Шульц, так рьяно выслеживавший рок-банду, вновь околачивался где-то у арены. — На связи. — Смотрите! — изумленно парировал репортер. — Видите, с кем Тилль Линдеманн?! Да! Мы не впервой встречаемся с этой особой! Надо разузнать, кем она является, и есть ли между ними нечто большее, чем просто сотрудничество! Фрау Урсула, слово Вам! Пока Максимилиан паясничал у камеры, Тилль уже с волнением наблюдал за прожекторами, а затем и за Кристианом, появившимся из ниоткуда где-то на верхнем ярусе: кейбоард загудел, и Лин понял, что пора начинать — он кинул взгляд в сторону гитаристов, после чего в мою. — Лови, — солист кинул мне микрофон, и я, культяпо подхватив его, чуть не спотыкнулась о какой шнур, ведший к подключению ударного механизма Шнайдера. Я почти приготовилась к тому, что вот-вот рухну лицом в пол, но… «… Опять все испорчу!» — подумалось мне, и я, зажмурившись от обиды, неожиданно замерла, будто статуя. — Frühling in Paris… — мощная рука, обвившая мне талию, предотвратила падение, и Линдеманн, прошептав эти слова в микрофон, подмигнул мне. Я даже не обратила внимания на то, как мои ладони уперлись в его тяжело вздымавшуюся грудь, а сама я, как маленькая девочка, завороженно начала любоваться своим кумиром с самого близкого расстояния. Свинцовая тишина тучей повисла над ареной Velodrom, и мы с Тиллем, походившие на кукол, исполнявших танго, окаменели на добрые пять минут: только потом, опомнившись, мы отпрянули друг от друга, и я, практически прижав микрофон к губам, с пылу выкрикнула: — Rammstein и Стефани Вольф… Приветствуют вас прямо здесь и прямо сейчас! Да начнется буря! Мои слова сопроводили достойным аккомпанементом, и Линдеманн, довольно похлопав в ладоши, продолжил: — Hallo, Berlin! — эхо фанатских визгов разнеслось повсеместно. Концерт официально объявили начатым. — Rammlied!!! Второй день пребывания Rammstein в столице неописуемой словами Германии — хоть зима и хлестала своими порывами людские души, в сердцах у каждого бурлила… «Весна…» — мое лицо озарило счастье. — «Весна в Париже!» — застыв в ожидании, я вдруг решила обернуться: он… — «Ох…» — Все превосходно, — поддержал меня гитарист. В его очах блеснула какая-то живая искра, и я одарила его тихим «благодарствую». Музыканты вытянули губы, синхронно присвистывая, в тот момент, когда скулы Рихарда вспыхнули в бордовых тонах. «Ну, нет…» — Круспе мгновенно обратился к инструменту, надеясь на способность вовремя взять себя в руки. Это был до потери пульса ответственный момент — ведь его ожидало не только исполнение знаменитого трека, но так же и бэк-подпевка. — Ich will… — сквозь тьму, кою создали погасшие лампы, отчеканили Пауль и Рих. Вроде бы все отлично, вроде бы не было ничего лучше, только вот… — Ich wi…Проблема оказалась грандиозно весомой — пара лопнувших струн на гитаре Рихарда Цвена Круспе сбили его с ритма, сбили с мелодии. Именно тогда могло произойти все, что угодно — или взлет, или падение.