«Бесподобно! Ее голос способен затронуть любые сердца, а женская партия «Te Quiero Putа!» создана, будто, для нее единственной!» — немец завершил свою партию, притормаживая на подобной мысли и смыкая свой звонкий голос в центральной точке микрофона — по залу разнеслось сладостное эхо, после чего все до единого аплодировали стоя: вот теперь выступление было действительно за-вер-ше-но!
— Благодарим тебя, Берлин! — в унисон с Тиллем заявили мы зрителям, снова берясь за руки и вскидывая их к небесам. — Еще встретимся!
И, чрез, наверное, трехчасовую лавину очередных интервью и фотоснимков с фанатами, я наконец-то решила, что не стоит более задерживаться и приходиться всем обузой: однако, обхватив мое запястье цепкими пальцами, Линдеманн дернул меня на себя. Он разочарованно щелкнул языком.
— Куда это ты? — спросил он тихо, практически не шевеля губами. Наверное, со стороны это походило на разговор с помощью взглядов.
— Но ведь… — мое сердце ныло, будто в него вонзали ножи: раз за разом, все жестче и жестче, но оно не поддавалось этим смертельным ударам. — … Вы и Я… Это, как океанская гладь и океанский желоб…
— Разъясни, — усмехнулся брюнет, потянув меня куда-то в толпу.
Я ахнула, спотыкаясь и неразборчиво перебегая с ноги на ногу, дабы успеть за мужчиной: снег скрипел под подошвами и препятствовал бегу.
— Гладь красива, но…! — запыхавшись, выдала я. — … Желоб намного разнообразнее, таинственнее, глубже!… Ваша роль в музыкальной индустрии куда величественнее моей, и поэтому я не могу мешать вашему творче…!
— Но ты ведь тоже часть этого самого океана! — мы выбежали на прямую дорогу, покинув Kindl Wuhlheide: дальше, резко затормозив в центре незнакомого переулка, и осознав, что отряд фанатиков все еще гнался за нами по пятам, Линдеманн круто свернул за угол. — То бишь, какими бы ни были мы разными… Каждый океан всегда остается единым, неподражаемым и индивидуальным, фрау Вольф!!…
Я вздрогнула — от его касаний к моим рукам каждая клеточка организма начинала гореть, как в при высокой температуре; он сообщил мне, что мчались мы в сторону Ramm-трейлера, служившего для переездов между городами. От фанатов мы могли избавиться лишь таким образом, к тому же, рок-группе действительно требовалось откланяться.
«То есть, мы — единый океан…? Несмотря на мощные различия, живущие в наших подсознаниях и мировоззрениях?» — я призадумалась, следом вновь вернувшись к словам Тилля: — «Хотя, что гладь, что желоб… Ведь влага, аромат и вода одинаковы в большинстве всех случаев. Может, и мы с этим немцем — тоже?…»
Фургон мелькнул вдали, и охрана, мгновенно разойдясь, предоставила нам обзор на распахнувшуюся дверцу: выглядывая из-за нее, Круспе и Шнайдер озлобленно кидали в нашу сторону подгонявшие фразы:
— Иисус, скорее, возродится, нежели ты избежишь проблем на свой огромный зад, Тилль!! — Рих рвал на себе волосы, кое-как сдерживая визг от вида фанатских табунов, колеблющихся позади меня с Линдеманном, подобно горизонту. — Бегите, вашу мать, бегите!!
Спустя три минуты мы ловко заскочили в салон крупного авто, хлопая увесистой дверью и оглядываясь к Лоренцу:
— Охренеть, ребята! — сдавливая рвавшийся наружу смех, прокомментировал Тилль, после чего отдышался и грузно опустился на объемный пуфик, проваливаясь в мягкий материал. Я присела на рядом располагавшийся диванчик, виновато поджав уста. — За эту пробежку я скинул кило, эдак, десять!
— Ты обыкновенный мудак, из-за которого мы вечно попадаем в тернии обезумевших девушек, — с укором заметил Кристиан, торопливо заводя автомобиль и поспешно погружая ступню в газовую педаль. — Однако, это не причина для того, чтобы пугать нашу гостью настолько бескультурным поведением.
Будучи солидарной, я уверенно кивнула водителю, за чем машинально завела локон волос за ухо: в этот момент взор вокалиста пристально остановился на мне, вызвав смущение, заметное невооруженному оку.
Олив, как самый наблюдательный, озабоченно изогнул брови:
— Я Оливер Ридель! — неожиданно выпалил он. — Отвечаю за бас-гитару и покупку Тиллю сигарет!
Участники команды поняли, к какой разрядке склонился их товарищ — каждый присутствовавший продолжил:
— Я Кристиан Лоренц. Клавиши, — заворачивая навстречу к Фридрихштрассе, парень притормозил на светофоре.
— Пауль Ландерс! Ритм-гитара! — следующий представитель «Rammstein» многозначительно взмахнул своим инструментом: сорвав его провода из подключения к колонкам, музыкант принялся винить себя за не предусмотренную грубость к струнному другу.
— Рихард. Просто Рихард Круспе, соло-гитара, — отмахнулся парень, продолжив попивать горький кофе, вздыхая.
— А я Кристоф Шнайдер, — добродушная улыбка наделила его лицо. — Ударные. Кстати, я очень хорош!
Ударника моментально пнули локтем под ребро, и тот отомстил противнику плевком в недопитый кофе.
— Ах ты ж, сука! — взвыл Рих, но вспомнив, что не все из команды успели представиться, принужденно сжал губы. — Тебе пиздец будет, вот увидишь…!
Главнейший из главнейших, неуклюже пошатываясь, тяжело поднялся в пуфика: несмотря на его вечные бодрость духа и живость, я заметила, насколько измученным был его взгляд. Только эти очи, отдававшие бирюзой, все равно пленили меня своей чистотой, глубиной, и…
— Тилль… — откашлявшись, мужчина забавно склонил голову на левое плечо. — Тилль Линдеманн. Солист группы «Rammstein» и твой надежный коллега с этих самых пор.
Я, тоже привстав с дивана, шагнула ближе к мужчине: трейлер резко дернувшись на скорости, развернулся, и я, еле удержав равновесие, попыталась ухватиться за какой-либо ближайший объект — этим объектом оказался сам Лин, вовремя ухватив меня за плечи и притянув к себе ближе.
Оливер, копошившийся у бочонка с пивом, многозначительно присвистнул, следом повинтив позолоченным краном:
— Пацаны, тащите бокалы! Выпьем за новую участницу нашего грандиозного тура!
— Водитель в пролете, мрази пьяные, — по-актерски обиделся Лоренц, далее щелкнув пальцами: — Отель уже впереди, еще успеете набухаться! Ох, гололед, достал!
— С-спасибо… — я сбивчиво отблагодарила Линдиенна, взволнованно отстранившись от него. — Итак… Меня зовут Стефани Вольф-Газенклевер, — немного стесняясь сначала, пробубнила я: музыканты, решив перенести пьянку на попозже, рявкнули:
— Ну-ка, малявка, громче, тебя не слышно!
Я напряглась, что было мочи.
— Да как скажете! — последовал ответ. — Знаете, кто я? М?
Инструменталисты отрицательно помотали головами, сдерживая улыбки и подыгрывая:
— Раньше я славилась, как джазовая и оперная певица Германии! А так же одна из достойнейших выпускниц Квастхоффа! — я сложила руки на груди, пройдя мимо учтиво хмыкнувшего Тилля. Ткнув указательным пальцем в Риделя, я продолжила: — Завтра мне исполняется двадцать шесть, и все еще не верится, что жизнь предоставила мне невероятную возможность…
Все замерли в ожидании, иронично обменявшись смешками:
— … выпить с самой дьявольски безбашенной бандой «Rammstein» отменного немецкого пива!
— Еще бы!!! — наконец-то вскрикнули музыканты, театрально зааплодировав. — Браво!! Сказано от души!!
Фургон плавно приостановился:
— Приехали! — глянув на нас через спинку водительского сидения, Кристиан засигналил.
И в тот момент уже знали все: эти ребята приехали! Приехали в… Hilton Hotel Berlin!!
— Стефани предстоят долгая лекция и ознакомление с нашими планами, — вокалист вытянулся позади меня, а очи его задорно блеснули. — Ведь мы планируем задержаться в Берлине, так, парни?
— Так!!
Я мягко приподняла уголки губ, удивляясь: когда-то я и не представляла, что смогу просто лишь взглянуть каждому из этих ребят в глаза… Но теперь, когда все события начали сменять друг друга, как осенние листья ход своего падения, я ужаснулась: мне выдалась возможность, которая не выдалась никому иному — я, будучи влюбленной в солиста «Rammstein», ввязалась в его увлекательнейшую авантюру, исход коей был непредсказуем.
Это не-ве-ро-ят-но!!!
— Значит, наше сотрудничество объявлено законным? — в шутку поинтересовалась я.
— Бесспорно! — без шуток ответил Тилль Линдеманн.
Поправив шарф, я спрятала руки в глубоких карманах пальто:
— Но мне придется вернуться домой, ибо…
— Забудь обо всем! Вспомни себя три года назад! — перебил меня он. — Эти дни ты проживешь вне своей скудной жизни преподавателя!… Тебя вновь вспомнят все. Все до единого. Как певицу. Как ту самую Стефани Вольф-Газенклевер!
Мое сердце гулким боем застонало в грудной клетке; я, рискнув избавиться от стеснявших меня оков, в очередной раз поникла:
«Невозможно… Это же обыкновенный сон… Мне нужно лишь…
Очнуться…»
