Three blind mice. Three blind mice. See how they run! See how they run! They all ran after the farmer's wife, Who cut off their tails with a carving knife, Did you ever see such a sight in your life, As three blind mice?
Аккуратный, хорошо и со вкусом одетый блондин, чьи волосы почти светились от чистоты и были уложены на бок, наверное, целой толпой парикмахеров, отвернулся к распахнутому в неестественно прекрасную зиму окну. — Порой это напоминает медленное саморазрушение: ты постепенно гниешь изнутри, становясь заложником своих мыслей. Дни могут тянуться друг за другом, а ты не будешь даже знать о том, какое время суток за окном. Просто лежишь ничком на кровати, не испытывая ни чувства голода, ни жажды. Я пережил это, когда вернулся с войны, Нэнси. И теперь, спустя столько лет, я всё ещё... — по телевизору прошла помеха, прервав главного героя фильма на середине скучного и пафосного монолога. Хороших фильмов, как можно заметить, в последнее время стало даже слишком мало. Особенно по федеральным каналам. Особенно в пятом часу вечера. И уж особенно в будние дни. — ...да я тебе говорю! Он так ей прямо и сказал! Честное слово! — Ой, ну ты гонишь! Быть такого не может, чтобы Джим... — девушка всплеснула руками и, не желая верить рассказу своей подруги, покачала головой. Боковым зрением она заметила уборщика, который остановился посреди зала кафешки при заправочной станции, внимательно разглядывая посетителей. — Эй, ты чего встал, хм, работничек? Я зря тебе плачу что ли? — на плечо опустилась тяжелая рука, заставив парня в синей жилетке с логотипом заправки встрепенуться. — Ой, мистер Лифз! А-а я тут это... самое... п-полы мою... вот... д-да, конечно, а вы о чем подумали? «Горе-работник» улыбнулся во все зубы и показательно стал тереть пол шваброй с большим усилием и в несколько раз быстрее. Вот, мол, посмотрите на меня: я же тут не дурака валяю, а работаю, причём очень даже усердно. А то за что мне платят по семь долларов в неделю и кормят каждый день завтраком и ужином, в таком случае?! Начальник усмехнулся и, по привычке пригладив свои седые аккуратные усы, продолжил, но уже менее серьёзным тоном. Таким, которым общаются школьные друзья: — Надеюсь что так, приятель. Хей, да и вообще, тебе бы не мешало сегодня вечером побриться, а то ты мне в скором времени всех посетителей распугаешь, хах! Отрастишь себе бороду, как у знатного такого хобо! Хм... — он прервался, о чём-то задумавшись. — Слушай, парень, а ты давно матери звонил? Точно! Как он мог об этом забыть! Сколько времени уже прошло? Неделя! Господи Иисусе! Да как же так могло произойти... Тинейджер вдруг почувствовал, что стал белый, как чистый лист бумаги для принтера. — Вижу, что давно. Всё равно не забудь вечером, ладно? Жизнь тем и хороша, что в ней ничего не стоит на месте. События постепенно сменяют друг друга: с плохих на хорошие, с обычных на что-то новое, чего ранее никогда не бывало. Тоби за последние полтора года уже успел это понять. И даже сейчас, сидя на неудобной деревянной скамье почти в самом последнем ряду, у самых дверей, он был счастлив и чувствовал себя настоящим человеком. Святой отец стоял перед алтарём, читал проповедь, время от времени окидывая строгим взглядом полупустой сонный зал. Конечно, все собравшиеся сегодня выглядели утомлёнными и пришли в это воскресное утро в церковь лишь из-за того, что так уж заведено. По старой привычке, не более. Ну может быть все, кроме Тоби. Тут для него всегда было интересно. — Помолимся же все вместе, братья и сестры! Хоть юноша и не был таким уж верующим, но всё же листая страницы потрепанной старой Библии, которую ему в первый день их знакомства отдал мистер Лифз, или же повторяя молитву перед сном, он ощущал какое-то спокойствие в душе. Он даже принял крещение не так давно и несколько раз был на исповеди. Конечно, молодой человек прекрасно понимал, что за его покаяние ему ничего не светит в реальной жизни: домой он чудесным образом не вернётся, а мертвые, в чьей крови руки Тоби были по локти, не восстанут из могил и не придут к родным на ужин. Убитые дети не вырастут и не заведут семью. Но с того самого дня, как он рассказал священнику о всех своих преступлениях, стоя на коленях в пустом зале, где витал запах пыли, воска и пресной выпечки, ночные кошмары перестали пожирать нутро по ночам. Шум в ушах и голове растворился, став чистыми, добрыми мыслями. И он знал, что он не одинок. Всё плохое уже позади. И сейчас он сложил ладони вместе для молитвы. Конечно же паренёк точно знал, за кого он вновь будет просить у того самого невидимого Господа. Генри Оуэн Лифз, владелец заправки и мотеля на въезде в город, был невысоким мужчиной лет сорока пяти, за которого Тоби готов был молиться хоть целыми сутками напролёт. Ведь именно благодаря ему парень сейчас имел небольшую каморку с собственной раскладушкой и постоянное место работы. И пускай заработок был до невозможного низким, а по вечерам усталость была настолько сильной, что просто сбивала с гудящих ног, но он был доволен. У Роджерса был даже целый выходной в воскресение, который он начинал с похода в церковь, а уже после прогуливался по ближайшему парку, где подходил к большому пруду, заросшему нежно-лиловыми кувшинками, и кормил уток. Было спокойно, никуда не надо было бежать, и для него настали чудные дни, в которых он был полностью уверен. Время от времени он звонил матери, чтобы рассказать ей обо всём, что с ним происходит. Пару раз он даже пробовал писать ей письма, но Конни настаивала всё же на общении через телефонную трубку. Кто знает, может женщина просто не желала видеть почерк своего сына, такой родной и привычный, а внизу совершенно чужое имя и фамилию в качестве подписи: Тейлор Э. Рейли. Ей было от этого не по себе. Подросток смеялся и улыбался, слыша голос своей мамы, а она наоборот тихонько утирала горькие слёзы, медленно стекающие по щекам. Её любимый сын был так далеко, совершенно один, и ведь она не могла ничего сделать: он всё ещё находился в розыске. А за такое количество жертв в качестве наказания присяжные уж точно выбрали бы, если не триста с лишним лет заключения, то самую настоящую смертную казнь. Конни говорила ему, что переехала и живёт в доме своей дальней родственницы, и очень хорошо, что некие люди помогли Тоби устроиться. Сзади неё иногда был еле слышен детский плач, и Тобиас не мог отделаться от горьких мыслей о том, что она в очередной раз пересматривает домашние записи. В гостиной, с бокалом вина в руках, укутавшись в отвратительное одиночество, как в колючий плед. Мама всегда говорила мало и неохотно, зато любила слушать своего сына. Требовала, чтобы тот не молчал и рассказывал, рассказывал. Не важно что, лишь бы в трубке был его голос. Чтобы она могла выгнать из своей головы эти отвратительные мысли, что у неё больше никого не осталось. Её единственный ребёнок жив. Конечно никаких интересных новостей парень не мог рассказать. Кроме, может быть, описания довольно странных личностей, заходящих время от времени в здание мотеля или заправочной станции, где Тоби мыл полы или окна. Пьяные, дебоширы, странные путешественники, ни слова не знающие по-английски, грубые и злые от усталости дальнобойщики. Ничего интересного в этих посетителях. Но один человек по какой-то непонятной причине заинтересовал Роджерса больше всех остальных. Их короткая встреча произошла около трёх недель назад, в четверг вечером. За окном как раз стоял полный штиль, накрывший всё вокруг непроницаемым стеклянным колпаком. — Эй, Тобиас! Подмени меня на пару секунд, мне надо ненадолго отойти! — крикнула парню через весь зал пожилая женщина, выходя из-за стойки регистрации. Она переваливалась, точно старая черепаха, ковыляя в сторону туалета. — Скоро буду. Если кто вдруг придёт, то оформишь как полагается, ладно? Тоби кивнул, напомнил Линде о том, что она его может не называть так уж официально, полным именем, и, убрав ведро со шваброй в угол, чтобы никто случайно не расплескал, подошел к ресепшну. Взгромоздился на неудобный жёсткий стул. Вот уж точно — замечательная работа: сиди на заднице по девять часов в сутки и постоянно жди! И как вообще эта старая зараза тут не дохнет от скуки? Он в последний раз, когда заменял заболевшую старушку, еле-еле дождался конца смены, и уже вовсю нетерпеливо ёрзал спустя часа два, точно под ним были раскалённые до бела угли. Ну не в состоянии он так работать, не по душе ему! И ни сканворды, ни журналы не могли отвлечь от зудящего чувства скуки и покинутости. Уборщик настолько увлекся размышлениями о том, чем же на самом деле является эта Линда, какой ведьмой и у какого Люцифера она купила свою усидчивость вместе со стальной задницей, что не сразу заметил посетителя. Мужчина громко и раздраженно кашлянул, привлекая внимание рассеянного молодого человека. Тобиас ойкнул, и испуганно поднял глаза. — Ой-и-и... Простите, сер, я, в-вот, просто... Кхем, можно на-начну заново? — но вопрос улетел куда-то в пустоту, будто бы его и не было. — Приветствуем Вас в нашем м-мотеле! Хотите сн-снять комнату на ночь? Ва-ва-вам одноместную? Или Вы путешествуете с д-д-друзьями? Незнакомец выглядел довольно странно, можно было даже сказать, что он болен и у него только-только спала высокая температура. А может быть просто до такой степени утомлён долгой дорогой, что совсем не соображает. Мало ли? На последнем слове паренька он судорожно вздохнул, точно на него неожиданно вылили ведро холодной воды. Поправив жёлтые солнцезащитные очки-авиаторы, съехавшие на кончик носа, он протянул водительские права и деньги. — Одноместный. Выселяюсь завтра в пять тридцать утра. Прошу не беспокоить по пустякам, — голос сухой и леденящий душу. Да, этот человек уж точно не в ладах с головой, раз позволяет себе так общаться с людьми! «Тхе, фрик какой-то, честное слово! Надеюсь он не устроит пьяный дебош и не обблюёт весь номер, как было с тем мистером месяц назад...» — думал Тоби, вписывая данные в журнал заселения. Имя... Фамилия... Год рождения... Штат проживания... — А!..Так Вы из Алабамы, сер? — как он не пытался сдержаться, но недопустимый и отчасти неприличный вопрос вырвался из его глотки. Дурная голова не в силах держать длинный язык. — Хм... Я слыш-шал по радио, что не так давно там произошел ужасный инцидент с груп-группой студентов, исслед-след-овавших заброшенное здание. Дов-довольно интересно, что... Но тут гость стукнул ладонью по лакированной столешнице с такой силой, что в пустой чашке, стоящей рядом с красочным календарём, задребезжала чайная ложка. Парень от неожиданности отшатнулся назад на стуле, закрывая лицо руками. — Слушай, я не прошу тебя чесать языком, парень, и рассказывать мне то, что ты там где-то услышал. Просто делай свою работу и, дьявола ради, заткни свой грёбаный рот наконец! Ладно?! Научись держать свой рот на замке. Больше Тоби с ним не заговаривал. Он молча заполнил все данные, перенес их в компьютер и выдал ключ с дешевым желтым брелоком, на котором чёрным маркером толсто были нарисованы две четвёрки. Загадочный мужчина кивнул в знак благодарности. — Приятной ночи, — угрюмо пробубнил посетитель и, подняв с пола большую спортивную сумку, пошёл прочь. А Тоби просто сидел и не моргая смотрел ему в спину. Желание сказать уходящему человеку что-то настолько важное прожигало кожу раскаленным железом изнутри... Черты лица непонятно почему казались знакомыми, хотя судьба никогда не сталкивала их лицом к лицу. А может быть что-то внутри этого загадочного путника манило к себе? Но что именно? И почему? Может быть молчаливая тайна, знание о чём-то, таком страшном, что нельзя произнести вслух, написать на бумаге? Как, например, жжение ритуального огня, оставляющего вздувающиеся волдыри на коже. Лес, непроглядная тьма и стоящий стеной ливень, барабанящий по раскрытым листьям вековых деревьев? Или острые конечности-ветки, обхватывающие обмякшее от болезненного беспамятства тело... Ах... Этот явно мужчина не похож на него. Он не безумец! И, тем более, не убийца. Просто умаялся с дороги. А Тоби опять придумывает. Впрочем, как и всегда. — О, я смотрю, ты уже одного заселил! Тобиас, а ты просто магнит для постояльцев, не правда ли? — громко сказала пожилая женщина, выходя из-за угла, и засмеялась, но увидев встревоженный и напряженный взгляд парня, в ту же секунду замолкла. Перестала улыбаться. — Да что с тобой такое случилось? Эй? Тоби?! ЭЙ! «Кем ты являешься на самом деле? Неужели ты тоже знаешь об этой штуке?..» Казалось, Тоби полностью отдавался работе. Утопал в болоте тусклой рутины и не пытался выплыть. Но подобные мысли оказались бы неправдой, спроси вы у него об этом напрямую. У почти бездомного подростка были и секреты, никак не связанные с его прошлым. Одним из таких являлись его новые хорошие знакомые: Кроха Олли, Громила Уилл, Солнечный Элл и Заика Бобби — байкеры, не так давно появившиеся в районе. Настоящие крутые парни, которые живут лишь раз, и так ярко, способны затмить свет солнца в июльский полдень. Тоби в тайне завидовал им, представляя вольный ветер, свистящий в ушах, бесконечную дорогу под быстрыми колёсами, и свободу, свободу, не омрачённую ничем... Правда вот, их встреча произошла при совсем неприятных обстоятельствах: они удирали от полиции, пытаясь затеряться в улочках городка, а Тоби, когда стражи закона спросили его, не видал ли он четырех парней на байках, указал совершенно в другом направлении, сбив офицеров с верного пути. Стандартная ложь во спасение — и чего в этом дурного? Как ни странно, но банда Крохи Олли оказалась довольно дружелюбной, хотя молодой человек всегда считал подобных «бунтарей» своего рода нелюдимыми грубыми изгоями общества. Дикарями, которые сбиваются в стаи, точно волки, и бесконечно колесят по автобанам. Как ни крути, а «крутые парни» вызывали у тинейджера лишь опасение и ожидание дрянных шуточек, подножек и прочих подлянок. Но в вечер этого воскресения Роджерс отправился с ними в паб на окраине города, чтобы хорошенько отдохнуть перед рабочей неделей. Разве это так плохо? Он уже достаточно взрослый. Самостоятельный. Парни обещали даже угостить его настоящим спиртным. Ещё один жест благодарности за их спасённые задницы. Он с нетерпением и трепетом ждал вечера. С самого утра был как на иголках, не мог сконцентрироваться в церкви и случайно спел не тот гимн. Как хорошо, что никто этого не заметил. А после целый день крутился в своей каморке перед старым зеркалом, зачёсывая отросшие волосы то на правую сторону, то на левую. Ему хотелось выглядеть достойно. Так сказать, круто. И как только на часах у его кровати встало десять часов, Тоби открыл окно и вылез на улицу. Парень прекрасно понимал, что поступает как глупая девочка-подросток, но предвкушение новой (его собственной взрослой!) жизни, полной радости, а не страха, отгоняло плохие мысли из головы. Прочь, прочь, как утренний туман! Всё со временем станет только лучше, вот увидите! Он только немного отдохнёт. Совсем чуть-чуть. Он это заслужил. — За отличное знакомство с тобой, дружище! — Олли поднял низкий пузатый стакан, смотря сквозь него на парня. Его сизые глаза сверкнули радостным огоньком. — Парни, за неподражаемого Ти! — Да, за Ти! — в тот же миг подхватили друзья Крохи. А Тобиас просто глупо улыбался, чувствуя, как в груди от удовольствия колотится сердце. Ещё бы! Ведь вокруг него такая приятная компания крутых парней, которая не издевается над ним, прицепив к спине тетрадный листок с яркой надписью «ПНИ МЕНЯ!!!», даже не думает о том, чтобы обозвать «трясунчиком» или «китайским болванчиком». А жизнь и правда налаживается, чего не говори! Может, и он когда-нибудь будет крутым? Например, с сегодняшнего вечера? — Н-н-ну, так ты будешь пить, али как? — своим глубоким басом спросил Громила, нахмурив мохнатые смоляные брови. Роджерс недоверчиво посмотрел на него, а потом на стакан в своей руке. По поверхности янтарной жидкости расходились круги. Она казалась немного мутноватой. Так... странно. Он так давно не пил алкоголь. Теперь, сидя в баре, парень задумался: а хочет ли он вообще пить? «Отец много пил. И становился зверем. Надеюсь, со мной такого не будет. Я больше никогда не хочу быть чудовищем» — Давай-давай, парень, это наша благодарность. Тебе понравится, бомбическая штука, — на бородатом лице возникла ехидная ухмылка. Мелкие поросячьи глазки забегали. Что ж, почему бы и нет? Тоби заслужил отдых. Тем более, он только чуть-чуть... Разве от такого бывает плохо? Юноша поднял стакан и залпом влил его содержимое себе в глотку. Леденящий огонь прошёлся вниз, приятно охладив пищевод и полупустой желудок. Хм, довольно необычно на вкус: не так противно, как он ожидал. Мерзость, но такая, приятная мерзость. На корне языка осталась едва заметная сладость, будто прилипли крупицы сахара. Можно даже, наверное, повторить ближе к концу вечера, если, конечно, ребята не будут против. А они уж точно не будут! «Такими темпами я дойду сегодня и до сигарет, а то и ещё чего похуже!» — пронеслась неспокойная мысль в голове, но тут же растворилась в постепенно крепчающей в разуме звенящей пустоте. К горлу подкатил тёплый горький ком. Он громко срыгнул. Желудок пылал. — О-о-о! Чего, хорошо, да? А я же говорил! — Кроха Олли глупо качал головой в такт музыке, поглядывая время от времени на свою банду и широко улыбаясь. — Сейчас вообще ништяк будет, как только оно в кровь пойдет! Отвечаю, бро! «Ого-го-го! Даже так! Интересно, а на сколько лучше? По-моему, всё и так идеально!» В тот момент Тоби и не задумывался о том, какую серьезную ошибку он совершает. Ему было весело, громкая электронная музыка била по барабанным перепонкам бешеным ритмом, отчего хотелось встать на ноги и пуститься в пляс под одобрительный свист компании. Неужели он пьян? Да, точно так, как бы странно это не казалось: захмелеть от одного стакана. Так легко во всём теле, точно по облакам гуляешь... Но неприятное ощущение тошноты крепчало и набирало силу, сжимало горло и крутило живот, не желая пропадать. В коленях развивалась едва заметная слабость. — Давай-давай, приятель! У-у-у! Покажи класс! Он поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов... И почувствовал, как земля уходит из-под ног. Его крохотный мирок постепенно рушился на части. — Я... Чт-т-то-ото мне не хор-хорошо, — Тоби зажал уши руками. Его собственный голос казался оглушительным, отдавался электрическим гулом внутри головы. Сильное головокружение вовсю переворачивало окружение с ног на голову, и всё вокруг словно было пропущено через яркий сумасшедший калейдоскоп. Постепенно музыка становилась дальше и дальше, звучала точно так же, как если бы доносилась из глубокого колодца, низкие басы своей гулкой тяжестью давили на барабанные перепонки. В черепной коробке росло давление. Жуткие вспышки жёлтого, красного и синего били сквозь глаза, доставая до мозга. Подступила сильная тошнота. Тобиас тяжело сглотнул и ухватился за угол барной стойки. Его колени подогнулись. Улыбка Олли, кровожадная, ещё более ехидная, плыла в дыму от сигарет. Байкер кивнул Элу, и тот достал из глубокого кармана кожаной жилетки ключи от машины. — П-парни, мне чего-го-то того... это... Мо-может, уйд-д-дем отсюда-а-а-а, а? — Тоби несколько напряжённо смотрел на развязанные шнурки на своих кедах, стараясь унять сбивающее с ног чувство качки в своей голове. Так, наверное, чувствовали себя пилигримы на «Мейфлауэре» во время шторма? К горлу подкатил жгучий ком. — Ну чегой-то ты расклеился, дружище? Плохо тебе, да? Совсем? — мужчина в джинсовой куртке похлопал подростка по плечу, видимо, желая слегка подбодрить. — Ну, ребят, выведем его проблеваться к мусорникам, м?! Жить будешь, парень! Вся остальная компания громко засмеялась и заулюлюкала, поддерживая товарища. Единственное, что проскочило тогда в голове: чёрт. Чёрт! Чёрт! Дьявол! И эта мысль вертелась по кругу, точно заезженная пластинка в музыкальном автомате. Ноги не слушались, подкашивались. Постепенно предавали. Это всё мне кажется. Такого не может быть. Я сейчас проснусь, и окажется, что я перебрал ночью со спиртным и проспал работу. Это точно сон. Да, неприятный сон! Роджерс больше не мог сопротивляться, даже когда его со всей силы ударили по спине, как только они вышли из паба. Громила поднял его за шкирку, точно безжизненный труп, тряпичную куклу человеческих размеров, и потащил в автомобиль, волоча ногами по пыльному асфальту. И всё же в том стакане что-то было, помимо колы и виски, из-за чего молодого человека так развезло. Я сплю. Вот сейчас, сейчас точно проснусь! — Угу-гу-гу! Попался, сучёнок! Так, держите его крепче, а то будет как с той тёлкой в прошлый раз, — самый старший из компании сел на водительское место, пристегнулся и поправил зеркало заднего вида. — Хм, лишь бы не откинул коньки от передоза по дороге, а то, мало ли что, выглядит он не ахти как... Боб, какого хера ты вбухал две таблетки? В этом сопляке весу не более ста тридцати будет! Таблетки? Значит, в одном Тикки был прав: ему точно что-то подмешали в напиток, когда он отвлекся. Неужели его похищают? Но это значит... А значило это только одно — конец нормальной жизни. Если вообще его оставят на этом свете... Но нет, нет, он не хочет умирать! Жизнь только наладилась! Забурчал мотор. Радио голосом ночного ДиДжея с треском выплюнуло из динамиков время. Тоби отрубился, придя в себя лишь когда ему в лицо плеснули ледяной воды. Грубая рука до синяков сдавила чуть выше ключицы, перешла на шею. Бородатое лицо Громилы повисло над ним, закрывая лампочку на потолке. Его губы довольно улыбались. — Ничего, жить будет! Ну что, парни, вечеринка началась? Тут на всех хватит. Как... Это вовсе не сон... К своему ужасу Тоби ощутил, что на нём нет одежды. Кожей спины он чувствовал грубую ткань матраца и жёсткие пружины под ней. Тяжкий запах сырости и пыли забил ноздри. Он хотел было закричать, но воздуха в лёгких хватило лишь на хриплый стон. — Неплохо! Хах! Надеюсь, парень, ты любишь пожёстче? Потому что я люблю... Он пытался сопротивляться. Двигался, будто во время лихорадки, бреда. Отталкивал дрожащими потными руками, пинался. Но всё было бесполезно. Те самые таблетки, что подмешали ему в напиток, сделали его тело слабым и податливым. Бессмысленные попытки отбиться только веселили его новых друзей. Захлёбываясь в собственных слезах, он попытался кричать, всей душой надеясь, что его услышат, что ему помогут... Ему, чёртовому убийце, грязному язычнику. Кто-то услышит, придёт на помощь? Те дети, твои жертвы, они кричали, но, вспомни, разве им кто-то помог, когда ты их убивал? Сейчас ты тоже кричишь... В углу возникла высокая фигура, пришедшая на печальный зов. Она качнулась несколько раз из стороны в сторону, как только Тоби попытался что-то крикнуть ей, и исчезла, оставив его наедине с беспомощностью. Силы совсем покинули его. Тоби хорошо запомнил унижение, продолжавшееся в течение нескольких дней, непонятные мутные силуэты подонков и нескончаемый холод каменного пола. Он даже больше не сопротивлялся, когда его вновь и вновь поили горькой водой, насильно разжимая стиснутые зубы, ведь после неё он полностью пропадал из этой реальности хоть на какое-то время. Точнее, не мог запомнить ничего, ведь все действия ублюдков проносились мимо, совершенно не оставаясь в памяти, словно и происходило это вовсе не с ним, а с другим человеком. А он был рядом, скажем, в соседней комнате. Просто сидел у стены, сжавшись в жалкий комок, слушал, представлял в своей голове эти ужасные картины, творящиеся с другим. С другим, с другим... И вновь, и вновь... А может, так было даже лучше, особенно во время того, как с него в очередной раз зверски срывали остатки одежды... Повторение того, что ты не желаешь, не можешь желать, учит леденящей покорности, стирая достоинство и гордость под ноль. Вот и Тоби уже окончательно смирился с той мыслью, что никогда больше не покинет того тёмного подвала, так и останется прикованным наручниками к трубе с холодной водой, уходящей в потолок, раз за разом прощаясь со своей короткой и никчёмной жизнью и вздрагивая от скрипа двери вверху лестницы. Голос сел, стал сиплым и болезненным. Тоби лежал смирно, как покойник, и глотал всхлипы. Он закрывал глаза, стараясь не думать о том, что делают с его телом. Грубые толчки и тяжесть тела другого человека, давящая на него. Ему было всё равно, он не чувствовал ничего, кроме ненависти к себе. Кажется, это и называется «сломаться»? Только тихо-тихо, когда действие препарата заканчивалось, молился, чтобы на фоне психической травмы и дурного состояния у него случайно не развился стокгольмский синдром. Тоби точно помнил, что пару раз читал в газете про те непонятные случаи, когда жертвы привязывались к своим мучителям настолько сильно, что после без них не могли спокойно жить. Тухлые несвязные мысли не вселяли в него сомнения в их значимости. Если честно, то он вообще думал о всякой ерунде, лёжа в темноте и вслушиваясь в бурчание воды в трубах. От него так плохо пахнет, как от помойной ямы... Он словно был в зыбучих песках, и они затягивали его в себя с головой, перекрывая доступ кислороду. Вместе со страхом будущего, образы прошлого проносились сквозь него: лес, огонь, раскиданные драные палатки. Кровь. Кровь.Кровь.
Фигура, тощая и сгорбленная, сверкая круглыми линзами очков, стоит посреди лужи крови, сотрясаясь в демоническом смехе. Кровь. Это нечто, оно получает удовольствие Кровь от боли других. Кровь. Кровь. Кровь. Это нечто — он сам. Сам. Он. Пошедший против мироздания и самого создателя, забрав его драгоценные дары. И эта фигура не сломлена: она сильна, как варварское божество. Чёртов язычник! Тоби метнулся вперёд, плашмя упал на холодный бетонный пол. Из глотки вырвался влажный крик: —Да чтоб ты сдох, Роджерс! Тяжёлые шаги и скрип лестницы. Возвышающаяся фигура, точно в пелене из дыма, стоящая над ним: она грандиозна и страшна, как первобытный идол. Другие голоса и много рук, хватающих его за шею, плечи, предплечья, бёдра и голени, прижимая, выгибая и сгибая. Разводя и сводя. Так, как им угодно. Так, как ему неприятно. Его тело демонстрируют, как товар на рынке. Его оценивают уже в который раз. — Что? Соскучился по мне, милый? — его пинают в бок под одобрительный смех. — Сегодня опять повеселишь? Он лежит на животе, его ноги согнуты и разведены. Он мелко дрожит, как только сильные холодные руки хватают его за талию, притягивая к себе. Жар чужой возбуждённой плоти: он близко, он настолько мерзок. — Ну давай, кричи, шлюха! Что, понравилось со мной трахаться? — Олли схватил его за волосы и потянул назад. Мутные фигуры, скрывающиеся в полутьме, довольно качали головами. — Давай, скажи хоть что-то! Мы ждём. Знаешь-понимаешь, нам нужно шоу! Мерзкие цепкие руки отпустили его. Человек позади него отстранился. Наверху лестницы открыта дверь, и дневной тёплый свет пробивается в душный зловонный подвал. Тоби поднял голову и посмотрел наверх. Но он не побежит, нет: у него больше не было сил кричать. Вырываться. Пытаться убежать. Холодный пол: он останется тут. Спустя время, он будет погребён тут. Он заслужил этот ад. — Э, да чё за херь, парень! Смотри, там дверь открыта, видишь? Совсем не хочешь туда, а? Олли грубо перевернул Тоби на спину, смахнул грязные слипшиеся волосы с лица парня. На байкера смотрели стеклянные глаза. — Вот же чёрт... А потом его просто выкинули рядом с городской свалкой, предварительно забрав всё, что он имел при себе, вплоть до одежды и деревянного нательного крестика. Как поломанную и надоевшую куклу, которая больше не издавала никаких звуков, возбуждающих желание продолжать веселье, возвращаться и повторять его опять и опять. Похитители, видимо, думали, что парень не протянет ни дня более, но они грубо ошиблись. Он смог подняться на дрожащие ноги, обхватить свои плечи ослабшими руками и уйти прочь, спотыкаясь и падая. Голый и продрогший. В очередной раз изувеченный и сломленный как физически, так и душевно. Только теперь к чувству вины и страха прибавился ещё один грубый болезненный рубец: стыд. Стыд не за сделанные им дела, но за себя самого, за своё физическое тело. За плоть и за кровь. Он бы заплакал, но у него уже не было слёз. И именно тогда он услышал тот самый позабытый голос в своей голове. Тот строго сказал, точно пророк:Встань и иди.
Не вздумай ослушаться меня впредь
Шли дни, сливались в недели. Потихоньку его самочувствие улучшалось. Роджерс даже поймал себя на мысли, что перестал постоянно трястись как при сильном ознобе и может более-менее ясно мыслить. У него даже появился какой-никакой аппетит, и это свидетельствовало о том, что парень потихоньку, но всё же идет на поправку. Бродяга шёл пешком, залезал и ехал между вагонами, чуть ли не крича от испуга, как только в его голове мелькали нарисованные страхом картинки того, что случается с людьми при падении на эти рельсы под тяжелые и острые колеса поезда: кровавое месиво с обломками костей и ошмётками плоти. Он не знал точно куда он направляется, следуя лишь призрачным указаниям своего безликого хозяина, боясь вновь его ослушаться. А высокая тварь не показывала себя, только посылала мучительные приступы кашля и обильные кровотечения из носа, когда путник шел не туда или надолго останавливался, дабы перевести дух. Мили и мили таяли, убегали за горизонт, всё дальше от него. Пока в один день, в кровавых лучах заходящего солнца, точно лживый и туманный мираж, не возникли нечёткие очертания города. Уродливые бетонные дома-коробки подпирали низкие рваные кучевые облака, словно могучие атланты, держащие небо. Разбитый грузовиками асфальт шоссе под ногами был раскален от жаркого летнего солнца, испуская горячий дрожащий воздух.Прими мои дары, дитя. Я прощаю тебя
На дереве, стоящем возле обшарпанного дорожного знака с указанием максимальной скорости, висела небольшая тканевая сумка. И первое, что бросилось Роджерсу в глаза, как только он её открыл — кислотно-рыжие газосварочные очки, точно такие же, как и те, которые он спалил в костре, навсегда отрекаясь от своего прошлого. Но, видимо, у судьбы на несчастного парня другие планы, более грандиозные и великие. И в этот раз он не отступит ни на шаг от своего хозяина, не предаст его и не свернет со своего пути? Его имя теперь — Тикки-Тоби, и он не уйдет от него? Он — вновь часть безликого монстра. С этой самой секунды и до конца времен... Клянётся ли он своей жизнью? Всем тем немногим, что у него осталось? . Он видел то, что случается при непослушании. Этот урок пошёл ему на пользу? Шипящий голос в голове, ранее царапающий своей громкостью череп изнутри, смягчился, и тихонько, с еле заметными довольными нотками, промурлыкал:Добро пожаловать. Вот ты и дома, сын мой...
***
«Are you drowning in the dark? In deep shadows of Rosswood Park?» «Let Us help you now...» «Let Us told you how...» «...We will lead you...» STRAIGHTTO THE ARK!
Раз
Поверхность становится дальше и дальше с каждой секундой, а толща воды, пронизанная тонкой золотой паутиной солнечных лучей, давит на хрупкие человеческие кости всё сильнее. Нет больше сил трепыхаться, пытаясь всплыть и вдохнуть воздух: мышцы всего тела поражены колючей судорогой. Невесомость, тяжёлая невесомость воды вокруг, но гравитация нещадно тянет вниз.Два
Тело утопающего наконец достигает склизкого илистого дна. Он с силой ударяется об него, и позвоночник хрустит, как обёрточная бумага. Боль стремительно разносится по телу, заставляя открыть рот и сделать глубокий судорожный вздох. Сильный приступ кашля, и лёгкие наполняются тёмной водой. Горькая жидкость с невероятной скоростью всасывается, лишь попав в тело.Три
Кровь начинает разжижаться... В глазах быстро темнеет... Но в ушах, залитых водой и будто плотно забитых ватой, гулко раздается ускоренный ритм сердца, как барабан, предвещающий приближение Воина-Смерти. Удар... Удар... Чёрная смазанная тень выплывает из ниоткуда и трубит в рог, оглушая, пробуждая. Открывшаяся пропасть белого слепящего света проглатывает изувеченное тело, и оно камнем падает на её холодное дно. Вокруг, трепеща тонкими прозрачными крыльями, парят сотни разноцветных бабочек. Невесомые и тёплые, они садятся на лоб, шевелят скрученными в спираль хоботками, собирая остатки крови с лопнувшей кожи. Постепенно раны стягиваются. Острые обломки костей возвращаются на свои места. Шелест, точно взволнованный шёпот, заполняет светлое пространство вокруг, постепенно затихая иИ тишина...
— ...Повторяю: мужчина, возраст около двадцати пяти-тридцати лет. На теле видны следы старых послеоперационных шрамов, сделанных примерно... год назад. Также присутствует вправленный перелом правой плечевой кости. Пульс нитевидный, давление низкое. Просим срочно подготовить операционную. Человек был найден на пересечении шоссе номер... Вой сирены автомобиля скорой помощи и непонятный писк били по ушам, из-за чего боль вновь и вновь сжимала мозг в своих огненных тисках. Вот дерьмо, почему так больно?! Почему все тело словно разом пропустили через гигантскую мясорубку?! «Где я?!» Брайан с трудом открыл налитые кровью глаза: пространство заливал яркий свет, мешающий разглядеть что-либо. Две серые нечеткие фигуры, точно ночные призраки, склонились над ним, расплываясь в окружающей белизне. Холодный чёткий голос вновь затрещал: — Он очнулся. Джилл, зафиксируй время. Быстрее! «Что? Я уже умер?» Брайан вдруг осознал, что дышит не самостоятельно. Непонятный аппарат резкими толчками наполняет его легкие воздухом, который тут же их покидает. Да что тут вообще происходит, чёрт вас всех возьми?! Его глаза наконец прозрели. Он увидел то место, где находился. Томас с трудом издал тихий короткий стон на очередном «выдохе». Аппарат начал отчаянно пищать, сообщая о пришедшем в себя пациенте, отзываясь в мозгах шумящей мигренью. В глазах в очередной раз потемнело, а сердце начала колоть невидимая булавка боли. Тёплая рука в синей латексной перчатке легла на шею и надавила, проверяя пульс. Живая рука живого человека. «Бога ради, почему же мне так хреново, а?! Хоть кто-то мне сегодня ответит?» Окружение резко вспыхнуло, точно сработала вспышка фотоаппарата. Позади врача, прямо из пола, выросла чёрная полупрозрачная фигура, болезненно согнувшая своё тонкое тело в нескольких местах, как если бы внутри у неё не было ни костей, ни органов — лишь мягкая медная проволока. Медленно людей закрыла тень-театральный занавес. «Оператор» поднял плечи, и влажный хруст наполнил уши Брайана. Оно стоит так близко, так близко теперь... И не представляет никакой опасности... Брайан попытался дотянуться здоровой рукой до этого существа, коснуться его наконец-то пальцами, процарапать обрубками ногтей его кожу-костюм цвета вороного пера, лишь бы вновь убедиться в реальности монстра, той самой причины, по которой произошли все те беды. Не являлся ли он всего лишь проявлением шизофрении? Знаете, по его вине, Брайана, а не, там, по всяким внешним факторам. В таком случае он себя никогда не простит... — Эй, парень, лежи смирно! — строго прикрикнул врач, набирая в шприц голубоватую прозрачную жидкость, проколов иглой тонкую силиконовую вставку на крышке ампулы. Но высокое нечто стояло уже у головы бывшего студента и смотрело на него своим отсутствующим лицом. А после, исказившись на мгновение в вертикальных полосах помех, поднесло уродливый метровый отросток к едва розовым бескровным губам Томаса, легонько коснувшись их, минуя силиконовую маску аппарата искусственной вентиляции лёгких. Каждый нерв, казалось, напрягся. Мурчащий сладкий бас запел в окружающей их какофонии, нежно заглушая её: «Всё позади. А теперь спи... не думай ни о чем... Засыпай, малыш Брайи, засыпай... Мы не против твоей просьбы. Ты выполнишь то, чего не успел. Что же, теперь дело за твоей частью уговора. Засыпай...» И на прощание, перед тем как исчезнуть совсем, тонкий шелковистый вектор монстра скользнул вверх по переносице, надавил легонько на лоб. И, вновь опустившись вниз, заботливо прикрыл воспалённые глаза. — Господи Иисусе! Пульс замедляется! Джилл, быстрее, не... Все звуки в одно мгновение стали такими далекими и расплывались подобно масляному пятну на поверхности лужи. И несчастный парень вновь стал тонуть, но уже не в воде, а в нескончаемом белом шуме поврежденной кассеты, разливающимся густой тёплой жижей вокруг него. Было так хорошо, что он и забыл, что буквально пару дней назад был мёртв... Засыпай, малыш Брайи, засыпай крепким сном под нашу колыбельную... Клавиша записи на диктофоне щёлкнула, безжалостно перезаписывая сказанное ранее: тяжёлые слова одного свидетельства поверх точно таких же. — Что-то тут не так. Давайте снова. Я не могу понять одну вещь: вы говорите, что это всё, эта ваша история, она началась в Хелене... — Я уже рассказал обо всём, офицер. Я просто не имею понятия каким образом оказался в Вермонте! Последние мои воспоминания связаны с Алабамой! — Брайан отвернулся от окна, из которого открывался хорошенький вид на больничный дворик, и с тоской посмотрел на толстого полицейского, сидящего на складном стуле у его кровати. — Я уже который раз говорю вам, что я погиб, разбился насмерть, выскочив со второго этажа... — Арх-х-х... Да-да, заброшенной больницы или чего-то там, куда вас и вашего друга якобы телепортировало некое существо, ранее унесшее с собой ещё и тело другого друга, — страж закона немного ослабил узел черного форменного галстука, — конечно, как правдоподобно! Так и запишем в протоколе: «Необычайное воскрешение, куча друзей и сказочная фея-крестная»! А теперь давайте серьёзно. Я здесь не шутки с вами шучу. Брайан раздражённо вздохнул, тут же пожалев об этом: резкая зудящая боль вновь вспыхнула, и даже обезболивающие, которыми он был обколот с головы до ног, не смогли этому помешать. Разве они не понимают?! Тут дело обстоит куда серьезней приколов и тупых анекдотов! Он своими глазами видел окровавленное бездыханное тело Джея, которое находилось на тех самых чертовых листах бумаги, которые именно ОНО вынуждает рисовать! И это самое ОНО, что загнанные в тупик паранойей студенты шёпотом между собой именовали Оператор, скорее всего преследует не только их одних. А что если таких бедолаг сотни, тысячи? Миллионы? Ведь это существо может перемещаться в пространстве непонятным образом, и уж точно перенестись, к примеру, из Соединенный Штатов куда-нибудь в Африку, Европу ему не составит особого труда. Тут надо подключать правительство, целую армию и учёных, чего уж там, чтобы те смогли поймать эту безликую дрянь и посадить в такую коробку, откуда она бы никогда не выкарабкалась, даже приложив максимум усилий! Это не национальная проблема — общечеловеческая. Каждый находится под угрозой. Каждый. — Знаете что мне кажется, х-м-м... — Брайан. — Да, точно. Так вот, Брайан, скажу прямо: я человек не склонный верить в сказки и суеверия, так что моя теория сводится к одному: вы, будучи в состоянии алкогольного или же наркотического опьянения, связались с нехорошей компанией, которая, в свою очередь, водила дружбу с людьми, скажем... с чёрного рынка. Вот из-за них-то на вашем теле такое количество швов, и... — Нет. Этого точно не может быть. Абсолютно все мои органы на месте, офицер. Две почки, одна целая печень, все части кишечника... Да чёрт! Они бы разобрали меня на такие запчасти, что даже костей не оставили! Да и, простите пожалуйста за нескромный вопрос, какой им был смысл вправлять сломанную руку и по кусочкам собирать поврежденные ребра?! Вот уж не думаю, что там все такие альтруисты... Бывший актер откинулся на подушку, ощущая постепенно нарастающую головную боль. Зачем, зачем повторять сотни раз одно и то же? Он ничего не знает кроме того, что его друзья мертвы. Раз Джей покинул этот свет, то Тим... Зная его уже не первый год, Брай мог предположить, что Райт для начала найдет и прикончит Алекса, а потом сам себя доведет до черты... Точнее, те многочисленные злые голоса в его голове заставят парня особо не раздумывая засунуть дуло пистолета до упора в рот и надавить на курок, размазав содержимое черепной коробки по стенам дешёвого номера. Что ж, так ему и надо. Тим — предатель. Он не заслуживает жизни. —Я умер пару недель назад, понимаете? А швам несколько месяцев, если не лет. Как такое вообще возможно? Я ничего не помню. Хотя... я помню бабочек. Много бабочек, но, думаю, это не особо поможет делу. Бабочки, мухи, тараканы: вам это не интересно. Томас почувствовал, как у него в горле вырос новый колючий клубок слёз. Неужели это правда? Неужели он так и не простит Тима за его ложь? — Я прошу... Я больше ничего не знаю. Честно. Я всё уже рассказал. Постойте! Пожалуйста, — актёр поднял руку, свободную от гипса, и схватил своего посетителя за край рукава, как только тот стал вставать со стула, — вы можете позвонить моим родителям и попросить их приехать в ближайшее время? У меня ничего с собой нет. Ни одного цента в кармане, да даже одежды никакой... Полицейский выпрямился и сдержанно кивнул. Было превосходно видно, что просьба об одолжении не вызывает у него никакой радости. Прекрасно! Ещё звонить в другой штат! А платить за междугородний звонок, конечно же, из своего кармана. — Хмф-ф-ф... Ладно. Диктуйте номер... Он потянулся за записной книжкой в твёрдом кожаном переплёте. — Кстати, мистер Томас, сегодня утром в регистратуру звонил некий сер Слеин. Просил к телефону именно вас. Он говорил, что вам необходимо обговорить дело вашего общего знакомого. Обратного номера он не оставил, к сожалению... Вы что-то про это можете сказать? — он вновь сажает своё тело на стул и вытаскивает потрескивающий диктофон.