Паучий шёлк

Это случилось быстро: протяжным криком, бездумным жестом, струёй дурно пахнущей крови в лицо. Это творилось медленно: колючей жаждой, чугунной усталостью, маслянистыми струйками пота. Когда, поравнявшись с приземистым деревянным навесом, Вирия решилась сделать привал, у неё на виске распустилась первая язва. Вирия сразу почувствовала, что наездник, от которого она так неудачно отмахнулась копьём, оказался заразным. Его природный, по-свойски знакомый запах — после стольких-то близких свиданий! — приглушался запёкшимся гноем и пеплом, густым ароматом болезни. Флягу, куда просочилась гнилая кровь, пришлось выбросить. Поначалу Вирия ещё хотела дойти до Призрачных врат, рассчитывая найти исцеление среди хорошо знакомых жрецов Трибунала. Но с каждым пройденным шагом из неё по капле сочилась сила, без следа исчезая в сухой каменистой почве. Отдаваться на откуп недугу становилось смертельно опасно. В лишённом изящества, мучительно-резком движении девушка опустилась на землю, прижалась к нагретому солнцем столбу. Солнце это, к полудню вконец озлобившись, наотмашь било в лицо: призывало то ли прищуриться, то ли полюбоваться на очертания запылённых сапог. В его накалённых лучах все неудобства и неприятности выцветали, мгновенно теряясь на фоне окрашенной пеплом земли. И лишь одна, единственно-значимая, могла поспорить с эшлендским светилом в яркости. С каждым ударом сердца болезнь уходила всё глубже, отравляя кровь и проедая на коже гнойные раны. Но Вирия дышала глубоко и размеренно — диафрагмой, как учил её Кай Косадес, — и старалась призвать к порядку разнузданные чувства и мысли. Поспешность могла оказаться намного губительней промедления; да и паника пришлась бы совершенно некстати. С холодной неторопливостью Вирия приступила к осмотру. Её оголённые пальцы — «Шпионские снасти, орудия взломщика и, кроме того, инструменты алхимика!..» — безошибочно находили тугие, воспалённые гнойники и тёплые, влажные язвочки: за ухом, среди волос, во впадине между ключицами... Нарыв на левом виске, что болезненно, почти до хруста растягивал кожу, она оставила напоследок. Хватило нежнейшего прикосновения: он тут же лопнул, марая ей руки густой, изжелта-коричневой сукровицей. Вирия вперила взгляд в запачканные ладони. Втянула горячий воздух, приправленный едкой гнилью. И улыбнулась, испытывая неподдельное облегчение. «Не корпрус, - шептала она себе. - Хвала Стендарру, не корпрус!» Избавившись от этого подспудного страха, Вирия рассуждала стремительно и прагматично. Пепельную язву, само собой, подхватывать не то чтобы очень приятно, но от такого не стоит терять присутствие духа. Благо, с собой у неё было несколько подходящих целительных зелий — зелий, что в Призрачных вратах обернулись бы звонким золотом. И, если подумать, не стоит ли ради этой пленительной трансмутации... немного рискнуть? Исцеление моровых болезней — чары сложные и тяжеловесные, и магию у неопытного волшебника они выпивают практически досуха. Вирия выучила несколько таких заклинаний, но до практики дело не доходило. Отказаться от части прибыли или прибегнуть к ни разу не испытанным чарам? Выбор был очевиден. Вирия мысленно пожала плечами — «А ради чего же ещё упражняться в Восстановлении?» — и закрыла глаза. Мир вокруг неё закручивался в тугую спираль, проступая всё чувственнее и ярче. Вот северный ветер понемногу привносит клочки облаков, обрывки звуков и запахов. Вот солнце в дырявой вуали уже слабей обжигает лицо. Вот по другую сторону от дороги семенит своими членистыми лапками крепко сбитый, мясистый шалк. Вот гнилостный запах мяса, и где-то неподалёку таится гнездовье скальных наездников. А Вирия — в сердце мира, и в ней разжигается чародейский огонь: в низу живота, вокруг головы, на кончиках пальцев. Внутри распласталась болезнь, злая и ненасытная, и жадные щупальца тянутся всё дальше и дальше. Вирия проговаривает велеречивые формулы и выплетает вокруг себя незримые нити пламени. И когда заклинание обвивает её непроницаемым коконом, Вирия стягивает. Возвращаться в сознание было болезненно и немного стыдно. Вирия, раскинув руки, лежала ничком, как какая-нибудь залежавшаяся дохлятина, и ей до неприличия остро хотелось разом и помочиться, и сблевануть. Девушка медленно поднялась, помогая себе коленями и локтями, и снова привалилась спиной к столбу. Солнце по-прежнему стояло в зените и, значит, беспамятной и беззащитной она провалялась не слишком долго. Это радовало. Вирия осмотрела руки, ладони в бурых подтёках запёкшейся крови. Тут же принюхалась и даже лизнула: тянуло железом, грозой и немного гарью, но гноя и гнили не было и в помине. Лёгкие пальцы бывалой воровки мазнули по лбу, по высокой скуле. Кожа с её лица сходила сухими полосками, похожими на змеиные шкурки. Но из-под сползающей чешуи она проступала гладкая и здоровая — чары не только до самого основания выжгли заразу, но и смогли «замести следы». И это радовало втройне: отметины моровых болезней имеют склонность отпугивать и покупателей, и приятелей. Остаток пути Вирия прошла в довольно приподнятом настроении: жизнерадостно грызла сочные листья хакльлоу, мысленно переподсчитывала грядущую прибыль... На память об этом событии у неё останется чуть заметный рубец на левом виске.