Почувствуй биение сердца

      Мы с подругой уже около часа сидели в обьзьяннике в компании наряженных проституток и вонючих бомжей.       Сначала нас обвинили в том, что мы, шестнадцатилетние школьницы, являемся наркоторговцами. Потом эту вину сняли и приписали то, что мы просто покупатели. Но поскольку мы ещё не совершеннолетние и попались в первый раз, товарищ следователь радушно не стал портить наши личные дела этой помаркой. Но выпускать нас из-под стражи не собирался — только с родителями.       За Машкой пришёл отец. Хотел и меня прихватить, но не дали. И что мне, спрашивается, делать? Родителей не то, что в городе нет, из страны выехали! А сидеть с накумаренными продажными шлюхами и бомжами мне как-то в лом. Но тут вдруг подходит следователь и отпирает решетку обезьянника. — Екатерина Можайская, вы можете быть свободны. За вами пришли ваши временные опекуны.       Кто за мной пришёл? Не знаю я никаких опекунов! Но все — таки, благоразумно поразмыслив, я покорно вышла, дабы не остаться тут навечно. И лучше бы я этого не делала, ибо видеть ИХ мне сейчас хотелось меньше всего. Передо мной предстали Артем и Анатолий. Вот же… — Глеб Александрович, — я повернулась к следователю, — я очень плохо поступила! И для профилактики посадите меня под арест суток на трое, чтобы я точно исправилась. — Ну, и шуточки у вас, гражданка. Идите и не злите меня! — кто тут шутит? Я серьёзно. Они же меня убьют.       Я перевела взгляд на парней. Оба просто убийственно смотрели на меня. Сейчас мне захотелось уменьшится до размеров букашечки и уползти в какую-нибудь нырку. — Иди на улицу! — сквозь зубы прошипел Артем, указывая на дверь.       Я послушно направилась к выходу, чуть ли не малясь Богу о том, чтобы беда меня миновала стороной. Но тот, видимо, моего обращения не услышал. Следом за мной поплелся Толя. Потом уже вышел Артем.       Они сурово смотрели на меня. Я чувствовала скрежетания их зубов от напряжения. Руки сжимались в кулаки. — Значит, наркотики? — вкрадчиво прорычал Цой, — и зачем? — Это ошибка, — прохрипела я. — Ну да, — усмехнулся Пиндюра, —, а взяли тебя за то, что по гозончику прыгала. Хватит врать! — Но я не вру. — Садись в машину.       Всю дорогу мы молчали. Я чувствовала, как напряжение нарастает с каждой секундой. Мне так хотелось все объяснить, что я не наркомнка и не покупала эту дрянь, что меня подставили, но боялась распалять этот пожар ещё сильнее. Пусть будет, как будет.       Когда автомобиль припарковался у коттеджа, я бросилась внутрь, по пути случайно сбивая Никиту и Влада. Быстро сняв обувь, я побежала на кухню, чтобы уталить жажду, которая не давала мне покоя около трёх часов, нёбо опять неприятно стягивало. — Всё сходится, — подытожил только что вошедший Артем, — у наркаманов после принятия дозы может быть сушняк, как у алкоголиков, учитывая, что из клуба тебя забрали в подвыпившем состоянии. — Не понял, — включился Влад, — у каких ещё наркоманов? Вы о чём? — А вот нам Катенька сейчас всё и расскажет, — выдохнул огнём в мою сторону кореец, - ну, давай. Начнем с порезанного запястья, то есть, неудачной попытки суицида. — Я ничего не совершала. Просто об осколок вазы порезалась, — голос предательски дрогнул, а в глазах неприятно защипало. Ну поверьте же мне, хоть кто-нибудь. — Опять врёшь. Никаких осколков не было нигде. Да, и, к тому же, на комоде в твоей комнате я нашел вот это, — Толя достал откуда-то лезвие бритвы с остатками запекшейся крови, — отпираться бессмысленно… Едем дальше. Теперь объясняй про свои гулянки. Что ты там делала? — Танцевала. Выпила несколько бокалов текилы и всё, — и вообще, чего это я перед вами отчитываюсь, а? — Я не про это, — продолжил Цой, — про наркотики. В твоих руках нашли дозу, не маленькую дозу, амфетамина. — Чего?! — вскрикнул Киса, — чего нашли?!       Все смотрели на меня. Чувствую их взгляды, хоть и не вижу. Презрение, брезгливость, недоверие - вот, наверное, что ребята сейчас испытывают ко мне. Алкашка, наркоманка в шестнадцать лет. Интересно, а дальше меня за шлюху примут? — Чего молчишь? Стыдно? — опомнился Артём. Я слишком гордый, чтобы строить из себя святого…       За что мне должно быть стыдно? За то, в чём я не виновата, а меня обвиняют, не разобравшись в ситуации? — Нет, — выдахаю я. Это краткое слово эхом отдается в голове, кровь приливает к вискам, вызывая жар и очередной приступ мигрени, — я же не враг себе, чтобы осуждать. Ваше право на собственное мнение еще не обязывает меня слушать оскорбления в свой адрес, тем более, от тебя! — Что? — глаза Артема увеличились от шока, а губы невольно разжались, — что ты сказала? — Что слышал! Не в моих принципах повторять дважды. Я такой, какой я есть и не вам меня судить. Я такой, какой я есть меня не изменить…