Цикл «per aspera ad astra»

- Отстань! Я хочу с ним поиграть... - короткая пауза. - А мне интересно! С трудом открыть глаза и увидеть ребенка в походной одежде, сидящего возле него на песке. С кем он говорил? - Воды... - пересохшие губы едва двигаются. Ребенок мотает головой и ехидно по-звериному скалится, приподымая верхнюю губу. - Ты жесток, - тихо. - Ты все равно умрешь, а мне еще возвращаться, - он смотрит внимательно, забавляясь. - Я для тебя игрушка? - уныло. - Что за дети пошли?.. - Я один такой, так что тебе не повезло, - взгляд ребенка становится жестким и острым. Таким при желании можно проткнуть насквозь, как ножом. Промолчать, зажмурившись на миг, и жадно втянуть носом и ртом свежее дуновение ночного ветра. Рядом шелестит песок, а потом на грудь вползает песчаная змейка и начинает мерно качаться перед лицом, будто гипнотизируя. - Твоя работа? - Моя, - легко соглашается маленький шиноби и, шевельнув рукой, заставляет змейку превратиться в маленький песчаный вихрь. - Хочешь умереть быстро? - Хочу, - нарочито равнодушно, - но ты ведь так легко от меня не отстанешь, поганец мелкий. Ребенок фыркает, и вихрь развеивается по песчинкам, танцующим в воздухе и безжалостно царапающим носоглотку при вдохах. Рефлекторный спазм и кашель. - Прекрати!.. - отчаянный хрип. - Ты откуда вообще? - жестокое дитя мастерски игнорирует умоляющую рожу и корчащееся тело перед собой, задавая вопросы с флегматичностью экзекутора на пытках. - Не..в..о, - с трудом выдавить из себя. Ребенок секунду смотрит, а потом опять мотает головой. - Нет, не дам воды. Ты еще можешь говорить, не притворяйся. - Умник. - по горлу как наждаком прошлись, и голос скрежещет. - Я уже покойник. Зачем спрашиваешь? - Просто интересно. И в глазах такая скука, как у старика, прожившего уже не одну сотню лет. Что за дьявол... Песчаный шайтан, вестимо. - Кто ты?.. - Сабаку но Гаара. Ну, точно он. - Как мне повезло... - тихий смех остатками воздуха. А потом снова кашель и конвульсии от проклятого яда, медленно, но верно, плавящего вены. Долго и мучительно. Поскорей бы сдохнуть. Теперь - с чувством выполненного долга. - Повезло? - Гаара хмыкает, - ты один из немногих, кому удалось сбежать от пограничников и дойти аж досюда. Только один из них все равно достал тебя, так что это было бессмысленно с самого начала. Зачем ты пришел? - Посмотреть на тебя, мальчик. Посмотреть и умереть. - Ты что, бредить начал? Лицо Гаары расплывается, а потом истончается и дрожит, как марево в полдень над пустыней. Интересно, если махнуть рукой, то оно исчезнет? На щеки, нос и глаза с размаху падает водяная плеть и разрубает их на части. Боли нет, только радость, что жестокий ребенок все-таки дал ему воды. Хотя бы так. Просочившись сквозь раны, вода пополам с кровью булькает в горле. Рефлекторно глотнуть, чуть не захлебнуться и очнуться. - А я думал, ты уже умер, - с сожалением говорит Гаара. Так это был бред. Или нет? Лицо какое-то подозрительно мокрое. Но глаза не видят, а тело как задеревенело, пропитавшись ядом до костей. Уже и не пошевелиться. - Я очень живучий...был. - Я вижу. - А я - уже нет. - Значит, умрешь через пару минут. - Спасибо. - За что? - Просто так. - Ты странный, - почти обвиняюще. - Ты тоже. Но это хорошо. - Почему? - Далеко пойдешь. Удачи тебе. В дороге. Говорить получается уже только короткими рублеными фразами, потому что дыхания начинает катастрофически не хватать. - В какой дороге? Молчание. - Эй! "Он, наконец, подох," - с восторгом сообщает Шукаку и начинает визгливо хохотать. Гаара криво улыбается, захваченный эмоциями хвостатого, затем встает и идет прочь, не оглядываясь, оставив за спиной человека, который называл себя Покойником, и пустую бутылку. Ему уже давно пора было возвращаться, но этот живой мертвец чем-то заинтересовал его, и он остался наблюдать за ним до конца. Ему не было жаль потраченного времени и воды. Ему понравилась эта вылазка.