***
Авелин торопилась. Улицы Нижнего Города вели ее знакомой дорогой, и выпавший утром снег, доселе примятый десятками ног, жалобно скрипел под сапогами. Новая форма — сенешаль настоял на том, что внешний вид благородной стражи давно следовало обновить — жала в плечах и сковывала шаг, и Авелин пообещала себе, что непременно поставит жирную точку в этом вопросе, как только разберется с куда более важной проблемой. Несколько минут назад Грейг ворвался в казармы, оглашая длинный узкий холл, согретый как следует растопленным камином, проклятиями и руганью. Он влетел в кабинет, забыв даже постучать, — с красным от гнева лицом, задыхающийся от бега. Заговорил сбивчиво — так, как может говорить только человек, в легких которого клокочет негодование. Грейг остался в казармах на попечении Джемаймы и Хью, а Авелин, оставив рутинную бумажную работу Доннику, поспешила на промерзающие улицы Киркволла, преисполнившись самых мрачных предчувствий. То, что рано или поздно ей придется делить город с храмовниками, было ясно как день с тех пор, как опустел трон наместника. Только отчего-то всегда хотелось, чтобы это не случалось как можно дольше. Храмовников, вереницей выстроившихся у кособокого домишки, коих в Нижнем Городе водилось в избытке, Авелин приметила издалека — редкое бледное солнце заглядывало в их начищенные доспехи, будто в зеркало. Все — едва прошедшие Посвящение: Авелин знала этих юношей и девушек не первый год. Перед ними, обратившись к распахнутой настежь двери, стоял Каллен, и что-то в его позе смутно подсказывало Авелин — среди всех собравшихся только он изо всех сил пытается сохранить на лице маску невозмутимого спокойствия. Выглядел рыцарь-капитан так, словно не спал уже несколько ночей: бледный, осунувшийся, с покрасневшими, воспаленными глазами — будь он одним из стражников, Авелин не отправила бы его в патруль. — Что здесь происходит? — требовательно спросила она вместо приветствия. — Дело ордена, — сухо отрезал Каллен. — Присутствие стражи не требуется. — Это дом одного из стражников, — возразила Авелин, ткнув пальцем в сторону светящихся окон. — Тогда вам следует немедля выдать его ордену, — перебил Каллен, — согласно последнему указу Рыцаря-Командора. Авелин громко хмыкнула и скрестила руки на груди. Не далее чем вчера Мередит объявила, что любой горожанин, укрывающий отступников, будет отвечать перед Создателем и нести наказание по всей строгости. Храмовники наводнили улицы: члены ордена обыскивали дома и допрашивали семьи, показавшиеся им подозрительными. Еще немного, предчувствовала Авелин, и Киркволл захлестнет волна доносов. Доносить будут и на неугодного соседа, и из желания выслужиться перед Мередит, с каждым днем обретающей все больше никем не оспариваемого влияния. Из дома тяжело вышла Карлотта — женщина, кутаясь в подбитый дешевым мехом плащ, поддерживала округлый живот. Ее вел под руку коренастый мужчина; плотные зимние одежды не прятали его физической силы, однако взгляд у него был покорный. Двое из тех, кто стоял в шеренге, выдвинулись вперед — один защелкал браслетами кандалов, второй занудно зачитал обвинение. — «В пособничестве магам»?! — возмущенно переспросила Авелин. — Этот мужчина — один из вас, о каком пособничестве может идти речь? — Сэр Коллем отныне лишен звания, — Каллен почти не скрывал раздражения. Рыцарь-капитан помял переносицу и разгладил складку между бровей — Авелин подумала, что его наверняка одолевает головная боль. В сторону арестованных Каллен старательно не смотрел. — И его прежняя принадлежность к ордену только усугубляет вину. Невозможно служить Создателю и нарушать его законы. — Доказательства вины? — Я не обязан отчитываться перед вами, капитан. — Доказательства вины, — с нажимом повторила Авелин. Она встала между ним и арестованными стеной — не обойти, да и до двух послушников — всего полшага, которые опытный мечник преодолеет в один миг. Ее рука опустилась на рукоять клинка одновременно непринужденно и твердо, чтобы и Каллен, и прочие поняли — она пустит его в дело, если потребуется. Каллен устало вздохнул. Авелин, глядя на глубокие тени, залегшие под его глазами, подумала, что бессонница неспроста терзает рыцаря-капитана, а сегодняшний арест наверняка не единственный повод не спать. Каллен чуть наклонился вперед и понизил голос: — Несколько дней назад из Казематов сбежали маги. Всего четверо, и среди них — их дочь. Мередит посчитала это достаточным основанием для обыска и допроса. В доме девушку не нашли, но... Авелин кивнула. Случаи, когда родные отправляли своих чад подальше от семейного гнезда, лишь бы спасти от неустанно бдящего ока храмовников, в Киркволле не редкость. — И Мередит собирается их допрашивать? Беременную женщину? — Надеюсь, что нет, — голос Каллена дрогнул, и он впервые за все это время посмотрел на жмущуюся к супругу Карлотту. — Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы как-то повлиять на ситуацию, капитан. — Капитан! — неожиданно громко окликнула ее Карлотта. — Ради Создателя, позаботьтесь о Грейге! Он не должен отвечать за то, к чему не имеет никакого отношения! — Сделаю все, что в моих силах, монна. Каллен скомандовал отход. Распахнутая настежь дверь, покачиваясь, скрипела ржавыми петлями. Авелин, помявшись у порога, вошла внутрь: где-то все еще горели оставленные свечи, и она, сняв перчатку и смочив пальцы слюной, гасила фитили. Свет в окнах тускнел и отступал перед холодом, вольготно втекающим внутрь. Очаг с тлеющими углями последним держал оборону — Авелин скрепя сердце плеснула на угли водой из стоящего рядом ведерка. Шипение головешек отчего-то напоминало ей предсмертный хрип, и все же Авелин отогнала эту мысль. Все образуется; Мередит, хоть и видит малефикаров в каждой тени, должна проявить благоразумие и сострадание, и если не супружеская чета, то хотя бы Карлотта вернется в дом, и его осиротевшие стены снова согреет уютное пламя очага. Ключ от двери она нашла на вбитых в стену крючках — вернет Грейгу, когда закончится его смена. Авелин заперла дверь и еще раз взглянула в темные окна. Ей нестерпимо хотелось домой.Глава 10. Защитники справедливости
25 декабря 2016 г. в 13:20
Вышагивает она так, как не каждый убеленный сединами и уважением маг: голова гордо поднята, плечи расправлены, осанка — ни дать ни взять знатная особа. Храмовники постарше шепчутся, посмеиваются: будет время, подрастет — и поубавится в девчонке дерзкого пылу. Рыцарь-Командор Грегор бросает на них тяжелые взгляды, и смех обрывается. Каллен с облегчением выдыхает.
— Чем сегодня порадует меня мой милый храмовник? — шепчут алые губы Рианнон Амелл, и Каллена сотрясает дрожь. Она бросает в его сторону томные взгляды из-под ресниц, а он встает до рассвета, пока спят братья по ордену, и украдкой рвет в палисаднике васильки, вереск и незабудки, чтобы подкинуть скромный букет, старательно перевязанный хлопковой лентой, под дверь учениц, а потом слушать, как говорливые сороки наперебой гадают, кому же так посчастливилось. Не гадает лишь Рианнон Амелл: улыбается снисходительно, поглядывая на таких же, как она сама, учениц, щурит глаза, а по вечеру тайком выскользнет из покоев да заденет белой ладонью спрятанное в доспех плечо. И глаза у Рианнон Амелл синие-синие — куда василькам, вереску и незабудкам с ними тягаться?
— Каллен, — зовет она, и камни башни Круга рассыпаются, тонут в дымчатой синеве ее взгляда. — Ты убьешь меня, если я не пройду Истязаний?
Ее ласковый, искусительный голос волнами плещется у уха. Каллен знает — Рианнон Амелл дразнит его, но кровь приливает к щекам, и некуда прятать глаза.
— Убью, — повторяет он непослушными губами, а Рианнон Амелл смеется ему в лицо и тянет белые, почему-то обнаженные руки. С ее запястий шипящими змеями на пол скользит рубиновая кровь. Темные воды смыкаются вокруг стройного стана, буйные кудри текут по молочным плечам и груди. Каллен жмурится, шепчет молитвы Создателю и призывает Андрасте, чтобы не глядеть завороженно на сладострастно распахнутый алый рот и тугие вишневые соски. Рианнон Амелл смеется все громче, и льнет, и ласкает, и тянет за собой к черному дну, куда не пробивается ни один солнечный луч...
«Просыпайся, Каллен!» — сталью звенит в голове, и, с трудом разлепляя веки, Каллен узнает этот голос. Он слышал его в объятой ужасом цитадели Кинлох, слышал — и противился, страшась, что это демоны туманят рассудок. Рианнон Амелл стояла перед ним, суровая, как зима, и маки на ее губах цвели ярче запачкавшей доспех Серого Стража крови. Каллен оборачивается назад, и видит ее, другую — желанную и влекущую, с улыбкой, какую он видел лишь на порочных лицах демонов Желания.
Хлесткий удар заставил его распахнуть глаза. Каллен схватился за огнем горящую щеку и уставился в стену маленькой кельи, уже долгие годы служившую ему приютом. Ночная рубаха насквозь пропиталась потом, а груди не хватало воздуха; Каллен, запутавшись ногами в одеяле, скатился на пол. Его бил озноб, онемевшие ноги отказывались поднимать тяжелое, будто свинцом налитое тело. Цепляясь за выступающие в кладке сырые камни, Каллен кое-как поднялся и толкнул мутные створки окна, впуская в келью поток искрящегося морозом воздуха.
Легче не стало. Обруч, стискивающий виски, не походил на дурноту, мучившую его в трюме бегущего к Киркволлу корабля. Еле передвигая ноги и слепо нашаривая впотьмах углы мебели, Каллен зашагал к оставленной на утро кадке с водой, опустил пальцы в остывший за ночь хрусталь и плеснул в лицо, но облегчения не почувствовал.
Амелл не снилась ему уже семь лет.
Каллен схватил шершавую ручку кадки и опрокинул ковш на себя. Тонкие струйки побежали по растрепанным волосам, вниз по шее и крепким плечам, забираясь за ворот рубахи. Каллен стоял, уперевшись ладонями в стол, и прерывисто дышал. Пустота в голове походила на темное, лишенное света дно, куда манила его Рианнон Амелл...
Он почувствовал сплетение нитей Тени, протянувшееся сквозь пространство: и вода капала с кончиков вьющихся волос медленно, и сквозняк лениво крался вдоль стен, а не залетал своевольным гостем, и в основании шеи настойчиво покалывало — сквозь озноб и тяжелые оковы дурного сна он не замечал этого прежде. Каллен наскоро вытер лицо краем рубахи и схватил висящие на ширме штаны. Сердце его, едва успокоившее свой бег, вновь сорвалось в галоп, а от дурных воспоминаний скручивало живот. Он узнал тишину, стеной вставшую за крепкими дверями кельи, и тревожно вслушивался в нее, вылавливая шепот — тот самый, едва не растоптавший его разум однажды.
Рукоять меча медленно нагревалась в ладони — Каллен зачем-то вспомнил, что в прошлый раз меч оказался бесполезным. Бормоча себе под нос Песнь Света, он навалился на разбухшую от сырости дверь. Старое дерево застонало, и этот звук прокатился по пустому коридору казематов, множась и отражаясь от стен. Колени у Каллена стали ватными: он помнил, как плутал и играл с ним звук в Цитадели Кинлоха семь долгих лет назад.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня, — горячо зашептал Каллен. Его голос креп с каждым произнесенным словом. — Мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира, ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы, и ничто, сотворённое Им, не будет утеряно.
Коридор наполняла сила. Она перетягивала пространство невидимыми жгутами, и каждый шаг давался Каллену с трудом. За пределами кельи на него вновь навалилась тяжелая, душная сонливость. Веки застилало сладким молоком, непослушное тело шатало из стороны в сторону; Каллен привалился плечом к стене, сосредотачиваясь на грубой фактуре камня, впивающегося в прикрытую промокшим хлопком плоть.
— Благословенны те, кто встает против зла и скверны и не отступает, — выговорил рыцарь-капитан, облизнул пересохшие губы и продолжил громче: — Благословенны хранители мира, защитники справедливости.
Лириум, бегущий в крови, вспыхнул, озарив затягивающееся туманом сознание. Дышать стало легче, и тело вновь обрело крепость и силу. Каллен сдвинул брови, отталкиваясь от стены, — что бы ни случилось здесь, он больше не напуганный мальчишка, и Создатель не оставил его.
Дверь в комнату одного из старших храмовников ждала за поворотом. Каллен распахнул ее рывком, не позволяя застарелым страхам проскользнуть в сознание. Молодой и неопытный Каллен видел когда-то, как демоны обнимают его друзей, недостаточно стойких, чтобы дать отпор, и их воля размякает, уступая низменным страстям. Нынешний Каллен готов: вера клокочет в легких, и в жесткой руке нет ни слабости, ни сомнений. Кто бы ни встретился на его пути — каждый столкнется с истовым рвением, чистым от страха, отчаяния и гнева.
В келье сэры Мойры царила безмятежная тишина, нарушаемая лишь дыханием мирно спящего человека. Каллен оглядел комнату: глаза уже давно привыкли к полумраку и легко выхватывали черные силуэты. Плетения магии ощущались здесь так же сильно, как и в коридоре, но демоны по-прежнему не показывались. Не опуская меча и то и дело оглядываясь, Каллен двинулся к узкой койке. Безмятежная тишина, кажущаяся незыблемой и непоколебимой, заставляла сердце больнее колотиться о ребра. Каллен не верил ей — в тишине не больше спасения, чем в мучительных воплях.
Мойра спала беспробудно. Когда громкий оклик не произвел никакого эффекта, рыцарь-капитан встряхнул ее за плечо. Тело женщины оставалось тяжелым и скованным сном. Каллен обратился к лириуму внутри себя: вот бежит вместе с кровью по венам голубой поток, протяни к нему волю — и вспыхнет, опаляя плетение магии и искореняя порчу.
Каллена снова прошиб пот. Ульдред был причиной, из-за которой цитадель Кинлох превратилась в обитель рыщущих по этажам кошмаров. Маг. Все всегда начинается с магов.
Оставив Мойру видеть навеянные магическим дурманом сны, Каллен поспешил в северное крыло. Коридоры и лестницы встречали его пустотой — только постовые, скатившись на пол, спали, не реагируя на шум. Едва дыша, Каллен ворвался в обеденную залу — пульсация магических токов вела его туда.
— Не засыпай, Аннабет, — уверенно произнес Орсино, обращаясь к стоящей справа от него магессе. Девушка протянула руки к середине комнаты и слабо покачивалась, едва держась на ногах. Еще две дюжины магов в ночных рубахах образовывали круг, и камни между ними светились, впитывая текущую от человека к человеку энергию. — Мы должны удержать барьер, — Первый Чародей обернулся к Каллену, но рук не опустил. — Послушайте меня, рыцарь-капитан. Это не то, о чем вы могли бы подумать.
Орсино сказал бы что-то еще, но другая дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возникла пылающая от гнева Мередит. Она переступила порог легко, будто магические нити не сковывали ее, и обратила клинок к сердцевине плетения, ставшей почти видимой. Каллен моргнул: ему казалось, что темный, испещренный трещинами клинок источает едва уловимое алое сияние.
— Магия! — выплюнула Мередит, наступая. — Вы творите ее, не боясь Создателя, прямо у нас под носом! Прекратите немедленно, Орсино!
— Если ослабнет барьер, все мы станем уязвимы для демонов! Поверьте, Мередит, — какими бы ни были наши разногласия, сегодня угроза исходит не из Круга!
Мередит не колебалась ни мгновения. Алое свечение, клубящееся у клинка, набирало силу по мере того, как она неумолимо приближалась к центру образованного магами Круга. Вскрикнула Аннабет — девушка опустила руки и попятилась назад, тряся начавшей плавиться головой. Плоть принимала причудливые формы и образовывала уродливые складки, руки, только что хорошенькие, девичьи, обратились ломаным месивом, в котором кожа, мышцы и сухожилия переплелись самым невообразимым образом. Закричал Орсино: одной рукой Первый Чародей все еще силился удержать барьер, а вторую протянул к одержимой, раздираемой новообретенной силой. Чудовище исторгло из провала рта нечленораздельный рев и качнулось назад, готовясь к рывку, — и тогда голодное алое сияние настигло его. Только что измененное тело вновь вспыхнуло и на этот раз обратилось сыплющимся на пол прахом.
Каллен еще никогда не видел подобной мощи.
— Назад! — рявкнула Мередит, погружая умытое кровью острие в закрутившийся вихрь. Прозрачные жгуты магии окрасились в алый, и сквозь рев стихии и шепот Тени, проникающей в этот план бытия подобно шорохам, сквозняком льющимся в неплотно притворенное окно, слышалась лишь молитва Мередит, раскаленная, как истовый металл.
— Благословенны те, кто встает против зла и скверны и не отступает! Благословенны хранители мира, защитники справедливости!
От силы, пропитывающей ее слова, содрогалось нутро. Каллен чувствовал себя слепым, немым и обездвиженным, словно все, что ему осталось — это впитывать голос Мередит, грохочущий под сводами казематов. Собственный шепот, летевший по комнатам и коридорам, показался Каллену жалким: он снова стоял у залы с ревущей, бушующей магией, слабый, испуганный, дрожащий — не способный защитить все то, что было ему важным.
Алая пелена заволокла взор, и под сводом черепа пчелами гудел голос Мередит — или это ее клинок поет, вторя ей? Каллен потряс головой — последний выдох магической силы едва не опрокинул его навзничь, превратив скелет в воду и заставляя хвататься на поскрипывающую дверь.
— ...в мой кабинет, Орсино, — услышал Каллен, когда слабость схлынула, вернув чувства. — Объясните мне все там. Сейчас.