Осенние листья

Жизнь вернулась в привычное русло. Эмма сидела в кресле в студии, как обычно заработавшись допоздна, и честно пыталась дорешать все оставшиеся вопросы. Последние несколько минут, однако, она вглядывалась в черноту лесного массива, развернувшись к окну и поджав ноги. Покачивающиеся деревья, словно маятник, клонились из стороны в сторону. Возвращаться домой не хотелось. За пеленой забот и повседневности она заметила за собой тоску, разливающуюся в сердце. Первая неделя далась нелегко – после отпуска скопилось приличное количество дел, и на размышления просто не осталось времени. Вторая была потрачена на разгребание проектов и ретушь фото. Эмма погрузилась в это с головой, пытаясь сбежать от накатывающей меланхолии, печали и нескрываемой тоски. В то серое утро, не найдя Северуса, она разревелась, как ребенок. Магия закончилась. Пора было возвращаться в обычный мир. Спустя две недели прошедшее казалось бессмыслицей, сказочным сном, невообразимым недоразумением. Или просто плодом фантазии. Но ведь она видела его – угловатого, мрачного, резкого и вместе с тем – любопытного, имеющего пытливый ум, некоторую неуверенность, слабость и нежность, которую прятал за семью печатями, чувствовала его печаль и боль, тоску и обреченность. Она помнила и собранную воедино чашку, и сноп искр в темной комнате, и почти физически ощутимый терпкий вкус травяного чая. Девушка улыбнулась и тут же погрустнела. Пожалуй, только ее собственная комната теперь служила напоминанием о волшебном мире. Предстоящие выходные обещали стать теплыми, и, решив развеяться, Эмма подумывала выехать на природу, как часто делала в тяжелые для себя моменты. Ее красота, постоянство и одухотворенность лечили душевные раны, вдохновляя, наполняя смыслом всю жизнь. Около ножки высокого кресла так и остались лежать книги, которые читал Северус. Девушка почему-то не решалась убрать их. Она встала и дошла до кресла, присев на корточки. Странно, но за все это время Эмма ни разу не посмотрела, какие именно книги из ее коллекции понравились зельевару. “Жив ли он? Все ли с ним в порядке? Где он сейчас?..” Два тома русской поэзии на английском, том по опасным растениям средней полосы России на латыни (судя по обложке), раскрытый на странице с безвременником, том с репродукциями Шишкина и пара увесистых томов переведенной классики. Под всеми этими книгами она заметила свою папку с рисунками. Неужели они тоже заинтересовали его?.. Девушка перелистнула пару страниц. Все осталось на своих местах, однако два листка были положены под корешок. Она помнила их оба: на первом был изображен мужчина, стоящий спиной, в огромном оконном проеме, ловящий на лице отблески света, на втором – девушка в поле. Закрыв глаза, она касалась гнущихся перед грозой колосьев. Почему он выбрал именно их?.. Эмма никогда не претендовала на звание художника, однако вдохновение периодически проявлялось в необычных формах. Часы на смартфоне показывали одиннадцать вечера. Девушка понимала, что задержись она еще на полчаса, и ночевать стоит остаться прямо в студии. Вздохнув, она положила все книги обратно к ножке кресла и, забрав со стула кофту, пошла по коридору, попутно гася свет и закрывая двери. На парковке ее тоскливо дожидался черный седан, отражающий своей блестящей поверхностью свет ближайших фонарей. Эмма глубоко вдохнула аромат осеннего леса – узкая лесополоса, хоть и не была полноценным массивом, уходила вглубь до самой кольцевой и давала ощущение некоторой замкнутости. Она открыла багажник и поставила туда фотосумку, а также бросила свою кофту. Осень по праву заняла свое место в календаре. Температура резко опустилась, часто накрапывал мелкий дождь. Иногда он целыми днями барабанил по стеклу, оставляя след легким туманом и испарениями утром, заставляя прятаться под зонтом и доставать из шкафа теплые вещи. Оба фонаря, освещавших небольшую парковку, погасли. Эмма оглянулась. В кустах сзади, куда выходили ее окна, послышалась возня и робкие шаги. Девушка поежилась, осознавая, что со стороны леса обычных заплутавших “путников” не могло оказаться – лесополоса упиралась с одной стороны в завод, а с другой – в военное предприятие, поэтому была огорожена по всему периметру. К шороху и шаркающим шагам добавились звуки шепота, неприятный шелест и хруст. Будто кто-то ломал руками тонкий лед, только что образовавшийся на поверхности воды. Всего на минуту в голове возник образ Пожирателей Смерти, теперь уже не единожды посещавших ее ночные кошмары. Со стороны леса на нее плыли тени. Фигуры в изорванных одеждах, похожих на дряхлых стариков с костлявыми руками, словно призраки, становились все ближе и ближе. Девушке стало очень холодно. Эмма захлопнула багажник и почти рывком прыгнула на водительское место, зажигая фары. Фигуры в плащах быстро сообразили, что к чему и устремились в сторону девушки, которая, быстро управившись с замком, захлопнула дверь в тот самый момент, когда, казалось, одна из теней уже была готова схватить ее за ногу. Всего минута ушла, чтобы провернуть ключ зажигания и ударить по педали газа так сильно, что вылетевший седан чуть не разбил шлагбаум вдребезги. Она пролетела пару светофоров на красный, вызывая возмущенное гудение со стороны автомобилистов и пешеходов. Но ей было все равно. Превышая, обгоняя, подрезая - она хотела только сбежать от страшных видений, от плодов ее собственных мыслей. Или не мыслей?.. Гонимая неясным страхом, Эмма не снижала скорость вплоть до своего района, попутно сделав два круга вокруг дома. Только убедившись в полном отсутствии кого-либо, она мышью метнулась к квартире, запирая дверь на все замки и задергивая шторы. Свет было решено не включать. Будто в бреду, не раздеваясь, она упала на кровать и забылась сном. Учебный год в Школе чародейства и волшебства Хогвартс начался на удивление спокойно. Сидя за преподавательским столом во время завтрака, Северус отметил про себя, что давно его жизнь не текла так размеренно. Две недели пролетели неожиданно быстро, возвращая его в привычный ритм. За хаффлпафским столом задумчиво жевал хлопья Теодор Люпин – сын Ремуса и Тонкс. Поступив в этом году на шестой курс, он проявлял явные способности ко многим предметам, наследуя от отца усидчивость и редкие всплески перемен настроения от матери, которые, к счастью, проявлялись только в цветовой смене шевелюры, сейчас окрашенной в темно-синий цвет. Зельевара не могли не радовать и полное отсутствие каких-либо признаков “волчьей болезни". Это, однако, казалось странным, так как ген "волка" передавался по наследству. В свои семнадцать он будто не замечал девушек, таявших в его присутствии. Периодически зельевар замечал искорки интереса к сокурсницам в его глазах, но дальше обычной вежливости никакого развития событий не происходило. По-настоящему влюбленным взглядом на него смотрела Мари-Виктуар – дочь Мисс Делакур и старшего сына Уизли. Очаровывая всех до единого, четырнадцатилетняя волшебница оставалась холодна ко всем, кроме него. Имея неплохие способности в области заклинаний и трансфигурации, девушке давался его предмет нелегко, и время от времени Северус оставлял ее на отработки, при этом ловя на себе взгляд разъяренной вейлы. За гриффиндорским столом что-то разбилось, и зельевар скривился. Джеймс Сириус Поттер. Старший сын Поттеров, едва переступивший порог Хогвартса две недели назад. Еще на распределении в толпе студентов он не мог не узнать юного волшебника. Мальчишка унаследовал от Джеймса и Сириуса, казалось, абсолютно все – внешность, поведение, манеры. Разве что круглых очков не хватало! Но Снейп был гораздо старше и опытнее, щедрой рукой снимая баллы с его факультета за все шалости и проделки. За столь короткий срок он уже успел назначить ему кучу отработок, заставить буквально ненавидеть себя, поймать в коридоре ночью вместе с неизменной мантией-невидимкой, сняв до неприличия много баллов, вызывая всеобщее негодование и гнев Макгонагалл. Состав профессоров особо не изменился, разве что Лонгботтом заменил профессора Стебль. Добавилось несколько новых преподавателей: по магловедению, полетам и, разумеется, ЗОТС. Профессор травологии, к слову сказать, предпочел сесть в самый край преподавательского стола, составляя компанию уже совсем пожилому Флитвику. В целом, даже это не шло ни в какое сравнение с “золотым трио”. Ни вечной всезнайки Грейнджер, ни лохматого Уизли, ни, самое главное, пресловутого Поттера, попадающего в неприятности чуть ли не каждую неделю. Минерва вскользь упомянула, что старший Поттер время от времени читает лекции по ЗОТС, но пока последний не появлялся, что не могло не радовать Северуса. Временные перепалки с портретом Альбуса, недовольное шипение Макгонагалл и редкие нелицеприятные высказывания остальных профессоров – будто и не было никакой войны... Даже студенты, кажется, не совсем поняли, что за новый преподаватель зельеварения им достался. Овсянка портила всякое настроение. Жидкая, как слизь флоббер-червя, абсолютно невкусная и противная на вид. Или, все же, не овсянка?.. Несколько дней назад профессор заметил за собой неясную тревогу и дискомфорт. Пару дней он огрызался на студентов больше обычного, угробил почти все до единого зелья для больничного крыла и никак не мог сосредоточиться. Только прошлой ночью брюнет сообразил, что к чему. Он снова хотел увидеть ее. Улыбчивую круглолицую девушку, которую оставил как последний засранец. Отчаянные попытки договориться с совестью ни к чему не привели и, буквально пожираемый изнутри противоречивыми чувствами, Северус все больше погружался в мысли и воспоминания. Тоненький голосок внутри нашептывал бросить все, поддаться желанию аппарировать и провести субботний день в более приятной компании, нежели эссе второкурсников. Это желание подавлял страх того, что девушка оттолкнет его, как поступил бы на ее месте любой... Решающими аргументами стали его личная заинтересованность и чувство вины. За две недели он перебрал едва ли не тысячи страниц древних фолиантов, перескандалил с Альбусом и Минервой даже больше положенного, но так и не нашел ответов ни на один из мучивших его вопросов. А забыть все просто так не получалось. Старый засранец из раза в раз только и делал, что толкал его на поиски ответов в северную страну. Зельевар чуть ли не кожей ощущал то же самое, хоть и не хотел признаваться себе. Ответы на душившие его вопросы, лежали там, в мире маглов. “Зачем она спасла его? Чего ждала от него? Как он сам смог аппарировать в неизвестное место? Почему именно в это время?..” - Северус помотал головой. За всеми душевными метаниями он не заметил, как побрел вдоль столов, попутно отвесив подзатыльник одному из разбушевавшихся студентов Равенкло. В солнечном отблеске что-то мелькнуло, очертив полукруг где-то в районе его плеча, и в следующее мгновение профессор оказался с ног до головы облит апельсиновым соком. Волосы повисли, словно сосульки, а оранжевая жидкость капала с кончика носа и воротника мантии, тонкими струйками стекая за шиворот. ПОТТЕР! -Двадцать баллов с Гриффиндора, Мистер Поттер, и неделя отработок с Мистером Филчем! – ядовито отчеканил Снейп, буквально выплевывая каждое слово и яростно глядя на ошарашенного молодого человека. Со стороны соседнего стола послышались сдавленные смешки, и профессор поспешил ретироваться, растворяясь в дверях “мрачной летучей мышью подземелий”. После душа Северус высушил заклинанием волосы, достал чистый сюртук и привычную белую рубашку, устроившись за столом с проверкой работ. Около двенадцати это занятие было оставлено, а мысли устремились в совершенно иное русло. В его голове шла ожесточенная работа по поводу наиболее приемлемого варианта появления и развития событий. Собственно, в словах Дамблдора имелся смысл – если так называемое “чудо” крылось не в месте и времени, то источником мог легко стать человек, пусть даже не обладающий никакой магией. На каминной полке стоял небольшой фиал с веритасерумом, который зельевар, покрутив в руках, все же сунул в карман сюртука. На всякий случай. Нелегкая жизнь научила его тому, что лучше быть живым параноиком, чем мертвым идиотом. Он жаждал ответов, и бездействие его просто ломало, словно наркомана, не получившего свою “дозу”. Мужчина покинул подземелья, громко хлопнув дверью. На самой границе Хогвартса он прикрыл глаза и представил солнечный дворик, окно за резной решеткой, нависающие над узкой дорогой каштаны и куст жасмина у самого подоконника. Аппарация на далекие расстояния никогда не была приятной, но, собрав по кусочкам разум и тело, зельевар переступил с ноги на ногу уже в желаемом месте.