Я переживу все это и восстану. Не сдамся до тех пор, пока я жив. Ангелы всё падают с небес, А я научусь летать со сломанными крыльями. Я переживу все это и восстану.
Голова болит, как будто я ей гвозди вчера забивал, но, к сожалению, это не так. Тело, кстати, болит не меньше головы, особенно руки, на них во время нахождения в той злополучной квартире, я и взглянуть не осмелился. Пип. Пип. Господи, да выключите кто-нибудь этот адов механизм. Пип. Пип. Пип. Красный. Но на мои мольбы в течении прошедшей почти минуты откликнулся целый никто, а это значило, что мне придется разомкнуть тяжелые очи и разъебать к чертовой бабушке эту пищалку. Пока я лежал с закрытыми глазами, я уже понял, что нахожусь в медицинском учреждении, всему виной эта ядреная смесь: страха, лекарств, якобы вылечивающих от всех болезней, и хлорки, которой кажется пропитался даже воздух в радиусе пары тройки километров вокруг этого логова микробов-убийц. Итак. Раз. Зажмуриваю глаза сильнее, чтобы успеть насладиться остатками сна. Два. Собираю себя в руки. И на три раскрываю глаза, вместе с этим подаваясь всем торсом вперёд. Меня приветствует белоснежный потолок и две ослепительно яркие лампы, которые из-за слишком резкого подъема и яркого света словно танцуют на белом полотне причудливый, известный одним им танец. Голова кружится и я позорно падаю на подушку. Внезапно из дальнего угла комнаты послышались тихие причитания и торопливые шаги, по направлению ко мне, ну где же вы раньше были-то? Пиканье прекращается и вскоре надо мной появляется женщина. Вернее, только ее лицо со всеми прилагающимися. Первое, на что я обращаю внимание - это на мягкие, словно у феи из детских сказок черты лица. Тонкий слегка курносый носик, выделяющиеся скулы и острые ушки. Она выглядела лет на тридцать плюс-минус год-два. Синие, словно море, обеспокоенные глаза, под которыми залегли весьма внушительные мешки. Бледная, почти белая кожа и короткие темно-синие, практически черные, волны волос, аккуратно обрамляющие миловидное лицо. - Как ты себя чувствуешь? Ну, не считая, что меня избили, унизили и изнасиловали, то все нормально, а, ну еще у меня нет родителей, дома и теперь нет лучшего друга, все определенно идет по пизде, без шанса на улучшение. Но женщине я этого не скажу нет, нет, нет еще подумает, что я нытик и слюнтяй, упаси господь, еще жалеть начнет. Больше нытья я ненавижу только показушное сострадание со стороны окружающих, все их взгляды а-ля "бедный, бедный мальчик, лишь бы со мной такого никогда не случилось" и их типа дружеское похлопывание по плечу, как будто это все сразу же изменит, всю тщетность бытия и заставит по-другому смотреть на мир. Все люди - эгоисты. Кто-то больше, кто-то меньше. Самое лучшее, что человек может сделать - это выслушать. Что-то я слишком долго молчу, так, ладно, нужно что-то ответить, чтобы она не подумала, что я слабоумный. - Терпимо. Вышло как-то хрипло, но не так сексуально хрипло, как у актера какого-нибудь порно фильма, получилось скорее жалко, как голос у курящего пятиклассника с ломающимся голосом. Женщина лишь слегка улыбнулась. - Кагами Тайга? - я кивнул. - Сбежал из приюта? - снова кивок, но уже менее уверенный. - И возвращаться назад, как я понимаю, ты не собираешься? - Не собираюсь, - голос все ещё противно сипит. - Тайга, послушай меня, я одна из тех, кто ведет твое дело. Те, кто сделал это с тобой пойманы и отправлены до конца следствия под арест, но я лично прослежу, что бы виновники были наказаны. Ты лежишь в больнице уже два дня. У тебя довольно серьезные повреждения, но проблема в том, что сейчас из-за отсутствия у тебя каких либо документов тебе не получится предоставить необходимую, квалифицированную помощь . И хоть все твои повреждения, благодаря первой помощи немного затянулись, тебе все ещё нужна забота и уход, которые врачи отказываются давать тебе из-за отсутствия документов. Они требуют, чтобы ты покинул это место максимум через день после того, как ты очнешься. Как ты наверное уже понял, ситуация не очень, и даже, если ты вернешься в приют или найдешь временное жилье, заботиться о тебе навряд ли будут, но... - Я уже взрослый и могу сам позаботиться о себе. - перебил ее я. - Ты еще ребенок, Тайга, что ты будешь делать оставшись один? Пойдешь работать? Работодатели, в основном, относятся к несовершеннолетним хуже, чем к рабам. Да и на работу несовершеннолетнего возьмут разве что на стройку, ну или вагоны разгружать, ну а куда тебе сейчас с такими то повреждениями сам подумай. Тайга, кому на работе нужен несовершеннолетний, сбежавший из детского приюта, недавно переживший изнасилование, да еще и ко всему перечисленному без документов? Никто не хочет иметь лишних проблем. - И что вы предлагайте? - Мы хотим усыновить тебя, но для того, чтобы мы смогли это сделать, по закону тебе придется вернуться в приют. Я дам тебе время подумать до вечера и я не в коем случае не давлю на тебя и не навязываю тебе своё мнение. Я просто пытаюсь помочь тебе. Она встала и медленно направилась к выходу. - Почему вы хотите мне помочь? Но странная женщина уже ушла, так и не представившись. Через несколько секунд в палату вошла медсестра и начала менять повязки, и проводить необходимые медицинские процедуры.***
Следующий раз дверь скрипнула только в 7 вечера. Та самая добрая женщина, на чьем лице играла мягкая улыбка, снова вошла в комнату с пакетом в руках. - Когда? - спросил я. Голос был сиплым и тихим от недавнего сна. - Завтра утром мы отвезем тебя. Поверь, ты не пробудешь там долго, максимум час, пока мы будем подписывать все бумаги. Её улыбка стала шире, она положила пакет на край кровати, расспросила о самочувствии, пожелала доброй ночи и ушла. В пакете оказалась одежда: серая рубашка и синие джинсы. Через некоторое время я уснул утомленный мирным жужжанием приборов. Последней моей мыслью было то, что я снова забыл спросить её имя.***
После осмотра у всех возможных врачей. Осуждающих и сочувствующих взглядов медсестер. Приема таблеток, заклеивания и перебинтовывания пострадавшего тела, мы стоим перед дверью. Забавно, прямо как девять лет назад. Тогда сюда меня привезла молчаливая женщина, быстро постучала и так же быстро ушла, громко цокая высоченными каблуками по асфальту. Тогда я еще не знал, что это место превратится в мой личный ад, если бы знал, то точно сбежал бы ещё до того, как бы сел в её машину. Но теперь, когда раздается стук, женщина за моей спиной не разворачивается и не уходит, вместо этого она только сжимает мое плече сильнее, давая призрачную, но поддержку. Странно, но обычно раздражающий жест успокаивал. Спустя минуту дверь открывается и из-за нее с улыбкой натянутой от уха до уха выглядывает Иошши. - Здравствуйте, миссис Аомине, ваш супруг ждет вас в кабинете, а сын осматривает приют, Кагами же я провожу, перед тем как он официально вернется сюда он должен получить заслуженное наказание за побег, а вас проводит мисс Клэр, она сейчас подойдет. - затараторила женщина. - Хорошо, спасибо. А можно у вас поинтересоваться в чем состоит наказание? - В ста ударах палкой. - Миссис Аомине вздрогнула. - А нельзя ли как-нибудь без наказания? Я не уверена, что после изнасилования избиение, а тем более, избиение палками не навредит его психическому и физическому здоровью, за которое мы сейчас так волнуемся. - Мы не сможем совсем отменить наказание, за ним прибегут еще сотни таких же изнасилованных и избитых (так говорит, будто я сам в этом виноват). Он сбежал, он должен был думать своей головой, а не задницей, он должен будет ответить за содеянное хоть как-то, иначе его возвращение сюда просто невозможно. - Но можно ли его хотя бы уменьшить? - Девяносто? - Тридцать. - Нет, тридцать это слишком маленькое наказания за такую провинность, как побег. Восемьдесят. - Сорок. - Все ещё слишком мало, дети будут недовольны. Это будет несправедливо по отношению к тем, кто понес наказание в сто ударов. Семьдесят. - Пятьдесят. - Шестьдесят - мое последнее слово, но только из-за моего уважения к вам. - Спасибо, Иоши. - Ой, а вот и Клэр. До свидания, миссис Аомине, всего вам хорошего. Кагами, следуй за мной. Аомине обняла меня и похлопала по плечу, прошептав на ухо тихое "прости, что не смогла полностью убрать наказание". Ничего страшного, я знал на что иду, когда соглашался. Да и она действительно сократила мое заслуженное наказание почти на половину, за что я ей безмерно благодарен. И сейчас, проходя по знакомым коридорам, я не чувствую ничего. Большая комната полна народу. И неудивительно, ведь это единственное стоящее развлечение в этой дыре. Толпа галдит и улюлюкает, насколько я помню, никого не наказывали уже больше трёх месяцев, люди хотят крови, и плевать чья кровь это будет: родного ли отца или какой-нибудь придорожной шлюхи. Меня ставят на колени в центре зала, люди встают вокруг меня полукругом и за моей спиной раздаются шаги. Здравствуйте, Акира-сенсей, давно мы с вами не виделись. Шаги прекращаются. Первый удар приходится по шее. Второй по копчику. Палка неприятно царапает не успевшую зажить кожу, а толпа радостно считает удары. Пятый приходится по левому плечу. Чтобы отвлечься от всего этого хаоса, я всегда находил одну точку и смотрел туда. Но почему-то в этот раз не получалось. Лица мельтешили перед глазами, от гула начала болеть голова. Двенадцатый удар выбивает из лёгких воздух. Глаза все ещё метаются, ища за что зацепиться. Раньше этим "чем-то" был Рин, проговаривающий одними губами количество оставшихся ударов. Двадцать первый удар летит мимо цели, прямехонько скалу. Синий. Что-то я не помню воспитанников с синими волосами. Показалось. Двадцать восемь. Осталось чуть больше половины, ещё каплю. Меня буквально испепеляют взглядом. Поднимаю глаза и встречаюсь с такими же синими. Сорок. Нет. Не показалось. Смуглая кожа. Подкаченное тело. Глубокие глаза. Острые скулы. Он, наверняка, пользовался успехом у обоих полов и не стеснялся пользоваться этим. Сорок семь. Из спины уже давно течёт кровь и саднят ранки, но я почти не замечаю этого за разглядыванием паренька. Нет, это не любовь с первого взгляда и даже не симпатия, для этих чувств нужно хоть раз общаться с человеком, ведь кто знает, может он дерьмо в красивой упаковке. Пятьдесят. А вдруг он убил своих родителей или может он изнасиловал девушку или ограбил старушку и именно поэтому он здесь? Пятьдесят шесть. И все же он безумно красив. Удары кончились, а неземной взгляд все ещё направлен на меня. Голова кружится. Закрываю глаза. Так ощущения притупляются. Шаги, гул, по меньшей мере, - сотни голосов и тут на меня падает что-то мягкое и тёплое, и слышится мягкий бас. - Дайки, Аомине Дайки, но можешь звать меня братиком, выскочка. Открываю глаза и вижу того самого красивого, смуглого мулата. Видимо, жизнь в который раз хочет меня нагнуть.