***
Кадар всегда знал больше, чем ему было нужно. Это было его проклятьем. Он, без намерения подслушивать, слышал чужие секреты до мельчайших подробностей. Видел то, чего не должен был видеть. И мучился по ночам, обдумывая все это, без возможности рассказать кому-то. И чем больше он старался избежать чужих секретов, тем больше он узнавал и тем больше мучился. Он наблюдал, и никогда не предпринимал попыток помешать чужим намерениям. То ли из трусости, то ли из храбрости. *** Альтаир, проводив взглядом магистра тамплиеров до массивной двери, отвернулся, тяжко выдыхая. Он зажмурился на пару мгновений, а потом, сам не осознавая, улыбнулся. Он почувствовал на себе взгляд Малика. Дрема мягко окутала измученный разум. Ему снились мягкие, но властные касания. Сильные руки ласкают затекшие плечи, спускаясь по спине вниз, пересчитывая выступающие позвонки. Мимолетно погладив под лопатками, доходят до поясницы, — Альтаир прогибается навстречу, нетерпеливо сжимая кулаки. Все его тело трепещет и горит, сильнее сжимая руки в кулаки, он пытается вытащить Малика из сна.***
Кадар лениво прищурился, бегло окинув лазарет пронзительным взглядом, и, найдя нужную кровать, решительно двинулся к ней. Малик, его старший брат, был необычайно бледен. Сквозь тонкую, прозрачную кожу просвечивала тонкая паутинка вен, но самое страшное было уже позади. Грудь Малика, хоть и слабо, но вздымалась и вновь опускалась, дыхание было ровным, и, — Кадар точно знал это, — скоро он придёт в сознание. Стало немного спокойнее, и все же… слегка досадно. Малик не любил Кадара. Не презирал открыто, конечно, но Кадар чувствовал, и потому делал вид, что отдавал предпочтение Альтаиру, лучшему другу Малика. Старший брат мечтал, что они оба будут воинами, самыми лучшими в истории, и принесут братству много побед. Как сияли его глаза, когда он говорил об этом! Как сбивалось дыхание… Но Кадара не интересовала резня. Он стал лекарем — одним из лучших, — но так и не добился расположения старшего брата. Тот вел себя холодно и сдержанно, особенно с тех пор, как приобрёл нового брата в лице лучшего друга — Альтаира. Кадар остался один. А теперь он своими руками вытащил Малика из лап смерти. Честно говоря, он решил спасти его сам, ещё до того, как Мастер отдал приказ. Он решил спасти его сам, проклиная себя за желание ускорить его смерть. Веки Малика нерешительно дрогнули, и Кадар поспешил скрыться, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.***
Малик стоял перед Аль-Муалимом, сосредоточенным взглядом сверля небольшую сферу на тяжелом рабочем столе, который, помимо этого, был завален свитками и фолиантами. Мастер, в свою очередь, говорил что-то, несомненно, очень важное. В глазах, под тяжело нависающими седыми бровями, сверкал какой-то странный безумный огонек; он постоянно отвлекался на таинственную сферу — гладил ее, царапал, сжимал, смотрел на нее то ли с вожделением, то ли с опаской. Малик краем глаза осмотрел кабинет: ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз. Устало опустил веки, сжимая за спиной кулаки, пока не услышал дозволения уходить; , а потом, слегка пошатываясь, вышел из кабинета и спустился вниз. Стражи-ассасины, по обыкновению не проявляющие эмоций, смотрели на Малика, словно на призрака. Кадар тенью мелькал следом, недоступный даже для своих собратьев. Он позволил доложить о состоянии брата другому ассасину, но сам постоянно следил за ним из тени, готовый в любой момент прийти на помощь. Малик вышел на внутренний двор и тяжело вздохнул, когда в глазах внезапно потемнело. Кадар не стал подходить к нему, уверенный, что его брат достаточно силен, чтобы остаться в сознании; янтарные глаза расширились, когда брат, развернувшись, жестом подозвал его к себе, после чего крепко обнял, прижимая к груди. На глаза Кадара навернулись слезы.***
Робер де Сабле, услышав мучительный стон, стремительно распахнул дверь, врываясь внутрь. Рука привычно легла на рукоять меча, но, как оказалось, в этом не было необходимости. Альтаир, свернувшись клубком на жесткой кровати, активно двигал запущенной между ног рукой.