La Regle du Temple

Маленькая речушка красиво сверкала в ярких лучах полуденного солнца. Ассасины тихо переговаривались друг с другом, видимо, в перерывах между поручениями. Первым заданием Малика на пути к восстановлению статуса и мести за Альтаира, которая, честно говоря, его заботила куда больше, было выявление предателя в Масиафе. Того, кто предупредил тамплиеров о миссии ассасинов, направленной на похищение сокровища. Теперь все ассасины, даже те, которых он когда-то считал лучшими друзьями, отвернулись от него. Все, кроме Кадара. Брат внимательно выслушал, потупив взгляд, наивно стараясь спрятать увлажнившиеся глаза. — В деревне много говорят об этом. Некоторые всерьёз считают, что ты подставил Альтаира, а сам решил спастись и присвоить себе всю славу. Иные называют имена «предателей» — противных соседей, жадных купцов, грубых солдат. Есть имена, произносимые чаще всех самыми уважаемыми людьми в деревне, почему бы не выследить их? Губы Кадара нетерпеливо дернулись. Малик, склонив голову, попросил говорить тише — он чувствовал слежку. Интуиция притупилась, но не подвела его. — Назир, — кивнул Кадар, переходя на шепот, — Аль Муалим подозревает его в сговоре с тамплиерами. Прямых доказательств этому нет — хитрый подонок не допускает ошибок. Есть ещё Аббас… — Аббас? Он был в Иерусалиме, на пути к Горе, я видел его. Но не думаю, что он служит тамплиерам… для предателя он имеет слишком мало мозгов. — Верно. Аббас занимается доставкой указаний информаторам. — Назир отправил его предупредить тамплиеров? — Именно. Малик, не упусти его. Назир ненавидел Альтаира. — Спасибо, Кадар… твоя помощь неоценима. — Мира и покоя, — улыбнулся Кадар, хлопая его по плечу, и отправился в лазарет. Аббаса, раненого, доставили, когда Малик был у Аль-Муалима. *** Альтаир вскинул голову, оглядываясь на магистра. Его щеки вспыхнули, а глаза злобно засверкали. Взъерошенный, сонный, он совсем не был похож на ловкого, свирепого зверя, кружившего на тренировочной площадке несколько часов назад. По-хорошему, стоило развернуться и уйти, сделав вид, что ничего не было… Однако, Робер-де Сабле не был робкого десятка. Он, склонив голову вбок, растянул губы в улыбке, с интересом разглядывая застывшего ассасина. — Вот так подарок… Альтаир ощетинился, садясь по-турецки, но поглядывая на рыцаря с азартом. Его грудь, орошенная маленькими каплями пота, прерывисто вздымалась, выдавая возбуждение. Мария доложила, что ассасина, похитившего сокровище, казнили, и, вероятно, именно это подтолкнуло Альтаира пойти против собратьев. А с кем, на чьей стороне — разве это было важно, когда весь мир в одно мгновение стал чужим и враждебным? Робер отстегнул перевязь и ножны, продвигаясь к Альтаиру. Тот выглядел одновременно умилительно и опасно — раскрасневшийся и сердитый. И обнаженный. Магистр подошёл к кровати вплотную, и, глядя на бывшего ассасина сверху вниз, взял его пылающее лицо в ладони, грубые и мозолистые, но по-особенному нежные. Лицо Альтаира смягчилось, а когда его губ коснулись другие — тонкие и холодные, мгновенно испарилась вся напряженность. Он бесстыдно скользил горячими ладонями по спине, пояснице и ягодицам тамплиера, чем вызвал его довольный полустон-полусмешок. Туника рыцаря соскользнула с плеч, обнажая бледное подкаченное тело, покрытое шрамами — и все равно невероятно прекрасное; Альтаир, абсолютно забывшись, покрывает его грудь нежными поцелуями, полностью охваченный дурманящим возбуждением. Ассасин подминает Робера под себя, целуя жадно, пылко, чувственно - так, как никогда раньше. Брови жалостливо надломились, Альтаир жмурится, будто от боли, и вымученно улыбается, проигрывая самому себе. Его жаркие объятия дышат небывалой страстью и отчаянием. *** Малик до самого вечера шпионил за Назиром, и, в конце концов, полностью убедился, что предатель — именно он. Молодой ассасин шарахался от каждого скрипа, старался избегать встреч с собратьями, а, когда солнце начало скрываться за горизонт, пришел в конюшни, чтобы украсть лошадь и тайком сбежать из Масиафа ночью. Ему почти удалось. Решив напоследок избавиться от преследователя, он сам схватился с Маликом, вооруженный мечом и уверенный в своей победе. Страх сделал его движения неосторожными и неловкими, и соперник, воспользовавшись этим, выбил меч из его руки. В глазах Назира сверкнула досада и какая-то немая обреченность; на глазах у обескураженного Малика он сам перерезал себе горло скрытым клинком. Предатель, наблюдавший непродолжительную схватку из-за домов, усмехнулся, пряча окровавленные руки. *** Пламенные, похотливые поцелуи Робера прожигают плоть до костей. Это становилось все невыносимее и желаннее. Альтаир дразняще извивается, не давая возможности войти. Ему самому не терпится ощутить скольжение большого и твердого члена тамплиера внутри себя, и все же — игривый огонёк в глазах даже не думает потухать. Француз теряет терпение. До синяков сжимая смуглые бедра, разводит их в стороны, рывком входя на всю длину. Альтаир запрокидывает голову и сглатывает — почему-то становится страшно. В голубых глазах тамплиера — неприкрытая угроза, но движения его становятся снова мягкими и последовательными. Стенки ануса туго обхватывают член, чуть пульсируя. В глазах темнеет от головокружительного стона ассасина, и Робер подаётся вперёд, целуя трепещущие от страха губы. Они кажутся обжигающе-горячими, как и сам араб, чем-то напоминающий дикое, безудержное пламя. Альтаир выгибается дугой, как-то сиротливо прильнув к тамплиеру. Тот обнимает его крепче, начиная медленные, но глубокие толчки; ассасин довольно узок, но это явно не первый его раз. Из болевых ощущений — только грызущая изнутри тоска. Робер берет его медленно, почти лениво, растягивая удовольствие, смакуя каждое мгновение. И раз за разом Альтаир отдается ему все более откровенно и чувственно. Ассасин остервенело кусает свои губы, содрогаясь в оргазме; на глазах выступают слёзы. Тамплиер до рассвета баюкает на руках вздрагивающего ассасина.