Outstanding (My aestetics is you).

Ребята провели весь день в странных разговорах под эгидой «А представь, если…», касавшихся всего-всего на свете. Им было весело, как никогда, хоть они и не выходили на улицу. Мир вокруг вновь перестал существовать для них. Утром Фил не решился разбудить Дэна нежными поглаживаниями по переносице, как прошлым днём. Он лежал на боку и не мог отвести глаз от спавшего Хауэлла. Мальчик был слишком красивым даже во сне. Его лицо выражало полную безмятежность и светлое спокойствие. Длинные пушистые ресницы едва подрагивали в зависимости от того, что ему снилось. Взъерошенная кудрявая чёлка падала на лицо. Большие тёплые ладони были сложены вместе под ухом, на котором он лежал. Губы едва тронула улыбка, из-за чего на щеках слабо проявились ямочки. Из-под измятой футболки виднелась выпирающая ключица. Для Лестера это зрелище было, в буквальном смысле, всем. Ему не нужны были прогулки по парку или Манчестер-Сити, если рядом не было Хауэлла, который не столько составлял ему компанию, сколько был «цветной линзой» для окружающего мира. Фил боялся себе в этом признаться, но его отчаянно тянуло к Дэну. Он хотел видеть, как его друг просыпается под боком каждый день, тихо бродить с ним рука об руку по улицам города и любоваться звёздами, так неумолимо исчезавшими с небосклона. В то же время единственным якорем, крепко застрявшим в ускользавшей реальности, тоже был этот хрупкий мальчик с огромными глазами цвета корицы. Проявляемая к нему забота, пусть и не в таких больших количествах, как этого хотелось бы, оставляла за собой ощущение тепла, разливавшегося по всему телу. Фил жил от улыбки к улыбке, появлявшейся на лице Дэна и заставлявшей сразу же улыбнуться в ответ. Филип никогда никого не любил. Ему сходил с рук образ жизни Питера Пэна, пусть родители и хотели, чтобы их странный-странный сын стал хоть чуточку нормальнее и перестал сидеть на деревьях, думая о чём-то своём, совсем далёком от мира окружающей действительности. Он не видел нужды в появлении у себя кого-то, что не значило, что он был таким эгоистом. Просто Фил не знал, что такое любить по-настоящему, даже не задумывался об этом. Любовь была для него непостижимой вещью, возможно как-то вязавшейся с красотой, но слишком неземной. Брюнет осторожно натянул одеяло на оголившееся плечо шатена и улыбнулся. Теперь ему точно было тепло. Хотя в его доме и так очень тепло, несмотря на то, что на улице температура близилась к четырнадцати градусам по Цельсию. Но во время сна так согреваешься, что всё вокруг кажется ледяным. Филип и сам съехал пониже на подушку, зарываясь под одеяло, чтобы поспать тем же сном младенца ещё несколько часов. Так странно было возвращаться домой после двух насыщенных дней, проведённых у Фила, пусть тот никуда и не делся. Но даже он, буквальный лучик солнца, вряд ли мог согреть такую чужую холодную обстановку. Если можно было бы сравнить их дома с осенними месяцами, то Дэн жил в ноябре, а Фил—в сентябре. Настолько большая была разница в атмосфере. Хауэлл шёл к себе неохотно. Он готов был собрать все свои вещи и уйти к Лестеру навсегда, лишь бы никогда не видеть свой унылый одинокий дом. -Эм… Фил… Я тогда потом верну тебе футболку…-пробормотал шатен. -Нет-нет, что ты. Оставь себе. И венок тоже. Тебе больше идёт, чем мне, -усмехнулся брюнет. -П-правда? Мне честно можно…? -огоньки в карих глазах вспыхнули ярче. -Честно, -протянул он. -Мне… Понравилось у тебя, -щёки Дэна приобрели нежно-розовый оттенок, что заставляло Фила внутренне гореть и мучиться, -Слишком… Тепло и уютно. Мой дом больше похож на тюрьму. -Почему? -Там много мест, где темно и страшно. И там такая атмосфера… Что мне хочется убежать подальше, лишь бы не видеть свою комнату, -вздохнул Хауэлл. -Ты боишься темноты? -сочувственно произнёс Лестер. -Д-да, -судорожно выдохнул шатен после секундного раздумия о том, стоит ли ему открывать этот секрет своему другу, -Только мои родители считают это глупостью, а я в одиночестве оставляю весь свет включённым, потому что чувствую себя маленьким ребёнком, которого потеряли в большом пугающем месте. Мне приходится быть храбрым… Тебе не смешно? -Фобии не бывают весёлыми, -вполне серьёзно произнёс брюнет, одарив своего друга обеспокоенным взглядом, -Я хочу быть с тобой по ночам, чтобы тебе не приходилось быть храбрым. Дом Дэна встретил своим холодным неприветливым запустением, так что некоторое время пришлось ходить по нему в куртках, прежде чем трубы отогрелись. Хауэлл, решив, что с него хватит, отыскал парку и накинул её сверху на толстовку. Он удивлялся, как Лестер не дрожал в своей кожанке, под которой наверняка только футболка. -Фил, тебе точно не холодно? -Нет, -он покачал головой. -Ты человек или марсианин? -усмехнулся Дэн. -Я с Плутона, -криво ухмыльнулся брюнет. -Плутон перестали считать планетой, -заметил шатен, присаживаясь на край дивана и понимая, что его филейная часть сейчас к нему примёрзнет, поэтому он подскочил и принялся нарезать круги по комнате. -Это дискриминация Плутона по его размеру! -возразил Фил, так что его голос стал чуточку выше, -Ты победил, кстати. -Ты о чём? -Вот сейчас мне холодно, -он вздрогнул и улыбнулся. Подождав ещё с полчаса, когда в доме станет достаточно тепло, ребята избавились от курток. -Я так и не показал тебе весь дом…-вспомнил Дэниэл. -Да ничего страшного… Подожди… Я только сейчас заметил пианино у стены, -Филип уставился на инструмент. Действительно, в доме Хауэлла было старое пианино, которое, однако, не так и плохо звучало, несмотря на свой возраст. -Это твоё? -в одно мгновение брюнет оказался возле инструмента. -Пианино? Обычно на нём мама играет. А я… Раньше—часто, сейчас—довольно редко, когда мне нравится какая-то песня, и мне хочется её подобрать, -в растерянности произнёс шатен, потирая холодной ладонью шею. -А я не умею играть, -тонкие пальцы Фила прошлись по клавишам. -Хочешь… Я научу тебя? -Дэн громко сглотнул, увидев, как красиво выглядят небольшие бледные руки, касающиеся клавиш. -Хочу. Что ты учил последним? -Лестер с готовностью приземлился на скамеечку. -«Alesana»—«Dancing Alone», -Хауэлл опять покраснел, но теперь, скорее, от стыда, -Я не самый лучший пианист… -Может, для кого-то—нет, но для меня—да, -его голос вновь стал серьёзным. Дэн присел рядом с Филом. Впервые за последнюю неделю пальцы коснулись холодных пыльных клавиш, извлекая звуки из внутренних струн. Кристально-голубые глаза брюнета пристально следили за каждым движением рук шатена, как у кота, увидевшего потенциальную добычу. Хауэлл намурлыкивал слова под нос, так что их трудно было разобрать. Это продолжалось около четырёх минут, даже казалось, что Лестер ни разу не моргнул. -А кто сказал мне, что он не самый лучший пианист? -усмехнулся Фил. -Спасибо…-на его губах появилась смущённая улыбка, -Двигайся ближе. Брюнет несколько растерялся, забыв, какая клавиша была первой, но шатен пришёл к нему на помощь, совместив их руки и надавливая пальцами Фила на клавиши. На некоторое время они вдвоём погрузились в нечто, похожее на творческий транс, наслаждаясь музыкой, которую они играли. Лестер и сам не верил, что у него, хоть и с помощью Хауэлла, получается играть. К последнему припеву он выучил нужные клавиши (а они часто повторялись) и уже больше контролировал свои действия. Закончив ещё раз почти четырёхминутную песню, они остановились и долго смотрели друг на друга, не решаясь встать и отодвинуться. Со стороны могло показаться, что Дэн обнимает Фила, но дело было только в том, что его руки накрывали руки его друга. Неожиданно для себя он переплёл их пальцы, что казалось таким необъяснимым… Именно это ощущение, что руки брюнета меньше его собственных. Ещё одна минута в тишине могла бы привести к тому, что Фил не выдержал бы и поцеловал Дэна… Но шатен взял ситуацию под контроль: -Мне интересно… Как же ты выглядел на Хэллоуин в той футболке и венке… -Намного хуже тебя. Показать? -Покажи, -кивнул Дэн, отодвигаясь от Фила и позволяя ему выйти из-за пианино. Лестер скинул свою бирюзовую футболку с пурпурными размывами на диван, позволяя Хауэллу увидеть свою голую спину. Она была такой же флуоресцентно-белой, узкой, можно было увидеть, как двигается каждая мышца, а на пояснице виднелась татуировка двух цветастых колибри, встретившихся нос к носу над ярким цветком, серединка которого была ярко-красной, затем переходившей в белый, а на краях лепестков—в светло-синий. И Дэн понимал, что не может отвести глаз от этой татуировки, о которой он даже не догадывался. Мягкая нежно-розовая ткань прикрыла выпиравшие позвонки и татуировку, наконец выведя мальчика из транса. Вскоре Фил развернулся, а на его голове уже красовался венок. С самым умиротворённым выражением лица, какое может быть у человека, он молитвенно сложил руки на груди и воззрел свои светлые глаза к потолку. Дэн не сдержал смеха. -О Господи, ты выглядишь странно. -Странно? -он улыбнулся, -Насколько по шкале от одного до десяти? -Одиннадцать, -не задумываясь выпалил Хауэлл, чем вызвал смех и у Лестера, вновь начавшего переодеваться. -Хотя венок и на тебе мило смотрится, -добавил Дэн. -Ну спасибо, -улыбнулся Фил. -Ты не говорил мне, что у тебя есть татуировка. -А ты и не спрашивал, -он пожал плечами и надел свою футболку. -Что она значит? -Дэниэл подложил под себя ноги. -Колибри—символ свободы, лотос—творческая сила и бессмертие разума. Ещё я ношу инь-янь, -Филип вытащил из-под футболки тонкий чёрный шнурок, на котором висел небольшой круглый символ, -В смысле, я никак не отношусь к китайской религии, просто мне нравится сам символ и его значение борьбы между добром и злом. -Как философски, Фил…-протянул Дэн, улыбаясь, -Ты давно сделал татуировку? Кстати, почему именно белый-синий-красный? -В восемнадцать. Потому что Великобритания, -выпалил Фил и надел венок на голову Дэна, -Так-то лучше. -Чёрная футболка и розовый венок? -усмехнулся шатен. -Да. Что в этом плохого? Ты всё равно выглядишь мило. -«Мило»—моё второе имя, -засмеялся он. -Правда? -Нет. На самом деле, Джеймс. Дэниэл Джеймс Хауэлл, -он поёрзал на скамеечке и прикрыл клавиши крышкой,-А у тебя какое полное имя... Если не секрет?... -Филип Майкл Лестер, -тихо произнёс брюнет, -Эй, а сыграй мне ещё? Я просто хочу посмотреть… И послушать. Правда, ты прекрасно играешь. -Ну… Ладно, садись рядом, поиграю только для тебя, -он улыбнулся и развернулся к пианино, ощущая рядом с собой ставшее таким родным тепло.