«Помимо общепринятой трактовки шестой старший аркан Таро — Влюбленные — несет на себе бремя выбора, и бремя ответственности». Интернет-форум тарологов.
Он быстро шел через лес. Под ноги не смотрел, но при этом уверенно перешагивал через попадавшиеся ветки, пеньки и кочки. Он двигался через чащу напролом, чтобы сократить путь. Направление ощущалось идеально, и тропинки ему были без надобности. Занималось раннее пасмурное утро. Было зябко, моросил дождь — мелкий как манка, но такой частый, что пробивался даже сквозь кроны вековых деревьев. Куртка и повязка на лице вполне сносно защищали его от холода и дождя, а вот очки пришлось снять. Мелкая морось оседала на стеклах, и стирать ее было бесполезно — все равно он слеп каждые две минуты. Но смотреть ему в глаза здесь было некому, и такое положение вещей его вполне устраивало. Рукояти топоров, закрепленных в петлях на широком ремне, при ходьбе привычно постукивали по ногам. Он опустил ладонь в перчатке с обрезанными пальцами, привычным движением погладив холодное влажное лезвие правого топора. Тоби остановился, прислушиваясь к себе и оглядываясь. Его окружал лес, и бесполезно было пытаться сориентироваться здесь. Но прокси рассчитывал не на глаза. В нем, словно пульс, билась тьма, и она вела его. Тоби чуть подкорректировал направление и ускорил шаг. Дерево ничем не отличалось от других, но парень выделил именно его. Тоби запустил руку в карман и вытащил несколько листков. Пошуршал ими, старательно сутуля плечи, и прикрывая их от дождя, выбрал один, остальные засунув обратно в карман. Найдя подходящий сучек, он насадил на него листок. Записку трепало ветром, заливало дождем, но теперь это было уже не важно. Оглядевшись, Тоби приметил разлапистую высокую ель и уселся под прикрытием густых зеленых веток, прислонившись спиной к стволу. Нужно дождаться, пока записка втянется в дерево. Роджерс имел весьма смутное понятие о том, что это за записки. Они были связанны с охраной границ замороченного леса, не позволяющей темному пространству бесконтрольно расползаться по округе. Или наоборот — не пропуская что-то во владения Безликого. Как-то так. Тоби, в общем-то, было все равно, для чего он развешивает эти писульки по границе замороченного и обычного леса. Слендер приказал — значит ему это нужно. Проблема была в другом — в какой-бы глухомани не размещались записки, обязательно найдется какой-нибудь заплутавший, загулявший, просто любопытствующий прохожий, который обязательно сдернет записку. Создавалось впечатление, что эти листки с непонятными знаками, как магнитом притягивают к себе людей. И никто не пройдет мимо. Хотя Безликий иногда развлекал себя тем, что сам выслеживал того, кто покусился на его нечитаемую эпистолу, доводя человека до помешательства, впитывая его страх и отчаяние. Когда Слендер выходил на подобную охоту, вопли этих несчастных могли часами, а порою, и сутками, метаться по лесу, прежде чем умолкнуть навсегда. Но если записку подобным образом терял кто-то из прокси, это приводило Палочника в бешенство. Однажды Худи поленился проследить за своей частью записок. В тот день две какие-то малолетние пигалицы забрели в лес, увидели «таинственные послания», принялись их обдирать. Семь записок они сорвали. Возле восьмой их поймал Слендер. В том, что осталось от глупых девчонок, нельзя было даже предположить человеческие тела. Растерзанное мясо, раздробленные кости и кровь, залившая траву и стволы ближайших деревьев. Потом настала очередь Худи. Тело, окутанное тонкой дымкой черного тумана, дергающееся в векторах, как муха в паутине, и вопль — оглушающий, нечеловеческий, переходящий в болезненно-судорожный вой. И спокойная, даже несколько отрешенная фигура Безликого, сосредоточенно терзающего свою марионетку. Да, Слендер не убивал своих прокси, но его умений хватало, чтобы держать их в страхе и повиновении и без угрозы смерти. На какой-то момент перспектива смерти даже становилась желанным избавлением. Но Безликий знал, когда следует остановиться, чтобы избежать непоправимого. Оставив Брайана на полу, отплевываться от собственной крови, монстр молча вручил измазанные бурыми пятнами записки Тоби. Роджерс также молча принял их, и не оглядываясь, покинул Дом, отправившись исправлять «косяк» своего непутевого коллеги. Сам Тоби еще никогда не нарывался на подобные выволочки от хозяина. Он вообще оказался практически идеальным исполнителем чужой воли. Возможно, потому, что его собственная воля довольно редко подавала признаки жизни. А возможно, из-за того, что в отличии от Маски и Худи, на Роджерса был дополнительный «рычажок давления». И Слендер о нем знал. И Тоби знал, что он знает. И очень не хотел, чтобы Тонкий как-то применил это знание. Конечно, ему было совершенно необязательно сидеть под каждой запиской, и ждать пока ее втянет в дерево. Можно было развесить семь-восемь штук, и весь периметр, где висели записки отслеживался внутренним чутьем прокси. Если к запискам приблизится человек, Тоби почувствует это, и ему хватит времени, чтобы добежать до нужного места, и устранить незваного гостя. Подобное ожидание могло занять несколько минут, а могло растянуться на час — никогда нельзя было сказать, сколько времени понадобится, чтобы деревья втянули развешенные на них листки. Тоби никогда не знал, сколько времени ему предстоит провести в лесу, но никогда не беспокоился об этом. С некоторых пор время стало казаться ему чем-то весьма условным, непостоянным — агрессивной тварью, с собственным характером и изменчивым настроением. Бестелесное и вездесущее, оно было чем-то, схожим природой со Слендером. Могущественное, непонятное, неистребимое, оно, как и он, имело власть над Тоби, пусть и весьма косвенно. Он поднял глаза, поглядел на мокрую записку. Ее уже не трепало ветром — листок словно приклеился к дереву. Сорвать его по-прежнему ничего не стоит, но процесс уже пошел. Роджерс поплотнее запахнулся в куртку, позволяя воспоминаниям накрывать себя. Когда он увидел ее впервые, был тот редкий момент, когда он был предоставлен сам себе. Его не держала воля Слендера, у него не было заданий и поручений, даже его вечно дергающиеся конечности подозрительно хорошо слушались его в тот вечер. Он бродил по окраине какого-то города, вдыхая влажный вечерний воздух, слушая знакомую, хоть и несколько необычно звучащую речь прохожих, и просто чувствуя себя. Каждый раз, когда воля хозяина отпускала его, Тоби снова приходилось учиться чувствовать себя. Как ожившая марионетка с обрезанными нитями, учится ходить самостоятельно, он учился быть собой. Эта наука давалась ему легко — слишком мало времени ему отдавалось на собственную свободу, чтобы тратить его на вспоминание элементарных навыков. Мало времени… Пересекая очередной городской парк, Тоби услышал звуки. Это был сдавленный стон и невнятное бормотание. Что заставило молодого прокси двинуться в направлении этих звуков? Он и сам не знал. Может, любопытство, может… предчувствие? Предчувствие чего? Этого Роджерс тоже не знал. Более того, он никогда не давал себе труда проанализировать свои тогдашние действия. С тех пор, как он покорился Тонкому Человеку, он действовал либо по приказу, либо по наитию, не ища в собственных поступках логики. Тоби обнаружил их совсем рядом с центральной дорожкой парка. Лишь небольшой ряд кустов сирени скрывал их от глаз прогуливающихся в вечернем парке людей. Почему никто, кроме прокси не услышал этих сдавленных стонов? Видимо, потому, что всем было все равно. Мужчина средних лет, полноватый, дорого одетый лежал на земле, безвольно раскинув руки. По порезам на ладонях и кистях было видно, что он сопротивлялся, но его сил оказалось недостаточно. Он был еще жив, и даже в каком-то подобии сознания. И каждый раз вздрагивал, когда длинное лезвие ножа входило в его тело. Она специально заставляла его мучиться, или просто никак не могла попасть по жизненно важным органам? Тоби смотрел на нее, и не мог отвести взгляд. Она сидела на животе своей жертвы. Невысокая девушка, лет пятнадцати-шестнадцати, очень стройная, с копной густых спутанных каштановых волос, в узких синих джинсах, в белой майке и зеленой короткой куртке с отороченным облезлым мехом капюшоном она методично втыкала нож в тело мужчины и бормотала невнятно: — Твое время истекло… Больше нет… Потратил… Упустил… Истекло… И что-то еще, чего Тоби не мог разобрать. Но он стоял, в окружении цветущей сирени, в ее одуряющем сладком запахе, и смотрел, как убийца убивает свою жертву. Потом девушка подняла голову и посмотрела на Тоби. Он даже не вздрогнул, лишь что-то словно оборвалось у него внутри, почти незаметно, но так же необратимо. Изуродованное лицо, узкое, сероватое. Единственный глаз, неестественно зеленый, во втором — циферблат старых часов, в окружении засохшей корки крови и гноя. Зашитые грубой темной нитью уголки губ, воспаленные, болезненно красные, в паутинке бурых разводов. Медленно, чуть пошатываясь, она встала с мертвого мужчины. Единственный зеленый глаз со злостью буравил лицо прокси. Хотя что там можно было разглядеть за очками и повязкой? — У тебя мало времени, — почти выплюнула она, скаля зубы. Из ранок, из зашитых уголков губ потекла прозрачная сукровица. — У меня нет своего времени, — спокойно ответил Тоби. Этот ответ, почему-то взбесил девушку: — Не смей смеяться надо мной! — она едва ли не рычала. Сукровицу из ранок разбавила красная кровь. — Я не смеюсь… Он не боялся ее, она это видела, и ее это бесило. Или пугало? Она привыкла, что боятся ее, и уже стала забывать, каково это — бояться самой. Да и чего ей было бояться теперь? После того, как ее устами заговорило само время? Время… есть ли сила более могущественная, более непобедимая?! Так какого черта этот… этот… стоит тут и пялиться на нее так спокойно из-под своих уродских желтых очков?! Он что, не видит, что она сделала с этим боровом в костюме? — Ты кто такой? — свистящим шепотом спросила девушка, судорожно сжимая в руке окровавленный нож. — Какого черта тебе нужно? — Никакого, — Роджерс пожал плечами, продолжая рассматривать ее. Он никогда не видел ее прежде, но узнал сразу. Так узнают друг друга звери одной породы, впервые встретившиеся на узкой тропе. Прокси смотрел на эту странную девушку, и видел в ней такую же изломанную сущность, какой был сам. Отброс человеческого общества, ненужная никому, даже себе. Изуродовавшая себя, чтобы стать хоть кем-то в собственных глазах, и медленно умирающая от того, что ее кровь начала гнить. Тоби сам был таким — изломанным и не нужным. Ненужным, прежде всего, себе самому. С той лишь разницей, что он не умирал. Теперь не умирал. Смерть, уже подбиравшееся к молодому человеку, уже считавшая его своей добычей, отступила. Не испугалась, но решила, что встретила достойного себе оппонента, костлявая старуха безропотно отдала жизнь Роджерса в длинные руки того, кто по большому счету, мало чем отличался от нее самой. Его молчаливое спокойствие, полное отсутствие страха, отрешенная апатичность, нервировали убийцу со старым циферблатом в глазнице. А еще она чувствовала, что он опасен. Впервые она встретила кого-то, кто был опасен для нее. И это злило, пугало, выводило из себя… А еще… она действительно не видела его времени. Он стоял на ее дороге, а значит — должен был умереть, и она должна была видеть его утекающие минуты. Но она не видела, и это заставляло ее терять самообладание. С шипением, как дикая кошка, она метнулась вперед, намереваясь всадить нож в живот этому наглому типу, который смеет смотреть так спокойно, который смеет не боятся ее и не уважать Время. А как еще объяснить то, что в нем нет страха? Только пренебрежением… Надо отдать ей должное — ее бросок был стремительным, как у атакующей кобры. У неподготовленного человека могло бы не хватить реакции, чтобы увернуться от этого броска. Вот только Тоби Роджерс — Тики-Тоби — уже довольно давно перестал быть человеком. Он увернулся. Просто подпустил убийцу достаточно близко, и в последний момент немного развернул корпус, пропуская лезвие ее ножа мимо себя. И тут же изловил ее вторую руку, в которой был зажат второй нож, который Роджерс не сразу заметил. — Отпусти, ублюдок, — яростно прорычала девушка, пытаясь вырваться. Но Тоби словил ее вторую руку, и некоторое время наблюдал, как она дергается в его хватке. Он смотрел на ее искаженное злобой, и воспаленное болезнью лицо, и чувствовал, что не может отвести взгляда. Эта девушка была опасной и безумной, но при этом совершенно беззащитной. Она казалась Тоби маленькой и одинокой, и в его изувеченной душе рождалось какое-то странное, позабытое чувство. Что-то подобное он испытывал к сестре. К его любимой сестренки, потерянной так давно, что ему казалось — это случилось не с ним, в какой-то далекой другой жизни. Но эта безумица совершенно не походила на его сестру. Да и чувство было схожим, но все же другим. Девушка выбилась из сил и, поняв, что этот странный незнакомец не отпустит ее, постепенно успокоилась и уставилась на него с ненавистью в единственном глазу: — Что тебе нужно? — зло выплюнула она. — Отпусти меня, козел! — У тебя имя есть? — спросил прокси все так же отрешенно. — На хрена тебе? — огрызнулась девушка. Но он продолжал держать ее руки, и она нехотя ответила. — Я… Клокворк. — А я — Тоби. Или Тики-Тоби… Так меня прозвали. — Ну и дурак, — сказала девушка, называющая себя Клокворк. — Ты умираешь, — сказал прокси. Он чувствовал какая горячая кожа у нее на запястьях. Ее явно лихорадило. — У тебя заражение крови… похоже… — А тебе какое дело? — — Когда ты умрешь, ты ничем не будешь отличаться от него, — он кивнул на распростертое тело мертвого мужчины в дорогом костюме. Клокворк посмотрела на свою жертву. Ее губы презрительно скривились. Она снова повернулась на к Тоби, тряхнув копной нечесанных волос. Угрюмо и как-то потеряно буркнула: — Тебе то что? Чуть помедлив, он отпустил ее руки. Девушка нервно передернула плечами, но напасть больше не попыталась. Он не сводил с нее внимательного взгляда, и, похоже, ее это нервировало, но она почему-то не решалась огрызнуться на него снова. — Пойдешь со мной? — неожиданно для себя самого спросил Тоби. Вопрос прозвучал, и прокси задумался, что он будет делать, если она согласится. А если откажется? А девушка вскинула лицо, единственный зеленый глаз расширился — удивление сделало ее узкое лицо совсем детским. — Куда? — спросила она, совершенно растерявшись. «Сейчас ее убить ничего не стоит, — отрешенно подумал Роджерс. — она даже понять ничего не успеет». — Там, ты, возможно, сможешь выжить. Она смотрела на него нерешительно, словно сомневаясь, что правильно поняла его слова. Неуверенно оглянулась на свою жертву, снова посмотрела на Тоби… и лицо ее вдруг исказилось злобой. Она отскочила от него, руки, судорожно сжимающие рукояти ножей, угрожающе поднялись на уровень груди. — Что тебе нужно от меня?! С чего ты решил, что я пойду с тобой куда-то?! Кто ты вообще такой, черт тебя подери?! Тоби склонил голову на бок, автоматическим движением погладил лезвие правого топора, висящего у него на ремне. Это не укрылось от Клокворк, и она напряглась еще сильнее. — Тебе некуда идти, — сказал прокси. — Вирус убивает тебя. Ты никому не нужна. Ты не хочешь изменить это? Хотя бы попытаться? Девушка замешкалась. Она не понимала, что происходит. Откуда взялся это странный тип, с шарфом на лице, дурацкими желтыми очками, но при этом вооруженный и чертовски опасный. Он говорит непонятные вещи… Но… «Изменить?», «Выжить?» Хотела ли она этого? Пожалуй. Но поверить ему? Незнакомцу с топорами, застукавшему ее над трупом очередной жертвы? Зверски болела глазница с циферблатом. Болели сшитые уголки губ. Уже давно ее мучал не проходящий жар и преследовал тяжелый запах ее собственной гниющей плоти, и разлагающейся крови. И хотелось прекратить это. Но у нее была лишь одна идея, как сделать это. Но она не имела право на это, не имела права оборвать собственную жизнь. Она была орудием Времени. Она уничтожала тех, кто не ценит его дара, уничтожает тех, кто не достоин иметь своего времени. — Зачем тебе это? — спросила Клокворк. — Не знаю, — честно ответил Тоби. Он и правда не знал. Просто поняв, что эта странная сумасшедшая девушка с часами в глазнице, обречена, он осознал, что ему не нравится это знание. Он ощутил странное, какое-то иррациональное желание помешать этому. По крайней мере — предпринять такую попытку. И снова спросил. — Пойдешь со мной? Клокворк неуверенно потопталась на месте, решительно тряхнула головой, и отчеканила: — Если попытаешься тронуть меня, я тебе яйца отрежу. Тоби даже усмехнулся под своей повязкой. Вот чего он точно не собирался делать, так это то, за что его могут кастрировать. Он протянул ей ладонь в перчатке с обрезанными пальцами: — Руку дашь? Она подозрительно прищурила глаз. Посмотрела на его руку — пальцы, не прикрытые кожей перчатки, были в мелких белесых шрамах. Подняла взгляд. — Покажи лицо. — Нет. — Если хочешь, чтобы я с тобой куда-то пошла, то сними свой гребанный шарф, или проваливай отсюда к херам и оставь меня в покое! Тоби постоял неподвижно. В конце-концов, какое ему до нее дело? Зачем ему нужно, чтобы эта девчонка шла куда-то с ним? Скоро его воля снова окажется под властью хозяина, и он думать о ней забудет. Пожав плечами, Роджерс повернулся. Он не боялся получить ножом в спину, знал, что девчонка этого не сделает. Уже сделав шаг, прокси обернулся через плечо. Она стояла все там же, напряженная, злая… и кажется, растерянная. Кажется, его готовность так просто уйти стала для нее неожиданностью. Тоби еще раз подумал о том, зачем ему все это нужно, вздохнул, и снова повернулся к девушке. Быстро, чтобы не успеть передумать, он скинул с головы капюшон, стянул на шею повязку с лица, и, чуть помешкав, снял очки. Вечерний воздух приятно коснулся кожи лица. Что она ожидала увидеть? Такое же изуродованное лицо, как ее собственное? Что-то совершенно нечеловеческое? Или просто ее двигало желание увидеть лицо того, за кем она почти согласилась пойти? На нее смотрел обычный парень — по возрасту уже не мальчишка, но еще не мужчина. Лет двадцать, или около того, может чуть больше. В целом — ничем не примечательное лицо, каких тысячи, с высоким лбом и узкими скулами, с чуть изогнутым, явно однажды сломанным носом. Темные, непонятного цвета, глаза и копна густых волос, давно не знавших ножниц и мыла. Единственное, что было примечательно в нем — глубокая рана, тянувшаяся от уголка рта до середины щеки. Рана была старой, давно зарубцевавшейся, но не срослась возле губ, частично открывая зубы. Из-за этого казалось, что прокси постоянно ухмыляется. Он выдержал не более десяти секунд, позволяя ей рассмотреть себя. Потом нервным движением вернул очки на место, натянул на лицо шарф, и надел капюшон. И в его взгляде апатия, наконец, сменилась раздражением. Тоби снова погладил лезвие топора — этот жест успокаивал его и снова спросил, протянув руку: — Пойдем? — Почему ты прячешь глаза? А вот теперь Тоби ощутил что-то вроде злости. Слишком много требований, слишком много вопросов. Почему-то прокси не хотел оставлять ее, но раз так… — Как хочешь, — обронил он, опустил руку и повернулся, собираясь выбраться из кустов сирени обратно на парковую дорожку. Он чувствовал ее взгляд, буравящий его затылок и спину. — Постой! Тоби остановился, не оборачиваясь. Шорох шагов по траве. Он ощутил, что она стоит позади него, как-то неуверенно топчется на месте. — Хоть скажи, кто ты? — спросила она — робко, просительно, почти испуганно. Тоном маленького ребенка, который очень хочет, чтобы ему помогли, но которого жизнь уже научила, что помощь незнакомцев никогда не бывает бескорыстной. — Прокси, — ответил Роджерс, все еще стоя спиной к Клокворк. — Марионетка Слендера, Тонкого Человека. Вряд ли этот ответ был ей понятен. Но когда Тоби в третий раз протянул руку, просто отведя ее назад и чуть развернув кисть, в его ладонь неуверенно легли липкие от крови, и горячие от лихорадки, пальцы. Все так же не глядя на нее, Тоби сжал ее руку, и шагнул вперед, наклонив голову, чтобы упругие ветки не задевали его очки. Выбравшись на дорожку, он огляделся, определяясь с направлением, и, выбрав нужное, быстро зашагал вперед. Девушка послушно шла следом, держась за его руку, не задавая вопросов. Рукояти обоих ножей она теперь сжимала одной ладонью. Не слишком удобно, но терпимо. Тоби шел вперед, каждый шаг приближал его к КрипиПасте, к темному пространству, к Слендеру. Он вел девушку за собой, не совсем понимая, на что рассчитывает. Как мальчишка, что тащит домой щенка, он вел в Дом человеческое существо, которому пообещал возможное спасение, но умом понимал, что, скорее всего, ведет ее на скорую смерть. Мучительную смерть.* * *
Роджерс вздрогнул, выпутываясь из воспоминаний. Он сидел под разлапистой елкой, мелкий дождь по-прежнему посыпал лес водяной манкой. Записка наполовину втянулась в древесную кору. Но не дождь и ветер заставили прокси встрепенуться — в замороченном лесу был человек. И он приближался к одной из записок. Тоби чувствовал это так, словно бы кто-то транслировал картинку этого прямо на подкорку его мозга. Парень выбрался из-под елки, выпрямился, встряхнулся, словно пес, собирающийся взять след, и побежал. Лес несся ему навстречу. Тоби легко огибал древесные стволы, уворачивался от хлестких веток кустов, перепрыгивал корни и пни, точно знал, куда ставить ногу, чтобы не угодить в какую-нибудь нору. На ходу прокси вытащил из ременных петель оба топора. Воздух был сильно наполнен влагой, и сохранять темп в таких условиях тяжело. Но Тоби выдерживал взятую скорость, и дыхание его почти не сбивалось — но слишком хорошо представлял, что будет, если он не успеет. Человек стоял напротив дерева, и задумчиво разглядывал записку. На нем был непромокаемый костюм не то охотника, не то туриста — из тех, на которые накладывают принт, имитирующий лесную чащу. За плечами пришельца висел объемный рюкзак. Он стоял ровно не сутулясь, его явно не смущал дождь, и не тяготило немалое расстояние, уже пройденное им. Турист, из бывалых. Он был уверен, что этот лес — нехоженный. Был уверен, что он — первый человек, пересекающий эти места впервые за последние пять-семь лет. И вот — записка. Которая явно висит совсем недавно. Кто мог оставить ее здесь? И зачем? Какая-то шутка, игра? Здесь, в этой непролазной чаще? Человек прищурился, разглядывая непонятные надписи и рисунки, сделанные черными резкими линиями на белой бумаге. Заинтригованный, он протянул руку, намереваясь сорвать листок, и рассмотреть его повнимательнее. За спиной хрустнула ветка, и человек резко обернулся. Он не успел разглядеть того, кто подкрался к нему со спины, не успел удивиться, не успел испугаться. Размытый дождем серый силуэт, и прищуренные темные глаза, вот все, что успел зафиксировать его мозг. А в следующий миг, топор, направленный точной сильной рукой, расколол ему череп надвое. Точно посредине лба. Без звука, без стона, человек мешком рухнул на землю. Записка так и осталась висеть — нетронутой. Прокси замер над своей жертвой, шумно переводя дыхание — он едва успел. Откуда этот тип вообще тут взялся? Со своим чертовым рюкзаком?! Тоби огляделся, прислушался, пытаясь уловить внутренним чутьем еще каких-нибудь незваных гостей. Но больше в замороченном лесу никого не было, и на записки хозяина никто не посягал. Вздохнув, прокси, вытер лезвие топора о одежду мертвеца, и засунул оба в петли на ремне. Присел над трупом на корточки, кряхтя и матерясь сквозь зубы, стянул с мертвеца рюкзак. Обыскав его, Тоби обнаружил бумажник, с удостоверением личности, стопкой пластиковых карт, и приличной суммой наличности. Также у него нашелся небольшой наладонный компьютер, и внушительный охотничий нож на ремне. Тоби выгреб купюры из кошелька, убрал их во внутренний карман своей куртки, сам бумажник затолкал обратно в карман мертвеца. Выпрямившись, Роджерс шагнул к рюкзаку. Сперва он думал обыскать и его, но поймал себя на мысли, что совершенно не хочет этим заниматься. Поэтому, он просто поднял этот баул, накинул лямки на плечи, чуть подпрыгнул, поудобнее устраивая рюкзак на спине. Затем нагнулся, взял мертвеца подмышки и поволок прочь. Рюкзак был тяжелым, тело, оттягивающее руки еще тяжелее. Приходилось волочь его, пятясь спиной вперед. Ноги прокси то и дело скользили по мокрой траве. Не видя куда идет, Тоби пару раз споткнулся о выступающие из земли корни, и один раз упал-таки, увлекаемый тяжестью рюкзака. Рухнув, он полежал несколько секунд, восстанавливая дыхание, вытер ладонью мокрый от дождя и пота лоб, и рывком поднялся на ноги. Снова подхватил свою ношу и поволок ее дальше. На счастье Тоби, граница замороченного леса была недалеко, и минут через двадцать, вконец обессиленный, он стоял под кронами сосен обычного лесного массива. С облегчением, он сбросил с плеч опостылевший рюкзак. Постоял немного, согнувшись, упираясь ладонями в колени, и слушая, как колотится его сердце о ребра. Переведя дух, Роджерс выпрямился, и снова взялся за мертвеца — рюкзак можно бросить и тут, но тело стоит оттащить подальше. Турист был не особо крупным, но высоким, и его руки, ноги и полы куртки постоянно цеплялись за кусты и кочки. Сам Тоби не был слабаком, но протянув его еще с полмили, осознал, что дальше не сделает и шагу. И он бросил труп там, где он в очередной раз выскользнул из его подрагивающих рук. Больше всего хотелось сесть на землю там, где стоишь, и дождаться, пока руки и ноги перестанет трясти от усталости. Но этого Тоби позволить себе не мог. Пошатываясь, он со всей возможной скоростью пошел обратно, в замороченный лес, в пространство КрипиПасты, к запискам. Но больше никаких неприятных сюрпризов не случилось. Тики-Тоби вернулся к записке, возле которой настиг незадачливого туриста, и просидел под ней еще около получаса, поливаемый мелким дождем, и чутко прислушиваясь к собственным ощущениям.* * *
Клокворк смотрела на Слендера, и ее трясло от ужаса. При всей ее браваде, ей никогда не доводилось видеть подобных существ. От него веяло холодом и смертью. Глядя на него, хотелось бежать, бежать без оглядки, потому что невозможно было находиться рядом с ним, и сохранять рассудок. Но рука Тоби, стальным капканом вцепившаяся ей в плечо, не позволяла девушке сделать и шага. — Может она остаться со мной? — просто спросил Тоби, не вдаваясь не в подробности, не в объяснения. Безликий преградил им дорогу, когда прокси вел свою спутницу через замороченный лес, и до Дома оставалось меньше пятнадцати минут хода. Давящий взгляд, переместился от лица Роджерса к лицу девушки. Та вся съежилась, как дикий зверек перед более крупным хищником. Безликий наклонился и протянул к ней длинную руку. Клокворк едва ли не оскалилась. Ножи, которые до сих пор она держала в одной руке, за долю секунды оказались в обеих. Но до того, как она успела полоснуть по тянущейся к ней белой ладони, Тоби ухватил ее за правое запястье, выворачивая руку. Нож выпал из ослабевших пальцев, Клокворк вскрикнула. Тоби шагнул ей за спину, и поймал вторую вооруженную руку и тоже завернул ее. Второй нож тоже оказался на земле. Девушка беспомощно дергалась в хватке прокси. Но ее взгляд был неотрывно направлен на безлицего монстра, что тянулся к ней. И все грязные эпитеты, которыми она хотела наградить приведшего ее сюда типа, намертво застревали в горле. Жесткие холодные пальцы ухватили ее за скулы, заставляя запрокинуть в голову. Девушка тихо завыла. Ей показалось, что тонкие пальцы перебирают мысли и память в ее голове, как картотечные карточки в ящике. Отвратительное ощущение. Мертвящий ужас закрался в душу той, что была (как она сама думала) орудием Времени. Она замерла, оставив попытки вырваться из хватки Роджерса. Сколько прошло времени? Минута? Две? Час? — Пусть остается, — наконец обронил Слендер, отпуская ее лицо и выпрямляясь. — Но отвечать за нее будешь ты, Тоби. — Да, — кивнул прокси. Монстр снова посмотрел на девушку: — Слушай, что он будет говорить тебе, Натали Оулетт, тогда, возможно, ты проживешь чуть дольше, чем могла бы… И, повернувшись, исчез, словно слился с древесными стволами. Тоби смотрел туда, где только что стоял его хозяин. Слендер не спросил, зачем его прокси понадобилась эта девушка — ему было все равно. Он не поставил дополнительных условий — условия со временем Тоби и так узнает. Роджерс чувствовал, что только что своими руками значительно усложнил собственную жизнь. Но… он почему-то был доволен. Прокси выпустил девушку из хватки. Ее основательно трясло. — Тебя зовут Натали? — спросил Тоби. — Кто… — начала она, и запнулась, — кто это был? — Слендер, — коротко ответил Тоби. Он подобрал с земли ее ножи, и снова взял ее за руку. — Пойдем. Я все тебе объясню. Он был уверен, что Клокворк или Натали, сможет выжить в КрипиПасте. И то, что Слендер позволил ей остаться, подкрепляло эту уверенность. Она прошла по второму этажу и смогла открыть одну из дверей, найдя свою комнату. Это означало, что Дом принял ее. Густой запах гнилой плоти, что окружал ее все последнее время, стал слабеть. Воспаления на стежках губ и в глазнице с циферблатом постепенно проходили. В стенах Дома, в пространстве КрипиПасты, ее плоть словно приняла те метаморфозы, которым подвергла себя Натали, когда решила — что она Клокворк. Другие крипи восприняли появление Клокворк без особого интереса. Достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы понять, что в этом Доме ей самое место. Тоби ходил за ней тенью. Он не мог заставить себя оставить ее без присмотра. Клокворк огрызалась и злилась на него. Роджерс не слушал ее возмущений — он слишком хорошо знал, что за существа обитают под этой крышей. Ей еще предстояло узнать это. А еще он чувствовал, что когда он рядом, девушка чувствует себя увереннее. Напускная бравада плохо помогала, когда ей доводилось сталкиваться в коридоре с тем же Смеющимся Джеком, который в первый же день заявил, что не против поиграть с такой занятной новенькой, в красках расписав эту самую игру. Но время шло, и Клокворк привыкала к новому Дому, а Дом привыкал к ней. С первой минуты Тоби оказался привязан к этой странной девушке, но с течением времени эта привязанность начала работать в обратную сторону. Между ним и Натали установилась какая-то связь… наверное, в нормальном человеческом обществе это назвали бы симпатией… Как назвать это, применительно к таким существам, как крипи? Роджерс этого не знал, и ему было наплевать. Просто в какой-то миг он почувствовал настоятельную потребность заботиться об этом странном создании, что называет себя орудием Времени. А зачем? Для чего? Это было сродни инстинкту, а Тоби Роджерс, Тики-Тоби, как и все крипи, как и все хищники, привык слушаться своих инстинктов.* * *
Промокший до последней нитки, уставший как каторжник, Тоби вернулся к Дому когда уже начало смеркаться. Дождь наконец-то прекратился, но Роджерсу уже было все равно. Он мечтал только об одном — упасть на кровать и вырубиться. Уже пересекая поляну, он увидел на крыльце возле стены скукожившуюся на корточках фигуру. Едва он приблизился к крыльцу, она выпрямилась. На Тоби встревоженно и чуть сердито уставился неестественно зеленый глаз. Взбираясь по ступенькам, Тоби устало улыбнулся под своей повязкой. Да, похоже, упасть и отключится спокойно ему не дадут — сперва его вытряхнут из мокрой одежды, в ультимативной форме прикажут переодеться в сухое, и зальют в глотку что-нибудь горячее, с терпким привкусом трав. И только после этого ритуала, его оставят в покое. Да, без нее, без Клокворк, без Натали, его жизнь была бы не в пример проще и спокойнее. Но еще не разу он не пожалел о том, что в тот далекий вечер, идя через парк, он услышал странные звуки, и влез в кусты цветущей сирени, чтобы узнать их источник. И нашел там ее.