Путь из точки до вечности

А потом Арен хлопнул себя по голове и бодренько пошагал к моей темнице. Приехали мы, господа товарищи. Идея пришла ко мне в голову почти мгновенно. Я просто не мог упустить такой щансище! Я чувствовал, как по щекам бегал лихорадочный румянец, словно тысячи иголочек покалывая мое лицо. Сегодня я сбегу. Нужно только выждать когда он подойдет, обратиться в волка, быстро пружиня лапами перепрыгнуть через открывшуюся решётку, и бегом в лес, к свободе. Я сглупил, но тогда ненавязчивая идея вырваться, словно заморозила мой мозг. Я напряг тело и отполз темноту, так что меня было не заметно. По коже уже начинали ползти горячие мурашки, на тонкой черте позвоночника начала выступать шерсть, а глаза зажглись лихорадочным светом, который дрожал и освещал мою каморку. Тут я услышал шаги Арена и беззвучно взвыл, смотря в потолок, пытаясь разглядеть небо; минутное помутнение прошло, я понял, что если уж и бежать, то только ночью; и наконец, в голову хмельным вином ударила паника. Я укрылся обратно и сморщился от болезненной трансформации. — Живой? Выползай. Ты нам нужен. Я промычал что-то неясное в ответ, кожей чувствуя раздражение Арена, его злость. Сердце трепыхалась как безумное, в ушах стояли его кровавые перебои. Тело, не перевоплотившееся полностью, отказывалась слушаться да ещё и нюх болезненно обострился, оглушая меня запахом Арена, что я давился его им. Состояние было предобморочным, словно меня разом хватил Кондратий, замучил радикулит и доебалась болезнь. Сплошная лирика. Но самое печальное оставалась в том, что я безропотно готовился рухнуть в беспамятство, капитулировать и делаете со мной что хотите — даже не пикну! Я, который выдержал смерть друзей, смерть своего народа готовился сдаться на милость того, кто помогал моим обидчикам и убийцам! Это недостойно принца. Злость прошла, словно раскалённая плеть по спине и чудовищным усилием взял себя в руки, завершив трансформацию. Но тут же на меня упало что-то мягкое и вонючее. — Поторапливайся, подстилка. Я полз, глотая злые слёзы. Умом я понимал, что о любви мечтать по крайней мере наивно, но тело мечтало о его руках и … не только руках. К тому же возбуждение от поцелуйчиков двух омега до сих пор не прошло, а запах пары только усиливал его… Пожалуй, я был рад его злости и грубости. Сложно любить того. Кто тебе ненавидит, и я благодарил Вечность, что Арену на меня плевать. К черту его, я сильный, я справлюсь. Настраивая себя таким образом, я вылез на свет, мастерски играя покорность (то есть не путаясь сбежать) и почти не щурясь от света. Хаос красок поражал, и, осматриваясь, я увидел, что за главное каретой и моей повозкой собраны ещё несколько дюжин различных упряжей и около каждой из них стоит здоровый бугай — стражники-предатели. Раньше я разглядеть этого не мог и сейчас горько усмехнулся. С такой охранкой мои шансы сбежать равняются абсолютному нолику. — Я могу убить тебя, — начал Арен с абсолютно равнодушным лицом. — Поэтому, если ты хочешь жить, ты должен слушаться меня и Эрнэлла, того господина. Арен указал на прекрасно знакомого мне чернокожего урода и взглянул на меня с холодным презрением. Я только фыркнул, и принял позу а-ля капризный омега царских кровей. — А если я не хочу жить? Стресс понимаете ли, — я ехидно поклонился и развел руками. Мол, не чего ни поделать, хочется мне в петлю и всё тут. — Мой народ погиб, мой жених, истинная пара между прочим — оказался сволочью, а я сам готовлюсь к почетной участи всеобщей шлюхи на вражеском дворе. Я взглянул в невозмутимые и невозможные зелёные глаза. Арен хмыкнул, и легонько, но унизительно щелкнул меня по щеке, криво улыбаясь уголком рта. — Если наше слезливое Высочество желает смерти, то наше её получит. Правде несколько болезненнее и чуть позже. У тебя мой будущий и бээээзумно любимый муж, есть всего два варианта, — Арен усмехнулся и ещё раз щёлкнул меня по щеке оставив красный, раскаленный след. Говоря это, он издевательски двигал бровями и многозначительно хмыкал. — Ты можешь стать замковой шлюхой, которая ляжет под каждого альфу и которая будет жить, жить неплохо. Твоими «клиентами» будут лишь благородные. И заметь, если ты согласишься, то ты не будешь ни работать, ни трудится, а вдобавок получать денежки. Твоя задача — расставлять ноги. — Я лучше умру. — Ну, а это собственно и есть второй вариант. Мы доезжаем до замка, и ты отправляешься к воинам, которые уже много месяцев без омеги. Они не сильно добрые и не сильно умные, так что через несколько часов ты будешь не состоянии ходить. Если выживешь, конечно. Как наш добрый и сострадательный принц смотрит на то, что бы помочь хорошим и добрым воинам, служащим государству? Я сжал кулаки, старясь выглядеть невозмутимым; спина напряглась, заставив растянутые до боли мышцы сжаться в судороге; в глаза словно сыпанули песка. — Ты сама доброта. А я любил, и возможно, до сих пор люблю Арена. Он продолжил: — Словом тебе затрахают до смерти в прямом смысле, и бросят умирать от потери крови и различных… травм. — А я не нужен для заключения мирного договора? — Мне кажется, или в твоем голосе была надежда? — Арен посмотрел мне в глаза и протянул свою бледную руку к моему лицу. Его тонкие пальцы больно сжали кожу щек и, приподняв меня за подбородок, он прошипел мне в ухо: — Мы обязательно победим. И мирного договора не потребуется. Я устал. Я устал его любить, я устал его ненавидеть, я очень устал от его присутствия. Я сильный. — Тогда что мне мешает прямо сейчас сигануть в огонь и сгореть как мученик? Я стану символом моего народа. — Я надеюсь, что ты станешь дворцовой шлюхой. А сейчас тебе нужно сыграть с этими дикарями в их игру, правила они тебе объяснят. Знаю я такую игру. Я ехидно ухмыльнулся в спину своему женишку, который посчитал свою миссию выполненной и потопал на другой конец поляны, где ему ставился отдельный шатёр. При этом его лицо было усталым и чуть виноватым. А так же недовольным и раздражённым. — Трус! Мои губы жили собственной жизнью. Вся злость, вся боль, что скопилась во мне за этот разговор и за эти события словно выплеснулась наружу в этом коротком слове. То, что Арен дал слабину, побоялся рассказать что за «игра» меня ждет у этих дикарей, то, что он злился, проливало бальзам на мою душеньку. Маленькая победа. — Любовь зла, полюбишь и козла… Я обернулся на говорившего и узнал того самого омегу, с желтыми волосами, которые вблизи смотрелись ещё ярче, ещё насыщеннее. — Я Лэй, — насмешливо представился омега. — Вообще-то подглядывать нехорошо, мой дорогой. Но я нашёл корень всех твоих бед. Это он, великая грозовая туча, которая не понимает своего счастья! — Забавный ты. Лэй нахохлился, сверкнул газами — они у него медные, как шерсть диких куниц — и посмотрев на меня заговорщицки сказал: — Я всё про тебя знаю, и я тоже хочу сбежать отсюда. Ночью, когда все уснут — я плодил в вино сонного порошка — я приду за тобой, и мы сбежим. Но обо всем я расскажу позже, когда будем на свободе. Сказать, что я прифигел — ничего не сказать. Я находился в ступоре, стоял, не дыша и смотрел охеривающим взглядом на Лэя. Пиздец, товарищи! Картина репина: «Приплыли». Я пытался что-то спросить и нелепо махал руками, дотрагиваясь до цветастых одежд этого странного омеги, но он лишь улыбался и прикладывал теплый палец к моим губам. Молчи, мол. Я кивнул, и подал ему руку, которую Лэй с готовностью схватил и потащил меня вперёд, где сидели цветастые волки. Несколько секунд, я размышлял насчет Лэя и его крайне странного поведения. Но внезапно проснувшийся разум логично заверил: смысла подсылать его ко мне нет — все и так прекрасно знают, что я сбегу при первой возможности. А если я нужен Лэю для каких-то хитроумных комбинаций, то сбежать от него будет проще, чем от Арена и чернокожего. А если меня убьют, то это тоже будет неплохо. О-о-оптимистично. Но доверять после того, что было, я не собираюсь, по крайней мере, пока не узнаю человека хорошо. Словом, Лэй явно меньшее зло, чем Арен и лучше умереть свободным, чем шлюхой. Поэтому больше ничего не спрашивая, я пошёл за хрупкой фигуркой к костру, стараясь не особо краснеть от взглядов волков — недетская игра ждёт.