Когда мы уберемся отсюда, у всех, кто с нами столкнулся, останется на память сотрясение мозга. © Райчел Мид «Академия вампиров».
О господи, господи, господи боже, зачем я подписалась на это, с ума сойти, что мы творим вообще, это же полнейшее безумие, нас раскроют, нас точно раскроют и тогда нам всем каюк, твою мать, твою мать, сюда же в любой момент может кто-то заявиться, прямо сейчас, и тогда даже плащи не спасут, да к чёрту, нас тогда вообще ничто не спасёт, нас обеих сунут в те ужасные печи и останется от нас только дымок над городом, а я не хочу умирать, я только что буквально чудом выжила, ну нет уж, чёрта с два я теперь кому-нибудь из этих сволочей в руки дамся, тем более со мной Имир, с ней я точно не пропаду, всё будет отлично и мы вдвоём выберемся отсюда живыми, да, точно, молодец, Елена, отличный настрой, но КАК ЖЕ СТРАШНО-ТО, ВАШУ Ж МАТЬ! Примерно так я надрывала внутренний голос в панических воплях, пока мы с Имир шныряли по коридорам тюрьмы. Нервы тоненько звенели при каждом шаге, малейший посторонний звук заставлял вздрагивать и обливаться ледяным потом, а я лишь мечтала поскорее выбраться отсюда, вернуться домой и уйти нахрен в отпуск. На месяц. А то и на два. Насчёт лаборатории в качестве следующей точки нашего нашествия я, конечно, утрировала: её для этого сначала найти нужно было. А потому нами был на скорую руку состряпан очередной безумный и чертовски рискованный план, исполнением которого мы и занимались последние минут пятнадцать. В первую очередь нужно было попасть в котельную. Естественно, мы понятия не имели, где её искать, и именно по этой причине я снова начала канифолить Имир мозги, в ответ на что она страдальчески возвела очи к потолку, и, пока я в шоке таращила на неё глаза, она... знаете, что она сделала? Эта засранка не стала искать котельную молча, не привлекая излишнего внимания, как я предлагала, о нет — она, чёрт её возьми, тупо спросила у первого встречного! Мол, так и так, мы тут новенькие, работаем в инженерном отделе, начальник послал на плановую проверку труб, а куда идти — не знаем, заблудились случайно, не подскажете ли дорогу? А самое интересное, что он, блин, подсказал! Но за то время, пока эта чокнутая с ним лясы елейным голоском точила, я, стоя в сторонке и бешено кивая головой на каждое её слово, едва с ума не сошла от волнения. Зато порадовалась, что капюшон скрывает лицо, иначе моя перекошенная гримаса мгновенно бы нас выдала с потрохами. Пока я обругивала Имир на чём свет стоит, она молча утащила меня за угол коридора, где мы, профессионально сливаясь со стеночкой, шустро пролезли в котельную. Там я прикладом ружья, кинутого мне засевшей в засаде Имир, сбила вентиль на одной из труб — вручную открыть его я не смогла, а времени и без того было в обрез, — после чего спряталась от обжигающего потока пара за котлом, держа на изготовке в бешено трясущихся от волнения руках всё то же ружьё. Через минут десять на зов сработавшего температурного датчика притопал матерящийся через слово техник. Имир среагировала мгновенно: серой молнией она сиганула на него из своей засады, дезориентировала чётким ударом в челюсть и, увалив на колени, с хрустом заломила его руки за спину. Я, не помня себя, выскочила из-за котла и со страшной силой шарахнула прикладом ему в висок. Мужик тут же обмяк и мешком повалился на пол. Всё это действо заняло от силы секунд пять, поэтому он даже пикнуть не успел, — зато я едва не упала рядом с ним от чудовищной одышки, схватившей меня за лёгкие. Пока я пыхтела в попытке отдышаться от собственной выходки, Имир покопалась в его сумке, рассовала по карманам пару увесистых инструментов на всякий случай и, что самое важное, достала оттуда то, ради чего мы и организовали весь этот внезапный цирк. А именно — чертежи с планами тюрьмы. «ГЛАВНОЕ ЛАБОРАТОРНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ», как гласили заголовки схем, имело невероятно идиотскую структуру. Во-первых, оно чертовски, просто ужасающе огромное и действительно находится под землёй — аж на двадцати метрах под поверхностью, а также состоит из трёх этажей. Самый нижний — собственно, тюрьма: весь минус третий этаж отведён под камеры заключённых, несколько служебных помещений и кухню, из которой этих самых заключённых и кормят. Второй этаж самый густонаселённый, потому как жилой — там располагаются казармы лаборантов и стражников, а также всё для их хорошей жизни: кухня, столовая, санузлы и прочее. Ну а минус первый, на котором мы, к счастью, находимся прямо сейчас (а значит, гораздо ближе к небу, что радует, потому что я уже начала чувствовать себя погребённой заживо), содержал в себе крематорий, котельную, комнату со странным названием «электрощитовая», диспетчерскую, ещё какие-то мелкие помещения, ну и самое главное — лабораторию. Точнее, лаборатории. Да, их несколько. Двадцать штук. И в какую из них вламываться, мы не имеем ни малейшего понятия. Твою мать. Нет, не так. ТВОЮ МАТЬ! Я тихо выдохнула через нос и скосила взгляд на Имир. С момента нашего побега прошло всего пятнадцать минут, до завтрака времени ещё вагон, сбитый вентиль мы кое-как прикрутили обратно, тушку техника надёжно укомплектовали между котлами и сейчас ничем себя не выдаём, так что волноваться не о чем. Пока не о чем. Рано или поздно нас всё равно хватятся, будет объявлена общая тревога — и тогда нам точно кранты. Имир это понимала и потому хмурилась и кусала губу, но я знала, что её мысли занимает совсем другое. Нам всё ещё нужно забрать из лаборатории образец или формулу антидота против титанической сыворотки, причём быстро, пока его не уничтожили, ведь иначе никакой пользы от всей нашей авантюры не будет. Но это очень, очень рискованно. Охотясь за антидотом, мы тратим драгоценное время, и сейчас, пока наш побег ещё не раскрыли, для нас идеальнейшим вариантом будет валить отсюда к чертям собачьим. Но я понимала, что должна, нет, я просто обязана достать его. За стенами сыворотки нет, изучить её невозможно, а значит и создать основу для противоядия тоже. Так что если я заявлюсь домой с пустыми руками, получится, что всё это было зря. Да в конце концов, я за эти две недели прошла через целую кучу дерьма разной степени вонючести, поэтому считаю, что мне в обязательном порядке должно полагаться хоть какое-то вознаграждение! И нет, собственная жизнь не считается. — Что это там? Ох ты ж, чёрт! Я едва до потолка не подскочила, когда кто-то внезапно заговорил прямо рядом со мной. Врезавшись носом в плечо почему-то остановившейся Имир, я кое-как успокоила натянувшиеся до предела нервы и осторожно выглянула из-за её спины. Дверь лаборатории номер тринадцать, мимо которой мы как раз проходили, была настежь открыта, и оттуда доносились звуки разговора, причём сразу нескольких людей и на повышенных тонах. Я успела разобрать только возмущённое «Вы не имеете права!», — а затем в коридор вывалился человек в накидке. Белый капюшон лаборанта слетел с головы, когда он с грохотом упал навзничь, и явил миру длинные растрепавшиеся чёрные локоны. Я нахмурилась. К девушке подбежали ещё двое лаборантов и помогли ей подняться на ноги, пока её лицо горело злостью и возмущением. В дверях лаборатории выросли двое высоких широкоплечих богатырей, один только взгляд на которых заставил моё сердце от страха провалиться куда-то вниз. По краю серой холщовой ткани проходила кайма кроваво-красного цвета. Твою налево. Только их тут не хватало. До этого я ещё ни разу не встречала ни одного государственного служащего (пользоваться хитростью с заслонкой в двери кроме разговоров с Имир я как-то побоялась), но где-то внутри сразу зародился иррациональный страх перед ними. Я почему-то знала наверняка, что их тут не просто так по пальцам пересчитать можно. Они опасные. И, держу пари, чертовски, просто невероятно сильные. Я нервно сглотнула и чуть сжала пальцами край плаща Имир. Та покосилась на меня и едва уловимо покачала головой. Всё, теперь поняла. Если нам до этого ещё каким-то невообразимым чудом везло, то тут ни один наш трюк не пройдёт. Если придётся драться с ними, мы проиграем тут же. И Имир с её физическими способностями в том числе. Но если даже она это понимает, то какого чёрта мы всё ещё тут околачиваемся и греем уши вместо того, чтобы, не привлекая внимания, свалить куда подальше?! — Да это всё канитель вокруг антидота продолжается. — Разговор двух стражников рядом со мной продолжился. Я навострила уши, вслушиваясь в посторонний шёпот. — Краснозадые припёрлись в лабораторию, чтобы образец забрать, ну и вот. Забрали. — Так в чём дело-то? Забрали, вот и пусть валят отсюда! — Да тихо ты, — шикнул человек на своего эмоционального собеседника. — Вроде как заподозрили, что не всё они им выдали. Мол, припрятали у себя ещё парочку на всякий случай. Лаборанты же, их хлебом не корми — дай только поизучать что-нибудь интересное, а тут такая находка. А сжечь приказали вообще всё, что они там повыводили из крови девчонки этой: и записи, и образцы, и даже колбы, в которых это всё делали. — Разговор прервался тихим саркастичным смехом, а меня будто к земле приморозило. Поверить не могу, неужели мы опоздали? Неужели всё-таки придётся драться за препарат с этими?.. — Но заподозрить-то они заподозрили, а доказать сначала надо. А лаборанты их гонят оттуда, потому что опасно, химикаты, стерильность и всё такое. Ну или потому что действительно что-то там спрятать хотят, кто их знает. Вот служаки и выкуривают их оттуда, чтоб самим всё проверить. Перестраховщики грёбаные, чтоб им ни дна, ни покрышки. — Охренеть! — возмутился второй. — Я понимаю, они птицы гордые и всё такое, но чтоб до такой степени сволочами быть — это уметь надо. Людей по коридорам швыряют, мрази! Пока шумный стражник яростным шёпотом выражал своё отношение к «крысам краснозадым» и в каком гробу он их в тапочках видал, я многозначительно переглянулась с Имир. Так, теперь мы не только знаем номер лаборатории, но ещё и стоим прямо рядом с ней. Это хорошо. Но не факт, что учёные действительно оставили себе образцы про запас. Это плохо. И, плюс ко всему, вряд ли у нас получится теперь туда попасть, когда там всё опечатано госслужащими. Это ещё хуже. Но хоть какой-то проблеск наметился, уже что-то. На то, чтобы стоять и слушать, у нас времени категорически нет, но... Пока это единственное, что нам остаётся. Больше узнаем — больше вникнем в происходящее. Всё-таки, наблюдать втихаря за шныряющими туда-сюда людьми в плащеёчках из полуоткрытого окошка камеры — это одно; а вот принимать во всём непосредственное участие, так сказать, взирать на ситуацию изнутри — уже совсем другое. Стачка у дверей лаборатории номер тринадцать (ох и везёт же мне на это проклятое число!) тем временем начала обостряться. Возмущённые лаборанты с вкраплениями неравнодушных к конфликту стражников уже хотели с кулаками лезть на сохраняющих ледяное спокойствие служащих, но дело вдруг приняло весьма внезапный оборот. — Успокоились! — рявкнул один из богатырей с такой силой, что у меня зазвенело в ушах, а ноги едва не сложились пополам в коленях от страха. Он гаркнул куда-то себе за спину: «Вышли отсюда!», — после чего второй едва не пинками выдворил из лаборатории ещё троих. Затем первый продолжил. — Был дан чёткий приказ в случае удачного извлечения антидота из крови аномалии, — эй, это он меня так назвал? — немедленно предоставить правительству полученные результаты. После чего уничтожить все данные, полученные в процессе исследования крови Елены Лихтерманн. Мы не вправе допустить даже малейшей утечки информации, прошу понять это. Приказ об уничтожении источника аномалии выполнен? Он замолчал в ожидании ответа. Люди начали переглядываться, а я почувствовала, как заледенели кости. Из холода тут же бросило в дикий жар. О господи, боже мой, мы же убили того парня, который меня в крематорий уволок, сунули его в ту хренову печь и теперь он там горит, боожее, твою мать, чем мы думали, две идиотки, теперь они точно поднимут тревогу, перекроют к чертям все выходы, и тогда нас..! И тут на грани нервного обморока я почувствовала, как мою руку сжали худые пальцы. А затем заговорила Имир: — Так точно. Сегодня в пять часов утра стражником Бергером была исполнена казнь Елены Лихтерманн. Выступаю свидетелем. Я вытаращилась на неё и едва не заорала во весь голос. ТЫ ЧТО ГОРОДИШЬ, ДУРА? Какой к чёрту свидетель?! Зачем привлекать лишнее внимание? Это же государственные служащие, они опасны, нас раскусят в один миг! Никто не должен замечать нас, и уж тем более они, чёрт тебя дери, ты какого лешего вытворяешь?! Имир мой ментальный рёв воспринимать отказалась, но я с высоты (а точнее, с низины) своего роста увидела на её лице абсолютное спокойствие. Хватка на моей руке усилилась, отросшие ногти впились в кожу, и я сразу же поняла, чего она от меня хочет. Святая Мария, я не верю, что сделаю это. Я выступила чуть вперёд, привлекая к себе внимание, и невероятно твёрдым голосом отчеканила: — Подтверждаю и присоединяюсь. Помните, я ещё пару секунд назад продолжала беспрерывно паниковать по поводу того, что за нами следит каждый встречный? Забудьте. Вот сейчас на нас действительно смотрели все. До слуха донеслись еле уловимые презрительные смешки и редкие недовольные перешёптывания. «Глянь, подмазываются к этим гадам». «Лизоблюды позорные, тьфу». Я затряслась, как собака перед грозой, пот ручьём покатился по лицу, но я чувствовала медвежью хватку Имир и всеми силами старалась никоим образом не выдавать своего состояния. Я толком не понимаю, что она задумала и чего пытается всем этим добиться, но знаю, что она делает это ради меня. Нет, вот вы подумайте. Нужен ей этот антидот, что мёртвому припарки! Будь её воля, она бы давно меня бросила где-нибудь в той же самой котельной и смотала бы по-быстрому удочки, не тратя время, которого и так нет. Но она этого не сделала. Имир сейчас стоит со мной рядом, сжимает мою руку и рискует жизнью ради меня. Я просто не имею права подвести её. Только сейчас заметила, что всё это время простояла с опущенной головой. Непорядок. У меня такая «стеснительность» вызвала бы подозрения. А потому я преисполнилась уверенности от собственных мыслей и приподняла голову. Хвала богам, хватило ума сделать это так, чтобы собственное лицо не светить, но иметь возможность видеть всё вокруг из-под капюшона. Цепкий взгляд одного из госслужащих почти насквозь меня пробурить пытался, но я стоически его выдержала. Имир, не сомневаюсь, тоже. Мне всё ещё было страшно, вы не представляете, насколько. Но бьющая меня в грудь паника отступила, когда я скользнула взглядом по красной кайме на двух серых плащах передо мной. Я поняла, что нас испытывают. Где-то секунд десять в коридоре стояла тишина, прерываемая только едва-едва слышными перешёптываниями: люди как будто поняли, что сейчас происходит не просто разговор начальника с подчинёнными, а нечто куда более серьёзное, и потому не вмешивались, хоть и были напряжены. Я через силу сглотнула слюну. Воздух отяжелел настолько, что мне показалось, будто я дышу киселём. Десять секунд каким-то магическим образом превратились в десять грёбаных часов напряжённого молчания. Наконец служащие оттаяли и молча переглянулись. — Вы двое, — кивнул нам один из них. Ногти Имир напряжённо впились в руку. — Сюда идите. Поможете нам. Я поражённо вздохнула и с некоторой опаской покосилась на коротко улыбнувшуюся Имир. Так вот, что ты задумала! Поверить не могу, когда она успела это всё придумать и так точно просчитать? Я столько лет повела вместе с ней в армии и до сих пор не подозревала даже, что она способна на такое. Импровизировать по ходу действия, придумывать невероятно рискованные планы, очертя голову кидаться в самую гущу событий и выходить из них целой и невредимой — именно такой Имир была весь сегодняшний день, и я поймала себя на мысли, что немного побаиваюсь её сейчас. Кто знает, что за чудовищно опасную авантюру она придумает в следующую секунду? На мгновение промелькнула мысль, что если она прямо сейчас бросится на этих двоих с кулаками, я не удивлюсь вообще. Более того, я даже к ней присоединюсь. Имир опустила взгляд и едва заметно подмигнула мне, а потом потащила за собой. Я мотнула головой, чтобы сдвинуть капюшон чуть ниже, когда мы прошли в лабораторию мимо пропустивших нас госслужащих, и в этот момент особенно остро ощутила на себе колючий взгляд одного из них. Судя по всему, эти парни ценят преданность и не терпят, когда им не подчиняются. Имир — большая молодец, что догадалась сыграть на этом и тем самым выделила нас среди общей возмущённой толпы. Однако, несмотря на то, что у нас получилось выиграть хоть и маленькую, но достаточную крупицу их доверия, я всё же чувствовала в их взглядах жгучее презрение. Стало немного неприятно, словно, облачившись в экипировку стражника, я сама стала им. Служаки, конечно, хоть и имеют полное право командовать двумя остальными кастами работников тюрьмы, но такое скотское отношение к ним всё равно казалось мне диким и неприемлемым. Перед глазами вдруг встала недавняя сцена, когда меня под прицелом двустволки вели в крематорий, а толпа вокруг пожирала ненавидящими взглядами, едва пальцами в меня не тыча. Я поморщилась. Зашибись, Елена, теперь ты сочувствуешь людям, которые поголовно желают тебе смерти. Что дальше? Развернёшься лицом к толпе, бухнешься на колени и покаешься в том, что случайно поджарила одного из них в печке вместо себя? Тяжёлая стальная дверь щёлкнула за моей спиной, в то время как я заинтересованно, но осторожно принялась оглядывать помещение тринадцатой лаборатории. Выглядела она внушительно. Гораздо больше той, в которую меня закатили в первый день моего пребывания в тюрьме. Неудивительно, что они нас привлекли к обыску: вдвоём они бы тут точно несколько часов проторчали. Комната буквально ослепляла своей чистотой и стерильностью, на высоченных шкафах под самый потолок царил идеальный порядок, многочисленные лабораторные столы заставлены целой кучей колб, пробирок, аппаратов и другого разнообразного химического инвентаря. Однако следы недавней борьбы всё же проглядывались: папка с разлетевшимися по полу бумагами валялась у шкафа, а на одном из столов среди острых осколков красовалась внушительная лужа, струйками стекавшая на стальной пол. Я нервно сглотнула. Выбор этой лаборатории, чтобы хорошенько спрятать что-нибудь от посторонних глаз, был бы прекрасной идеей. Так что, если они действительно здесь что-то скрывают... нам предстоит увлекательнейшая работёнка. — На вас шкафы и столы в том конце лаборатории, — дал нам ориентировку один из служак. Я едва подавила страдальческий вздох: кажется, мы тут точно полжизни проведём! — Обыскивать каждую полку, каждый ящик и каждый угол. Не халтурить. Уяснили? — Так точно, — спокойно ответила Имир. Я лишь согласно кивнула. Провозились мы и вправду долго. В особенности я. Напряжённый страх от нахождения в подобного рода помещениях я приобрела ещё в разведотряде, когда в лаборатории Ханджи, куда она меня как-то вызвала, случайно навернула со шкафа стойку с пробирками, которые мне показались пустыми. Как оказалось, нет. Рёв майора и её титаний топот по коридорам штаба в погоне за перепуганной до смерти мной, казалось, даже в Митре слышно было. В общем, воспоминания те ещё. Здесь же мне нужно было сначала десять раз осмотреться перед каждым движением, чтобы не дай Мария не задеть ничего. Плюс ко всему, отсутствие Имир в безопасной близости здорово действовало на нервы. Пока я копошилась в ящиках одного из столов, она обыскивала стоящий у стены шкаф, который, в общем-то, не так уж далеко от меня находился, но мне всё равно было как-то очень не по себе. Теперь я, кажется, без её сопровождения ни шагу ступить не смогу. Класс. Я поморщилась и украдкой выглянула над столом. Наши суровые эксплуататоры окопались в противоположном конце комнаты и перебирали плоды химическо-биологической деятельности лаборантов почти в полной тишине, лишь изредка переговариваясь друг с другом. О чём они там шептались, я не слышала, и, думаю, это даже к лучшему. Но всё равно с выжидающим напряжением продолжала периодически выглядывать из-за стола и следить за ними. Вот веселуха-то будет, когда спрятанные образцы противоядия, если таковые имеются, случайно окажутся именно в тех самых шкафах! Я невольно нащупала сунутый за ремень тяжёлый гаечный ключ, отжатый у техника в котельной. Если всё пойдёт по худшему сценарию и эти двое действительно найдут антидот раньше нас, нам точно придётся с ними драться. И не факт, что мы их одолеем. В смысле, это очень маловероятно. Я бы даже сказала, что нам только чудо поможет. Последний ящик оказался пустым, и я с горестным вздохом задвинула его обратно в стол. Было бы действительно здорово, если бы антидот нашёлся здесь: ящики расположены просто идеально, в полной недосягаемости для глаз госслужащих, даже если они обернутся. Тогда можно было бы с чистой совестью заявить им, что мы ничего не нашли, увы, приносим свои извинения, — а потом быстро драпать отсюда наконец. Но не всё так радужно, к сожалению. Ну да ладно. Как говорил дядя, авось и рыбака толкает под бока. Надеюсь, на этой рыбалке мы хоть что-то выловим. И было бы здорово по пути двух других рыбаков на дно отправить, желательно без угрозы для собственных жизней. Что-то легонько стукнулось о мой затылок. Я вздрогнула, увидев выкатившийся мне под ноги комок бумаги, и обернулась. Имир стояла на стуле у соседнего шкафа, из-под открытой дверцы антресоли хищно сверкали её глаза. У меня будто все внутренности до горла поднялись. О господи, она что, нашла?! Едва не оглохнув от собственной мысли, я кинула быстрый взгляд на стоящих к нам спинами служащих и тихо подкралась к ней. Кровь так бешено стучала в висках, что у меня перед глазами помутнело. Имир, кровожадно ухмыляясь, впихнула мне что-то в руки и резко надавила на плечо, заставив меня присесть на корточки, и указала взглядом на нижние дверцы шкафа. А потом снова вернулась к крайне сосредоточенному обыску антресоли. Я ошеломлённо уставилась на неё, не понимая, чего ей от меня надо. — Дверцы открой, дура, — едва слышно прошипела она, не глядя вниз. Мне будто кирпич на голову свалился. Господи, вот я идиотка! Это ж надо так тормозить! Быстро открыв шкаф, я, поняв, чего она хочет, спряталась за его дверцей и начала упорно делать вид, что обыскиваю его со сноровкой профессиональной ищейки, в это время быстро вытаскивая из-под плаща находку Имир. Находкой этой оказалась небольшая, размером с книгу в пятьсот страниц, стальная коробочка с помятыми скобами для навесного замка. Самого замка на месте не было. Точно, у Имир, кажется, был болторез. Спасибо в очередной раз припрятанному в котельной технику и его сумке с инструментами, которую можно в ранг священных артефактов возводить. Хмыкнув, я ещё глубже залезла в шкаф, спрятавшись в нём почти по пояс, и, затаив дыхание, подняла крышку. Перевязанные бечёвкой исписанные листы с длинными цепочками формул скрывали под собой тканевую подушку, на которой покоились две маленькие баночки. В холодном лабораторном свете поблёскивала в них мутная белая жидкость. Руки бешено затряслись. Я повертела бумагу, выискивая хоть что-то, подтверждающее окончание наших поисков. На внутренней стороне мне в глаза врезался заголовок: «Антидот: 24.06.» А после — жирная надпись «УСПЕШНО». Я с силой прижала руки ко рту, перекрывая рвущийся наружу крик. Мы достали его. МЫ ДОСТАЛИ ЕГО! — Вы чего там притихли? Нашли что-то? Резко подскочив, будто на пружине, я с силой ударилась спиной о потолок шкафа. Слёзы радости мгновенно высохли, заменив собой ледяной пот. Твою мать, они заметили! Я слишком долго провозилась! За спиной раздался стук сапог спрыгнувшей со стула Имир, а затем звуки приближающихся шагов. Тяжёлых шагов. На секунду представилось, как эта тяжёлая нога врезается в моё лицо и ломает мне челюсть в крошку, и от этой мысли я внезапно взяла себя в руки. За долю секунды я рассовала по передним сумкам на ремне листы с формулой антидота и баночку с ним же. Одну — потому что вторую внезапно вырвала у меня из рук Имир. — Ты что..?! — взревела было я, но та ловко протиснулась в шкаф и зажала мне рот, второй рукой хватая стальную коробку. Потом полезла обратно, не удосужившись отпустить меня и потащив следом прямо за лицо. Я мотнула головой, освобождаясь от её хватки, и встала на ноги. И тут же чуть не села обратно. Над нами двумя несокрушимыми глыбами возвышались наши эксплуататоры. — Да, сэр. В шкафу нашли вот это, — бойко отрапортовала Имир. — Мы не уверены, действительно ли это то, что нужно, но некоторые подозрения вызывает. И протянула им открытую коробочку, в которой лежала отобранная у меня банка с антидотом. Я едва не задохнулась от ужаса и непонимающе вытаращилась на неё. Что?.. Что за...?! Какого чёрта она творит?! Она что — о господи — она что, с ними в сговоре? Она воспользовалась мной, чтобы найти спрятанные образцы и выдать им? Она меня использовала, а теперь выдаст прямо им в руки?! Полыхнула алая рябь, и я едва не набросилась на Имир с гаечным ключом наперевес, но она вдруг тайком покосилась на меня. И подбадривающе подмигнула. Снова. Наваждение упало с плеч и разбилось где-то внизу. Елена, ты непроходимая дура. После всего, через что вы прошли вдвоём за последние полчаса, ты ещё смеешь в ней сомневаться? Я влепила себе мысленную пощёчину и принялась настороженно следить за коробкой в руках госслужащих. — Бумаг никаких не прилагалось? — вопросил первый, осторожно осматривая банку с препаратом и зачем-то подставляя её под свет. Второй внимательно разглядывал футляр. — Никак нет, сэр. Должно быть, лаборанты всё сожгли. Либо где-то в другом месте прячут. Мужчина в ответ холодно хмыкнул. Я нахмурилась ещё сильнее. И внезапно всё поняла. Имир — чёртов, мать её, гений. Эти двое не просто так с таким активным упорством ломились в лабораторию: они были уверены, что учёные спрятали образцы. Возможно, их даже кто-то сдал. А это значит, что если бы мы сказали, что ничего не нашли, это вызвало бы куда больше подозрений и нас, скорее всего, уличили бы в мнимом сговоре с лаборантами — а там и до раскрытия личностей недалеко. Имир же решила с огнём не играть и отделаться малым, пожертвовав один образец вместе с коробкой (потому что учёные в любом случае не стали бы хранить нечто подобное на видном месте и без всякой защиты) и создав тем самым видимость того, что наши поиски всё же увенчались успехом. Такому раскладу они поверят гораздо больше и выпустят нас отсюда с одним образцом и рукописными формулами, которых нам хватит за глаза, а потом мы наконец унесём отсюда ноги. Браво, Имир! Вернёмся домой — и я потребую тебе памятник! Второй вдруг прекратил крутить в руках коробку и пристально в неё вгляделся. Мне как-то внутренне поплохело, когда я, не видя его лица, буквально кожей почувствовала расползающуюся на его губах ухмылку. Присмотрелась к коробке и тут же застыла в ужасе. Скобы. Он заметил чёртовы помятые скобы. Он понял, что мы вскрыли её. Я ощутила, как Имир вдруг вытянулась по струнке. Хватка страха на моём горле стала сильнее. Ясно. Она пыталась разломать замок аккуратно, но у неё получилось не очень, и она понадеялась, что они не заметят такую мелочь. А они заметили. И эта мелочь может для нас обеих стать роковой. Проклятая коробка! — Здесь был замок? — хриплым, не таким, как у первого, голосом спросил он. — Как вы вскрыли его без ключа? Имир не ответила. Имир, которая весь день спасала мою жизнь и вытаскивала нас из передряг своей безумной хитростью, ничего не ответила. Я зажмурилась. Настало время и мне теперь её спасти. Если я не напортачу. — Болторезом, сэр, — ответила я чистую правду, возблагодарив всех богов, что голос вышел твёрдым и не дрогнул. Мужчины синхронно повернулись в мою сторону, словно не ожидали, что я заговорю. Я и сама не ожидала, честно. Ничего, у Имир получилось — значит, и я смогу! — Болторезом? — эхом повторил первый и вдруг наклонился ко мне. Я поспешно опустила голову. — Позвольте спросить, откуда у вас взялся болторез? — Мы из технического отдела, сэр, — с готовностью ответила я. — Новенькие. Как раз шли из котельной с плановой проверки труб, сэр. — Вот как. Очень интересная история, — вкрадчиво произнёс он, а у меня в груди быстро забилось сердце, словно я делаю что-то не так. — А теперь послушай мою. Все новые работники, принимаемые в тюрьму на должность лаборанта или стражника — неважно, в какой отдел, — проходят через нас. И я с уверенностью заявляю, что никаких «новеньких» в технический не направлялось уже больше года. Я подавилась воздухом. Чёрт. — Поднимите-ка ваши капюшоны. Чёрт. Чёрт! ЧЁРТ! Всю решимость как корова языком слизала. Тело снова зашлось в панической дрожи, и, пока я в спешке пыталась что-то промямлить, завязывая в узел собственный язык, его рука потянулась к моему плащу. Меня накрыла высокая тень, когда передо мной выступила Имир. — Сэр, простите, но нам нужно спешить. Мы выполнили ваш приказ, разрешите идти? По голосу я поняла, что она злится. Нет, даже не так. Она в гневе. И в шаге от того, чтобы свернуть мне шею за тупость. Блин, ну почему я не могу продумывать все шаги и слова наперёд, как Армин? Почему у Имир получается, а у меня нет?! Не зря, наверное, я в шахматы только у Конни выигрывала! — Никто никуда не пойдёт, — сказал один из госслужащих голосом, которым можно было мясо морозить. — Снять капюшоны. Это приказ. Вот и всё. Нам конец. А у нас ведь почти получилось! Я беспомощно вцепилась в ткань накидки, словно ожидая, что её прямо сейчас с меня сдёрнут, как вдруг откуда-то сверху раздалось странное, еле различимое шипение. А затем пространство раскололось от душераздирающего визга сирены. — Внимание всем подразделениям! — раздался голос из репродукторов. — Боевая готовность! Обнаружен побег заключённых Ш-87 и Ш-49. Обеспечить полную изоляцию выходов и усилить охрану антидота. Произвести тщательную проверку личностей и обыск каждого этажа. При обнаружении подозреваемых ликвидировать на месте. Общая тревога! Повторяю: общая тревога! И прежде, чем я успела хотя бы пикнуть, Имир выхватила из-за ремня огромный трёхкилограммовый трубный ключ и с размаху расколотила им голову первого стражника. Треск кости прорвался сквозь оглушительный рёв сирены, кровь брызнула из-под капюшона, а у меня перед глазами мелькнула огромная серая тень. Мгновение — и меня сшибли с ног. Ничего перед собой не разбирая, я грохнулась спиной на стол позади и сквозь звуки бьющегося стекла ощутила каменные руки на своей голове. Мысль взорвалась в висках динамитной шашкой. ОН СЕЙЧАС СВЕРНЁТ МНЕ ШЕЮ А затем что-то внутри нечеловеческим голосом взревело. Глаза резко распахнулись. Мир заиграл чёткими красками, и я почувствовала, как по всему телу распространяется чудовищная сила. А затем, собрав всю эту силу, со всей дури треснула мужику пяткой промеж ног. Тот на секунду ослабил хватку от боли, но этого мига мне было достаточно, чтобы скатиться на пол и пулей метнуться под стол, уворачиваясь от его удара. Резкая боль пронзила руки, и я поняла, что напоролась на осколки, но из-за бешеного адреналина даже не поморщилась. Взгляд выцепил рядом длинный кусок разбившейся колбы, который я едва успела схватить до того, как меня за ногу вытянули из-под стола. Я завизжала, отбрыкиваясь изо всех сил, и, увидев нависшую надо мной тень, перекатилась на спину и вслепую полоснула перед собой зажатым в руке осколком стекла. — Елена! Отточенное движение, заученное мною на изнурительных тренировках по рукопашному бою в кадетке, далось так легко и просто, что я сама себя испугалась. Мужчина замер с зажатым в боевом хвате ножом. Виднеющиеся из-под его капюшона губы распахнулись в кривом спазме. Меньше секунды ничего не происходило, время словно остановилось на этом моменте. А потом мир окрасился в красный. Кровь хлынула бурным потоком из открывшейся, как огромный чёрный рот, раны на его шее, толчками выходя из повреждённой артерии и заливая грубую серую ткань плаща. Нож выпал из дёрнувшейся в судороге руки, и человек мешком повалился прямо на меня. Его кровь, тёмная и горячая, обожгла меня кипятком. Визгливо застонав, я из последних сил напрягла вмиг ослабевшие руки и сбросила его тушу с себя, подскочив с пола так резко, словно его раскалили добела. Меня начало трясти. Я вся была в его крови. Накидка, руки, штаны... Я словно в чан с ягодным соком упала. Продолжая истерически подпрыгивать, я с силой вытерла руки о чистый участок плаща, но они всё продолжали гореть страшным огнём. Терпкий металлический запах крови разъедал ноздри, к горлу подкатила тошнота. Я почувствовала, что сейчас упаду в обморок. Я убила человека. О боже мой, я действительно только что убила живого человека. — Елена! Эй! Успокойся, слышишь меня? — Имир, звавшая меня до этого, молнией подскочила ко мне и, схватив за плечи, развернула к себе лицом. Я ещё больше ощутила, как сильно меня трясёт. — Ты цела? Не ранена? Нам надо уходить, срочно! — И-ми-и-ир, — выдавила я, не совсем осознавая смысла её слов, и опустила голову. Не было никакого чувства вины за отнятую собственными руками чужую жизнь. Было лишь какое-то странное лихорадочное возбуждение, перешедшее в болезненную истерику. Запах крови пропитал весь воздух в комнате. Я задержала дыхание. Голова закружилась ещё сильнее, и я громко всхлипнула. Имир, кажется, подумала, что я плачу. — Прекращай, Лихтерманн! Чего ты разнылась? — Она ещё сильнее встряхнула меня и стянула мой капюшон. — Эй, на меня смотри. Слушай, ты сейчас не в том состоянии, чтобы жалеть людей, желающих тебе смерти. За тобой теперь охотится вся грёбаная тюрьма, а ты убила одного человека и уже расклеилась? Возьми себя в руки, чёрт подери! Если бы ты этого не сделала, то сама бы... — Имир, я в порядке, — перебила я её, внезапно поняв, что говорю чистую правду. — Просто эта кровь... Её так много, и она... не испаряется. Имир вздрогнула. Пару секунд посмотрела на меня странным взглядом и отпустила. Я крепко зажмурилась и прогнала из головы туман истерики, мешающий здраво мыслить и навевающий абсолютно ненужные воспоминания о «гибели» Андрэ в Тросте, чья кровь таким же фонтаном хлынула на меня. Послышался шорох ткани. Я открыла глаза и подняла голову. — Снимай плащ, — сказала Имир, расстёгивая пуговицы под шеей. — Поменяемся. Наденешь мой, он почти чистый. Только иди руки помой сначала. Я флегматично проследила за движениями её рук, быстро расправилась с пуговицами и с невероятным облегчением сбросила с плеч, казалось, ещё сильнее потяжелевшую от крови накидку. Пока Имир копалась в карманах убитых госслужащих, я наспех смыла кровь с рук в лабораторной раковине. Красная вода бледнела и стекала в слив, и я, наблюдая за её движением, чувствовала, как меня отпускает. Взяла с полки пинцет и осторожно вытащила из ладоней куски стекла, поморщившись, когда открывшиеся раны сразу же едва заметно задымились, начав регенерировать. Хоть в чём-то поехавшая сестрица мне подсобила. Краем глаза я посмотрела в сторону сидящей на корточках Имир и за её спиной увидела алую лужу, расползающуюся из-под размозжённой головы убитого ею человека. Рядом валялся окровавленный трубный ключ. Нам несказанно повезло, что один из них отвлёкся на звук сигнала тревоги, иначе на их местах сейчас бы точно были мы. Стараясь не смотреть на второе залитое кровью тело, я поспешно отвернулась. Придя в относительное спокойствие, я кинула Имир свой плащ и набросила на плечи её накидку. Сразу почувствовала себя в какой-то странной безопасности, будто надела латные доспехи. Я усмехнулась. Просто невероятно. Человек, которого я категорически всем нутром не переваривала (что, кстати, было взаимно), теперь пытается меня утешить и отдаёт свою одежду, чтоб меня от запаха крови не тошнило. И смешно, и противно. От себя самой. Никогда бы не подумала, что окажусь настолько слабой и беспомощной без чужой поддержки. — Готова? — Имир подошла ко мне в моём же плаще, вывернутом наизнанку, чтобы кровь не так сильно было видно: ткань плотная, поэтому не везде пропиталась насквозь. — Пора валить отсюда. Я больше ни минуты тут оставаться не собираюсь, поняла меня? Она сунула мне в руки найденный у одного из трупов антидот и показательно отвернулась. Я виновато нахмурилась и спрятала баночку в подсумок на ремне. — Спасибо, Имир. За всё... вообще. Та лишь довольно фыркнула.***
Я отпихнула ткнувшееся в живот чужое колено и поморщилась. Рассматривать в узком пространстве планы тюрьмы и пытаться не свернуть себе при этом шею оказалось той ещё затеей. Странное устройство в руке Имир излучало ровный белый свет, и, пока она внимательно вглядывалась в чертежи, я со скрытым любопытством изучала взглядом интересный прибор. Имир сказала, что это карманный фонарик. С ума сойти. Интересно, майор Зоэ обрадуется такому сувениру? Над тюрьмой двадцать метров земли. Это мы помним. Вполне логичный вопрос: как сюда попадают люди? Ответ: по специальным шахтам, конечно. Как мы поняли из планов, тюрьма в целом имеет две части. Основная как раз и выстроена под землёй, причём на самой окраине города, что в каком-то смысле здорово — не придётся далеко бежать до стены. Конечно, об этом ещё даже думать рано, но такой приятный бонус всё равно грел душу. Вторая же часть — некий придаток основного корпуса, находящийся на поверхности и являющий собой что-то вроде пункта приёма заключённых, куда всех преступников доставляют бессознательными, чтобы предотвратить возможность побега, даже если кому-то удастся выбраться из камеры. Именно поэтому Бертольд усыпил меня перед тем, как войти в город. Странный способ конспирации, но, видимо, действенный: неудивительно, что ещё никому не удалось сбежать отсюда. Живыми, по крайней мере. Верхняя часть тюрьмы соединена с нижней прошивающими землю насквозь шахтами, в которые можно попасть по шести входам — по два на каждый этаж, и каждый вход сейчас напичкан таким бешеным количеством охраны, что даже весь наш смертельно опасный инструментарий вряд ли сможет нам помочь. В шахтах курсируют туда-сюда лифты, но для нас такой вариант отметается сразу: какой нормальный охранник оставит работающие лифты при объявленной на всю тюрьму общей тревоге? Вентиляционная сеть тюрьмы, где мы и находимся сейчас, прячась от бегущих за нами по пятам нескольких сотен человек (уже недалеко от одного из входов, кстати), густо ветвилась по всем этажам, поэтому по ней мы могли попасть куда угодно, и наверх в том числе. Но и такой способ нам не поможет. Во-первых, основная вентиляционная труба идёт вертикально вверх, то есть, без приводов взобраться по ней невозможно. Во-вторых, она, конечно, широкая, но недостаточно, чтобы Имир без проблем смогла бы обратиться в ней в своего когтистого гиганта. А если и смогла бы, то меня уж точно случайно раздавила бы и не заметила. Ну и в-третьих, раз в час происходит десятиминутная струйная подача воздуха с поверхности, так что, если мы не вовремя полезем в трубу, нас, как бы это смешно ни звучало, просто сдует обратно. Есть и другой способ выбраться. На случай поломки лифтов предусмотрены стандартные лестничные пролёты, но ими пользуются редко — кто будет подниматься своими ножками на высоту в семь этажей, когда их можно проехать? По лестницам мы и планируем выбраться отсюда на поверхность, если, конечно, сумеем сначала раскидать всю охрану, во что мне верится с трудом. Но другого пути у нас нет. Я содрогнулась при мысли о том, что придётся снова убивать, но тут же одёрнула себя. Я их всех жалею, а они меня жалеть не будут. Так что, либо мы их — либо они нас. И чтобы выжить сегодня, мне придётся переступить через себя и, пусть и ненамного, стать сильнее. Я очень надеюсь, что дома меня всё ещё ждут. Только эта мысль придаёт мне решимости. Резкий лязг железа где-то вдалеке и приглушённые голоса вывели меня из задумчивости. Я вздрогнула и быстро свернула чертежи, сунув в один из подсумков. Из-за поворота в десяти метрах от нашей засады в отражении стальной стены сверкнул белый луч. Имир, не отрывая от него взгляда, погасила фонарь. — Обалдеть, — ошалело прошептала я, холодея от каждого доносящегося до нас звука. — Они в вентиляцию полезли. — Прикинь, они подумали так же, — почти спокойно хмыкнула Имир и опустилась на четвереньки впереди меня. Ногой случайно заехала мне в живот. — Всё-таки, зря мы сюда залезли, это было предсказуемо. Жаль, что они быстро сообразили, где нас искать, сволочуги. И мы, стараясь издавать минимум шума, заползли в ближайшую правую трубу. Имир со своими блестящими топографическими способностями прочитала схему вентиляции мгновенно, но мне ничего не сказала — лишь молча повела за собой. Я периодически поднимала на неё задумчивый взгляд. Невооружённым глазом было видно, что эта зараза что-то задумала, и, сдаётся мне, этот её новый блестящий план прибавит пару седых волос на моей голове: не просто же так она косит под партизана и не посвящает меня в свою затею. Однако её спокойный и уверенный вид всё-таки вызывал к ней доверие. Не оставит же она меня тут после всего, что мы пережили. Не оставит ведь?.. После десяти минут протирания боками холодных внутренностей шахты я едва не превратилась в клаустрофоба. Узкое пространство, кромешная тьма и буквально кожей ощущаемая погоня, от которой загривок сковывало холодом, знатно действовали на нервы. Умом-то я понимала, что наши преследователи пока ещё недостаточно близко, чтобы можно было начинать паниковать, но звуки их движения по металлическим трубам эхом распространялись во все концы вентиляции, и, казалось, они настолько близко, что вот-вот протянут руку и схватят меня прямо за ногу. С учётом того, что я ползла последней, мои страхи были вполне обоснованы. В конце концов я не выдержала такого напряжения и уже хотела взмолиться Имир, чтобы мы вылезли из первого же попавшегося на пути вентиляционного окна, но она внезапно остановилась. Я выглянула из-за неё и увидела слабые лучи света из решётчатого отверстия снизу. Ура! Свобода! — Кажется, здесь, — пробормотала она себе под нос, а потом обратилась ко мне. — Елена, прежде, чем ты начнёшь орать и возмущаться, я хочу заявить, что делаю всё это, в некотором роде, ради тебя. Поэтому не паникуй и воспринимай всё происходящее молча, ладненько? — Ты что несёшь? — протянула я недоуменно. Имир вместо ответа проползла на другую сторону от решётки, давая мне обзор, потом кое-как развернулась и осторожно постучала по стальному полу шахты. Один раз. Затем три подряд. И снова один. Условный стук? Зачем? Не понимая ровным счётом нихрена, я настороженно вытаращилась на навострившую уши Имир, а потом наклонилась, чтобы посмотреть сквозь отверстия вентиляционной решётки. Однако решётка эта почему-то исчезла прямо у меня из-под носа. Выскользнувший из крепления болтик звонко стукнулся о пол где-то внизу. А затем меня кто-то резко схватил. Я взревела от испуга и принялась отбрыкиваться всеми руками и ногами, пока меня тащили вниз, но хватка на моей талии только сильнее сжалась. Человек, заграбастав меня, спрыгнул откуда-то на пол, и я тут же извернулась и с размаху врезала ему локтем в живот. Он с хрипом отлепился от меня, но на помощь ему откуда-то пришёл второй субъект, крупнее и явно сильнее: он в мгновение ока скрутил мои хрустнувшие руки и прижал животом к полу. — Блин, сказала же, не паникуй! — послышалось откуда-то издалека недовольное шипение Имир, но её перебил человек, удерживающий меня. — Тихо-тихо, не пугайся ты так, — сказал он низким хрипловатым голосом, который я — головой клянусь! — точно где-то уже слышала. Запястья мои держали крепко, но никаких попыток нанести мне увечья или пропороть ножом что-нибудь жизненно важное не предпринималось. Я прекратила вырываться, но полностью не успокоилась. — Мы не причиним тебе вреда. Давай я тебя сейчас отпущу, а ты не будешь награждать меня разрывом селезёнки, уговор? Уговор? Да чёрта с два! Я медленно кивнула головой, но, как только мне дали свободу, мгновенно подскочила на ноги и выхватила спрятанное под накидкой ружьё, вскинув его на стоящего передо мной человека. Серый плащ без отличительных знаков выдавал в нём стражника, причём рослого, как шкаф. Неподалёку стоял второй плащеносец калибром поменьше и потирал живот, на котором я предсказываю в скором времени здоровенный синяк. Из вентиляционного окна сверху высунулись две ноги, и на пол спрыгнула Имир. — Имир, что происходит? — нервно спросила я, держа на мушке стражника, не предпринимавшего вообще никаких попыток к сопротивлению и обезоруживанию меня, хотя все шансы у него были. Более того — он даже руки вверх поднял, как пленный под конвоем. Я совсем растерялась. Да что тут творится? — Я знала, что это будет, — горестно вздохнула Имир, не ответив на вопрос. А потом звериным прыжком подскочила ко мне и выхватила из рук двустволку, не дав даже пикнуть. — Извини, что не объяснила сразу, но так было нужно. В общем, это... как бы тебе сказать... — Мы ваши сообщники, — с готовностью подхватил высокий. — Мы поможем вам сбежать отсюда. ... ЧТО?! У меня челюсть отвисла. Я, в шоке хлопая глазами, выпучилась на Имир, сохраняющую просто возмутительное спокойствие, в то время как у меня в голове будто стада бешеных быков орали. Я так и знала! Твою мать, Имир, я так и знала, что ты задумала какую-то очередную невероятную хрень! И как это понимать? Что за шутки? Зачем им нам помогать, это же государственная измена! От такого внезапного поворота событий даже голова кругом пошла, но я успела краем глаза уловить движение сбоку. Низкий стражник, видимо, понадеялся, что слова его коллеги по цеху мгновенно меня растрогают и вынудят идти на перемирие, ага, как бы не так! Едва он шагнул в мою сторону, как я сиганула назад и резво выхватила из подсумка крестовую отвёртку. — А ну стоять! — зашипела я на него. Тот замер с примирительно поднятыми руками. И ни одной попытки атаковать меня. Да какого чёрта?! — Так, прежде, чем ты снова устроишь здесь мясорубку, позволь мне всё объяснить, лады? — обезоруживающе улыбнулась Имир в ответ на мой бешеный взгляд. Я фыркнула, не опуская отвёртку: — Ну уж постарайся. И Имир начала объяснять. И чем дальше она заходила, тем сильнее мне хотелось наколоть на отвёртку её глаз за всю ту нервотрёпку, что она мне устроила. Нет, вы представьте! Оказывается, она начала планировать побег ещё до того, как меня притащили сюда и выгрузили в соседнюю камеру, а эти двое — действительно стражники тюрьмы. Правда, с некоторым уточнением. Город Гевильт хоть и исполняет свою основную задачу, то есть превращение людей в гигантов и натравливание их на ни в чём не повинных жителей стен, но не все согласны с таким положением дел. Нашлись люди, ратующие за окончание этой «войны», если её можно так назвать, и благодаря им было создано тайное общество миротворцев, занимающееся обсуждением и разработкой планов возможной революции и подготовкой к их реализации. В идеале эта революция должна вылиться в государственный переворот, который повлечёт за собой смену власти — а следовательно и отмену основного вектора деятельности города. Я не знаю, по какой причине разгорелась война, загнавшая жителей моей родины за стены, но подозреваю, что тут имели место какие-то политические разногласия, и мне это совсем не нравится. Но об этом потом. А эти два брата-акробата — собственно, члены этого общества, выполняющие свою стандартную работу стражников, но всю информацию сливающие своим сообщникам. Естественно, когда один из них узнал, что в их тюрьму завезли самого настоящего человека из-за стен, то бишь Имир, сразу же поспешил наладить контакт с ней и предложить ей план побега. А она, не пальцем деланная, взяла и согласилась. Зато сразу стало понятно, почему она сегодня весь день такая спокойная, будто мы не из подземной тюрьмы строгого режима пытаемся сбежать, а по пшеничному полю гуляем. Как сказала Имир, шифруются они прекрасно, и я сама убедилась в этом, потому как с высоким стражником я уже встречалась — в первый день моего заключения именно он принёс мне еду и специально оставил окошко в двери открытым, чтобы я могла поговорить с Имир. Капюшоны эти двое с себя, кстати, сняли. Интересный приветственный жест, я вам скажу, но разговаривать с ними стало куда легче. Даже появилось нечто, смутно напоминающее доверие. Высокий стражник оказался добродушным мужчиной лет сорока с широкими скулами, крупным носом-картошкой и бородой неопределённого цвета; и имя его было Якоб. Второго, получившего от меня локоть в пузо, звали Маркус (можно просто Марк, сказал он, а я не смогла не вспомнить с лёгкой грустью моего погибшего товарища Марко), и он был почти моим ровесником, разве что на пару-тройку лет старше. Аккуратно уложенные тёмно-русые волосы, кошачьи синие глаза и не по годам серьёзное лицо. В общем, тот ещё типчик. Но невооружённым взглядом было видно, что определённые таланты у него имеются: не зря же он в таком возрасте получил должность в главной тюрьме города. Хотите знать моё мнение? А оно вот какое: я им верю. Вот верю почему-то, и всё тут; и в свете недавних обстоятельств то, что я не закатываю скандалов по поводу того, что это всё подстава и нас сейчас отправят на эшафот — целое достижение. Имир сказала, что специально не стала мне сразу рассказывать об участии этих двоих в нашем плане побега, потому что предсказывала мою реакцию на эту новость. Мол, как же так, чтобы стражники помогали нам сбежать — да быть такого не может, здесь точно где-то подвох! И ведь права была. Я и в самом деле могла своим недоверием и постоянными сомнениями поставить под угрозу всю операцию, что в нашем положении просто неприемлемо. Я и без того сегодня показывала отвратительнейшую моральную выдержку. Да блин, мне даже перед самой собой стыдно за то, что я такая истеричка и плакса. Если бы Имир со мной не было, меня бы изловили на первых же секундах. Кошмар, ну и позорище. Мне, к слову, в знак доверия тоже пришлось своё лицо расчехлить. Хотя я бы предпочла этого не делать вовсе, потому что знала: зрелище там то ещё, без слёз не взглянешь. Однако шпионы местного разлива смотрели на меня с нескрываемым уважением, Марк так вообще с некоторым восхищением — и это притом, что несколько минут назад я врезала ему по селезёнке. И это всё несмотря на моё откровенно фиговое внешнее состояние, которое я ощущала даже не глядя в зеркало. Якоб, кстати, подошёл ко мне, крепко пожал руку и заявил, что для него большая честь познакомиться со мной лично, ибо я — главный ключ к остановке вечного двигателя войны и наступлению долгожданного мира. Прям так и сказал, слово в слово. Я лишь вся раскраснелась и смущённо закивала в ответ. Тоже мне, спасительница человечества в мужском шмотье и с отвёрткой перемирия за поясом. Ну честное слово, аж самой смешно. Шутки шутками, а план продолжать надо. Но то, что они там напридумывали — это кошмар какой-то. Как я говорила, мы оказались совсем недалеко от одного из выходов, ведущих к лифтам и на лестницу. И выход этот, как мы и думали, мало того, что кишит вооружённой до зубов охраной, так ещё и заблокирован наглухо. Благо, с последним ещё можно разобраться: насколько я поняла из объяснений, дверь эту способны открыть все стражники, а у нас таких в запасе имеются аж целых два. Повезло так повезло. Кроме того, Марк, сидя на плечах у шкафоподобного Якоба, приладил-таки вентиляционную решётку на место, чтобы не светить место нашей с Имир высадки, так что шныряющие по воздуховодам стражники останутся там ещё как минимум на полчаса. А вот первая проблема кажется действительно неразрешимой. Как только мы кинемся к двери, охранники тут же сообразят, что к чему, и расстреляют нас обеих на месте. Мы даже до порога добежать не успеем. Отбиться не вариант — их слишком много; Имир в гиганта превратиться не сможет — в таком пространстве нас может задеть взрывной волной, и на этот взрыв потом ещё вся остальная тюрьма сбежится, а нам хоть бы с этими разделаться. Короче, дело — дрянь. Но это только я так думала. Ключевой точкой в плане, состряпанном нашей бравой троицей, является та самая комната, назначение которой я не поняла во время изучения чертежей, то бишь — электрощитовая. Как мне объяснили, она отвечает за подачу энергии по всей тюрьме и одновременно является её слабым местом. Якоб расправится с охраной и проберётся туда, пока мы с Маркусом и Имир будем выжидать за углом коридора рядом с выходом, — а потом отрубит свет во всей тюрьме и выведет систему энергообеспечения из строя. Через шестьдесят секунд включатся аварийные генераторы. Всего минута у нас есть на то, чтобы в темноте разобраться с большей частью растерявшихся стражников, разблокировать вход и покинуть основное здание тюрьмы. Нет, вы только вдумайтесь. Охраны там, как пиявок в болоте: из нашего укрытия я насчитала около двадцати семи голов, а когда заметила среди них парочку эмблем в виде трёх красных окружностей, у меня вообще душа в пятки ушла. Благо электрощитовая не слишком далеко, так что в лучшем случае Якоб успеет до нас добежать, а с ним наши шансы на успех увеличатся в разы — этот мужик такой сильный, что, кажется, может грузовую телегу по полю в одиночку протащить и не вспотеть. Хоть какой-то плюс. Но всё-таки, мало того, что нам придётся от стражников вслепую отбиваться, так ещё нужно успеть вместе с этим продрать дорогу к двери и открыть какой-то хитровыдуманный замок, пока не включилась аварийка. А там нас ещё и двое госслужащих добродушно поджидают. Или больше. Ладно. Будем надеяться, что они в панике сами себя перебьют. Только одного я искренне не могу понять. Маркус и Якоб — люди не глупые, они прекрасно понимают, что их раскроют и за соучастие в нашем с Имир побеге очень сурово накажут. В лучшем случае — уволят, что вряд ли. В худшем — казнят, что наиболее вероятно. Перспективы совсем не радужные, однако отказываться они не собираются. То есть, они осознанно идут на риск. Ради чего? Ради того, чтобы мы с Имир вернулись домой? Ради того, чтобы я, как единственный источник материала для антидота, выжила? Неужели они действительно готовы поставить на кон свои жизни для того, чтобы окончить войну? Эти мысли меня одновременно и окрыляли, и придавливали к земле страшным грузом ответственности. Я теперь за столько жизней и судеб в ответе, и я просто не имею права предать доверие никого из них. Теперь я должна выжить не только потому, что умирать не хочу, а потому что на меня рассчитывает куча людей. Охренеть просто. Я вздохнула и прислонилась виском к холодной стене. Не жизнь, а сказка, чёрт возьми. Рука неосознанно потянулась к плечу, чтобы по привычке нервно растрепать хвостик косы, но нащупала пустоту. Вот блин. Нет у меня больше косы. Опять я про это забыла. Капюшоны мы заранее сняли, потому что в темноте от них толку всё равно никакого не будет, поэтому сейчас щеголяли своими лицами во всех отражающих поверхностях, куда я по указанной выше причине старалась сильно не смотреть. Маркус и Имир стояли передо мной в полной боевой готовности, и их уверенность немного меня подпитывала. Я мысленно сравнила себя с самой собой час назад. Снова стало стыдно. Не осталось ни следа от липкого, кислого страха, залеплявшего глаза в самом начале нашего побега и мешавшего нормально думать и действовать. На смену ему пришло странное нервное возбуждение с легонькой щепоткой сомнения и скромненькой надеждой на то, что всё получится. Сомнение явно было лишним, но я вдруг поняла, что оно исчезнет в ту же самую секунду, как только выключится свет. Я вздохнула полной грудью и осознала, что впервые за сегодняшний день чувствую себя так уверенно. И даже почти спокойно. Молодец, Елена, делаешь успехи. Тишина, прерываемая едва слышными долетавшими до нас обрывками разговора стражников, неприятно давила на уши. Я вдруг открыла рот и заговорила: — Марк. — Парень обернулся и взглянул на меня. — Ты, это... В общем, извини, что я с тобой локтем поздоровалась. Ты просто напугал меня до смерти, вот я и... Короче, прости. И за то, что сомневалась, тоже. Имир фыркнула, и в её фырчании я уловила какой-то странный подтекст, но не смогла его расшифровать. Понятия не имею, зачем я это вообще сказала, но чувствовала, что это для меня очень важный момент. Маркус удивлённо похлопал глазами, а потом вдруг улыбнулся. — Ничего. Ты тоже прости. Я искренне улыбнулась в ответ. И внезапно поняла, что этими словами доказала самой себе своё доверие к этим двум ребятам, закрывающим меня своими спинами. Господи, или кто ты там, пожалуйста, дай нам выбраться отсюда живыми! И словно в ответ на мои мысли раздался громкий щелчок. А затем свет погас. Финский нож стражника, недавно прислонявшего к моему лбу дуло ружья, лёг в руку, как влитой. Ноги оттолкнулись от пола, мы тремя чёрными молниями выскочили из-за угла и кинулись прямо на растерявшихся охранников. Тьма обжигала глаза, цветные круги бьющего в голову адреналина мелькали в этой тьме в безумной пляске, но я чувствовала себя как никогда зрячей. Дабы не зацепить случайно друг друга, мы договорились зайти с трёх разных сторон. Левый фланг достался мне, как кусок лужайки, поросший бурьяном. И бурьян этот надо скосить. Первый напоролся на мой нож сам, второму я вогнала его куда-то в область печени, третьему вспорола живот, четвёртому всадила в грудь, пятому перерезала горло. Руки снова начало жечь, будто на них вылили горючее масло и кинули спичку, но я не обращала внимания, лишь сильнее сжимая выскальзывающий нож. Плотные ткани человеческих тел тяжело поддавались лезвию, но я не чувствовала усталости. Кто-то полоснул таким же ножом по моему плечу, но я не чувствовала боли. Разум бился в страшном припадке от того, что я собственными руками убиваю людей, но я не чувствовала вины. Я чувствовала лишь бегущую по венам кипящую кровь и невероятное, распирающее грудь желание жить. А все, кто мне мешает, должны быть устранены. Пока они не устранили меня. С ума сойти, во что я превращаюсь? На сорок четвёртой секунде я врезалась в стену. Рукой рядом нашарила дверь. Отлично. Запястье кто-то резко схватил. Я зарычала и взмахнула финкой перед собой, но и эту руку поймали на излёте. — Елена, тише, это я, — сказал человек, и я узнала Маркуса. — Я разблокирую дверь, прикрой меня. Я кивнула, забыв, что он меня не видит, и заняла оборонительную позицию. Марк включил фонарик — раза в три меньше, чем тот, что был у Имир — и, закрыв его свет рукой, сдвинул панель в стене. Под панелью скрывался ряд кнопок. — Они открывают дверь! — взревел кто-то прямо рядом со мной, и я снова ушла в наступление, стараясь не отходить далеко от Марка. Адреналин начал выветриваться из головы, появилась абсолютно не нужная сейчас усталость. Осталось десять секунд. Чего он там копается так долго? И где шляется Имир? — Чёрт, — прошипел Маркус, заставив меня похолодеть до самого костного мозга. Ну что опять не так? — Они перевели тюрьму в режим чрезвычайного положения. Теперь заблокировано вообще всё. Я смогу взломать замок и открыть дверь в аварийке, но только на семь секунд. Потом она закроется насовсем, и мы потеряем все шансы сбежать отсюда. Семь секунд. Поняла? Охренеть. Знала же, что что-то пойдёт не так! Ладно, за семь секунд мы должны успеть. Главное — найти Имир. — Поняла, — тихо сказала я. Марк снова начал копаться в кнопках. Вдруг откуда-то со стороны главного коридора раздалось тяжёлое гудение, а затем, моргая и щёлкая, зажёгся свет. И я увидела Имир. Окружённая по меньшей мере десятком людей, она яростно отбивалась от них, сыпля ругательствами налево и направо, но всё было без толку. С меня будто кто-то сорвал тормоза, и я с ножом наперевес, перепрыгивая через трупы, помчалась ей на подмогу. Краем глаза выловила прибежавшего Якоба, который тоже кинулся к ней. Семь секунд. Твою мать, всего семь секунд! — Имир! — закричала я, взмахнув ножом, но мою руку тут же перехватили, и меня резким пинком в живот отшвырнули назад. Зрение-то вернулось не только к нам, но и к охранникам. Логично? Логично, только вот я напрочь об этом забыла! Скользя руками по залитому кровью полу, я закашляла и попыталась встать. Подняла голову и увидела направленное на меня дуло ружья. Выстрел прогремел у самого уха. Резкий рывок назад выдернул меня прямо из лап смерти, а затем меня потащили куда-то. Открыв зажмуренные глаза, я увидела перекошенное от ужаса лицо Имир. И вдруг всё поняла. Осталось четыре секунды. И меня тащат за дверь. А Имир сейчас умрёт. — Имир, нет! Стой! Марк, пусти! Она же там! Пусти меня! ПУСТИ! — заорала я не своим голосом, забившись в панике и изо всех сил вырываясь из крепкой хватки навстречу Имир. Маркус ругнулся и обхватил меня за пояс, изо всех сил таща в открывшийся проход, пока я тянула руки к ней. К той, что спасала мне жизнь кучу раз, а теперь останется здесь и неминуемо умрёт. Нет, нет, нет! Имир что-то прокричала и рванулась к двери. Воздух разорвал очередной выстрел. — ИМИР! А затем тяжёлая дверь с оглушительным грохотом захлопнулась.