— А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов. — Не расстраивайся — гораздо более позорно, что мы не знаем, зачем вообще околачиваемся на земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят. © Эрих Мария Ремарк «Три товарища».
В этот раз не было никаких тревожных мыслей о том, что это в первую очередь обращённый человек. Мысль была только одна: ЭТА ТВАРЬ НЕ СПИТ И ХОЧЕТ МЕНЯ СОЖРАТЬ. Трава под пальцами выдралась с корнем. Я рванулась в сторону и буквально спиной почувствовала, как его мясистый нос пронёсся в сантиметре от меня. Громыхнуло, треснуло, чавкнуло, я едва успела вскочить на ноги, когда гигант с несколькими сломанными зубами, перекошенной нижней челюстью и полным ртом глины снова встал на четвереньки и кинулся на меня оголодавшей псиной. Фонарь (гадство, когда я успела его выронить?!) хрустнул под его пяткой, и мы остались в почти кромешной темноте. БОМ-БОМ-БОМ! Горячая кровь барабанами стучала в висках и заглушала звуки, уши будто забили ватой. В носу — острый зелёный запах травы и смрадная тёплая вонь, в мокрых по локоть руках откуда-то появился нож. Глаза ещё не привыкли к темноте, поэтому я только на чистых рефлексах почувствовала его атаку, перекатом ушла влево, развернулась и сослепу резанула по воздуху, не особо рассчитывая по чему-нибудь попасть. Однако лезвие вдруг погрузилось во что-то склизко-мягкое, кровь ошпарила руку по плечо, сквозь вату послышалось шипение и истошный дикий рёв, и я в спешке отскочила назад, поняв, как критически близко оказалась у его лица, если умудрилась вспороть ему глаз. Чёрт, ещё секунда, он развернётся и откусит мне голову!.. Но беда пришла, откуда не ждали. Пока я выделывала акробатические номера, уворачиваясь от зубов гиганта, обрыв каким-то образом оказался за спиной. Это я поняла в тот момент, когда поскользнулась на глине и, ощутив сзади пугающую пустоту, кубарем полетела прямо в неё. Точнее, почти полетела. Где-то рядом мышеловкой захлопнулись огромные челюсти, воротник накидки с силой врезался в горло, и я, захрипев, грохнулась с высоты прямо в грязь. Барабаны ускорились, стало вдруг совсем темно. Гигант, вцепившись в капюшон, выволок меня обратно на берег, протащил по сырой траве туда-сюда и, совершенно взбесившись от боли, с рычащим визгом принялся с размаху выбивать меня о землю. Буквально. Не знаю, чего он добивался и сколько костей успел мне сломать, когда я в полубессознательном состоянии кое-как расстегнула застёжку, вывалилась из плаща и, оставив гиганта соображать, в чём дело, обезумевшая от ужаса, со всех ног рванула вниз с берега и с разбегу влетела в пустое окно ближайшего дома. Сходила, блин, искупаться на речку. Да что ж мне так везёт-то?! К тому времени, как эта тварь добежала до моего хлипкого убежища и всем весом врезалась в стену (не знаю, как бедная избушка выдержала этот удар), я успела с горем пополам схорониться за сундуком и, потирая горло трясущимися руками и отплёвываясь от посыпавшейся с потолка трухи, судорожно обдумывала ситуацию. А ситуация была хреновей некуда. На улице хоть глаз выколи, до рассвета ещё ждать и ждать, поэтому спастись от титана в этой темени нечего даже и пытаться, а уж убить его — тем более. Но беспомощна здесь только я, ему же темнота до лампочки: даже если я изловчусь и выколю ему второй глаз, толку от этого не будет, потому что чутьё у него никуда не денется, а зрение рано или поздно всё равно восстановится. Это во-первых. Во-вторых, из оружия у меня только нож, но лезвие размером с ладонь против шестиметрового — всё равно что иголка. Плюс ко всему, он успел знатно меня потрепать: сломано, к счастью, ничего не было, но в таком помятом состоянии я мало что смогу сделать, а ждать, пока ушибы сами собой залечатся, явно не вариант. В-третьих, насколько я понимаю, он передвигается на четвереньках и поэтому, хоть на девианта вроде не похож, просто дьявольски быстрый. И, наконец, в-четвёртых — самым разумным на данный момент вариантом, то есть позвать на помощь Марка, я воспользоваться не могу, потому что мы всё ещё не ушли от города достаточно далеко и превращаться здесь может быть опасно. Мы привлечём внимание. Да-да, вероятно, позже меня будет ждать очередной нервотрепательный разговор по душам, — плевать. Пусть хоть пятьсот дырок просверлит в моём лбу своим взглядом а-ля «какого чёрта ты никогда меня не слушаешь», но я не могу позволить нам так рисковать. Если нас заметят, нам каюк. Стопроцентно. Слишком много стоит на кону, и один какой-то жалкий титанишка с бессонницей явно не стоит того. Раз так, то придётся как-то с ним расправиться своими силами. Прямо сейчас. Вот только я понятия не имею, как именно. К слову, вся эта ситуация уж больно напоминает Трост. Только в этот раз у меня нет ни мальчишки, которого надо защищать (хотя Марк в каком-то смысле вполне может за него сойти, хах), ни привода, с помощью которого это можно сделать. И если первое, в принципе, пережить можно, то вот второе — вряд ли получится. Эх, как же, всё-таки, тяжела жизнь без УПМ! С другой стороны, у меня есть регенерация, так что... Гигант тем временем развалил-таки несчастную стену, подняв жуткий грохот на всю деревню, и просунул в дыру руку, поэтому мне пришлось прерывать размышления и срочно дислоцироваться в другую часть дома. Задыхаясь от вековой пыли, я метнулась в соседнюю комнату, спряталась за кроватью в углу (поросшем, как выяснилось, конской крапивой, которая сразу обожгла мне руки), и принялась экстренно ваять план действий. Итак, с голыми руками выходить на него бесполезно. Может, в реке утопить? Затея интересная, но сомнительная, учитывая, что я понятия не имею, как гиганты ведут себя в воде. Если подумать, внутренние органы у них — чистая формальность, поэтому и дышать им вовсе не обязательно, а вот кто действительно утонет, так это я, потому что лучше меня плавает даже топор, и никакая регенерация меня тогда не спасёт. Кстати, о топоре. Весь дом теперь обыскать не получится, но, может, здесь найдётся хоть что-то повнушительнее ножа? Я с сомнением огляделась. Искать оружие в бывшей, видимо, спальне — определённо, не самая разумная идея в моей жизни, но... А, собственно, когда меня это останавливало? С этой мыслью я выскочила из-за угла и принялась обшаривать комнату, как вдруг краем глаза заметила в окне странный отблеск. Белое пятно чужого фонарика мелькнуло через два дома на другой стороне улицы и, прыгая в разные стороны, стало приближаться. Помяни чëрта, блин. — СТОЙ! Не превращайся! Нельзя! Стой, говорю! — захрипела я, высунулась из окна по пояс и замахала руками, однако против воли всё равно почувствовала какое-то позорное облегчение. Оглушительный треск дерева раздался позади, и я, обернувшись, увидела огромное лицо титана в пробитой стене. Сердце едва в пятки не ушло. Рассечённый мною левый глаз уже успел отрегенерировать, и он, бешено вращая ими, с утробным рычанием принялся протискиваться в комнату. Опасно скрипнуло дерево, где-то что-то упало, сверху снова посыпалась труха и залепила нос. Чёрт, дом по швам трещит, сейчас всё рухнет! Я уже собралась было бежать через окно, но с улицы послышался голос Маркуса. — Спрячься где-нибудь и не выходи наружу! — крикнул он, и я наконец смогла разглядеть его. Знакомые неестественно-жёлтые молнии забегали вокруг его фигуры, на секунду вокруг стало светло, как днём. А потом глаза выжгло яркой зеленью — и раздался взрыв. Вокруг всё заходило ходуном. Я нырнула под кровать прямо в кучу гнилых листьев и схватилась за её ножки, чтоб она перестала прыгать, когда снаружи раздался приближающийся тяжёлый топот. Гигант заинтересованно скосил глаза, вытащил голову из дыры и звериным прыжком бросился в сторону Маркуса. Я обречённо пронаблюдала за тем, как его ручища сносит разом весь угол вместе с частью несущей стены, и отползла подальше, зажмурившись. Ух, сейчас будет громко... Это было мягко сказано — грохот поднялся невообразимый. Сгнивший потолок почти целиком рухнул, потеряв опору. Доски градом посыпались на кровать и на пол, всё заволокло пылью, одна деревяшка заехала мне прямо по пальцам, ещё несколько продавили доисторический жиденький матрас и сломали остов кровати, который больно врезался в поясницу и придавил меня к полу. — Тьфу ты, ч-чёрт... — Я зашипела от боли, когда почувствовала, как через одежду содралась кожа на спине и кровь начала пропитывать кофту. Не, ну умереть вот так — это уж совсем позорно. Откуда-то с улицы послышались звуки разборки двух разъярённых гигантов, хлипкий пол от их топота то и дело сотрясался, и я здраво рассудила, что пора сваливать отсюда, пока на меня не свалились карточным домиком остальные стены и крыша в придачу. Протерев глаза, я кое-как выползла из-под придавившей меня кровати, расчистила завал у окна и выскочила на улицу прямо из него, а потом сразу спряталась в покосившемся сарайчике неподалёку, чтобы лунный снова меня не заметил. Впрочем, на этот счёт волноваться не стоило: разумный гигант выше него почти в три раза отвлекал на себя внимание просто мастерски. Как и ожидалось, это не заняло много времени. Если для меня шестиметровый — сейчас непобедимый противник, то титан Маркуса от его атак даже не почесался. Выманив лунного подальше от дома, он не стал тратить время и гоняться за ним, а просто взял и прыгнул на него. С разбегу. Эффектно и эффективно, что сказать. Земля затряслась, рядом со мной отвалилось и упало что-то тяжёлое, и я начала всерьёз сомневаться, что доживу до рассвета. Сам Марк тем временем, придавив трепыхающегося и орущего на все голоса гиганта своим весом, повторил уже знакомый мне манёвр — вырастил из кулака огромное полупрозрачное копьё, размахнулся и с треском всадил его прямиком в уязвимое место. А потом ещё и шарахнул по нему этим кулаком, чтоб наверняка. Однако для лунного уже первый удар стал фатальным: он, даже не повозившись, мгновенно растянулся во весь рост, издал какой-то тоскливый звук и обмяк. Сдох. Ура. Наконец-то. Облегчённо выдохнув, я выскочила из сарая и помчалась к Маркусу. Тот, убедившись, что титан больше точно не встанет, выдернул копьё из его шеи и с размаху швырнул прямо в реку, после чего разлёгся на животе и повернул ко мне огромную голову. Огромную белую голову со страшной зубастой улыбкой. — Жуть какая, — пробормотала я, сглотнув, и со смесью страха и любопытства подошла ближе. Как выяснилось, я не прогадала, когда обозвала Марка рыцарем. Его гигант был действительно отчасти похож на древнего воина в шлеме: лицо в обрамлении гривы длиннющих русых волос будто состояло из двух плоскостей, поставленных под углом — носа не было, только вертикальная выпуклая полоса до подбородка, переходящая в мощные надбровные дуги. На месте глаз две прямоугольные чёрные дыры и линия узких отверстий в области рта, которые я приняла за зубы. Если подумать, издалека это было похоже даже не на шлем, а, скорее, на голый череп, что и испугало меня первую секунду, когда он повернулся. Так, стоп, а это ещё что?.. Это что, рога? Подошла поближе, всмотрелась и... Нет, не показалось, у него действительно рога! Не очень большие, прямо над ушами, вроде даже не острые, но... Чёрт возьми, рогатый гигант! А зачем они ему? Бодаться, что ли? Я хохотнула от собственной мысли, представив восторженный вопль Ханджи, когда она это увидит, но в то же время ощутила, как живот неприятно свело от тревоги. Не то чтобы я прямо-таки много шифтеров перевидала на своём веку, но даже так титан Маркуса заметно отличался от тех, что мне встречались, причём как в плане внешности, так и в плане способностей, и я порадовалась, что имею его в союзниках, а не сражаюсь против него. Прям хорошенько так, от души порадовалась. По непонятной причине именно этот гигант и его не раскрытая до конца сила вдруг внушили мне какой-то странный, безотчётный ужас. Сколько ещё таких же Маркусов, преданных и послушных вышколенных солдат, прячется за вражескими стенами, готовых в любую секунду уничтожить нас по чужому приказу? Сколькими невообразимыми, неисчислимыми способностями они обладают? И если вдруг все наши планы пойдут прахом — что нам тогда останется против армии этих чудовищ?.. Стоп, а как давно я стала называть их чудовищами? Внезапная мысль так же внезапно исчезла, когда синие огоньки в глазных провалах сверкнули в последний раз и потухли. Волосы сзади взметнулись от резкого потока пара, загривок зашевелился и в буквальном смысле лопнул, после чего над ним показался силуэт человека. — Ты в порядке? — громко спросил Марк, освобождаясь от мышц, приклеивших его к позвоночнику гиганта. Я, услышав этот вопрос в пятидесятый, наверное, раз, едва ногами не затопала. — В полном, но мне хочется тебе врезать! — заявила я со всей честностью и полезла гиганту на плечо. — Ты же сам сказал, что превращаться пока нельзя, так зачем ты это сделал?! — А как, по-твоему, ещё можно было его убить? — задал он резонный вопрос. Я, перескакивая через бугорки мышц, покрытых странной светлой кожей, подбежала к нему и принялась помогать. — Э... Ну, я не успела додумать это до конца, но всё равно, зачем было к таким крайним мерам сразу прибегать? — продолжила я стоять на своём. — Может, мы бы вместе что-нибудь придумали и не пришлось бы так рисковать. — Например? Ох уж эти прямолинейные, всё им конкретику подавай. Я задумалась и почесала лоб. — Ну вообще, в тот момент, когда ты ко мне бежал, я искала топор или что-то подобное: с ним бы в любом случае шансов было побольше, чем с одним ножом. А, и у меня была ещё мысль загнать его в реку, но я не была уверена, что это сработает, поэтому не стала проверять... — И слава богу. Не сработает, — покачал головой Марк. — У гигантов есть лёгкие, но они не могут захлебнуться, потому что их жизнь не зависит от дыхания, как и от остальных органов, в общем-то. Идея с топором... я даже комментировать её не буду, — заявил он, и я благодарно кивнула, потому что его секундная заминка была красноречивее тысячи слов. Ну серьёзно. Дом, заброшенный сто лет назад? Заточенный топор? В спальне? Смех, да и только. Обстрекать его той крапивой из угла и то было бы логичнее. Я уж было порадовалась, что удачно съехала с темы, но дотошный Гроссер мою радость в гробу видал. — То есть, ты поэтому не стала сразу меня звать? Он посмотрел на меня тем самым взглядом, которым можно пятьсот дырок во лбу просверлить, но я, не дрогнув в лице, ответила: — Нет. Точнее, не совсем. Я хотела попробовать сделать с ним что-нибудь сама, а потом, когда ничего не получится, уже звать тебя. В крайнем случае. — В крайнем случае? — переспросил он. — Когда он откусил бы тебе ногу, например? Я же просил тебя не геройствовать! Я моргнула. Он что, повысил голос? О-оу... — Ты полагаешься на регенерацию, я понимаю, но это не повод для бессмысленного риска, тем более, ты мне сама недавно сообщила, что она работает с перебоями. Пулевое ранение у тебя заживало больше суток, а сколько отрастала бы откушенная нога? И отрастала ли бы она вообще? Посмотри мне в глаза и скажи, что на сто процентов уверена в этом. Марк выжидающе посмотрел на меня и, увидев, как я растерянно хмурюсь и слишком сосредоточенно ковыряю ножом мышцы его гиганта, сокрушённо вздохнул: — Я так и думал. Бесполезно с тобой разговаривать. Я вздрогнула, как от удара, и поджала губы. Кажется, я здорово его разозлила. Беда. Беда в том, что он ещё и прав каждом слове. Если бы я действительно пострадала — а я бы пострадала, тут без вариантов, — нашему побегу тут же пришли бы кранты, потому что ему с большой вероятностью пришлось бы тащить меня мёртвым грузом, а я со своим категорическим отсутствием везения на всю жизнь осталась бы калекой. Даже думать не хочу об этом. Содранная поясница была нагляднейшим примером. Рана не зудела, как обычно бывает при регенерации, только пульсировала болью, отдаваясь по всему телу до звона в висках, что означало — заживать она не собиралась, по крайней мере, в ближайшее время. А может, и вообще. Вполне возможно, так ведь? Я шумно сглотнула, когда бесконечная цепочка из «а если бы?» стала выстраиваться в голове против моей воли. А если бы удар был сильнее и я сломала бы позвоночник? А если бы до этого гигант переломал мне все кости, пока избивал о землю? Или свернул бы шею? Или оторвал бы ногу, как предположил Марк? Или ещё чего похуже... Пора перестать рассчитывать на это дерьмо. Это не моя способность, и я отказываюсь воспринимать её своей. Как и извлекать из неё какую-либо пользу. Ею наградила меня Андрэ, а я прекрасно помню, какие цели она преследовала всё это время. Не хочу даже допускать мысли о том, что она может стать ещё одним ключом, с помощью которого нечто, сидящее внутри меня, может вырваться наружу. Даже не вырваться, — просто открыть дверь и выйти. Вздохнув, я поспешила затушить разговор, пока он не разгорелся в перепалку, ибо ругаться сейчас было совершенно некогда. — Ладно, Марк, прости, только не злись, пожалуйста. Я... как бы сказать... просто пыталась выбрать меньшее из двух зол. Мне не хотелось, чтобы ты рисковал и превращался всего из-за одного гиганта, но... да, ты прав, другого пути не было. Но я не простила бы себя, если бы не попыталась, пойми меня правильно. Марк уставился на меня с таким откровенным скептицизмом, что я не удержалась от усмешки. — Считай, что это был мой третий блестящий план: спрятаться в доме, чтобы ты прибежал на шум, когда он начнёт его на дрова разбирать, потому что докричаться у меня бы не получилось — эта тварь меня едва моим же плащом не задушила, плюс ты в подвале сидел. — Не убедила. Я уже слышал, как громко ты можешь орать, если захочешь, — ввернул этот гадёныш, и я пихнула его локтем в бок, весело фыркнув. Ну, насколько возможно весело. Напряжение немного спало, но я до конца так и не успокоилась. — Имир рассказывала мне об этих гигантах, — сказала я после пары секунд молчания и покосилась на испаряющуюся тушу позади. — Моим друзьям пришлось сражаться с ними, пока меня не было. Но это ведь новые гиганты, да? Какой-то особый вид сыворотки? Они отличаются от обычных ещё чем-нибудь? — Да, её разработали специально для использования на жителях ваших стен. Новая модификация, которая позволяет гигантам реагировать на лунные лучи как на солнечные и потому не спать, но в остальном отличий нет. В планах было обратить в титанов жителей одной из деревень на юге, чтобы вызвать переполох в войсках и среди гражданских. — Я, вновь вспомнив о Конни, тяжело нахмурилась, но он этого не заметил. — Сначала эту сыворотку тестировали на наших заключённых, но я думал, они за это время уже успели далеко уйти от Гевильта. Видимо, не все. — Не все? — переспросила я с тревогой. — И много их тут таких ходит? — Точно не уверен. Но, надеюсь, больше мы их не встретим. — Да уж... Марк сдул упавшую на лицо прядь волос и посмотрел на меня задумчиво. Я, всё ещё хмурая и растерянная от его внезапного наезда и от всей ситуации в целом, нахохлилась под этим взглядом, как воробей на морозе, и покосилась на него в ожидании новой порции нравоучений. — Не знаю, смогу ли когда-нибудь убедить тебя не лезть на рожон почём зря, но я понимаю, зачем ты это сделала сейчас. Так что ты тоже меня извини. Я погорячился. Ты и правда молодец. — Я... Я замялась, не до конца поняв, зачем начала новое предложение, и вдруг почувствовала себя виноватой в том, что произошло. Глупость. Могла ли я знать, что этот гигант окажется лунным? Могла ли я сделать что-либо против него, имея в наличии только нож? Нет и нет. Даже Марк не смог бы его убить, не превращаясь. Да даже если бы я послушалась его и всё-таки взяла ружьё, толку от него было бы ноль целых, ноль десятых. Возможно, если бы эта тварь хотя бы не была такой бешеной, у нас появился бы шанс, но в итоге имеем то, что имеем. Здесь никто не виноват: нам просто чертовски не повезло наткнуться на него, и другого выхода из этой ситуации не было. В любом случае, назад уже ничего не вернёшь, и всё-таки... Всё равно, как же, блин, обидно. — Спасибо. — Вместо бессмысленных извинений я искренне его поблагодарила. И за «молодца», и за то, что помог. — Но... Что нам теперь делать? Мы ведь привлекли внимание. Нас выследят меньше, чем за сутки. — Не думаю, — ответил он. — Восемьдесят километров — это, конечно, не сотня, но расстояние тоже немаленькое, согласись. Мощность вспышки зависит от размеров самого гиганта, так что я сомневаюсь, что появление моего четырнадцатиметрового можно было заметить из Гевильта. Вот если бы на моём месте был Гувер со своим Колоссальным, тогда другой разговор. А нас вряд ли даже с подзорной трубой можно было засечь. — Это со стены, — возразила я. — А если за нами уже отправили кого-то? — Это тоже вряд ли. Не забывай, что о нашем побеге из города ещё никто не знает. — Он рванул руку, и я отдёрнула ладони, едва не обжёгшись паром. — Патруль стоит по всему периметру стены, поэтому выбраться из Гевильта незамеченными невозможно. По крайней мере, они в этом уверены, — добавил он, и я хмыкнула. — Конечно, они в курсе, что я шифтер, и, теоретически, сбежать из города мы могли бы, но перелезающими через стену нас с тобой, понятное дело, никто нигде не видел. И даже если они догадываются о существовании тайного хода, они понятия не имеют, где его искать. Наверняка они думают, что мы прячемся где-то в городе, поэтому сейчас основные силы брошены на обыск внутренних районов, и времени это у них займёт прилично. К тому моменту, как до них дойдёт, мы будем уже далеко отсюда. Ага, а потом нас всё равно догонят. И дурак догадается, куда именно мы бежим. Но одно дело, если они просто знают, что мы движемся на север, а другое, когда мы сами указали им своё точное местоположение. В крайнем случае придётся срочно менять маршрут, причём менять очень круто и, возможно, не один раз, если вдруг ещё случится какая-то подстава, и тогда наш путь займёт раза в два больше времени. А то и в три. И не факт, что это поможет: всё-таки, мы тут явно не одни такие умные — все наши шаги наверняка давно просчитаны. Я не стала озвучивать эти мысли и спросила, неосознанно вернув ему его же вопрос: — Ты точно уверен? — Нет, — честно ответил Марк, и у меня внутри всё похолодело. Так и думала. Даже если есть хоть малейшая вероятность того, что всё идёт по худшей версии событий — то есть, по моей, — то все его предположения не имеют смысла. Если за нами уже отправили отряды, хотя бы в качестве перестраховки, и если они заметили вспышку — нам конец. Потрясающе. Обычно в таких ситуациях говорят «судьба подложила свинью». В этот раз она, видимо, расщедрилась аж сразу на гиганта. Н-да. Будто специально разлёгся прямо у нас на пути, сволочь эдакая! Пока я молча кипятилась и скрежетала зубами, Маркус наконец разорвал последние мышцы, кивнул мне и спрыгнул на землю. — Придётся поменять планы. Мы всё ещё посреди равнины, поэтому пересечь её гигантом я за полтора часа не смогу, так что нужно в любом случае переждать день. Вечером выйдем пораньше, насколько сможем, перейдём через реку и пойдём западнее. Путь будет дольше, но ничего не поделаешь: даже если нас действительно не заметили, перестраховаться всё равно не помешает. Ну, я другого и не ждала. — Хорошо. — Я кое-как спустилась по гигантскому плечу, стараясь не морщиться, приземлилась рядом с Марком, и он внимательно окинул меня взглядом. — Что? Я же сказала, что в порядке. — Да что ты, — хмыкнул он. — Тогда повернись. Я проглотила недовольную реплику и пару секунд простояла молча, сверля его взглядом. Вот же внимательный, когда не надо. Ладно, он всё равно всё понял, без толку отпираться. Втянув носом воздух, я повернулась на каблуках спиной к нему. — Это грязь, — ляпнула было я, но он уже поднял край кофты, обнажив открытую ссадину, которую тут же неприятно защипало, от чего я скривилась. — Ага, — ни разу не согласился он со мной и вздохнул десятый раз за день. — Жди меня здесь. И убежал, оставив меня хлопать глазами, слушать шум реки, шелест травы и беспокойно топтаться на месте в ожидании непонятно чего. Или кого. Например, очередного лунного гиганта, прячущегося в развалинах вековых домов и сверкающего на меня голодным взглядом из темноты... Я тряхнула головой. Во всех инструктажах неоднократно упоминалось, что ночь — единственное относительно безопасное время суток, если вас угораздило оказаться на территории гигантов без лошади и без оружия, но вот сейчас мы лишились и этого. Ясно теперь, что Марк имел в виду, когда говорил, что мы не будем здесь в безопасности никогда, даже ночью... Неприятно. Будто у нас и без этого мало поводов для тревоги было. Вернулся он через пять минут и всучил мне походную аптечку. — Там бинты, спирт, обезболивающее, полевой хирургнабор на всякий случай, ватные тампоны — в общем, сама разберёшься. Помощь предлагать не буду, знаю, что откажешься. И лучше поторопись, рассветёт скоро, — предупредил он меня, и я увидела, что небо на востоке и правда потихоньку розовеет. — И, пожалуйста, постарайся больше не нарываться на приключения. — Слушаюсь, капитан, — хмыкнула я, махнула Марку рукой и, прихрамывая, направилась вверх на берег. К чёрту эти приключения, в самом деле. Нда... Симпатичный бережок превратился в натуральное месиво. Трава, где-то примятая, а где-то клочками вырванная с корнем, вперемешку с мокрой глиной и грязью; отчётливые следы на том месте, где гигант дубасил меня о землю; и, в довершение всей картины, длинная борозда от его челюсти, будто кто-то огромной лопатой целый пласт земли сковырнул. Прям поле битвы во всей красе, даже кровь кое-где ещё не успела испариться. Не отходя далеко от предыдущей темы, мысль о том, что мы знатно тут наследили, заставила поморщиться. Плащ мой, не сильно пострадавший от гигантских зубов, но весь заляпанный в слюнях, сиротливо валялся в траве рядом с раздавленным в лепёшку фонарём. Я было пригорюнилась, что плащ Маркуса куда-то бесследно исчез, пока эта тварь увлечённо делала из меня отбивную, и таки придётся напяливать на себя мокрую одежду, но, когда спустилась к воде, с облегчением увидела его, зацепившийся за кустик на отвесе, абсолютно целёхонький и даже не намокший. Ну, хоть в чём-то сегодня повезло. Решив сначала сполоснуть хотя бы лицо, прежде чем лезть в ледяную воду целиком, я выбрала местечко, где глина была посуше, осторожно села на колени, стараясь не тревожить спину, достала из кармана мыло и склонилась над водой. Ох. Чтоб. Я. Сдохла. Вдруг пришло осознание, что в последний раз я видела своё отражение едва ли не месяц назад, когда собиралась в Стохесс ловить Леонхардт. В тот раз всё было относительно неплохо: густые волосы в косе, решимость в глазах, привычная уверенная улыбка, растянутая раза в три шире обычного (Ханджи хоть и записала меня в свой отряд временно, но от радости я тогда чуть не лопнула); разве что только лёгкая нездоровая бледность после вылазки и того, что на ней произошло, немного портила картину. И вот сейчас, всего чуть меньше месяца спустя, я вновь взглянула на своё отражение — и не узнала человека, которого увидела. Я прикоснулась к лицу, и отражение сделало то же. Кто это? Это я? Вот это перемазанное в грязи, опилках и крови существо с необъятной чернотой под глазами, с неровными, немытыми лохматыми космами на голове, в которых запуталась паутина и целые комки пыли, со взглядом собаки, сбежавшей с псарни, где её избивали каждый день, с потускневшими веснушками, со впавшими щеками, с кривой чёрной расщелиной вместо привычной улыбки — это что, я? А это ещё что такое?.. Наклонилась ниже, стараясь не пускать волны и надеясь, что мне просто показалось, и при ближнем рассмотрении действительно обнаружила за левым ухом короткую прядь седых волос, а на шее насчитала два шрама. Три. Четыре. Четыре шрама. Из всех порезов, что оставила Андрэ на моей шее, зажили только два. Я запомнила каждый из их. Меня затошнило. Ощутив во рту мерзкую горечь, я загребла полную горсть глины и с размаху швырнула её прямо в это чужое лицо. Отражение пошло крупными волнами, из-за чего кривая улыбка расплылась ещё шире, и я, не глядя на него, принялась остервенело мыть руки. Отшоркала из-под ногтей грязь и засохшую чужую неиспаряющуюся кровь, тщательно вымыла лицо с мылом так, что оно заскрипело, разделась догола, едва не сняв вместе со штанами слой кожи, к которой они, пропитанные кровью, присохли намертво, и скидала в кучу перепачканную во всевозможной гадости одежду, не в силах больше не то что носить её на себе, но и просто прикасаться к ней. Вода, как и ожидалось, была обжигающе ледяной и, попав на открытую рану и крапивные волдыри на руках, едва не заставила меня завизжать во весь голос. Но я, упрямо стиснув зубы, вошла в реку по пояс и принялась смывать с себя все следы того человека, самозванца, который хотел вернуться домой вместо меня. Который только что смотрел на меня из чёрной воды и улыбался кривой трещиной вместо рта. Светало. Я едва успела закончить с водными процедурами и стиркой до первых солнечных лучей. Хорошенько отжав все вещи и обработав рану, я влезла в ненавистные, но, естественно, тоже вымытые, сапоги, накинула плащ Маркуса и, блаженствуя от собственной чистоты и запаха мыла, поспешила к убежищу. От его гиганта, кстати, за это время не осталось и следа, в то время как лунный дотлел только до скелета. Интересно. Надо будет спросить. Утром Целле выглядела совсем иначе, нежели ночью. Окутанная розовым туманом, теперь она не устрашала своей заброшенностью, а, скорее, вызывала жалость, и я бы сейчас очень многое отдала, чтобы просто постоять здесь подольше. Послушать шум реки и треск кузнечиков, подышать прохладной утренней свежестью, пока на паутинках дрожат мелкие капли росы, а высокая трава, в которой утопают почерневшие от времени дома, мягко щекочет мне ладони. Не передать словами, как я скучала по этому. Но времени на разглядывание видов покинутой деревни не было. Скоро проснутся гиганты, а я обещала Марку не нарываться на приключения. — Ты долго. Будь здорова, — сказал он, когда я вместо приветствия чихнула на весь подвал. — Садись быстро к огню и грейся, я развешаю вещи. — Кхе-кхе, спасибо. — Я разулась, плюхнулась у небольшого костерка в тазу и принялась обсыхать. Отказываться и демонстрировать гордость не было настроения: холодный Ангельм, вместо того чтобы взбодрить, унёс вместе с тем страшным человеком все мои силы. Пока Марк шуршал наверху с вещами и верёвкой (не знаю, где он её взял, не удивлюсь, что из воздуха), я достала из вещмешка одеяло и замоталась в него по самую шею, потому что, во-первых, от холода аж зубы стучали, а во-вторых, из одежды на мне кроме плаща были только бинты, а светить лишний раз своими побитыми телесами не очень-то хотелось. Спустившись по скрипучей лестнице, он уселся рядом и передал мне опустошённую наполовину консервную банку с рыбой и складной походный нож. — Ешь. Выглядишь уже не так плохо. — Спасибо, — от души поблагодарила я, искренне обрадовавшись этим словам. Рыба оказалась на вкус не знакомой, но, честно говоря, просто обалденной. Было тихо и спокойно. Старый пыльный подвал, пустовавший до этого дня целую сотню лет, теперь наполнился запахами дыма, мыла, мокрой одежды, вкуснейшей рыбной консервы и впервые за долгое время услышал людские голоса. Так, за разговорами и бесконечными рассказами Маркуса в ответ на мои, такие же бесконечные, вопросы закончилась наша вторая ночь во внешнем мире. Вторая ночь в статусе беглецов.* * *
— Две тысячи лет назад, — начал Маркус, вычерчивая угольком прямо на полу рисунок, в котором я признала подобие карты, — когда границы мира простирались далеко за линию горизонта и когда хозяевами в нём всё ещё были люди, разразилась жестокая война, сотрясшая его до самого основания. Альянс, сформированный из нескольких могущественных государств, выступил против островного королевства Инзельберг*: сравнительно небольшого, но волевого, сильного и настолько воинственного, что даже самые влиятельные страны могли ему позавидовать. Я моргнула. Марк так внезапно начал, что мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить, что он только что сказал. — Подожди, а как же... — Гиганты? Их не существовало, — сказал он, опережая мой вопрос. — Это была эпоха, когда люди вместо гигантов воевали друг с другом. Причины были всегда разные: политика, территории, ресурсы, национальная неприязнь, — но ни одна страна, осмелившаяся хоть раз выступить против Инзельберга, не смогла одержать победу. Его люди были гордыми и суровыми, а воины всегда сражались с таким остервенением и яростью, что выжившие в боях с ними клялись, будто видели демонов во плоти. Парадоксально, что Инзельберг не имел большого влияния во внешней политике, но при этом с ним всегда считались. Приходилось считаться. Потому что его боялись. Остров существовал обособленно от других стран и редко развязывал конфликты сам, но был всегда готов встать на защиту своих интересов и дать отпор врагу. И в какой-то момент весь мир стал для него врагом. — То есть, что-то заставило несколько стран заключить союз и всей толпой двинуться войной всего на одно маленькое королевство?.. — Я почесала затылок, отставила в сторону пустую консервную банку и с интересом придвинулась ближе к напольным художествам Марка. Принцип деления мира на разные государства с разными нациями, говорящими на разных языках, в моей голове уложился довольно быстро благодаря отрывочным знаниям из книжек Армина, хоть и был очень непривычным. Но тот факт, что люди, имея свободу и не прячась от гигантов за стенами, на постоянной основе воевали друг с другом из-за какой-то ерунды, вызывал абсолютное непонимание. Национальная неприязнь? Серьёзно? — Что же там случилось такое? — Технический прогресс случился, — пожал плечами он. — Развитие науки, промышленности, научно-техническая революция. Человечеству удалось за короткий промежуток времени резко шагнуть вперёд, но эту позицию нужно было ещё и сохранять. А для этого требовались ресурсы. Инзельберг в этом плане всегда был лакомым кусочком: его относительно небольшие по площади земли содержали в себе невероятные залежи полезных ископаемых, в числе которых был очень ценный природный газ. Помимо этого, под влияние Инзельберга попадала ближайшая к нему часть северного моря, на дне которого также скрывалось множество природных богатств, но организовать их налаженную добычу было не так-то просто из-за сурового климата. Однако остров не собирался идти на сотрудничество. Активно развивая собственную промышленность и существуя за счёт своих плодородных земель, он каждый раз либо выдвигал невыполнимые условия, на которые, естественно, никто не соглашался, либо прямым текстом отказывался от какого-либо сотрудничества. В итоге стороны, не сумев договориться, расходились ни с чем, и так продолжалось из года в год. Долгое время обстановка была напряжённой. Мировые запасы газа понемногу иссякали, а королевство всё никак не хотело идти хоть на какой-то компромисс. И в тот момент, когда конфликт обострился до критической точки, произошло событие, которое стало началом катастрофы. На территории Инзельберга был убит сын императора Норбайра — страны, одной из наиболее враждебно настроенных по отношению к острову. Император — это титул правителя, примерно как ваш король, — пояснил Марк в ответ на мой непонимающий взгляд. — Принц возглавлял дипломатическую делегацию, прибывшую на остров для очередной попытки заключить соглашение, и на следующее утро после приветственного ужина, в день, когда должна была состояться его встреча с королём, все императорские послы были найдены мёртвыми в собственных постелях. В том числе и принц. Я сглотнула и затаила дыхание, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить ни одной детали. — Тут же началось расследование. Выяснилось, что все члены делегации умерли от отравления одним и тем же ядом. Инзельберг сразу же опроверг свою причастность, но ему, естественно, никто не поверил. Убийство было совершено на территории королевства, более того — в стенах королевского дворца; кроме послов, никто после того вечера не погиб; яд, который нашли в их крови, ранее нигде не встречался, поэтому его сочли засекреченной военной разработкой, ведь Инзельберг считался одним из мировых лидеров в химико-биологической промышленности. Да и мотив, в принципе, был налицо и никаких объяснений не требовал: все давно знали о холодной войне между Инзельбергом и Норбайром, поэтому ситуация была очевидной. По крайней мере, на первый взгляд. Марк посмотрел на меня, убеждаясь, что я слежу за его мыслью, и, увидев, как я заинтересованно сверкаю глазами, продолжил: — Король Инзельберга, несмотря на напряжённые отношения с императором, никогда бы не стал причинять вред мирной делегации и первым развязывать такой жёсткий и открытый конфликт. Провоцировать Норбайр на войну никогда не было в его интересах. Кроме того, ходили слухи, что тот самый принц, отправленный возглавлять послов, не пользовался особым уважением и любовью своего отца, однако, к несчастью, был его старшим сыном и по закону должен был унаследовать трон. И император, дабы избежать этого и легитимно передать власть своему фавориту, второму сыну, отправил кронпринца якобы налаживать отношения с внешними соседями и выстраивать связи, которые пригодятся ему как будущему правителю. А сам приказал отправленной с ними охране убить его неизвестным ядом вместе с ничего не подозревающими послами, чтобы и от нежелательного наследника избавиться, и обставить всё так, чтобы виноватым признали Инзельберг. В конечном итоге, так всё и вышло. — Чего-о-о? — протянула я, сощурившись и замотав головой. — Это даже звучит как полный бред! То есть, если все знали об отношении императора к этому принцу, неужели его никто не заподозрил? И откуда он сам тогда яд раздобыл? — Заподозрили, конечно, но толку-то от этого? Говорю же, это просто слухи, — пожал плечами Маркус. — Предъявить открытые обвинения без доказательств ему бы никто не осмелился, да и терять такой шанс обоснованно выставить Инзельберг виновным в международном преступлении никто не хотел. Там-то доказательств как раз не требовалось, все улики указывали на него. А яд вполне мог быть засекреченной разработкой как раз самого Норбайра. — Чёртовы политические игры. — Я закатила глаза и сложила руки на груди. Марк согласно хмыкнул. — В любом случае, это всё дела очень давно минувших лет, и как там всё было на самом деле, мы никогда не узнаем. Так или иначе, смерть кронпринца стала тем, в чём заинтересованные страны так долго нуждались. — Поводом объявить войну, — догадалась я. — Абсолютно верно. «Безутешный от потери дорогого сына», император Норбайра заявил, что король перешёл последнюю черту в своей дикости и жестокости, и призвал к формированию альянса стран-союзников, которые якобы сочувствовали императору в его горе, хотя на самом деле всё, чего они хотели — поставить на место непокорное королевство, которое настолько обнаглело от собственной безнаказанности, что возомнило себе, будто может вытворять чёрт знает что. По крайней мере, так оно выглядело в их глазах. Ну и оторвать драгоценный кусок его земель, конечно же. В итоге практически сразу же после инцидента Инзельбергу была объявлена война, целью которой был захват острова, свержение короля, разделение его территорий между странами Альянса и присвоение всех природных резервов. Повисла минутная пауза. Марк глотнул воды из фляги, а я, нахмурившись, сидела у стены в задумчивой позе и обдумывала информацию. — Глупость какая-то, — наконец покачала я головой. — Если всё действительно так и было, то император, конечно, тот ещё ублюдок, но и король тоже молодец. Чего он так вцепился в эти ресурсы? Ему же предлагали всё дипломатично разрешить, зачем было доводить до такого? Я в политике особо не разбираюсь, но раз уж остальным так сильно нужен был этот газ и всë причитающееся, то, думаю, и условия обмена они ставили соответствующие. Такие, от которых нормальный правитель не стал бы отказываться. Ну там... бартер какой-нибудь выгодный, договор о ненападении, предложение союзничества или что-то в этом роде. — Я неопределённо взмахнула руками. Марк кивнул, мол, всё правильно ты думаешь, и я вытаращилась на него в изумлении. — То есть, для короля сохранение своей власти над какими-то там ресурсами (которых для них всё равно слишком много было, раз королевство небольшое, куда им, блин, столько?) было важнее, чем дать своему народу хоть немного пожить в мире и спокойствии? И неужели никто не возмутился? — Тут не в этом дело, — качнул головой Марк. — Инзельберг, его люди — они привыкли жить войной, они были воспитаны ею и не видели союзников ни в ком, кроме себя самих. Живя в отдалении от остального мира, они чувствовали себя свободными. И ничего на свете для них не было важнее их свободы. Я вздрогнула и проснулась. В четвёртый раз. Сонливость, хрупкая и тонкая, как паутинка, тут же испарилась, стоило мне только открыть глаза, и я поняла, что больше точно не усну. Тяжело выпустив воздух из ноздрей, я перевернулась было на спину, вспомнила про рану на пояснице, повернулась обратно и закрыла лицо руками, чтобы не завыть от боли. Честное слово, лучше б тот гигант меня сожрал. Не знаю точно, сколько сейчас времени, но определённо середина дня, может, часа два. Где-то сверху слышался звонкий щебет птиц, шелест травы и отдалëнный шум реки. В золотистых солнечных лучах, проникавших внутрь через щели в низком потолке, кружилась столетняя пыль, в воздухе витал остаточный запах от костра, который мы вынесли наверх сразу, как только подвал более-менее протопился и меня перестал колотить озноб. Правда, тепло быстро выветрилось, и теперь здесь стояла такая холодрыга, что так сразу и не скажешь, что на дворе конец июня. Но задыхаться в дыму нам хотелось ещё меньше, так что вот. Лежим, терпим. Точнее, терплю только я, Марк-то уже десятый сон наверное видит. Везунчик. Стиснув зубы так, что скулы свело, я максимально тихо подтянула к себе аптечку, высыпала на ладонь сразу две таблетки обезболивающего и разгрызла их прямо так, не запивая, хотя бурдюк с водой лежал рядом. Не знаю, может, я рассчитывала, что так эффект будет лучше, но кроме мерзкой лекарственной горечи во рту я пока ничего не почувствовала. Жаль, что снотворного нет. И успокоительное тоже не помешало бы. Я уткнулась лбом в подложенный под голову рюкзак. От боли хотелось лезть на стенку, от запахов гнилого дерева и дыма тянуло блевать, от температуры плавился мозг, от дикого количества информации, которой Марк пичкал меня несколько часов, пухла голова, и в совокупности всего этого невозможность уснуть просто сводила с ума. Очень вовремя вспомнилось, что до этого я целые сутки почти без перерыва бежала, дралась, прыгала, падала и вообще непонятно чем занималась, проспала несколько часов в какой-то кроличьей норе, свернувшись в три погибели и, как следствие, нисколько не отдохнув, потом чуть не превратилась в пюре, которое лунный съел бы в качестве очень раннего завтрака, и в довершение ко всему этому провозилась полтора часа в ледяной воде и теперь не могу даже шевельнуться лишний раз из-за абсолютно идиотской ссадины во всю спину, которая, судя по всему, заживëт примерно никогда! И что в итоге? Сна ни в одном глазу. Ну что за наказание! Я повернула тяжëлую голову. Маркус спал на боку на подстеленном одеяле в позе солдатика, повернувшись ко мне спиной, и был похож на кого угодно, только не на спящего человека: его спина, обтянутая тëмно-зелëной тканью рубашки, да и вся поза в целом, казались очень напряжëнными, будто он только и ждёт момента, чтобы подскочить и, сна ни в одном глазу, кинуться в бой, — только тихое сопение его и выдавало. Однако он спал. И, честно говоря, страх разбудить его своей вознëй тоже здорово действовал на нервы: могу представить, насколько чуткий у него сон, учитывая его... профессию. Пусть хоть сейчас поспит, я и так доставляю ему кучу проблем. Доставляю проблемы, доставляю проблемы... Слова били тяжёлыми гирями по вискам, разгорячëнный болью и температурой мозг начал генерировать нескончаемый бред, и я сморщилась, отказываясь признаваться самой себе, что упиваюсь этим самопожертвованием, лишь бы только не просить помощи лишний раз. Признать перед собой свою слабость, беспомощность и бесполезность, то, что меня приходится вытаскивать за шкирку из опасности, защищать, спасать, тащить за собой, потому что по-другому до меня просто не доходит. Не дошло и в этот раз. Все слова Маркуса, сказанные мне чуть раньше, пока он отковыривался от своего гиганта, залетели в одно ухо и, задержавшись в голове разве что на минуту, со свистом вылетели через другое, но это была не его вина. Рациональная часть меня орала на все голоса, что намного больше проблем я доставлю, если вечером, к моменту, когда нам нужно будет выдвигаться в путь, я просто не смогу встать, потому что сейчас из-за своей трижды проклятой гордости и абсолютно дебильного страха как-то потревожить и помешать отказываюсь разбудить Марка и попросить о помощи. Обработать рану самостоятельно не составило особого труда, при том что зашивать, слава богу, ничего не требовалось, поэтому я спокойно сделала это у реки, а Марк, видя, что вернулась я вполне себе бодрячком, либо забыл спросить, либо просто не стал. А я только и рада была. И что мы имеем в итоге? Помню, Эрен как-то разругался с Армином, когда тот в очередной раз отказался принять его помощь, — по-моему, это было ещё в кадетке, после спарринга. Начиналось всё вроде бы как обычно: Эрен в очередной раз протянул ему руку, Армин в очередной раз оттолкнул её, и на этом, по идее, стоило бы закончить. Но, видимо, разгорячëнные тренировкой, они вступили в пикировку, причём такую, что все вокруг в осадок выпали с этого зрелища. Ругаться с Армином — это, в принципе, понятие довольно спорное, потому что его очень сложно вывести на злость, что уж говорить об откровенной агрессии, но тогда он прям рассердился. Картина была та ещё. Армин со своим «Я не настолько слабак, как ты думаешь!», Эрен со своим «Принимать помощь от друзей нормально!», и мы с Микасой истуканами стоим в сторонке и переглядываемся, не понимая, что делать. И когда Эрен вдруг повернулся почему-то ко мне: «А ты чего молчишь? Хоть ты ему скажи, раз меня он не слушает!», — я сразу же встала на сторону Армина, и мы все без слов поняли, почему. Не из-за моего особого к нему отношения, а потому что я сама такая же. В точности. Сколько раз я сбегала, пряталась, отмахивалась, повторяя раз за разом одну и ту же сказку про то, что со мной всë в порядке и я справлюсь сама, что мои проблемы — это только мои проблемы. И сколько раз меня буквально ловили за руку и насильно переубеждали в обратном. Что Марк несколькими часами ранее, что Армин ночью в переулке Троста. А мне всë как об стенку горох. Ну и, конечно же, Имир, как последний и самый острый гвоздь в крышке моего гроба. Она пыталась помочь мне. Это была чисто её инициатива, она не обязана была таскаться со мной по тюремным коридорам, рисковать жизнью и искать антидот, как иголку в стоге сена; ничего не мешало ей бросить меня и сбежать в одиночку. Но она помогла мне. И где она сейчас? И вот мы возвращаемся к тому, с чего начали. Просьба о помощи — последнее дело. Вариант только на тот случай, когда больше уже ничего не остаётся. Попросить чьей-то помощи, вовлечь в свою проблему других людей равно признать собственную неспособность решить всë самостоятельно. Показать слабость. Это больше, чем я могу себе позволить. Поэтому я, ненавидя себя до глубины души, заткнула свою рациональность и зарылась лицом в рюкзак, пытаясь силой мысли заставить таблетки действовать быстрее и не слушать звенящий в ушах голос Эрена о том, что принимать помощь от друзей — нормально. Как и всегда. — Ну как, есть предположения? Откуда появились гиганты. Марк с хитринкой во взгляде посмотрел на меня, как иногда смотрят родители после слов: «Ну-ка повтори, что я сказал». Я, не готовая к такому внезапному мозговому штурму, крепко призадумалась и почесала в затылке, пытаясь из всей кучи информации, что он на меня вывалил, найти какую-нибудь зацепку. — Э-э-эм... хм-м... А! — Я стукнула кулаком по ладони. — Ты, наверное, не просто так упоминал, что Инзельберг был спецом в химии и биологии. Я помню, ты говорил, что они очень сильные, их все боялись и всë такое, но, учитывая, что против них пошло войной почти полмира, вряд ли они бы смогли всех победить в этот раз... Я сначала думала, что это Альянс натравил на них гигантов, но им незачем было это делать. Наоборот. Инзельбергу нужно было противопоставить такой огромной армии что-то мощное, и он придумал титаническую сыворотку как оружие! — Умница, — похвалил он меня. — Война, длившаяся перед этим почти пять лет, была только прелюдией к тому, что случилось после. В какой-то момент на поле боя один за другим стали появляться огромные людоеды, пожирающие всех, кого видели. Как описывалось в тогдашних хрониках, солдаты Альянса, раненые пулями островитян, вдруг вспыхивали, взрывались, в них ударяла молния — все описывали по-разному, — и в ту же секунду на их месте появлялись гиганты, которые не имели разума, не слышали криков и воплей о пощаде и сразу кидались жрать своих же людей. Это сейчас для нас гиганты — нормальное явление, но тогда увидеть такое вживую было настоящим безумием. Инзельберг был изобретателен, как всегда: вражеские солдаты и гражданские обращались в гигантов, расстрелянные специальными разрывными пулями с сывороткой, вдыхая еë в виде газа, пущенного островитянами на поле боя и при осаде городов Альянса. Такой же газ, насколько мне известно, использовался недавно у вас во время диверсии на юге. — О... вот как, — протянула я, снова вспомнив рассказ Имир о толпе гигантов, появившихся в пределах Розы из ниоткуда. В который раз всë упирается в несчастную деревню Рагако. — Естественно, долго это не продлилось. Против титанов не было оружия, их невозможно было победить, от сыворотки не было противоядия и не спасали противогазы. Те, кого не съели, сошли с ума — не все, но многие. Конечно, сыворотка была несовершенна: гиганты, созданные ею, не могли жить без солнца в принципе, поэтому все они попáдали и испарились той же ночью, но даже так они успели съесть и растоптать десятки тысяч людей. И это только за один день. А запасов сыворотки у Инзельберга хватило ещё на семь таких атак. Поэтому целую неделю, каждый день с раннего утра, как только всходило солнце, на земле появлялись новые гиганты и сразу начинали делать то, что у них получалось лучше всего. Жрать людей. А ночью падали замертво и испарялись вместе со всеми, кто был у них в желудках. Таким образом, всего за одну неделю была уничтожена практически пятая часть мирового населения — несколько сотен тысяч человек. Марк расставил на своём художестве кресты и нарисовал от них в разные стороны стрелки: какие-то длиннее, пересекавшие едва ли не всю карту, а какие-то совсем короткие. Ареал распространения гигантов. Жуть. — Это была страшнейшая катастрофа за всю историю человечества, — озвучил он мои мысли. — Мир погрузился в хаос, началась эпидемия, по странам одни за другими прокатывались бунты и восстания. Пока Альянс и весь мир оправлялся от этого ужаса, Инзельберг бросил все силы на доработку сыворотки и укрепление своих границ, решив совместить эти две задачи. Так, спустя месяц прошла вторая волна атаки, и на землю ступили первые гиганты, способные заковывать своё тело в броню. Эта мера была вынужденной прежде всего для самого Инзельберга, несмотря на то, что это островное государство. Помнишь наш сегодняшний разговор о гигантах и об их умении плавать? — Помню, — кивнула я, удивляясь, как ровно история укладывается в голове, что даже я без труда всë понимаю. — Эти гиганты, наверное, жили дольше, и, раз дышать им не надо, без труда могли бы за это время доплыть по морю до Инзельберга. И им теперь нужна была защита от своего же оружия. Но причём здесь броня? — А ты до сих пор не поняла? — приподнял бровь Марк, и я покачала головой, но как-то заторможенно, внезапно догадываясь, к чему он ведёт. — Прежде чем пускать в бой новую сыворотку, Инзельберг выстроил по всему периметру острова в десяти километрах от береговых линий сплошную стометровую стену. Военнопленные, преступники, добровольцы были обращены специально разработанным составом и стали её частью, и даже сейчас они продолжают стоять на границе острова в виде гигантов, замурованных две тысячи лет назад. Я запрокинула голову, стукнувшись затылком о стену и уставившись в потолок. Гиганты, замурованные в стенах. Почему-то эта мысль не вызвала в душе того ужаса, который, по идее, предполагался. Я подозревала что-то подобное. Наверное, с того момента, как мы пробежали сквозь стену под городом и я не увидела в ней ничего: ни кладки, ни кирпичей, ни блоков, — никаких следов, говоривших бы о том, что её построили. Просто сплошная масса, в которой была прогрызена сквозная дыра. Да и куча легенд и недосказанностей, ходивших у нас на устах целую сотню лет, не на пустом месте взялись. Шахтëр, не сумевший докопаться до основания стены. Глупая несостыковка о стенах, которые таинственным образом появились прямо во время нападения сто семнадцать лет назад, будто гиганты прямо так милосердно решили взять и подождать, пока мы их построим и за ними спрячемся. Глупость. Глупость, которую никто за все эти годы так и не смог нам объяснить. И вот всë встало на свои места. В стенах замурованы титаны. Огромные колоссы. А в титанах замурованы люди. Просто охренеть. — Всë нормально? — Кажется, Марка обеспокоило моë затяжное молчание и пустой взгляд в потолок. — Да... Да. Извини. — Я встряхнулась и уселась в прежнюю позу, оставив глубокие раздумья обо всём этом на следующий раз. — Продолжай. — Так вот, за несколько месяцев эти гиганты буквально втоптали мир в землю. Мало того, что их всë так же невозможно было убить, так они ещё и жили намного дольше своих предшественников, и даже элементарно подготовиться к их приходу у людей не было времени. Таким образом, война была форсирована и закончена всего за полгода, потому что воевать было больше не с кем. Пять с половиной лет понадобилось Инзельбергу, чтобы вывести формулу идеального оружия, которое обратило мир в руины и выжгло его дотла. Это был настоящий конец света. Конечно, погибли не все: кто-то успел укрыться в убежищах, да и до некоторых отдалëнных территорий гиганты просто не успели добраться из-за побочного эффекта сыворотки. Они окаменели всего через полгода после обращения и остались стоять там же, где остановились. — То есть... — Я подалась вперёд, едва удержавшись, чтобы не поморщиться от боли в спине. — То есть, там сейчас до сих пор живут люди? Кроме нас и Гевильта, в мире до сих пор есть живые люди? — Вероятно, да, — ответил Марк ровным тоном, но меня эта новость привела в такое возбуждение, что я едва до потолка не взвилась. То, что гиганты сровняли весь мир с землёй и уничтожили целые народы, меня, конечно, ужаснуло, но не удивило: похожую историю я и без того слышала каждый день на протяжении своих почти шестнадцати лет. — Конечно, их совсем немного, потому что даже за две тысячи лет восстановить утерянную цивилизацию — дело не из лëгких. Но, да, люди есть, несколько десятков тысяч человек так точно. Скажу больше: по нашим подозрениям, Имир когда-то пришла сюда как раз из внешнего мира. Я уронила челюсть. — Чего? — Точно это не известно, сама она ничего не подтверждала и не опровергала, но основания для этого есть, — пожал он плечами. — За шестьдесят лет в облике титана она забыла всë своë прошлое. — Или сделала вид... — пробормотала я, покосившись на сумку, в которой, перевязанные лоскутами ткани и бережно завëрнутые в пустой мешочек из-под сухарей, лежали её письма: особо ценный груз, который я должна передать в руки Кристе. То есть, Хистории. Передать любой ценой. Мгновенно вспомнилась маленькая перепалка в вентиляционной шахте тюрьмы перед тем, как Маркус с Якобом выловили нас оттуда. Стоило мне только взять письма в руки, и она вызверилась на меня так, будто я, не знаю, залезла в её личный шкафчик. Понятное дело, письма — не менее личный предмет, но всë равно, такая резкая реакция была слишком даже для неё. Да ещё и её перекосившееся лицо после моей шутки о тайнах мироздания... Нет, в этих записях определëнно что-то есть. Что-то, что тоже может пролить свет как на историю этого мира, так и на её историю в частности. Но я поклялась не читать их. И не буду. И Маркусу про них ничего не скажу, его это вообще касается в последнюю очередь. — Подожди, я кое-чего не понимаю, — нахмурилась я, увлекая его от этой темы в другую степь. — А как же страны-союзники? Или у острова их не было в принципе? А нейтральные страны, которые вообще ни зуб ногой, что происходит? Их тоже разгромили что ли за компанию? — Я бы не сказал, что разгромили, — поморщился он. — Поговаривают, что в то время за спиной короля стояла то ли организация, то ли братство, которое взяло на себя роль серых кардиналов и продвигало в народ идеи о самодостаточности и непобедимости королевства, о том, что у него нет союзников и что весь мир полон врагов, только и ждущих, чтобы оторвать от него кусок пожирнее. Она как раз занималась и спонсированием, и разработкой, и испытаниями сыворотки, чтобы воплотить в жизнь свою основную идею, цель... Миссию, если можно так сказать. Геноцид. — Дай угадаю: истребить человечество, погрязшее в войнах, чтобы у них больше не осталось врагов. — Я горько фыркнула. — Ну спасибо, услужили. Вот только титанов забыли за собой убрать, козлы... — Касательно нейтралов и союзников. Инзельберг выставил условие, согласно которому страны, действительно считающие себя союзниками королевства или признающие свой абсолютный нейтралитет, обязаны были официально сдаться ему, и тогда, при их желании, остров будет готов принять беженцев на своей территории. Люди, глядя на сокрушительное поражение Альянса и на общую разруху в мире, здраво рассудили, что лучше сдаться и жить в относительной безопасности, чем всю оставшуюся жизнь скитаться по мëртвым территориям, и поступили в подданство королю. Клан Азии Азумабито сделал это самым первым. — Азума... что? Подожди-ка, клан Азии? — Я зависла, глядя в стену и что-то припоминая из детства. — У них ещё глаза такие необычные, как будто узкие, да? — Да, кажется... Откуда ты знаешь? — удивился Марк, хотя по лицу было видно, что он уже догадался. — У меня есть лучшая подруга, её зовут... Вокруг не было ничего. Опять. Как и когда-то давно, в госпитале разведкорпуса, после вылазки (кажется, что в прошлой жизни), я плавала/лежала/стояла во тьме, и вокруг не было ничего, кроме тьмы. Кла-а-асс. Только этого мне не хватало. Странное инертное состояние. Мне как будто даже плевать, что я вот так взяла и без причины опять провалилась в собственное сознание (интуиция подсказывала, что это всë-таки оно, хоть и звучало это максимально неестественно). То, что я не валялась в гнилом подвале и не умирала от боли, разрывающей спину, меня уже вполне устраивало. За единственным исключением... Было странное, необъяснимое чувство правильности, спокойствия и безмятежности, которое я уже успела подзабыть за эти дни. Чувство, что я дома. И вот как раз оно почему-то пугало до усрачки. Перед глазами вдруг появилась дверь. Не выплыла из темноты, как из тумана, не выдвинулась, а просто, безо всяких спецэффектов, возникла прямо передо мной. Старая, обшарпанная, очень тяжëлая... и с двумя огромными засовами на четырёх навесных замках, каждый размером с мою голову. Судя по следам ржавчины, цвету дерева и огромным трещинам с торчащими щепками, засовов изначально вообще было три, и что-то мне подсказывает, что третий не просто сняли, а, скорее, вырвали с корнем. Кажется, там пытались спрятать что-то посерьëзнее бешеной собаки. И я даже знаю, что. Точнее, кого. Именно поэтому я без зазрения совести и без беспокойного шëпота инстинкта самосохранения открыла замки ключами, магическим образом появившимися у меня в руках, сняла засовы и дëрнула за тяжёлую ржавую ручку. И звук, с которым скрипнула эта дверь и который навсегда отпечатался у меня на подкорке, окончательно уверил меня в том, что это за дверь и кого она скрывает. Привычные сальные свечи. Привычный чëрный камень. Привычные прутья решëтки и родная кушетка за ними. Но в самой клетке никого нет. Потому что она разворочена изнутри. Она сидит на высоком деревянном стуле с железными подлокотниками как на троне, её руки, ноги и шея крепко зафиксированы кожаными ремнями, её волосы грязные, растрëпанные и нависают на лицо, но я прекрасно знаю, чьë оно. Знаю и спокойно переступаю невидимый порог, не дрогнув и мускулом, когда чëрная расщелина на месте её рта растягивается шире и монструозная дверь за моей спиной с грохотом захлопывается.Хреново выглядишь
Это был мой голос, определëнно, но как будто составленный из разных интонаций, наложенных друг на друга. Рыдание смешивалось со смехом, гневный вопль с осторожным шëпотом. При этом губы еë не шевелились, но я прекрасно знала, что ей не нужно открывать рот, чтобы говорить со мной. Её методами общения я, если честно, была уже сыта по горло. — Сама не лучше. Что я здесь делаю. — Я задала вопрос, но как же безэмоционально и сухо он прозвучал. Будто она выкачивала мои эмоции вообще отовсюду, докуда только могла дотянуться: из тела, из голоса, из мыслей. Зачем они ей — кто бы знал. Сомневаюсь, что она сама знает.А я это как раз у тебя хотела спросить. Хотя подожди, дай угадаю. Сильно болит, да?
— Не понимаю, о чём ты, — проговорила я, скривившись, когда сквозь миллион эмоций в её голосе прорвалась издëвка и чиркнула по ушам.Это ж надо было так по-уродски подставиться, а. Не бережëшь тело для себя, так хоть мне его оставь, хотя бы не по частям. Остальное я уж как-нибудь вылечу... Ты же за этим пришла?
Я промолчала.Конечно, просить помочь нашего доблестного рыцаря — это глупость и боязнь помешать, а как приходить к беззащитной девочке, которая лишний раз и пальцем пошевелить не может — это мы запросто. Интересно выходит. Хотя, твою логику можно понять. Просить помощи у самой себя не считается, да?
А она всë не затыкается. Начинает надоедать. — Мне не нужно от тебя ничего. Выпусти меня отсюда. — Голос мой стал твëрже, и где-то на периферии разума завертелся интересный вопрос: а как я вообще сюда попала? Зашла же вроде сама, никто силой не тащил, но почему-то нестерпимо хочется выбежать отсюда прочь. Что-то тут не так...Что-что ты там говорила? «Это не моя способность, и я отказываюсь воспринимать её своей»? Так что же ты тогда тут делаешь? Что, настолько привыкла, что теперь из-за каждой занозы будешь ныть и плакать в подушку?
Её голос сорвался на рык, заглушивший остальные интонации.Соплячка. Ещё мамочку позови. Раз решила стоять на своём, так стой и терпи, упрямая ты овца.
— Я не хотела этого. Ты сама меня сюда притащила, — процедила я сквозь зубы, чувствуя, как на лбу вздуваются вены и выступает испарина. Что происходит?А вот и нет. Я так не умею, к сожалению. Ты думаешь об этом, ты хочешь этого, подсознательно или нет — и вот ты здесь. Я над тобой не властна. Но кое-чем помочь могу. Давай уговор: я залечу твою царапинку, а ты снимешь с меня эти штуки и отдашь ключи. Хотя бы на чуть-чуть. Я хоть ноги разомну, свежим воздухом подышу, а то та-ак надоело тут торчать. Уж кто-кто, а ты меня понимаешь лучше всех. И никому ничего не скажем. Как тебе, а? Чем не выгодная сделка?
Что-то внутри меня протестующе билось, рвалось прочь отсюда, и это абсолютно не вязалось с тем ощущением правильности и комфорта, которое царило в этом месте. Которое оно пыталось мне навязать. Я с усилием мотнула головой, будто её что-то держало со всех сторон. — Нет, я... Отвали. Дай мне выйти. Мне не нужна твоя помощь. Я... хочу... в-выйти отсюда...Ну ты грубиянка, кто же так рано уходит из гостей? Давай посидим по-семейному, поболтаем о жизни, покажу тебе тут всë. Сейчас привыкнешь, потом полегче будет осваиваться.
Осваиваться?.. Я распахнула глаза и будто прозрела. Ах ты сукина дочь. Вот, что было не так. Вот почему чувство того, что я вернулась домой, мне показалось таким лишним и ненормальным. Это не мой дом, это не может быть моим домом, потому что это хренова темница, где сидит моë персональное чудовище! Тëмная версия меня, знатно откормленная Андрэ и родителями в своё время, с которой я сражаюсь почти каждый день, чтобы она не вырвалась из клетки и не похоронила заживо моë сознание, заменив его своим. Чтобы она не заперла меня там же, где сейчас сидит сама. И я прямо в её клетке! Прямо рядом с ней! Не тащила она меня сюда, ага, как же... Видимо, там, в подвале, я всë же отрубилась каким-то чудом, и, измученная болью, желанием прекратить её, усталостью от событий последних дней, тревогами, оказалась уязвима для неё. Она взбила мне мозг, как яйцо вилкой для омлета! Стоило мне сбросить с себя последние крохи оцепенения и вернуть ясность рассудка, как всë резко поменялось. Свечи потухли в тот миг, когда она подняла голову, и её лицо не было человеческим.ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА, ЧËРТОВА ДРЯНЬ!
Самой первой эмоцией вернулся страх. Дикий, животный, он скрутил меня до самых костей, но сейчас я была рада ему, как никогда. Он не приморозил меня к месту, не вогнал в ступор, а отвесил такого смачного пинка, что я с сухого старта рванула к двери с такой скоростью, с которой никогда в своей жизни не бежала. Как в самых жутких кошмарах, с каждым шагом она не приближалась, а, наоборот, отдалялась. А вот чудовище сзади настигло меня в два прыжка. Всë здесь — фикция. Ощущение дома, крепкие ремни на её теле, чувство безопасности. Не было там никаких ремней, её с самого начала ничего не держало. Она поймала меня на крючок, как безмозглого карася. Рывок, падение и боль от удара. Мы повалились на пол, прокатились по нему и сшибли стол у стены, склянки и колбы посыпались на нас и на пол, осыпая брызгами стекла, и когда её ледяные руки сомкнулись на моей шее, передавив большими пальцами крест-накрест, я ощутила в ладони то, что так ненавидела, но в чëм так нуждалась. — Катись ты. Со свистом финка рассекла её глаз, неестественно белая радужка брызнула красным, и трещина её рта открылась в страшном крике. Не человеческом, не зверином, — так кричат только гиганты. Сбросив с себя её костлявое тело, я рванула вперёд с расчётом на то, что бежать до двери придётся долго, но врезалась в неё на первом же шаге и успела заметить, что она вся сверху донизу исцарапана и заляпана красными пятнами. Вывалилась из клетки, обернулась — и она летит прямо на меня, её лицо залито кровью, пальцы с отросшими ногтями чиркнули по одежде, но я захлопнула дверь прямо перед её носом.ВЫПУСТИ МЕНЯ ВЫПУСТИ ВЫПУСТИ ВЫПУСТИ ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА Я УБЬЮ ТЕБЯ МРАЗЬ Я СОЖРУ ТЕБЯ ЗАЖИВО ТОЛЬКО ВЫПУСТИ МЕНЯ
— Ага, щас, бегу и тапки теряю, — истерично фыркнула я, судорожно навешивая замки на засовы, пока в дверь с той стороны ломился таран, не иначе. Она рвалась, царапалась, орала на все голоса, визжала от досады, как резаная свинья, потому что я ушла прямо у неё из-под носа. И сейчас, пока я сохраняю ясность рассудка, она ничего не сможет сделать. И больше никогда не сможет. К чëрту. Не знаю, как у меня хватило сил удержать её, да и не хотелось об этом думать, но я предполагала, что это из-за моей уверенности... кое в чëм. Кое в чëм, что я поняла только сейчас, на живом примере, и намеревалась воплотить в реальность сразу как только проснусь. Осталось только понять, как это сделать. Но над этим даже думать не пришлось. Как только я закрыла последний замок ключом, который вместе со всей связкой тут же исчез у меня из рук, с новым ударом в дверь меня подкинуло и швырнуло куда-то, предположительно, очень далеко — будь это в реальности, таким броском можно было бы пушку через стену перекинуть. Ой, надо же, какие мы злые, прям страшно — не могу. До нескорых встреч. Надеюсь. С этой мыслью я, за неимением другого слова, влетела в своё тело, да так явственно, что аж прокатилась два кувырка по гнилому полу. Сердце колотилось во всём теле сразу, я была вся в ледяном поту, меня трясло, в голове до сих пор гремели раскаты её криков, а поясница тут же заявила о своём желании отвалиться от меня, поэтому я, быстрее, чем могла подумать, отодралась от пола и, согнувшись от боли, на дрожащих от ужаса руках подползла к Маркусу. Но даже сказать ничего не успела: он проснулся сразу же, стоило только тронуть его за плечо. — Что случилось? — очень стараясь не выглядеть сонным, спросил он, садясь на одеяле и сразу отмечая моë не слишком здоровое состояние и разбросанные по всему подвалу вещи. Я секунду помолчала, успокаиваясь, а потом заговорила: — Прости, что разбудила, тут такое дело... У меня спина... Вот какой урок ты преподала мне, да? Она контролирует мою регенерацию. Каким-то образом. Вот почему она всë это время работала как попало. Простреленное бедро она предпочла просто залечить, потому что в тот момент я была занята спасением своей шкуры и мне некогда было тратить время на самокопание, думать о собственной усталости, боли и прочем. Я закрылась от подсознательного и сосредоточилась на реальном, и у неё просто не осталось доступа ко мне. А вот сейчас другое дело. Стоило мне только получить более-менее серьёзное повреждение, не имея возможности ни на что отвлечься, она не преминула воспользоваться этим и, доведя меня до отчаяния и ослабив мой рассудок, тут же заявила свои права. Уверена, замешкайся я хоть на секунду дольше — и она просто разорвала бы меня в своей клетке к чёртовой матери. А потом открыла бы дверь и спокойно вышла. Боюсь представить, к чему бы это привело. И, к сожалению, это — как раз то, с чем я вряд смогу справиться сама. По крайней мере, сейчас. А значит, придётся наступить принципам на горло. Особенно в моём случае, когда «сама» — довольно растяжимое понятие. «Раз решила стоять на своём, так стой и терпи, упрямая ты овца» Ну что ж, как скажешь. — Ты спать хочешь? — спросил Марк, когда я смачно зевнула, закрыв рот руками. — Не очень. — Я тряхнула головой, сморгнув выступившие слëзы. — Всë равно не усну, пока не узнаю, что там дальше. — Дальше... ничего особо не происходило. Тысячу двести лет на острове стояла тишина. Относительная. — Марк жирнее обвëл угольком границы королевства. — Время шло, поколения сменялись. Исследования сыворотки то вспыхивали заново, то так же быстро угасали, потому что никто не хотел повторения той катастрофы, что случилась на материке. Люди просто старались выжить и сохранить то, что достигли за годы своего существования. Хотя бы сохранить. О прогрессе уж и речи особо не шло. Осваивать материк заново коренные островитяне не горели желанием, им было достаточно и своей земли, и даже с учётом беженцев голод не стал особой проблемой: почвы были достаточно плодородны, чтобы прокормить всех. Но всë изменилось спустя эти самые тысячу двести лет, когда тогдашний королевский род прервался. Династия сменилась, и на трон взошла семья Рейсс. Если быть точнее, восемьсот пятьдесят лет назад. Начало их правления стало точкой отсчёта времени на Инзельберге. Рейсс? Что-то знакомое... Где-то я слышала эту фамилию. Вроде бы Имир что-то рассказывала, но так сразу вспомнить не могу: слишком много мыслей в голове. — Никто точно не помнит, откуда они пришли, и спустя такое огромное количество лет невозможно установить, были ли они потомками беженцев или всë же произошли от коренного народа. Однако главным предметом слухов, споров и обсуждений стали их паранормальные способности. Якобы все, в ком течёт кровь семьи Рейсс, способны изменять или переписывать человеческую память. Я скептически подняла брови. — Чего?.. — Скажу больше: этот слух вскоре оказался правдой. — ЧЕГО?! Блин! Я зажала рот ладонями, и мы с Марком одновременно посмотрели наверх. Время было ещё раннее, но солнце потихоньку всходило, а значит гиганты уже проснулись. Мы обошли небольшую часть деревни перед тем, как заселяться в этот подвал, и не нашли поблизости ни одного, но это ещё ни о чëм не говорит: они могли где-то прятаться или просто прийти с другой стороны. Любой неосторожный чих — и этот подвал станет нашей могилой, потому что обрушить ветхий домишко нам на головы для любого титана проще простого. Так что сидим и не дышим. Выждав полминуты и не услышав ничего подозрительного, мы выдохнули, и я громко зашептала, замахав руками: — Как это «переписывать память»? Что это значит? Как это вообще возможно?! — Никто не знает. Говорю же, это было слишком давно. Их история всегда была окутана тайной, и почти все сведения о семье Рейсс уже тогда были засекречены, так что сейчас практически невозможно что-нибудь найти. Слушай дальше. Приход новой династии к власти здорово встряхнул общество, люди начали ждать перемен. Хоть на работы по изучению сыворотки и поставили негласное табу, но эта инициатива исходила прежде всего от беженцев, своими глазами видевших тот ад, который устроил Инзельберг на материке. Однако бóльшую часть населения всë ещё составляли коренные жители и их потомки, которые считали сыворотку едва ли не национальным достоянием и ратовали за то, чтобы продолжить разработки, выводить новые образцы, совершенствовать их. Таким образом, долгое время на острове зрел холодный конфликт, и появление на троне новой династии окончательно расшатало его. Король Рейсс встал на сторону беженцев, и любые исследования сыворотки стали официально запрещены. Естественно, восприняли эту новость в штыки. — Да почему? Зачем им это надо было? — Я в непонимании едва не схватилась за голову. — Они и так уничтожили почти весь мир, с кем ещё они собрались воевать? Вот же неугомонные! — Сложно сказать... — Марк задумчиво потëр лоб. — Тебе сложно это понять, вы всю жизнь видели врагов только в титанах, но тогда дело обстояло совсем по-другому. Клановая вражда, недовольство чужаками на своей территории, желание самоутвердиться за счёт своей родины — причины были разные. Вот поэтому идеи сплочения человечества появлением единого врага никогда не будут работать на практике. До тех пор, пока люди не перестанут ходить по земле, война не закончится. Никогда. В голосе Марка послышалась горечь, взгляд вдруг заметно ожесточился, пальцы дëрнулись, чтобы сжаться в кулаки, но он быстро взял себя руки и продолжил говорить как ни в чëм не бывало. Так быстро, что я даже задумалась, не показалось ли мне. — В общем, не то чтобы этот запрет на что-то повлиял. Естественно, исследования продолжались, но теперь подпольно и тайно, а потому очень медленно. Вслух этого не говорилось, но все прекрасно об этом знали, хотя политика короля Рейсса была в этом плане довольно жëсткой. Тех, кого удалось поймать, не казнили, но после выхода из тюрьмы эти люди, по рассказам очевидцев, менялись едва ли до неузнаваемости. В частности, полностью забывали обо всём, что было связано с изучением титанической сыворотки и от том, что они участвовали в этом сами. Отсюда и пошли эти слухи о способности стирать память. — То есть, это всё-таки осталось на уровне слухов? — не сбавляла своего скепсиса я. Марк посмотрел на меня со странным прищуром. — Это тебе сейчас легко говорить, ты просто не жила в то время. Тогда люди вовсе не знали, что по этому поводу думать и кому верить. — Так ты тоже не жил. — Верно. Но я много изучал. — Он пожал плечами. — У вас за стенами нет почти никакой информации о внешнем мире и его истории, тогда как у нас его в достатке. Я просто рассказываю то, что знаю сам, а верить мне или нет — решать тебе. Тем более, я ещё не закончил. — Ладно, всë, молчу. — Я подняла руки. — Давай дальше. — Итак, конфликт нарастал. Общество окончательно раскололось на две фракции: сторонники сыворотки и её противники. В первую входила, прежде всего, оппозиция и бóльшая часть коренного населения Инзельберга, недовольная королевской политикой. Вторая, естественно, включала беженцев и их потомков, а также королевскую семью. Кроме того, понятно, что не все коренные жители были повëрнуты на этой патриотической идее и ратовали за развитие сыворотки, нашлись и среди них те, кто предпочёл жить в мире, а не в войне, и тоже перешёл во вторую фракцию. Первые, считая, что разработка сыворотки — их священный долг и дело предков, которое они должны продолжить, стали называть себя шульдами. Должниками. А вот тех, кто выступил против этой идеи и пытался достичь мира, они заклеймили варритами. Предателями. Ну, а что случилось дальше, думаю, ты уже догадалась, учитывая, чьи формулировки в итоге прижились. — Что, короля свергли? — выстрелила я догадку. Марк довольно кивнул. — Серьëзно? Вот так просто взяли и свергли? А как же... — Его способность? Ну, тут она бы ему ничем помочь не смогла. Исследования были долгими и тяжёлыми, но шульды смогли-таки сделать огромный, просто невероятный прорыв в достижении своей цели по созданию идеального человеческого оружия. Около ста лет назад был впервые разработан третий уровень сыворотки, позволяющий человеку обращаться в гиганта по своему желанию и сохранять над ним контроль. Против такого королю противопоставить особо нечего было. Свергнутый и разбитый в пух и прах, двадцать четвёртого июня семьсот тридцать третьего года Рейсс вместе со своей семьëй и всеми сторонниками сбежал из столицы на север, а шульды отправили ему вдогонку толпу из нескольких сотен гигантов первого и второго уровней, обратив в них кучу варритов, не успевших убежать. Вчерашний праздник в Гевильте был как раз по случаю этой годовщины, потому что столица — это он и есть. Я замерла и перестала дышать, чувствуя, как немеют ноги, пока на меня медленно, тяжело и беспощадно наваливалось осознание. — Однако знаниями о составе сыворотки обладали не только они: в первую очередь вся информация, формулы и историческая хроника разработок находилась под контролем королевской семьи и хранилась в их архивах. Жена короля сделала всë, чтобы её семья успела спастись. Украв один из вариантов сыворотки, она сама превратила себя в разумного гиганта и сражалась до тех пор, пока её не разорвали в клочья. Дочери короля повели за собой людей и, воспользовавшись знаниями двухтысячелетней давности, вместе с ними обратились в пятидесятиметровых колоссов, замкнув три кольца вокруг города, который захватил их отец и переименовал в честь своей погибшей жены. Королеву звали Митра. А дочерей... — Мария, Роза и Шина?.. — пробормотала я и почувствовала, как голова пошла кругом. Знания из учебников, рассказы учителей и родителей, история Маркуса — всë смешалось в такую вязкую кашу, что меня едва не стошнило. А потом оно само собой начало потихоньку расставляться по полочкам. И когда всë сложилось, я вдруг поняла, что, несмотря на всю мою заинтересованность и внимание, весь рассказ Марка я всë равно подсознательно воспринимала как какую-то стороннюю историю. Как сказку, грубо говоря. А теперь эта сказка очень подозрительно и гладко легла на нашу жизнь и на нашу историю, и я только сейчас в полной мере осознала, почему. Потому что это и есть наша история. Откуда появились гиганты. Как образовались стены. Почему никто этого не помнит, хотя прошло всего чуть больше ста лет. Король Рейсс и его способность стирать память. Хистория. Потомок королевского рода. Хистория Рейсс. «Три принцессы падут при свете пурпурной зари». Три стены. Мария, Роза, Шина. В каждой стене замурована принцесса, а столица названа в честь королевы. Митра. Они пожертвовали собой, чтобы защитить короля и народ. Чтобы защитить нас. «И только четвëртая вам не позволит пройти». Четвëртая стена. Что за стена?.. Стена на границе острова, выстроенная две тысячи лет назад. Мы находимся на острове Инзельберг. Мы — потомки тех, кто уничтожил мир две тысячи лет назад. Твою да мать.