Маленький человек должен быть крепок, чтобы выжить среди больших. © Маргарет Митчелл «Унесённые ветром»
Деревню мы тогда покинули где-то в половине девятого — солнце ещё даже не начинало садиться. Затея была рискованная, но паранойя оказалась сильнее здравого смысла. Раз уже даже ночь не гарантирует нам стопроцентную безопасность, то смысл зря время и нервы тратить? В спешке собрались, перешли через реку (могли бы переплыть, но опасались намочить и испортить важные вещи типа патронов или записей с формулой сыворотки, так что Марку пришлось опять превращаться в гиганта) и выдвинулись в путь, взяв курс на северо-запад, как и планировали. На моё справедливое возмущение, что можно было бы пойти на восток и тогда не пришлось бы решать проблему с рекой, мой относительно знакомый с местностью товарищ заявил, что на западе больше лесов, в которых при случае можно спрятаться, в то время как восток весь в равнинах и холмах. Пришлось поверить на слово. Уходить от реки категорически не хотелось — мало ли, а вдруг мы по пути ни одного даже хиленького ручейка не найдём, где воду-то брать? Расстояние огромное, идти долго, а умереть посреди территории гигантов от жажды как-то уж совсем глупо. Марк на это выдал своё веское «разберёмся», и мне противопоставить было как-то нечего. В итоге, все максимальные полтора часа он протащил меня на своём гигантском загривке, остальное время бежали пешком, и, на наше счастье, больше нам никто под ноги не попадался. Под утро, едва успев перекусить, завалились спать в каком-то овраге, построив сверху шалаш из веток и листьев, вечером откопались и выдвинулись дальше. Короче, началась самая натуральная рутина путешественников, даже и рассказать особо нечего. Рана на спине, кстати, зажила в первый же день, так что нас ничего не тормозило в пути. Кроме, конечно, неугомонных комаров. Не днём, так ночью — нас кто-нибудь да пытается сожрать. Зато у меня было время подумать. Много времени и много вещей для обдумывания. История мира, которую Марк рассказывал мне в подвале заброшенной деревушки, не закончилась на побеге короля Рейсса, а лишь дала толчок для начала той истории, которую знает каждый от мала до велика, живущий внутри стен. Правда, с подробностями. Довольно интересными. Итак, все титаны — люди. Причём не просто люди, а наши же бывшие соотечественники, которых на нас все эти годы натравливали... грубо говоря, такие же бывшие соотечественники, но с извращённой моралью. После изгнания короля Гевильт, бывшая столица, превратился в республиканский город-государство, возглавляемый так называемым Советом четырёх и придерживающийся политики жёсткой диктатуры и тоталитаризма, и начал с нами эту длящуюся уже сотню с лишним лет войну. Если её можно так назвать. В гигантов тогда были обращены все противники захватившей власть оппозиции, не успевшие убежать, и сейчас этот метод практикуется в качестве высшей меры уголовного наказания. Все неугодные Совету люди приобретают статус политических преступников и отправляются в бесконечную ссылку за пределы гевильтской стены в облике титанов. То-то я думала, почему у них земля по периметру вся вытоптана. Они скидывали обращённых людей прямо со стены. И та тëтка-лаборант ещё нас варварами называла. Мол, у вас смертная казнь, а мы вот какие молодцы, что придумали. Просто кошмар. Да любая смерть будет в тысячу раз милосерднее такого исхода. Ублюдки. Поподробнее про правящую верхушку. Совет четырёх — это семьи-потомки четырёх революционеров, которые сто лет назад возглавили оппозицию, изобрели третий уровень сыворотки и подчинили себе силу гигантов, а также свергли с её помощью короля Рейсса. Вот как раз здесь и начинаются интересности. Звали этих четверых деятелей Джон Крюгер, кто-то-там Фогель (вроде Магнус, дай бог памяти всё это запомнить), Андриана Хольте и Дорвальт Йегер. Как-то слишком для простого совпадения, нет? Первые два имени мне ни о чём не сказали, а вот остальные два заставили крепко призадуматься. Вроде думаешь, ну что тут такого? Фамилия «Йегер» не то чтобы прям уж очень редкая, да и однофамильцев иметь никто не запрещал. Вот только Гриша Йегер начал вызывать у меня подозрения ещё в Тросте, когда выяснилось, что он причастен к появлению у Эрена силы разумного титана. Связать родного сына верёвками и насильно вколоть какую-то гадость — явно не самое здоровое проявление отцовской любви. Это во-первых. Во-вторых, его тот самый таинственный подвал, от которого, судя по всему, сейчас зависит судьба чуть ли не всего человечества. Ну и в-третьих — куда он запропастился на все эти годы? Доктор Йегер определённо в чём-то замешан. Связано ли это как-то с тем, что он может быть родом из Гевильта — города, где и была изобретена титаническая сыворотка, — вопрос. Ладно, это ещё не самое странное. Вот момент с Андрианой Хольте меня сильно заинтересовал. То, что мою сестру звали так же, как жившую сто лет назад революционерку — это ладно, можно как-то оправдать тем, что наши родители просто хотели подарить первенцу красивое и необычное имя. Но. Андрэ, судя по всему, всей душой ненавидела Гевильт. И Андрэ всегда, сколько я её помню, ненавидела своё имя. Уж не вытекают ли эти факты друг из друга? Плюс ко всему, есть вероятность, что наша семья когда-то пришла за стены как раз из Гевильта, будучи изгнанной за что-то (если я правильно поняла тот короткий разговор между Андрэ и Зиком), и вот тогда всё собирается в единую картину. Если мать с отцом были родом из этого города, то, естественно, они знали имя одной из четырёх великих революционеров и, видимо, решили назвать дочь в её честь. А если Андрэ ненавидела Гевильт за то, что нашу семью изгнали, то, понятное дело, ненавидела и всё, что с ним было связано. В том числе и Андриану Хольте — одну из тех, кто приложил руку к превращению города в то, чем он является сейчас. И ту, чьим именем её наградили. Что ж, теперь понятно, почему её так корёжило, когда к ней обращались по полному имени. Я её, конечно, не оправдываю, но в этом хотя бы могу понять. Короче, ситуация складывается весьма и весьма интересная. Хотя, не могу сказать, что я от неё в восторге. Скорее, в бешенстве... И, не буду скрывать, в растерянности. Гевильт — чёртова фабрика по производству гигантов. Мы сто с лишним лет жили под их гнётом в бесконечном страхе, мы потеряли столько жизней, столько невинных людей, которые к этой вековой вражде не имели вообще никакого отношения, — и всё из-за чего? Из-за тупых непомерных амбиций кучки обнаглевших от собственной силы и власти уродов, сидящих у них в верхушке? И вы хотите сказать, что этот проклятый гадюшник — моя настоящая родина? Это просто уму непостижимо. Одна мысль, даже малюсенькое допущение, что я могу быть родом из этого города, приводит в какой-то ужас, смешанный с отчаянным бессилием и яростью непонятно на кого. Я всю жизнь прожила за стенами. Я ненавидела их и ненавижу до сих пор, но не могу отрицать, что там — мой дом. Там жила моя семья, вырастившая меня как родную дочь, там я встретила своих друзей детства и товарищей по оружию, там я научилась сражаться. А сейчас эта крохотная деталь перевернула всю мою жизнь и моё восприятие себя с ног на голову. Я ощутила себя чужой. Самозванкой. А самое обидное и страшное — я не могу никак ни доказать, ни опровергнуть это. Потому что я не помню целых шесть чёртовых лет своей жизни, и с этим просто невозможно ничего сделать. Я окончательно перестала понимать, кто я. Сейчас моя цель — поднять архивы и самостоятельно раскопать историю нашей семьи и свою в частности. Благо теперь я знаю, что именно ищу. А именно: нужно влезть в наш старый дом, подвал которого две недели был моим персональным адом, и изучить всё, что смогу найти из записей родителей и Андрэ, если они там остались — а они сто процентов остались, учитывая, как трепетно сестра относилась к их наследию: выкидывать она бы точно ничего не стала, а собирались мы тогда в спешке, поэтому она взяла только самое важное. Это первое. Второе: добраться до дома Эрена и обшарить его подвал. Вот весело будет, если я сделаю это раньше, чем весь разведкорпус, командор Смит себе все локти искусает! В том потерянном воспоминании тётя сказала, что мне обязательно нужно туда попасть, а учитывая, что времени дать мне напутствие у неё тогда было мало, она не стала бы говорить о чём-то неважном. Значит, надо проверить. Плюс, опять-таки, мои возникшие подозрения по поводу отца Эрена и того, кто он такой и как связан с потомками Дорвальта Йегера в Гевильте. И связан ли. Если тётя Джоди действительно что-то знала или подозревала, то можно объяснить и её прохладное отношение к Эрену, и то, что она акцентировала моё внимание на подвале его отца. «Там ты найдёшь ответы на свои вопросы»… Очень надеюсь, тётушка. Больше мне ничего и не остаётся. А, ну и третье: найти тётин дневник, про который рассказал Джим Джойс. Загадка того, каким образом она двадцать лет назад оказалась в Гевильте, до сих пор не даёт мне покоя, а теперь ещё и наложилась на проблему происхождения моей семьи, — она ведь родная сестра моего отца. Если уж там я ничего толкового не узнаю, то не узнаю больше нигде. Всё-таки тётя была достаточно сентиментальной, так что не удивлюсь, если она хранила этот дневник целых двадцать лет. Да, планы, конечно, грандиозные, но сначала надо добраться до Шиганшины. Желательно, живыми, относительно целыми, со здоровой психикой и при всех конечностях. И эта проблема — пока что самая, мать её, большая. В особенности часть про психику. Но об этом потом. Вернёмся же к нашим баранам. Точнее, к Совету. Сейчас каждая из четырёх правящих семей имеет, грубо говоря, свою зону ответственности. Самая, наверное, важная для города задача — разработка и исследование сыворотки — лежит на семье Хольте, эдаких местных умниках и настоящем кладезе информации о феномене гигантов в принципе. Какое совпадение, однако. Правопорядком, полицейским надзором и уголовно-исполнительными процессами занимаются Крюгеры — суровые и неприступные, вроде как потомки благородных рыцарей, служивших последним королям Инзельберга, когда он ещё им был. Йегеры ответственны за разработку образовательных программ, просветительскую деятельность, педагогику в целом — и, кто бы мог подумать, народную пропаганду. Куда ж без этого. Можно сказать, все цепи от ошейников, в которые закованы жители Гевильта, держат в своих руках потомки Дорвальта Йегера. Ну и четвёртые, Фогели, занимаются решением государственных вопросов и непосредственно городским управлением. Но и это ещё не всё. Всю эту сотню лет в каждой из четырёх семей по главным ветвям передаются по наследству четыре самых первых разумных гиганта, как дань памяти предкам и их «подвигу». Ага. В огромных таких, жирных кавычках. Да в обществе миротворцев одни самоубийцы собрались! Что такого они могут противопоставить этой силе с теми ресурсами, что у них есть сейчас, я решительно не понимала, и эти мысли только сильнее подгоняли меня вперёд, чтобы добраться до стен как можно скорее. Боюсь, как бы Джойс ни хотел свергнуть правительство Гевильта, без нашей помощи они вряд ли смогут чего-то добиться и выйти сухими из воды, а значит, нужно как можно скорее вернуться и выполнить его просьбу: насесть на короля и добиться сотрудничества с миротворцами и раскрытием правды о внешнем мире. Правда, сомневаюсь, что всё пройдёт гладко с первого же раза, да и товарищам придётся очень долго всё объяснять, разжёвывать и доказывать, но... ладно. Я всё ещё не знаю, что сейчас происходит за стенами, что стало с разведкорпусом после провального рейда в Стохессе, поэтому размышлять обо всём этом не имеет смысла. Будем обмозговывать всё вместе, когда я вернусь. А я вернусь, уж поверьте. Так вот, гиганты, передающиеся по наследству в четырёх правящих семьях Гевильта хоть и носят больше ритуальный характер, но всё равно — нехилый такой туз в рукаве и достаточно авторитетная боевая мощь. Была. Пока около двух месяцев назад гигант, принадлежащий семейству Фогель, не был украден. И руку к этому приложили — угадайте кто? Правильно, наши доблестные и безрассудные друзья из общества миротворцев. Как всё это было. Можно предположить, что носителями гигантов являются главы семей, которые и входят в Совет четырёх, но тут всё было обставлено чуть хитрее. Вся эта история в целом очень мутная, и большая часть общеизвестных фактов об этих наследуемых титанах ходит в народе скорее на уровне слухов, — очень уж они пекутся о своей безопасности. Возможно, что-то подозревают и боятся. И по этой причине информация о том, кто в каждой семье является шифтером, держится в строжайшем секрете. Это может быть престарелая мать предыдущего главы семейства, на которую ни в жизнь никто не подумает, нынешний глава (хочешь что-то спрятать — прячь на виду), нелюбимый ребёнок — в общем, кто угодно. В случае Фогелей это как раз оказался последний вариант. Штефан Фогель, юноша лет двадцати с небольшим, был тем ещё паршивцем и кутёжником — сплошная головная боль и нехилое такое пятно на репутации собственной семьи. И вот как-то раз он умудрился засветить свою способность, когда на одном из светских мероприятий случайно поранился и небольшая царапина тут же начала регенерировать. Благо он вовремя спохватился и смог скрыть этот казус дымом от сигары, так что никто ничего не заметил. Кроме глазастых миротворцев. А ещё достопочтенный наследник не гнушался в тайне от всех посещать, кхем, публичные дома. Естественно, не раскрывая своей личности, а потому почти без охраны. Вырубить его, пока он ничего не понял и не успел превратиться, и утащить в подвал неприметной таверны «Голова варрита», очень удобно располагавшейся прямо в том же квартале, не составило особого труда. Ну а там применение ему нашли быстро. Гигант, передававшийся в семье Фогель, обладал способностью формировать кристаллообразное вещество в длинные копья, которые могут принимать любой вид и размер по желанию носителя, а также возможностью покрыть шипами любой участок тела и создать смертельно опасную броню. Кроме того, строение его челюсти позволяло ему внятно разговаривать, а повышенная лёгкость оболочки обеспечивала быструю скорость разложения после покидания носителем уязвимого места на загривке. Этот титан был высотой в четырнадцать метров и, как и другие титаны третьего уровня, имел что-то вроде кодового имени — «Копьеносец». И нынешний его носитель сейчас тащит меня на своём огромном плече по очередным лесным зарослям, продираясь сквозь ветки и распугивая страшным топотом всяких ночных зверушек. Мда. Я-то думала, с чего вдруг ему, такому красивому и умному, стали бы просто так гиганта выдавать. А ему и не выдавали — он сам взял. Маркус Гроссер, хоть и проходил в своё время обучение на кандидатов в воины, не принадлежал к числу официальных шифтеров, куда входили, например, Райнер со товарищи: ни о нём, ни о его новоприобретённых способностях не был в курсе никто из нежелательных лиц. Его знали как сына Фуллера Гроссера, четыре года назад казнённого за участие в революционном сговоре, а потому держали на виду и на коротком поводке, хоть и не могли не отметить его выдающиеся таланты, проявленные во время воинской подготовки. Его мать после смерти мужа ушла в глубочайшую депрессию и совершенно потеряла интерес и к жизни, и к себе, и к собственному сыну, и пятнадцатилетий Марк, возненавидев правительство и его прогнившую идеологию, ударился в изучение мировой истории, сблизился с другом отца, таким же революционером, Якобом Хассбергеном — тоже уже известным мне персонажем, — и оказался втянут в революционный заговор. Хотя, как сказать втянут... Он примкнул к миротворцам по собственной воле, его жажду мести и готовность пойти на такой огромный риск можно понять, да и вообще, не мне его судить. Ну а дальше уже известная история: год назад по рекомендации Якоба Марка приняли на службу в главную тюрьму Гевильта на должность стражника, и они вдвоём принялись активно сливать информацию об её внутренних делах. И, что самое важное, ни разу не попались. Иначе, думаю, я бы сейчас всё это не рассказывала. Там наши пути и пересеклись. Свою историю Маркус рассказывал абсолютно бесстрастным тоном, таким же, как и историю мира до этого, но я видела, как его гложет собственное прошлое. Тень отца, которая легла чёрным пятном на его жизнь и судьбу, на жизнь его матери, отчётливо виднелась в серьёзных не по годам (ему ведь всего девятнадцать) глазах, плотно сжатых губах, хмурой складке на лбу и строго выпрямленной спине. Марк по собственной воле решил нести на себе этот крест, и его непоколебимая решимость добиться справедливости и завершить дело отца читалась в каждом его движении, в каждом взгляде и коротко брошенном слове. Это многое для меня прояснило, в том числе его прошлый фортель по поводу «долга». Вся его жизнь — один сплошной долг, чего уж тут говорить. Честно говоря, я видела в нём Эрена. Даже не так: он каким-то поразительным образом сочетал в себе черты всех моих друзей, и это здорово играло на моих и без того расшатанных нервах. Своей упёртостью и целеустремлённостью он был похож Эрена, а выдающимися навыками и спокойным характером напоминал Микасу. От Армина же в нём присутствовала довольно чувствительная реакция на собственные слабости. Во всей этой эпопее с наследными титанами была парочка маленьких, но довольно важных загвоздок. Первая: эти титаны могут функционировать в полную силу только при передаче кровным наследникам. Не знаю, зачем великая четвёрка решила провернуть сто лет назад такой фокус — смысл красть этих титанов, если позже их потомки всё равно изобретут дофига вариантов сыворотки, дарующей разумным гигантам самые различные способности? К примеру, Копьеносец, конечно, крутой, но тот же Колосс явно помощнее будет. В любом случае, как раз по этой причине Маркус не может использовать силу украденного у Фогелей титана на сто процентов, и из-за этого очень переживает, хоть и, конечно, старается этого не показывать. Но я, восемь лет дружащая с Армином Арлертом, научилась распознавать подобные эмоции с ходу. Марк чувствует себя слабым в сравнении с теми способностями, которыми может обладать, и с той пользой, которую он мог бы принести нашему побегу — ведь тогда нам не составило бы труда добраться до Марии всего за какие-то несколько часов, максимум за сутки. А когда я начинала переубеждать его в обратном и просить не издеваться над собой, он только злобно отмахивался. Но злился он не на меня, пристающую со своими бесполезными попытками помочь, а на свою бесполезность. Разговаривать с ним в такие моменты без толку — проще уговорить скалу подвинуться. Поэтому я каждый раз тяжело вздыхала, когда он, выбираясь из загривка титана, вытирал кровь под носом, думая, что я не вижу, и молча протягивала ему бурдюк с водой. Как ни странно, себя я в нём видела тоже. Касательно проекта «Воин», кстати. Зачем его развернули, для чего заставили малолетних солдат вторгнуться за стены и перебить кучу народу, меня интересовало очень сильно. Если вкратце, ситуация с оппозицией в Гевильте за последний десяток лет здорово обострилась — куда сильнее, чем, по словам Маркуса, трубит по всем углам пропаганда. Да, общество миротворцев насчитывает всего четырнадцать человек, но это только те, кто решил бороться в открытую. На самом же деле народные брожения в городе сейчас происходят довольно сильные, всё больше людей начинают критиковать власть и её методы — правда, не вслух и, как правило, не выходя из дома: отправляться на бесконечную прогулку по землям титанов никому не хочется. Некоторые, чуть посмелее, не примыкают к оппозиции открыто, но втихую помогают ей по мере возможностей. Как, например, хозяйка публичного дома, откуда пропал Штефан Фогель. Это происшествие, кстати, не было афишировано никак. Фогели, нервно вытирая лбы, заявили, что младший сын тяжело болен и в ближайшее время не сможет показаться в обществе, а сами с помощью Крюгеров устроили масштабные проверки и чистки. Проверяли всех, кого только можно: и гражданских, и госслужащих, начиная с высших чинов, вот только людей было слишком много, а Маркус — обычный рядовой тюремный стражник. Мы сбежали из города раньше, чем до него дошла очередь, так что ему банально повезло избежать расправы. Хотя, повезло или нет — тут уж как посмотреть. Короче говоря, ситуация в республике была крайне нестабильная. Совет четырёх закручивал гайки всё сильнее, затягивал цепи всё туже и стремился взять под контроль вообще всё, до чего только могли дотянуться его загребущие руки. Тогда-то и вспомнили про изгнанного сто лет назад короля Рейсса. В частности, про его способность переписывать память. Помните, я говорила, что в ситуации с наследными титанами была парочка загвоздок? Так вот, вторая заключалась в том, что изначально их вообще-то было пять. Формула пятого титана была в своё время создана как раз на основе ДНК членов королевской семьи: один из отпрысков побочной ветви, родственной Рейссам, воспротивился их политике и самовольно перешёл на сторону оппозиции, оказав учёным посильную помощь в разработке этой сыворотки и предоставив весь необходимый биоматериал. Ему выразили бесконечную благодарность, а потом, после завершения всех исследований, оперативно убрали, обставив всё как несчастный случай, но это уже детали. Вот сейчас следите за руками. Как мы помним, каждый, в ком течёт кровь Рейссов, обладает способностью изменять человеческую память. Вроде как. Опять-таки, не в обиду Марку и его помешательству на истории, но мне до сих пор в эту паранормальщину верится с трудом. Так вот, как выяснилось позже, этот самый пятый титан оказался полностью бесполезным. Так же, как другие четыре гиганта проявляли свою полную мощь только при передаче кровным наследникам, этот гигант просто... не работал. Решающую роль здесь сыграла привязка к королевской крови, поэтому при попытке других носителей воспользоваться его способностью ничего не происходило. Эксперимент оказался неудачным, и про него все забыли. И именно этого, пятого титана украл сто лет назад король Рейсс, запершийся за тремя кольцами стен, и именно за ним открыли охоту жадные до власти ублюдки из Совета четырёх. Логика их была следующая: за сто лет технологии в изучении титанической сыворотки ощутимо продвинулись, а способность к изменению памяти и контролю над человеческим разумом Совету сейчас смертельно необходима. Может быть, современная наука сможет как-то убрать привязку на крови, может быть, получится ещё как-то модифицировать этого титана, — это всё дело десятое. Самое главное для них — вернуть пятого изначального гиганта в Гевильт. Неважно, как. В общем, здорово у них пригорело, раз они решились на такие радикальные меры. То, что Рейсс так отчаянно желал сохранить в тайне секреты своей семьи, теперь сыграло против них, и они, позорно поджав хвосты, начали пытаться вернуть то, от чего сами же и избавились. Однако миссия требовала осторожности и полной секретности. В стенах вместе с тремя принцессами были замурованы тысячи, десятки тысяч огромных колоссов, спящих беспробудным сном на протяжении сотни лет. Но — спящих. Не мёртвых. Всего один намёк на поползновение республиканских войск на территорию стен — и колоссы, выйдя из векового заточения, сровняют с землёй всё на своём пути: и Гевильт, и остатки всего остального мира за пределами острова. Эта последняя угроза короля Рейсса всё это время висела над городом огромной чёрной тучей, и Совет, не решаясь действовать, сидел себе смирно и особо не рыпался. Максимум, что он мог себе позволить — выбрасывать на территорию острова пачки новых гигантов, но не больше. А вот сейчас они решили сделать свой ход. «Воин» — это государственный военный проект, созданный отдельно от действующей армии Гевильта. Что-то вроде нашего кадетского училища, только элитного. Туда даже рекрутов отбирали по схожему принципу — дети до пятнадцати лет, разве что отсев проводился жёстче: поступали в итоге по большей части кандидаты с уже имеющейся хорошей физподготовкой и те, чьи родственники не были замечены ни в чём... противозаконном. Ну и, вроде как, в детском организме сыворотка лучше усваивается. А ещё детям легче запудрить мозги пропагандой, ага. Самым лучшим присваивали статус воина и давали в награду силу уникального гиганта, а члены их семей становились почётными гражданами Гевильта и обладателями различных льгот и привилегий. Те, кому повезло меньше, шифтерами не становились, но получали рекомендации на службу в госучреждениях (как Марк, например) и всякие другие плюшки. И вот как раз среди воинов пять лет назад отобрали лучших из лучших в количестве четырёх человек для секретной военной операции в королевстве трёх стен. Ими были как раз-таки Райнер, Бертольд и Анни, плюс ещё какой-то четвёртый, который, как сказал Марк, погиб ещё на подходе к стенам. То есть, нам, вроде как, даже повезло, что не все дошли. Ага, повезло... как утопленникам. Собственно, цель операции — проникнуть за стены и выкрасть у нынешнего короля силу пятого гиганта. И как бы... всё. Ну и, косвенно, уничтожить всё население стен, иначе они бы не стали рушить стену Мария. Насколько Маркусу было известно, ребята получили приказ, согласно которому могли вернуться домой, в Гевильт, только с захваченным гигантом, поэтому они и торчали за стенами пять лет, кося под своих и с непрошибаемыми лицами выслушивая наши рассказы про атаку на Шиганшину, сочувствуя нам и нашему горю. Твари. Нет, их можно понять, учитывая, какое давление на них оказывалось правительством и какие сказки им про нас рассказывали, но... я не могу. Я пытаюсь их понять, честно пытаюсь, но пока не могу. Правда, с чего вдруг они начали охоту на Эрена, я не врубилась, да и Марк был не в курсе: не будучи официальным воином, он довольно многого просто не мог знать. А потом им, вроде как, выдали ориентировку ещё и на меня. И Райнер с Бертольдом, сцапав меня прямо из лап Андрэ, использовали как билет домой. То, как Бертольд сказал «Райнер... Мы дома» на подходе к Гевильту, говорит само за себя. Ну и вот так плавно мы вернулись в настоящее время. Всю эту эпопею Маркус рассказывал мне на протяжении нескольких дней, и сказать, что я в полнейшем афиге — это ничего не сказать. Конечно, я знала, что история мира не ограничивается той бредятиной, что нам за стенами талдычили сотню лет, но такого масштаба я даже вообразить не могла. Информации — просто вагон, она едва не выливалась через уши, не помещаясь в голове, и всё свободное время я обмозговывала её и измеряла глубину дерьма, в которое вляпалась, покинув спасительные пределы стен. Я исполнила часть своей детской мечты и вышла во внешний мир, а он со всего размаху дал мне по лицу. Но одну вещь я уяснила максимально чётко. Гевильт больше не представляет той угрозы, что пять лет назад. Он загибается от внутренних проблем — оппозиция, народные брожения, потеря контроля над людьми, — и начинает прогибаться под проблемами внешними. Среди них: пятый первородный гигант со способностью контролировать разум людей и, возможно, гигантов. Эрен, который по непонятной причине стал основной целью группы гевильтских воинов, но явно неспроста — значит, что-то интересное и в нём может скрываться. И я. Человек со стопроцентной устойчивостью к сыворотке, который одной каплей крови может сокрушить весь Гевильт до основания. Причём это даже не мои слова. Как вам, а? По-моему, круто. В общем, шансы на лучшее будущее какие-никакие вырисовываются. Осталось только добраться домой. И выжить. Было бы неплохо.* * *
— Блин, я ведь как знала, что добром это не кончится... Отфыркиваясь от вонючего горячего пара и обливаясь потом, я кое-как распиливала сразу двумя ножами мышцы гиганта, на самом деле только больше стачивая их о твёрдую плоть. Маркус, которого я уже минут десять пытаюсь выковырять из шеи Копьеносца, врос в него намертво и никакого участия в собственном освобождении не принимал, потому что всё это время был без сознания, истекая кровью из носа. Вздохнув, я запрокинула голову, чтобы перевести дух. — Ну и что мне прикажешь теперь делать? Холодная жёлтая заря расползалась по небу с востока, первые солнечные лучи гасили звёзды, разгоняли утренний туман и пробуждали гигантов. В километре от нас виднелась кромка леса, до которого мы чуть-чуть не успели добежать, а я сидела посреди голой зелёной равнины на спине разлагающегося Титана-Копьеносца и проклинала сегодняшний день, в который с самого начала всё, что могло пойти не так, пошло, чёрт возьми, не так. Десятую ночь нашего турпохода мы встретили примерно в трёхстах километрах от Гевильта с почти пустыми бурдюками. Спали в корнях одного из гигантских деревьев, укрывшись ветками и опять упаковавшись, как селёдки в банку, поэтому Марк своими локтями отдавил мне все рёбра и наставил синяков. Они, правда, почти сразу зажили, но менее болючими от этого не были. А с учётом дурацких кошмаров, которые, к слову, снились мне всю эту неделю после ночёвки в Целле, я опять не выспалась. Проснулись почему-то все покусанные, нашли рядом с деревом не замеченный поначалу от усталости и желания поскорее завалиться спать огромный муравейник. Кое-как собрались, злые и сонные, двинулись пешком в надежде найти хоть какой-нибудь ручеёк или родник, но и в этот раз нам не повезло — мои плохие опасения всё-таки подтвердились. К четырём утра закончилась последняя вода. Было принято решение Марку опять превращаться и сажать меня на плечо. Пробежали положенные полтора часа и обнаружили, что солнце уже начало вставать, а мы застряли посреди равнины, где даже кустов нормальных почти не росло. Был вариант выкопать яму прямо в земле и углубить её не вниз, а в сторону, как мы уже делали позавчера, но тогда рыхлая почва почти сразу вся обвалилась нам на головы, потому что какой-то трёхметровый весельчак решил устроить над нами танцевальное представление, не иначе, судя по грохоту. А потом ещё и провалился в эту яму и застрял, перегородив нам путь наверх. В общем, на те же грабли решили не наступать. До ближайшего леса бежать на своих двоих слишком далеко, а потому рискованно, плюс воды нет. Поэтому Маркус решил плюнуть на собственные пределы и бежать до упора на максимальной скорости, надеясь успеть до того, как проснутся первые гиганты. Ну и, как вы уже поняли, затея успехом не увенчалась. Его хватило минут на двадцать. Копьеносец рухнул ничком, даже не затормозив, будто его кто-то выключил, и я едва не улетела с его плеча, но, уже готовая к этому, сразу кинулась распарывать загривок. Маркус внутри мало того что был в отключке и выглядел откровенно фигово — бледный, как сметана, и с идущей из носа кровью, — так ещё и по непонятной причине слился с оболочкой куда сильнее обычного. Поэтому, чтобы его оттуда выковырять, пришлось здорово потрудиться, благо здесь быстрая скорость испарения его гиганта сыграла мне на руку. Наконец, когда последняя удерживающая его мышца лопнула, я спрятала ножи, крепко обхватила бедолагу за торс обеими руками и рванула на себя, но не рассчитала силу, и мы кубарем скатились с огромного разлагающегося плеча прямо в мокрую от росы траву. Марк, без сознания ещё более тяжёлый, чем обычно, грохнулся на меня всем весом и опять от души заехал локтем по рёбрам. Как же я ненавижу этот грёбаный день! Чертыхнувшись, я осторожно спихнула его с себя, перевернула на спину, чтоб он не валялся носом в земле и, не давая себе передышки, вскочила на ноги. Нервно огляделась — вроде никого. С другой стороны, мы на равнине, так что засечь гиганта не составит труда. Убежать от него — вопрос другой, ну да ладно. Едва не взвыв от боли в спине от удара о землю, наклонилась, повозила руками в траве, собирая холодную росу, и протёрла лицо. Вроде стало получше, голова прояснилась. Проделала то же самое, только теперь вытерла у Марка кровь из-под носа. Выпрямилась, обтёрла ладони о штаны и, уперев руки в бока, посмотрела в сторону чернеющего в лёгкой утренней дымке леса. С высоты, конечно, было видно лучше, но — да, где-то около километра осталось добежать, может, даже чуть меньше. И, как бы мне ни хотелось дать Марку в лоб за его непробиваемую упрямость, он всё же большой молодец, что смог сократить расстояние всего до одного километра. Если бы не эти двадцать минут, которые он буквально выжал из себя, нам сейчас пришлось бы худо. И этот километр мне предстоит преодолеть в одиночку, таща его на спине. Потом найти укрытие, желательно источник воды, и ещё... Сзади раздался грохот. Я подскочила, как ошпаренная, и обернулась, чувствуя, как всё тело бросило в жар от испуга. Вскинутое ружьё нацелилось на пустоту. Никого. Но лучше от этого не стало. — Да вы издеваетесь. — Я обречённо опустила двустволку, наблюдая, как огромная чëрно-сизая туча, похожая на вату, пропитанную чернилами, стремительно надвигается на нас с юга. С той стороны, куда мы всю дорогу не смотрели, а потому просто не заметили. Вдалеке уже кое-где прорывался дождь, сверкнула молния — и снова глухо громыхнуло. Порыв холодного ветра примял высокую траву, с хлопаньем взметнул мою накидку и хлестнул волосами по лицу. Поморщившись, я отвернулась и с тяжёлым вздохом присела на корточки рядом с лежащим в траве Маркусом, решительно не понимая, что теперь делать. Впервые за все эти адские пять недель я осталась совершенно одна. Прекрасно. Просто, блин, замечательно. О том, чтобы героически тащить Марка на своём горбу, даже речи не шло — он, как выяснилось, весит намного больше меня, я с ним и десяти шагов не пройду. Точнее, пройду, но в ситуации, когда для нас критически важна скорость, этот вариант точно не катит. Пришлось импровизировать. Вспомнились зимние учения в кадетке. Из тонкого одеяла получилось неплохое подобие саней, на которое я уложила Гроссера, завернув в его собственный плащ и положив сверху его вещмешок. Вторым одеялом я, как могла, привязала его к «саням», чтобы он не сполз по дороге. В одном из его подсумков нашла верёвку, один конец завязала вокруг края одеяла крепким узлом, второй перекинула себе через плечо. Оглядела получившуюся конструкцию. Мда... Выглядит вообще не надёжно, Марк соберёт задницей все кочки по пути, но это лучше, чем ничего. Впереди небольшой спуск, трава мокрая и скользкая от росы, так что дойти должны быстро. Поправила ружьё на другом плече, ещё раз окинула взглядом округу — и выдвинулась в путь. Вскоре заметно потянуло холодом. Верёвка больно врезалась в плечо, горло пекло от жажды, я путалась ногами в проклятой повители и чудом не поскальзывалась, но упорно тащила Марка за собой, искренне надеясь, что он не заболеет — одеяло тонкое, поэтому снизу вся его одежда, скорее всего, уже насквозь мокрая. Да, надо будет всё-таки костёр разводить, особенно с учётом надвигающегося дождя. Где бы такое хорошее место найти... Деревья впереди были похожи на огромные торчащие из тумана чёрные пальцы, и я, шарахаясь от каждого раската грома за спиной, медленно приближалась к ним. Первые капли дождя застигли нас ровно в тот момент, когда трава под ногами сменилась на сухие ветки и жухлую листву. Лес встретил нас полной тишиной. Только дождь тихо барабанил по листьям, да какая-то птица вспорхнула с ветки, когда я с явным облегчением сбросила верёвку и устроила Маркуса в небольшой яме под поваленным деревом. Наломав веток, чтобы прикрыть его, я ловко забралась на замшелое бревно и огляделась с высоты. Итак, первостепенная задача выполнена — до леса мы добрались. Что дальше? Искать убежище, очевидно. Деревья здесь хоть и старые, но не особо большие, так что под корнями в этот раз спрятаться не получится — таких пустот, чтобы вместить нас обоих, здесь просто нет. На худой конец сойдёт какой-нибудь овраг, да хотя бы яма вроде той, куда я упихала Марка. Пофиг, с этим разберёмся. Меня больше волновало то, что придётся на время оставить его здесь. Таскать за собой по лесу такую тяжесть не имеет смысла: тут уже нет скользкой травы, я только зря время потеряю. Логичнее будет сначала в одиночку найти укрытие, а потом уже перенести его туда, но я боялась даже на шаг от него отойти. Почему? А вот это очень хороший вопрос. Всё это время рядом со мной кто-то был. Кто-то, кто мог прикрыть мне спину... и за чью спину я могла спрятаться. Имир помогала мне в гевильтской тюрьме, с Маркусом мы бежим рука об руку последние десять дней, да даже Андрэ в Шиганшине была рядом со мной. Я скривилась, вспомнив, как инстинктивно шагнула ей за спину, когда нас окликнул Райнер. Даже при всей своей ненависти к сестре я искала в ней защиту. Я — солдат, переживший три года тренировок под началом Кита Шадиса, переживший битву в Тросте, переживший пятьдесят седьмую экспедицию, — трусливо поджимаю хвост и прячусь за чужими спинами. Мерзко. Противно. Отвратительно от самой себя. Теперь рядом нет никого. На целые десятки, сотни километров вокруг нет никого, кроме меня. И, разумеется, гигантов. Прятаться негде. Помощи ждать неоткуда. Я должна спасти свою жизнь сама. Рядом щёлкнула ветка, и я, подскочив на месте, только сейчас поняла, с какой силой сжала зубы, почти до хруста — челюсти заныли, когда я их расслабила. Тёмный куст, выглядывающий из-за соседнего дерева, показался мне головой ухмыляющегося титана, и я едва сдержалась, чтобы не завопить в голос. Не передать словами, как же мне, чёрт подери, страшно. Очередной раскат грома согнал меня с бревна — я опасалась, что если вздрогну ещё раз, то просто поскользнусь на нём. Дождь усиливался, запахло сыростью и мокрым деревом. Накинув капюшон, я нервно вытерла руки о штаны, проверила Маркуса под ветками, крепче стиснула ружейный ремень и двинулась в чащу леса. Нихрена я не разглядела с этого бревна — можно было сколько угодно там стоять и убеждать себя, что я просто осматриваюсь, а вовсе не пытаюсь потянуть время, потому что мне страшно, да так, что живот судорогой сводит. Кого волнует, что мне страшно? Да никого, блин! Да, я осталась в полном одиночестве посреди внешнего мира, где ко мне настроены враждебно даже цветочки на полях, — и что теперь, ложиться в могилу и помирать? Щас, ага. Ладно, даже если я вдруг сейчас встречу гиганта, так просто меня сцапать у него не получится: лес густой, плюс дождь идёт. Пока он проберётся ко мне через деревья, я десять раз успею убежать. А вот Маркус сейчас лежит беспомощный на окраине леса, прикрытый парой жалких веточек, и до него титаны доберутся без особых проблем. Так что двигай ногами, Лихтерманн, и прекращай ныть! В Тросте ты тоже осталась одна, так мало того, что выжила — ещё и продралась через весь город, по пути спасла мальчишку и зарубила девианта. Так чем же этот чёртов лес отличается от кишащего гигантами города? — Там у меня хотя бы было УПМ, — пробормотала я с нервным смешком. Внутренний монолог помог мне немного успокоиться, поэтому я, на всякий случай оставляя ножом метки на деревьях, уже смелее зашагала дальше. Минут пять ничего не происходило. Громыхать стало совсем рядом, дождь усилился с заделом на нехилый такой ливень, солнце целиком скрылось за чёрными тучами. Надо бы поторопиться. Но кроме деревьев и густого подлеска ничего, где можно было бы спрятаться, на глаза не попадалось. Заранее собирая для костра ветки, которые не успели намокнуть, я очень удивилась, когда в кустах неподалёку раздался шорох и оттуда мне под ноги выбежали две какие-то собаки. Какие, нафиг, собаки в диком лесу, — я размышляла над этой тупой мыслью неприлично долго, пока в мозгу оформлялось страшное понимание, а руки и ноги немели от ужаса, когда на одном из деревьев я заметила характерные глубокие царапины. Это не собаки. Это, мать их, маленькие медвежата. Снова кадетка. Марш-бросок по лесу. Соседняя группа пришла вся бледная и заикающаяся — одного идиота задрал медведь прямо в чаще, когда они наткнулись на медвежат и он полез с ними тискаться. Точнее, не медведь — медведица. И когда под душераздирающий раскат грома из тех же самых кустов на меня вышло огромное бурое мохнатое чудовище, я в очередной раз поняла, как же сильно ненавижу этот грёбаный день. Помнится, Саша рассказывала, что медведи редко нападают на людей и в большинстве случаев их можно спугнуть парой выстрелов из ружья. Особо тяжёлые случаи — это если потревожить их в берлоге или оказаться рядом с их местом добычи. Ну или если это медведица с медвежатами. А во рту у неё огромная рыбина. Не повезло вдвойне. А, кстати, Марк ещё в первый день меня предупреждал, что в лесу чуть севернее полно медведей... Ну, спасибо ему на добром слове. То, что под словом «чуть» он имел в виду триста, блин, километров, я бы ни в жизнь не подумала. Я не разобрала, что это было: очередной удар грома или медвежий рёв, когда она, страшно треща ветками, двинулась прямо на меня, но ясно было одно — стрелять в воздух, чтобы спугнуть её, было уже поздно. Первый выстрел ранил её в грудь, второй я сделать не успела — один из медвежат кинулся мне под ноги, пока я отступала назад, и я грохнулась спиной в грязь, едва успев выставить ружьё перед собой, когда небо сверху накрыла гигантская звериная туша. Огромные когти сверкнули во вспышке молнии, но я не промазала — вторая пуля вошла ей чётко промеж глаз. Я перекатилась на бок, чудом спасаясь от удара, вскочила и спряталась за деревом, дрожащей рукой роясь в сумке в поиске патронов, но они уже не понадобились. Тяжёлый вой, перемешанный с рычанием и шуршащей вознёй, продолжался ещё пару мгновений, а затем всё стихло. Я выглянула из-за дерева. Медведица не доползла до меня всего пару метров и теперь валялась на земле без движения, уставившись в мою сторону маленькими остекленевшими глазами. Под её головой росла лужа крови, которую тут же размывал дождь. Медвежат поблизости не было — видимо, разбежались от страха. Выждав ещё несколько секунд, я вдруг поняла, что всё это время не дышала. В лёгких неприятно закололо, когда я с тяжёлым вздохом опустилась по стволу, села на корточки и уткнулась лбом в колени, переводя дух. Мать твою, ну и денёк. Около минуты я сидела без движения, обняв перезаряженное ружьё, и прислушивалась к звукам леса, встревоженного громкими выстрелами, которые, скорее всего, здесь не слышали либо очень давно, либо никогда. Невдалеке орали птицы, шелестела трава — кто-то маленький и проворный уносил отсюда ноги. Остальные звуки скрадывал шум дождя. Наконец, убедившись, что вокруг больше ничего — и никого — опасного нет, я поднялась на ноги и вышла из-за дерева, поморщившись, когда нижнюю часть руки у локтя сильно защипало от воды. Оказалось, я расцарапала кожу, когда упала. И скорость, с которой регенерация принялась за дело, сильно меня насторожила. Быстро. Слишком быстро. С чего бы это вдруг? Обычно она работала кое-как, словно нехотя, принося больше дискомфорта, чем пользы, и в любой другой день на заживление таких ран понадобилась бы минимум пара часов. Но сейчас царапины затягивались буквально на глазах, испуская куда больше дыма, чем обычно, и не успела я и глазом моргнуть, как от них ничего не осталось. Ни единого следа. Только кровь и прилипшая к коже грязь. Я сглотнула и нервно поджала губы. Какого чёрта? Снова твои дурацкие фокусы?КТО ЗНАЕТ
— раздалось в голове, как эхо в пустой комнате, и у меня сердце ушло в пятки. Ружьё забрякало в руках, и я только сейчас увидела, как они трясутся. Чёрт, только этого не хватало. Я не слышала её голоса с момента той кошмарной ночи в Целле. Всё это время мне каждый день снились невнятные жуткие образы, которые я не могла вспомнить даже в первые минуты при пробуждении, но от которых каждый раз просыпалась в ледяном поту, с колотящимся в глотке сердцем и совершенно разбитая. Но её я больше не видела и не слышала ни разу. И надеялась, что так и будет. И то, что сейчас происходит, мне абсолютно, совершенно, блин, не нравится. Не задумываясь о том, что делаю, я выхватила нож и с силой надавила им на внутреннюю сторону левой ладони. Руку обожгло болью, из-под лезвия выступила вишнёво-красная кровь, но я, не издав ни звука, внимательно наблюдала за раной. Меньше чем за минуту она прямо на моих глазах исчезла, и меня бросило в жар от ужаса. Да нет. Не может быть. Что за бред? Ох, чёрт, кажется, я поняла. Мёртвая медведица продолжала таращиться на меня круглыми стеклянными глазами, и в их отражении вместо себя я увидела чей-то чужой силуэт. Силуэт маленькой девочки с грязной копной длинных волос и чёрным провалом на месте рта. Чертыхнувшись, я натянула капюшон пониже и рванула прочь от этого проклятого места, стараясь не вслушиваться в шум дождя и не думать о том, как подозрительно он похож на её гулкий шёпот в моей голове. Я двинулась. Я окончательно сошла с ума. Да уж лучше так, чем осознание того, что она за эти дни стала сильнее. Намного сильнее, чем раньше, и я понятия не имею, как она это сделала. Попытки довести меня до ручки дурацкими кошмарами, очевидно, не увенчались успехом, и сейчас, видя моё крайне шаткое эмоциональное состояние, она не упустила возможности показать, чему научилась за это время. Усилившаяся регенерация вроде бы должна была меня обрадовать: наконец-то мне не придётся ждать по несколько часов, пока она сподобится залечить жалкий синяк на коленке, плюс теперь я могу хоть в чём-то встать наравне с Маркусом и не бояться получить сильные повреждения, которые могут нас затормозить в пути. Да, это всё здорово и прекрасно, вот только в моём случае регенерация — это палка о двух концах. Всего неделю назад она работала еле-еле, как привод, у которого слишком туго затянуты газовые клапаны. Или как заводная игрушка, у которой в механизме застряла дохлая мышь и мешает шестерёнкам нормально крутиться. Только здесь игрушка — это она, а мышь — я сама. И вот мышь наконец-то вытащили, и механизм медленно начал приходить в движение. Ни на секунду я не забывала, что эта способность появилась у меня от Андрэ. Мне плевать, насколько благими были её намерения — я не переставала держать в голове тот факт, что она хотела уничтожить меня. Чтобы освободить её. И все её действия были направлены на это, и только на это. Зачем? Меня не волнует. А в Целле я кристально ясно осознала, что регенерация — способность, которая принадлежит гигантам и которой у меня при любом раскладе просто не может быть — является не классной плюшкой от любящей сестрицы на прощание, а очередным плюсом в копилку той, что сейчас сидит внутри меня за тяжёлой дверью, запертой на четыре замка. Сидит и смотрит на меня сквозь щель в косяке. И её глаза такие же стеклянные и безжизненные, как у медведицы, которую я только что убила. Усилилась регенерация — усилилась и она. Проклятье.