Куда бы я ни пошёл, призраки прошлого повсюду со мной. Внутри меня разгорается война, но мира ждать не стоит. Грустить в одиночку, бояться в одиночку, Паниковать в одиночку и плакать в одиночку. Один на один с депрессией и с тем, кто жаждет моей смерти. Я должен продолжать двигаться дальше, Но призраки прошлого всюду со мной. © The Amity Affliction — Not Without My Ghosts
Кошмар, как пить охота. Эта мысль оформилась в мозгу самой первой, пока я пыталась один за другим включить органы чувств и понять, с чего вдруг меня так срубило. Вроде дорога в этот раз была лёгкая, без всяких приключений вроде очередного выскочившего из ниоткуда лунного гиганта или стаи голодных волков, как позавчера. Я даже не устала так сильно, как могла бы. Тогда почему мне так паршиво, будто после тяжёлого обморока? Во рту от сухости аж язык к нëбу прилип, ещё и глаза открыть не получается... Дёрнулась, чтобы перевернуться на бок, и тут же об этом пожалела. Тело мало того, что не послушалось, так ещё и оглушило такой болью, что в ушах зазвенело, будто в каждой мышце взорвался картечный снаряд. Зато глаза продрало моментально. Издав какой-то хриплый горловой звук, я откинулась на подушку и тупо уставилась на плывущий перед глазами серый каменный потолок, пока в голове вызванивал оркестр из колоколов. Стоп. Стоп. Секунду. Потолок? Подушка? Я хорошенько зажмурила слезящиеся глаза. Потом открыла. Цивилизованный и, насколько я могу судить, относительно чистый каменный потолок никуда не делся. Как и вполне цивилизованная мягкая подушка под головой. От недавно выстиранной наволочки пахло травяным мылом, и я не на шутку перепугалась. Что происходит? Сердце быстро застучало, резко стало жарко. Я натянулась, как струна, и попыталась пошагово восстановить картину последних нескольких часов, чтобы понять, в какую хрень опять вляпалась. И, самое главное, когда успела. С момента тех злополучных приключений в лесу прошло несколько дней — точно мы с Марком не считали, так как оба давно запутались в ходе времени. Мы всю ночь бежали по холмистой равнине, по пути подстрелили куропатку и набрали воды в роднике. Остановились в небольшой пещере, вырытой Копьеносцем у склона пересохшей реки. Короче, как я и говорила, никаких происшествий. Ничего необычного. Тогда какого чёрта я проснулась в кровати?! Быть не может. Нас нашли и вернули в Гевильт? Тогда почему я всё ещё не горю в кремационной печи? Шумно втянув воздух, стараясь унять порыв вскочить с постели, куда-то бежать и, возможно, кого-то убивать, я прислушалась к ощущениям. Мягко. Тепло. Светло. Откуда-то сзади и сбоку дует тёплый ветерок — видимо, открыто окно. Вкусно пахнет мылом, какими-то цветами и, не очень вкусно — лекарствами. Тяжёлое одеяло, прямо как я люблю. Где-то далеко слышны шаги и чьи-то разговоры. В общем, если не учитывать противную ноющую боль во всём теле, мне было... хорошо. Просто хорошо. Я уже забыла, что это такое. Левой руке было приятнее всего. С огромным усилием я повернула тяжёлую, будто бочку с порохом, голову и увидела свою ладонь в чужих руках. Кто-то сидел у моей кровати и держал меня за руку. Колыхнувшаяся занавеска пропустила в комнату солнечный лучик, запутавшийся в золотистых волосах, и горло тут же крепко сдавило. Так, всё, хватит. Хватит, блин. Это уже не смешно. В груди набухло что-то больное и тёплое, накатившие слёзы превратили картинку в калейдоскоп. Армин сидел на низкой табуретке у моей кровати и дремал, свесив голову на плечо. Лёгкий ветерок шевельнул его волосы, пара прядей скользнули по носу и щекам, я ощутила острый порыв заправить их ему за ухо, и он был таким естественным и привычным, будто никаких этих двух адских месяцев просто не было. Будто ничего не было. Будто всё это время я лежала в этой мягкой кровати, в чистой комнате, а он сидел рядом и держал меня за руку до тех пор, пока не уснул сам. Внутри всё смело горячим ураганом, чувства смешались и хлынули сплошным потоком, не давая разобраться ни в них, ни в происходящем. Губы задрожали, в лёгкие словно набилась вата, я почувствовала, что сейчас не выдержу и просто задохнусь, поэтому сделала единственное, на что была способна — судорожно сжала в руке его пальцы. Веки дрогнули, Армин шевельнулся и, моргнув, поднял голову. — Очнулась... — прошептал он и, окончательно проснувшись, вскочил с табуретки. — Господи, как ты? Как себя чувствуешь? Столько времени прошло, мы думали... Что такое? Сильно болит? — Он взволнованно оглядел меня и осторожно вытер слёзы со щёк — я даже не поняла, когда именно начала плакать. Я не понимала больше вообще ничего Я просто лежала, слушала его голос и смотрела широко раскрытыми глазами, как он спрашивает о чём-то, заботливо поправляет одеяло в ногах, мечется в поисках носового платка и наливает в стакан воду из кувшина. Смотрела и чувствовала, как тяжесть всех этих двух месяцев с грохотом падает с измождённых плеч и разбивается где-то внизу. Сколько раз я натурально валилась с ног, сколько раз я захлёбывалась кровавой слюной, сколько раз я не могла пошевелиться из-за невыносимой боли в мышцах, будто их наживую срезали ножом с костей. Каждый день отличался от предыдущего только пейзажем и нашим положением на предполагаемой карте мира. Мы бежали. Падали. Вставали. Дрались. Спали в грязи. Выворачивали ноги и ломали пальцы. Теряли сознание от переутомления. Снова падали. Снова вставали. Каждый. День. Я привыкла к этому и совершенно забыла, что бывает по-другому. И вот я лежу в кровати, под тяжёлым тёплым одеялом, рядом Армин, бледный, уставший, его глаза покрасневшие с тёмными кругами внизу, господи, когда он нормально спал в последний раз... Он приподнимает мою голову и прислоняет к губам холодный стакан, я глотаю воду и стучу зубами о стекло, не в силах успокоиться. Не в силах поверить. Я точно с ума сошла. Без вариантов. Эта светлая комната, светлые простыни, светлый и тёплый Армин, живой, настоящий и как всегда заботливый, — я так растерялась, что буквально захлебнулась во всём этом, настолько это было неожиданно и... непривычно до боли. И во всём этом океане света я — словно жирное чёрное пятно грязи. Одной из первых моих мыслей было: «Куда бежать и кого убивать?». Я вдруг почувствовала себя дьяволом, которого долгие годы пожирал огонь адского пламени и которого внезапно схватили и выдернули из-под земли под яркий солнечный свет. — Армин... — Губы с трудом произнесли это имя впервые за долгие дни. Голос хрипел страшно, будто в рот насыпали песка, и при мысли о том, что я наконец-то вижу его, но даже поговорить с ним нормально не могу, слёзы полились с новой силой. Я зажмурилась и вжалась в подушку, всхлипнув, как ребёнок. Какой позор. — Тихо, тихо, не плачь. Всё хорошо. Всё уже хорошо. — Армин вытер моё лицо платком и успокаивающе погладил по голове, и я зажмурилась ещё сильнее, до цветных кругов перед глазами, не веря в то, что чувствую. Так мы просидели минут пять. Всё это время я приходила в себя и мысленно повторяла его слова, медленно и вдумчиво, пытаясь понять их смысл. Вспомнить, что они вообще значат, потому что сама давно забыла. Всё хорошо. Всё уже хорошо. — Я... ты... Как... Что случилось? — спросила я наконец, когда снова научилась говорить. Армин убрал платок на тумбочку у кровати, я проследила за его рукой и поняла, откуда так пахло цветами. Розовые цветы шиповника скромно стояли в небольшой стеклянной банке. — Это... — Микаса принесла. С ней всё в порядке, с Эреном тоже. Чего не скажешь о тебе, — ответил Армин, внимательно посмотрев на меня, и его взгляд говорил о моём состоянии красноречивей некуда. Он будто до сих пор не верил, что я проснулась. Что я вообще когда-нибудь проснусь. — Женская особь пробила твоим телом крышу, ты чудом выжила. Мы думали, что... — Он сглотнул и опустил глаза, нервно смяв пальцами край одеяла. — Врачи сказали, что ты не доживёшь до утра. Никто тебе и шанса не давал. Тише, не двигай этой рукой, она сломана, — снова вскинулся он, едва я попыталась шевельнуть правой рукой. Я посмотрела на неё и с удивлением обнаружила её в гипсе. Надо же, а я и не заметила сначала. Чего он сказал? — Так, стой, погоди секунду... Ты о чём? Какая ещё женская особь? — Я уставилась на него во все глаза, чуть привстав на кровати. — Мы же её ловили... когда? — Вчера. Ты не помнишь? Хотя, наверное, неудивительно, — покачал головой Армин. У меня натурально отвисла челюсть. — Анни схватить не удалось, она заключила себя в какой-то кристалл, и достать её оттуда пока ни у кого не получилось. Командора Смита вызвали на допрос в мэрию. Стохесс сильно пострадал после этой операции, куча людей погибло. Никто не знает, что будет дальше. Скорее всего, их с Эреном в итоге всё равно отдадут под суд. — О-о-о-охренеть... — протянула я, откинувшись на подушку и вытаращившись в потолок. Мозги загудели, пытаясь понять и переварить всё, что я услышала. Так, давайте-ка по порядку. Стохесс, значит. Женская особь, значит. Ладно, что последнее я помню из того дня? Мы гнались за Анни Леонхардт в обличии титана, она отшвырнула Микасу, я разозлилась и полезла прямо ей под руку, она схватила меня за трос и врезала мною по крыше. Потом её испуганное лицо в свете заката, крик гиганта-Эрена откуда-то издалека... А дальше я очнулась в подвале рядом с сестрой, которую целый месяц до этого считала мёртвой. И после этого начался мой персональный бесконечный кошмар. То есть... это буквально был кошмар? — Да нет. Не может быть. Это бред. — Я замотала головой. — Хочешь сказать, что все эти два месяца... Они мне просто приснились? Но... как же так? Марк... И Имир... И в Гевильте я... Это был просто сон? Я беспомощно посмотрела на Армина, окончательно растерявшись. Он, очевидно, не особо понимал, что я несу, поэтому просто снова взял меня за здоровую ладонь. — Елена, ты несколько часов пробыла без сознания и едва не умерла. Неудивительно, что тебе могло присниться всякое. Но, что бы это ни было — это был просто сон. Ты жива, и ты в порядке. Больше ничего не важно. Он солнечно улыбнулся сквозь усталость, и во мне всё перевернулось. Я сжала его тёплые руки изо всех сил и улыбнулась в ответ. Впервые за кучу времени я искренне улыбнулась от счастья. — Ой... это что? — Чуть повернув голову, я заметила на наволочке что-то тёмное. Высвободила руку и... схватила прядь собственных волос. Распущенных из косы, длинных, разметавшихся по подушке волос. Точно, у меня же тогда ещё были длинные волосы. Точнее, получается... не были, а есть. Ну да. Обалдеть можно. — Слушай... Может, тебе ещё немного поспать? — тихо спросил Армин, наклонившись ко мне. Он и без того был взволнован моим состоянием, а теперь я пялюсь на свои волосы и на полном серьёзе спрашиваю, что это такое. Мда. Я молча посмотрела на него пару секунд... и хрипло расхохоталась, шлёпнув себя рукой по лбу. Правда, тут же взвыла от боли, когда всё тело опять скрутило. — Всё нормально, Армин, не переживай. Всё в полном порядке. Честно. Лучше не бывает. — Я искренне улыбнулась и показала ему большой палец. Армин окинул меня беспокойным взглядом, но всё равно облегчённо вздохнул и улыбнулся мне в ответ. Я счастлива. Господи, да когда я в последний раз чувствовала себя такой счастливой? Не помню, хоть убей. На протяжении нескольких часов я только и делала, что лыбилась, как дура. Армин подробно рассказал о том, что происходило после завершения операции в Стохессе и как она вообще завершилась, потому что итоговую драку Эрена и Анни я, к своему сожалению, не застала. Я сверила свои воспоминания с его словами и окончательно убедилась, что никаких этих двух месяцев не было. Я никогда не просыпалась в подвале Андрэ, меня никогда не похищали Райнер и Бертольд, я никогда не сбегала из тюрьмы в Гевильте, никогда не виделась с Маркусом Гроссером и никогда не бежала по полям и лесам внешнего мира в попытках вернуться домой. Мне и не нужно было никуда возвращаться. Я всё это время была дома. Шок. Просто не верится. Подумав, я всё же рассказала Армину свой... эм... сон во всех подробностях. Реакция его была неоднозначной, но его можно понять. Я и сама пока находилась в процессе осознания. Справедливости ради, чем дольше я рассказывала, тем больше всё это начинало походить на горячечный бред, чем на реальную историю, и это должно было только больше уверить меня, что события всех этих дней просто мне приснились. Ну, вроде как. На деле же внутри всё равно осталось какое-то неприятное чувство пустоты. Два месяца оказались просто вычеркнуты из моей жизни. И, честно говоря, складывалось ощущение, будто я не очнулась от кошмара, а, скорее... перенеслась в прошлое. Знаю, бред. Но я не могла просто так отпустить эти мысли. Слишком много всего случилось, чтобы так легко списать это на обычный сон. Голова пухла от закономерных вопросов. Получается, Гевильт может вовсе и не существовать? И вся история мира, которую рассказывал мне Маркус — просто выдумки и на самом деле всё по-другому? Нам придётся узнавать всё заново? А существует ли вообще здесь Маркус? Эти мысли угнетали и скручивали мозги в узел, и я никак не могла перестать думать об этом. Армин видел мою загруженность, но не расспрашивал больше, чем я рассказывала, и я была ему очень благодарна. Как и всегда. Пару раз заходили врач и медсёстры, чтобы проверить моё состояние. Забегали в гости Микаса с Эреном и Жаном (Кирштайн даже захватил для меня обед из столовой), и я едва не расплакалась снова, когда снова увидела друзей рядом с собой, живыми и здоровыми. Мы два часа болтали о какой-то чепухе, и я снова привыкала к ним, будто узнавая их заново. Привыкала к тому, что больше не одна. Что я никогда и не была одна. Проводив Армина, уносящего поднос с посудой (он пообещал ещё раз заглянуть), я, уставшая, с немного гудящей от долгих разговоров головой, но сытая и донельзя довольная, откинулась на подушку и тяжело вздохнула. Снова пропустила сквозь пальцы прядь волос и не удержалась от улыбки. Длинные волосы, без единого намёка на седину, привычно грели шею, на которой не было ни одного шрама, и я, подмечая такие детали одну за другой, шаг за шагом убеждала себя в том, что ничего этого со мной никогда не было. И это было лучшее чувство, какое только можно представить. Будь моя воля, я бы попрыгала на кровати, но фигушки мне. Пока что. Вот как только выздоровею и встану на ноги — держитесь, соседи снизу. Весело фыркнув, я взяла платок Армина с тумбочки, протёрла щёку, убирая остатки супа — и замерла, когда в голове вспыхнуло воспоминание. Воспоминание, которое я не обсуждала с ребятами, потому что просто забыла. Анни в ловушке, пришпиленная к дороге Стохесса. Офицер Абель с улыбкой даёт мне пять. Я спрыгиваю с крыши и приземляюсь прямо рядом с ней. Она видит меня, психует, вырывается... и оторванный трос пропарывает мне половину лица. Напрочь про это забыла. А ведь это довольно серьёзная рана, как я вообще могу разговаривать без боли? Я прикоснулась пальцами к левой щеке. Ничего. Гладкая кожа, без единого следа недавнего ранения. Ни шрама, ни рубца, ни шва. Но я же точно помню... Стоп, так его же залечила регенерация, точно. Отбой тревоги. Выдохнув, я улеглась обратно и зарылась носом в одеяло. И тут же вскочила снова, едва не свалившись с кровати, ибо почти не контролировала израненное тело. Какая к чёрту регенерация? Она появилась у меня от Андрэ, когда она похитила меня из этой же самой палаты и потащила в Шиганшину, но это было во сне! Меня никто не похищал, и никакой регенерации у меня нет и быть не может, потому что здесь Андрэ мертва! Тогда где шрам на лице? Тогда почему я всё ещё жива, ведь Армин ясно сказал, что я по всем прогнозам не должна была дожить до утра? Я нервно потёрла губы. А я и не дожила бы. Моим телом проломили крышу. Наверняка я сломала кучу костей и потеряла много крови. Наверняка повредила внутренние органы. И выжила я только благодаря тому, что Андрэ ввела мне какой-то долбаный регенеративный титаний концентрат. В моём долбаном сне. Но я проснулась. Какого. Чёрта. Я. Всё ещё. Жива? Меня бросило в холодный пот. Я почувствовала, будто огромный кусок льда застрял у меня в горле и теперь двигается туда-сюда, и его невозможно проглотить. Вцепившись в платок Армина, я затравленно огляделась по сторонам, словно ожидая найти ответы написанными на стенах. Вместо этого я увидела в дальнем углу между стеной и комодом тёмный силуэт. Силуэт маленькой девочки с копной встрёпанных волос и с болтающимися на запястьях и щиколотках обрывками ремней. В темноте сверкнули её светлые безжизненные глаза, когда она подняла голову, а рот растянулся в кривую чёрную трещину. Это было последнее, что я запомнила, перед тем, как провалиться в сон.* * *
Кошмар, как пить охота. Надеюсь, я не выпила весь кувшин, не хочется Армина гонять лишний раз, он и так устал. Да и я не хочу, чтобы он уходил, что уж тут говорить. Пофиг, медсестру попрошу. Кстати, что-то шее как-то холодно... Я открыла глаза с намерением попробовать дотянуться до окна, чтобы закрыть его, и вместо светлой комнаты оказалась почти в полной темноте. Откуда-то со стороны просачивался дробный солнечный свет. Было очень тесно и сильно пахло землёй. Я повернула голову и едва не столкнулась лбами со спящим рядом Маркусом. Нет. Нет. Только не это. Пожалуйста, прошу, только не это. Внутри всё сорвалось куда-то в пропасть. С ледяным и пугающим саму себя спокойствием я медленно развернулась на спину. Увидела бьющие в лицо мелкие лучики солнца, пробивающиеся сквозь наваленные ветки. Ощутила холодную землю под спиной, сосущую пустоту в желудке и отнимающиеся от усталости ноги. Тесноту и собственное грязное тело. Подняла правую, абсолютно здоровую, руку, покрытую шрамами, и прикоснулась к волосам. Пальцы нащупали короткие свалявшиеся пряди. Вместо каменного потолка — пласт земли, вместо мягкой подушки — пыльный рюкзак, вместо тяжёлого ватного одеяла — тонкий и грубый шерстяной плед. Вместо платка Армина в руке — пустота. Минуты две я лежала, слушала тихое сопение Марка, пение птиц и шелест травы снаружи. Лежала молча, не шевелясь, снова впитывая в себя такие привычные до омерзения ощущения. Чувствовала, как тяжесть снова наваливается на плечи с новой силой. А потом меня согнуло, что-то рванулось из груди, я закрыла рот руками — и разрыдалась во весь голос. Рядом вздрогнул и закопошился Марк, я смутно почувствовала, как он трясёт меня за плечи, спрашивает, что случилось, пытается успокоить, но не реагировала ни на что. Я просто лежала, зажав руками рот, и орала до хрипоты, пока внутри всё разрывало от страшной, невыносимой безысходности. Мне было плевать, что неподалёку могут бродить титаны. Мне было плевать, что я здорово перепугала Маркуса, который и без того сегодня вымотался больше обычного из-за того, что пришлось рыть эту пещеру. Мне было на всё плевать. Я возненавидела всё это. Возненавидела до дрожи. Хотелось оттолкнуть Марка, вырваться отсюда и пойти крушить всё вокруг в порыве слепой ярости, потому что я не могла больше выносить ни секунды, и я утонула в этой отчаянной ненависти, с бульканьем уйдя на дно. Никакого чуда не произошло. Мне дали надежду и буквально сразу же вырвали её из рук, жестоко напомнив, где я, кто я, что со мной произошло и в кого я в итоге превратилась. Сон. Это был всего лишь чёртов сон. И я так легко в него поверила. Это было самым обидным. Я действительно ни на секунду не усомнилась в том, что на самом деле все эти два месяца — всего лишь бред, приснившийся мне, пока я валялась в коме, едва не превращённая женской особью в котлету. Но всё оказалось с точностью до наоборот. Солнечная палата оказалась бредом. Армин оказался бредом. Реальность же, в которой я всё ещё была очень далеко от дома, от друзей, от Армина, в которой мне снова предстояло бежать до потери сознания, срывая лёгкие и сбивая в кровь ноги, навалилась на меня, как тот обрушившийся дом в Целле. Навалилась и похоронила заживо. Несчастного дьявола снова зарыли в землю. Я вернулась в свой персональный ад, и он крепко захлопнул чёрную пасть, как только я ступила в неё. Я не могу смириться с этим. Просто не могу. Как же я устала. Не знаю, сколько времени прошло. Я всё плакала, и плакала, и плакала, как сумасшедшая, пока меня не начало тошнить и не поднялась температура. Всё ещё потрясываясь, как в лихорадке, я выпуталась из кольца рук Маркуса, крепко удерживающих меня (понятия не имею, когда он это сделал, но его привычное присутствие рядом вдруг подняло во мне необъяснимую волну отвращения), вытащила из угла ружьё и в каком-то полубреду принялась разгребать завал у входа. Бежать. Бежать отсюда хоть куда-нибудь. — Ты куда? — тут же подорвался Марк, и я совершенно неожиданно для самой себя поморщилась от его голоса. — Скоро вернусь. — С ума сошла? На улице день, гиганты могут быть рядом. Господи, мне срочно нужно выйти отсюда, иначе я свихнусь. — Сказала же, сейчас приду! Оставь меня в покое! — огрызнулась я, не успев прикусить язык, и буквально вывалилась из этой чёртовой пещеры, оцарапав руки о ветки. Надеюсь, он додумается не ходить за мной, потому что сейчас я совершенно за себя не отвечаю. Затхлый земляной запах сменился свежим летним воздухом, я почувствовала, как лёгкий ветерок холодит раскрасневшееся, залитое слезами и соплями лицо. Вдохнуть полной грудью не получилось — меня тошнило, и дыхание всё ещё дрожало. Пошатываясь, я поплелась к роднику. Совершенно разбитая. На гигантов было откровенно плевать. Если появятся — Марк поможет. Если не поможет — ещё лучше. На то, что я веду себя сейчас как распоследняя неблагодарная мразь, мне тоже было откровенно плевать. Ладно, я много дерьма пережила. Слишком много. И каждый раз, когда я думала, что хуже уже быть не может, это самое «хуже» тут же случалось. В последний раз я так думала несколько дней назад, когда перебила в одиночку отряд гевильтских воинов, едва не слетев после этого с катушек. Тогда я была уверена, что это уже край и дальше падать некуда. Но вот я бессмысленно таращусь на раскинувшееся надо мной небо внешнего мира, о котором грезила с малых лет, и не ощущаю ничего, кроме яркого и отчаянного желания сдохнуть. Чтобы оно упало на меня всем своим весом и раздавило в лепёшку. Не могу так больше. Правда, не могу. Это было слишком. Не мо-гу. Вот сейчас я чётко поняла, что сломалась. Окончательно и бесповоротно. Этот приятный и безобидный на первый взгляд сон оглушил меня с одного удара и разорвал на части, а последовавшая за ним истерика прошлась по мне огненным ураганом и выжгла всё живое, что ещё оставалось. Руки мои двигались. Ноги тоже. Голова крутилась. Но внутри, кроме зияющей чёрной пустоты, больше не осталось ничего. Ополоснув лицо в ледяной родниковой воде, я пару минут сидела и пустым взглядом смотрела на собственные ладони. Кожа высохла и загрубела, в трещинках застряла грязь, которую вычистить было уже невозможно. Ногти тоже грязные, кривые и обкусанные, с воспалённой кожей вокруг. Россыпь уродливых шрамов на предплечьях. Я смотрела и видела вместо своих рук чужие — руки шестилетней девочки, пристёгнутой к креслу ремнями. И не замечала отличий между ними. Конечно, мне было кристально ясно, что произошло и кто это сделал. И с какой целью. Чего там, она сама заявила об этом в лоб. Во сне я увидела её только потому, что она захотела, чтобы я её увидела. Увидела и сделала выводы. Говоря, что всё только начинается, она ни разу не шутила. Она не оставит меня в покое. И сейчас она только разогревалась. Что ж, флаг тебе в руки, маленькая дрянь. Чтоб ты провалилась. Криво улыбнувшись собственному отражению в луже, я поковыляла обратно. В голове немного прояснилось, истерика улеглась, и в глотку крепко вцепился зубами стыд за саму себя. Марк не виноват в том, что у меня вдруг посреди дня случился нервный срыв, и уж точно не его вина, что он оказался рядом вместо того человека, которого я с жизненной необходимостью хотела видеть вместо него. Он не заслужил такого отношения к себе. Поэтому первое, что я сказала, забурившись обратно в пещеру, было: — Прости. Я не хотела так срываться. Извини меня. Марк окинул меня внимательным взглядом и тяжело вздохнул: — Всё нормально. Сейчас ты в порядке? — Нет, — честно ответила я. — Но лучше, чем было. Спасибо. Не нужно было объяснять, за что именно — Маркус лишь понятливо кивнул и отодвинулся, чтобы я могла лечь. В который раз поражаюсь его терпению. Будь я на его месте, давно бы послала себя нахрен. Впрочем, туда мне и дорога. — Расскажешь, в чём дело? — спросил он спустя какое-то время, когда я улеглась на плед и укрылась ненавистным плащом. Плащ был грязным, пах землёй и дымом от костра, и меня замутило, будто я завернулась в болотную тину. Проглотив эти ощущения, я шмыгнула носом и посмотрела на чёрный земляной потолок. — Спать ты, видимо, больше не собираешься. — Да и ты не особо, — заметил он, и я бесцветно хмыкнула. Пару минут мой спутник терпеливо молчал, и наконец я, собравшись с мыслями, заговорила. Обо всём, что помнила и знала. О своём прошлом, о родителях, об Андрэ. О ней. И об этом кошмаре. По-другому назвать то, что я увидела, не поворачивался язык. Этот тёплый и светлый сон стал самым страшным кошмаром, который мне когда-либо снился. Жутким и сотрясшим меня до самых костей. Надо же, да я расту над собой. Пару недель назад я бы как обычно отмахнулась от всех расспросов, закрылась и с наслаждением принялась бы перемалывать все проблемы внутри себя в гордом одиночестве, строя из себя непонятно кого с уверенностью, что именно таким и должен быть настоящий солдат. Но при таком раскладе хреновый из меня солдат. Да и друг так себе. Без доверия к боевым товарищам ни одна операция не увенчается успехом, — говорил нам ещё Шадис на учебных курсах. И я начала учиться доверять людям. Лучше поздно, чем никогда. — И что ты планируешь со всем этим делать? — спросил Марк спустя минуту напряжённого молчания, когда я наконец закончила свой рассказ. Я в это время жадно опустошала бурдюк с водой, поэтому его вопрос вогнал меня в ступор. — Не знаю. Что я сейчас могу сделать? — пожала я плечами. — Для начала нужно будет заглянуть в Шиганшину и поискать записи родителей, возможно, оттуда я хоть что-нибудь узнаю. Да и Андрэ тоже вела какие-то заметки во время своих... экспериментов, — поморщилась я. — В общем, дойдём до Марии, а там видно будет. Марк кивнул, не отрывая от меня внимательного и настороженного взгляда. В полумраке пещеры его синие глаза снова казались чёрными. — Ты сказала, что твоя регенерация стала сильнее вместе с тем, как усилилась она. Хотя, если учитывать твоё полное отторжение сыворотки, этого не должно было произойти вообще. Мне не нравится, к чему это всё ведёт. — О, а я-то прям в восторге, сейчас лопну от счастья, — саркастично всплеснула руками я. — Ты думаешь, мне это нравится? Да я, блин, в ужасе. — Я не о том. — Он приподнялся на локте, опасно нависнув надо мной, и его взгляд проехался по мне наждачкой. — Как я понял, она — это порождение смеси нескольких титанических сывороток в твоём организме, а значит, и регенерация тоже привязана к ней. Работа сыворотки больше влияет на физическое состояние тела, но во многом она завязана именно на психике. Например, шифтер не сможет превратиться, если у него нет чёткой цели. Или, если он морально неуравновешен, не сможет контролировать гиганта вовсе. Понимаешь, к чему я? — Эм... если честно, нет, — покачала я головой. Конечно, я знала, о чём конкретно он говорил: в конце концов, у меня был наглядный пример в виде Эрена, но не могла взять в толк, что он хочет этим сказать. Марк вздохнул. — Ладно, попробую по-другому. Представь, что ты — это только твоё тело, в котором течёт чистая кровь с неуязвимостью к сыворотке. А теперь представь, что она — гнойный нарыв на этом теле. Этот нарыв периодически прорывается, но тело продолжает держать его под контролем. Относительным контролем, — добавил он, когда я мрачно хмыкнула. — А что произойдёт, если нарыв взорвётся и гной заполнит всё тело целиком? — У меня пропадёт неуязвимость к сыворотке?.. — медленно проговорила я. — Если бы только это. Вполне возможно, что если она захватит твоё тело и подавит тебя, в тебе станет больше титанического, чем человеческого. И, скорее всего, из твоей крови больше невозможно будет создать антидот, — тяжело припечатал он, и я похолодела. — Погоди... Как это вообще возможно? — Я замотала головой. — Ведь устойчивость к сыворотке — это не какая-то там ментальная чепуха, это особенность моего организма. Как... не знаю, как веснушки. Как аллергия на собак. А она — часть меня, и иммунитет был и у неё тоже, родители же как раз на этом и помешались. Они никак не могли его побороть. Хочешь сказать, что если она подавит меня, то и весь мой организм перекроит под себя? Но это же невозможно! — Ещё недавно мы думали, что иммунитет к сыворотке тоже невозможен. Но появилась ты, — веско сказал Маркус, и я заткнулась. — Мы не можем ничего знать наверняка, и помочь в этом я тебе, к сожалению, не смогу, как бы ни хотел. Ты должна справиться с этим сама. Обязана. От тебя зависит судьба всего мира, так что не забывай об этом ни на секунду. Я отвернулась, надеясь, что он не увидел, как скривилось моё лицо. Точно. Я же, вроде как, надежда человечества, мать её. Надежда человечества, которая несколько минут назад хотела сдохнуть. Далеко пойдём. Ой, да к чёрту. Я задолбалась. Уж не знаю, насколько Марк прав, но, будучи шифтером, в этой теме он явно разбирается куда лучше меня, так что у меня нет причин ему не доверять... Но теперь эти мысли не вызывали ничего, кроме тупой боли в висках. Думать об этом категорически не хотелось. В любом случае, сейчас самое главное — добраться до Шиганшины и прошерстить архивы. Хотя, честно говоря, на данный момент этот вопрос меня волнует меньше всего. Прошло столько времени, что я успела забыть, зачем мы вообще возвращаемся и какую важную миссию несём. Сейчас самая важная моя миссия — нормально поспать. Хотя бы попробовать. Я отвернулась от Марка, устроив голову на неудобном рюкзаке, показывая, что разговор окончен, и прикрыла глаза, стараясь не думать о противной ноющей боли в груди, будто из тела вырвали все внутренности, а рану зашить забыли. Осталась только чёрная сквозящая дыра. И больше ничего. И всё-таки... Может быть, всё-таки это был не сон? Может быть, всё, что происходит сейчас — сон? Я действительно очнулась в палате рядом с Армином, а потом просто уснула опять. И вернулась обратно в свой кошмар, просто никак не могу проснуться. Наивно хотелось в это верить. И я верила.* * *
Верила первое время. А потом надоело. Наверное, я до самого конца отказывалась признавать, насколько сильно меня сломал этот сон и насколько важную часть себя я оставила в той пещере, когда мы с Марком наконец снялись со стоянки и тронулись в путь. Что-то умерло внутри меня. Что-то очень важное и невосполнимое. И я бежала по широким полям, залитым лунным светом, почти физически чувствовала, как свистит ветер в огромной сквозной дыре в груди, и понимала, что даже если я вернусь домой, залатать её не получится ничем. Да, именно «если» вернусь. Про «когда» я уже давно не думала. С той поры прошла чёртова куча времени. День и ночь окончательно спутались, и я перестала даже пытаться сосчитать дни — всё равно без толку. Время шло, пейзажи вокруг менялись, а мы будто не двигались с места, и это сводило с ума. Но не так сильно, как моя внезапно развившаяся аллергия на сон. Я разучилась спать, и этому была весомая и вполне понятная причина. Как и ожидалось, на том сне дело не закончилось. Она пошла дальше. О, от чего я только не подскакивала посреди дня в ледяном поту, хоть сборник составляй. То Марк душит меня во сне; то тот парнишка-шифтер гонится за мной по дождливому лесу с окровавленным ножом наперевес; то гигант вытаскивает меня спящую прямо из берлоги, закидывает себе в рот, и его зубы с хрустом ломают мои кости; то Имир в продырявленном пулями и залитом кровью плаще молча смотрит на меня с нечеловеческой ненавистью в глазах, пока между нами не захлопывается тяжёлая железная дверь. Это было неприятно. Очень. Но терпимо. По крайней мере, не хуже, чем сон с Армином, но всё же не до такой степени, чтобы после них оставаться в здравом рассудке. Это были не те кошмары, после которых ты просыпаешься испуганный до чёртиков, с колотящимся сердцем, но спустя какое-то время успокаиваешься и мирно засыпаешь снова, уверенный, что ничего страшного тебе на самом деле не грозит. Сейчас это для меня — предел мечтаний. Эти кошмары настолько меня доконали, что я на полном серьёзе почти перестала спать. И не сказать, что постоянное бодрствование сделало мою жизнь лучше. Я называю их кошмарами, но только потому, что не могу подобрать другого слова. Это не кошмары. Это что-то на совершенно ином уровне. Сны, образы, видения, которые настолько ярко бьют по восприятию, что граница между ними и реальностью стирается напрочь, а мозги превращаются в кашу. В отличие от обычных снов, когда тебе чаще всего снится откровенная хрень и при пробуждении ты думаешь: «Господи, ну и бред же мне приснился», — эти очень ловко вплетались в реальность и продолжали её. Искажали, извращали, запутывали. И даже когда ты уже целиком проснулся и осознал, что это был просто сон, тебе не становится легче. Весь оставшийся день ты нервно оглядываешься и подскакиваешь от каждого резкого звука, а когда снова приходит время спать, ложишься в постель как на дыбу. В таком состоянии я жила последние дни. Хотя, «жила» — слишком громко сказано. Существовала, пытаясь сохранить рассудок и не поехать окончательно. Конечно, мне ясны её мотивы. Ослабить меня. Довести меня. Уничтожить меня. Добиться того, чтобы я, измученная до смерти и разбитая, приползла к ней на коленях и лично вручила ключи от двери, лишь бы только она прекратила. Ага. Не на ту напала. Не спорю, она сильна, опасна и очень непредсказуема, но и я не собираюсь сдаваться просто так. Да, в тот раз ей удалось вырваться и подчинить меня, и это непоправимо сказалось на мне как физически, так и морально. Да, она почувствовала вкус свободы и крови впервые за долгие годы, и, как я и думала, теперь её будет ещё сложнее удержать. И — да, провернув этот финт, она смогла избавиться аж от одного замка и облегчить себе будущий выход наружу. Но. Остальные замки никуда не делись. Да, их стало меньше, но они всё ещё висели, крепкие и тяжёлые. И ключи от них были всё ещё у меня. С этим даже она, потратившая на свою затею кучу сил и вынужденная на время прижать хвост, ничего не могла поделать. Поэтому всё, что ей осталось — доводить меня идиотскими фокусами в то время, когда я наиболее уязвима — то есть, во сне, — и дожидаться, когда у меня окончательно съедет крыша. Медленно, но верно именно это и происходило. Вся моя жизнь превратилась в сплошной, бесконечный кошмар, из которого меня никто не разбудит и не скажет: «Всё хорошо, это был просто сон». И я брела по нему, запутавшись между сном и явью, запутавшись в самой себе. Всё, что мне осталось — идти вперёд. Просто идти вперёд, пока не развалюсь на части. Я уже давно потеряла счёт времени, как потеряла и надежду вернуться домой. Слишком долго, слишком изнурительно и слишком тяжело. Поэтому вполне естественно, что я, измученная недосыпами и бесконечной дорогой, не поверила своим глазам, когда в какой-то момент, сидя на плече у Копьеносца, увидела на светлеющем горизонте едва различимую линию чего-то белого. — Марк, стой. — Я дёрнула за прядь толстых волос, и гигант остановился. — Ты это видишь? Мучительные пять секунд стояла тишина. — Если ты про стену впереди, то да, — пророкотал он наконец, и у меня сердце ушло в пятки. Да ладно. Не может быть. — Думаешь, это стена? — спросила я подрагивающим голосом и поймала себя на мысли, что зачем-то пытаюсь убедить себя в нереальности происходящего. Болезненная сонливость, мучившая меня последние несколько часов после очередного отвратительного кошмара, испарилась без следа. Внутри всё звенело и трепетало, тело мигом покрылось испариной, но я всеми силами не позволяла себе радоваться раньше времени. Слишком тяжёлым может быть разочарование. — А что, например? — Ну, не знаю... Лесополоса? Берёзы какие-нибудь. — И много ты видела чисто-белых берёз без листвы, растущих сплошняком и высотой в полсотни метров? — справедливо спросил Маркус, и проскользнувшая в его голосе такая редкая нотка сарказма будто сорвала во мне какой-то внутренний стоп-кран. — Так что, ты хочешь сказать... мы добрались? — прошептала я. И сама не поверила в то, что сказала. Копьеносец скосил на меня ярко-синий глаз. Свесившись с его плеча так сильно, что, не будь я прикреплена к нему кристаллом, давно бы сорвалась, я не отрывала обезумевшего взгляда от белой полосы на горизонте, ярко выделяющейся среди зелёных холмов и мутно-золотистого неба. Будто боялась, что она исчезнет, как только я моргну. Не исключено. Глаза заслезились от ветра. Я моргнула. Полоса не исчезла. — Бежим. Некогда думать, — наконец процедила я не своим голосом. — Если это стена в пятьдесят метров, как думаешь, насколько далеко до неё? Марк на секунду задумался. — Километров пятнадцать-двадцать. Успеем как раз впритык до рассвета. — У тебя останутся силы, чтобы на неё залезть? А то встрянем, как в прошлый раз, — с опаской спросила я. — Нам в любом случае придётся на неё залезать, — ответил Марк, и меня качнуло, когда он пожал плечами. — Будет глупо останавливаться, не добежав всего пару километров. Не переживай. Всё получится. — Верю, — кивнула я. — Ладно, погнали. Да блин, нет, не верю я. Просто не могу поверить. Всего несколько минут назад я распиналась о том, как меня всё задолбало, как я устала и как меня бесит эта бесконечная дорога непонятно куда. И тут, будто по мановению волшебной палочки, мы наткнулись на стену, которую искали несколько недель, почти сразу же. Да это же бред собачий. Я разучилась верить в чудеса. Так не бывает. Или всё-таки бывает? Первые солнечные лучи брызнули с востока, когда мы преодолели половину пути. К тому моменту все сомнения по поводу происхождения этой полосы отпали. Марк бежал на всей возможной скорости, испуская горячий пар, тряска была невыносимая, и постепенно из едва различимой линии на горизонте вырастал огромный массив белоснежного камня, который уходил в обе стороны так далеко, насколько можно было его разглядеть. Стена Мария, покинутая человечеством на долгие пять лет, встречала нас как всегда гордая и величественная, будто не обращающая внимания на свою заброшенность. И я впервые в жизни была готова разрыдаться от радости, глядя на неё. Стену было видно практически из каждого угла в Шиганшине. Поэтому в детстве я, хотела того или нет, смотрела на неё постоянно: когда гуляла с друзьями, когда шла на рынок, когда бегала отнести обед к дяде в мастерскую. Смотрела и думала, как было бы здорово вырваться за её пределы и прогуляться во внешнем мире хотя бы немного. Хотя бы недалеко, прямо рядом со стеной. Помню, как-то раз даже пыталась уломать на это мистера Ханнеса: мол, чего тут сложного, у вас же всегда привод есть, можно легко спуститься и подняться обратно. Но он мало того, что не согласился, так ещё и настучал на меня тёте. Я получила хорошую взбучку, а Эрен долго ходил надутый от гордости за меня. И обиженный, что не позвала с собой в эту авантюру. Ну и вот. Нагулялась. На всю жизнь хватило. А теперь я хочу домой. Домой. Я возвращаюсь домой. На этот раз по-настоящему. Если я вдруг сейчас опять проснусь в какой-нибудь берлоге, возьму ружьё и застрелюсь нахрен. Без шуток. Как бы то ни было, в пять часов сорок две минуты утра, согласно карманным часам Маркуса, мы встретили рассвет на вершине стены Мария. Самый красивый и самый долгожданный рассвет в моей жизни. Наше долгое путешествие наконец-то подходит к концу. Остался последний рубеж. И это потрясающе. — Что ж, поздравляю, самую сложную часть пути мы прошли, — высказался Марк, с усталой, но довольной улыбкой рассматривающий внутренние земли Марии, позолоченные ярким рассветным солнцем. Я согласно промычала в ответ. Представляю, в каком он восторге. Для него территория за нашими стенами такая же неизведанная и таинственная, как для меня внешний мир и Гевильт в частности, а учитывая его фанатизм к истории, уверена, будь Марк хоть чуть менее серьёзным, наверняка бы кинулся ощупывать стену и едва ли не с лупой по ней ползать в поисках следов прошлых эпох. Мы с ним поменялись местами. Забавно. Гроссер высунулся наполовину из загривка сидящего на коленях и согнувшегося Копьеносца, но полностью покидать оболочку не спешил — значит, собрался на поиски провианта и воды. Что ж, флаг ему в руки. Я лежала на стене, распластавшись в позе звёздочки, и в ближайшее время уходить никуда не собиралась. Нет уж. Мы давно не виделись, и я скучала. Чёрт, девятилетняя я врезала бы мне за такие мысли. Я не удержалась от улыбки. Надо мной раскинулось лилово-голубое небо, спину холодила остывшая за ночь поверхность стены, гиганты были далеко, Гевильт был далеко, не надо было никуда бежать и ни от кого прятаться. Впервые за эти не-знаю-точно-сколько-но-очень-много дней я почувствовала себя в полнейшей безопасности. Эти мысли были позорными, но как никогда приятными. День прошёл... прекрасно. Серьёзно. Впервые за всё время я могла смотреть на солнце в открытую, не прячась от гигантов в очередной занюханной дыре. Это даже абсурдно: столько дней провела в пути, но ничуть не загорела. Скорее, только больше побледнела. Мда. Марк дремал неподалёку, я в этот раз спать даже не пыталась. Всё равно знала, что не усну: слишком сильным было эмоциональное потрясение, плюс солнце светило прямо в глаза. Очень непривычно. И, если честно, я боялась засыпать. Боялась, что это всё окажется очередным сном и я действительно снова проснусь посреди внешнего мира. Я больше не верила ничему, и мне было страшно до чёртиков. Поэтому всё это время я занималась, откровенно говоря, какой-то фигнёй. Бессмысленно бродила туда-сюда вдоль заброшенной железной дороги, попробовала отремонтировать торчащую неподалёку пушку (у меня ничего не вышло, но я была рада, что не растеряла навыки), наслаждалась щекочущими бледную кожу лучиками солнца и пыталась примерно прикинуть, в какой части стены мы оказались. Естественно, кроме очевидного факта, что нас принесло в промежуток между двумя округами, я ничего нового не узнала и очень надеялась, что едва виднеющаяся далеко на востоке линия стены, выступающая за основную её часть и явно имевшая форму полукруга, окружает Шиганшину, а не, например, Эльбу. Вряд ли, конечно, мы настолько сбились с курса, что забрели аж к северному дистрикту, но мало ли. В конце концов, гулять по стене, которую я знаю как свои пять пальцев (пусть и непосредственно на неё никогда не забиралась), а не по землям гигантов, где лишний раз чихнуть боишься, здорово добавляло уверенности. Хоть стена и была давно заброшена, я чувствовала себя здесь хозяйкой и впервые наконец смогла вздохнуть полной грудью. Теперь Марк будет идти за мной, а не я за ним. Хм. Мысль дурацкая, но приятная. Как оказалось позже, с курса мы всё-таки сбились, причём серьёзно. Марк проспал всего несколько часов, поэтому мы пришли по стене к ближайшему городу ещё до вечера. К моему разочарованию, им оказался Гронхейм, западный округ Марии, а это значило сразу две вещи. Первая: нас занесло аж на северо-запад, и мы лишь каким-то чудом не прошли мимо стен по касательной, а ночью это было бы очень легко сделать. И как раз по этой же причине мы так сильно задержались в дороге. Вторая: до Шиганшины ещё целых два дня пути. Впрочем, сильно мы не расстроились: бег по ровной каменной стене, а не по заросшим травой (и грёбаной повителью, пропади она пропадом) холмам и оврагам, ощущался для нас чем-то вроде отпуска. В Гронхейме мы задерживаться не стали: помылись, постирались, заглянули в пару домов, но ничего полезного не нашли. Хотя я видела, как у Марка руки чешутся исследовать тут всё. Я хотела поскорее разобраться с делами в Шиганшине и отправиться к Розе: сейчас сотня километров между ней и Марией казалась чем-то смешным, и у меня срывало крышу от желания поскорее вернуться в разведкорпус. К тому же, город нагонял жути. Гиганты до него не добрались, но и людей оттуда эвакуировать вряд ли успели. Новости о прорыве Марии дошли до этих районов уже вместе с гигантами. Город был заброшен, но при этом абсолютно цел, будто законсервировался в этом полукруге стены, и сколько в этих ничуть не изменившихся за столько лет домах покоилось трупов людей, умерших от голода или покончивших с собой от безысходности, мне узнавать не очень хотелось. Хватит с меня кошмаров. В пустые чёрные окна я старалась не смотреть. О Шиганшине нельзя было сказать того же. В тот раз с Андрэ я уже видела знакомые улицы, по которым не ступала целых пять лет, и, помнится, ещё тогда страшно захотела посмотреть на них сверху, чтобы увидеть всю картину целиком. И вот я стою у края стены, смотрю на свой родной город с той высоты, с которой её видел Бертольд, когда в обличии Колоссального гиганта пробивал ногой ворота, и у меня на глаза наворачиваются слёзы. Широкая вмятина от пятерни Колосса прямо над воротами. Вместо самих ворот — огромная сквозная дырень, вторая такая же во внутренней стене. Почти целиком уничтоженный южный район, ближе всего расположенный к эпицентру взрыва. Где-то там дом моих родителей, в подвале которого меня две недели держала Андрэ. Центральный район, куда улетели самые большие обломки. Чуть восточнее — разрушенный дом Эрена. Чуть западнее — дом Армина. И, прямо через дорогу, мой. Я скривила губы, глядя на Шиганшину с неописуемой болью в глазах, и как никогда жалела, что друзей сейчас нет рядом со мной. Я действительно вернулась. Но встречать меня здесь больше некому. Марк молча стоял неподалёку, не портя важный и тяжёлый для меня момент. Увидев, что я вытираю глаза и глубоко вздыхаю, приходя в себя, он подошёл и положил ладонь мне на плечо. — Готова? Сейчас я превращусь, и мы спус... — Нет! — прервала я его неожиданно для самой себя, едва успев перехватить руку, которой он уже достал финку из ножен. — В чём дело? — нахмурился он. Я закусила губу, настороженно осматриваясь. Что-то не так. Вокруг никого не было и быть не могло. По идее. Но внутри всё буквально вопило об опасности, тревога назойливо звенела в ушах, и я тряхнула головой. Точно как в тот раз, когда мы были здесь с Андрэ и перед нами вдруг появился Райнер. Чувство «ЧТО-ТО НЕ ТАК» висело в воздухе огромной чёрной тучей, и я осмотрелась повнимательней. Как и тогда, в городе не было ни одного гиганта, притом что оба выхода распечатаны. Почему? В тот раз Браун и Гувер собирались перехватывать нас с Андрэ и, видимо, перебили всех титанов в округе, чтобы не мешали. Но почему сейчас Шиганшина пуста? Вывода напрашивалось сразу два. Они здесь. И они ждут кого-то. Не исключено, что нас. — Не вздумай превращаться. Райнер и Бертольд могут быть здесь. И тот очкастый наверняка тоже. — Я схватила удивлённого Марка покрепче за запястье и потащила туда, где, по моим расчётам, должен быть подъёмник. Находиться на открытом пространстве вдруг стало очень некомфортно, захотелось спрятаться где-нибудь или прижаться поближе к стене. Остро ощущалось, что за нами наблюдают. — Ты говорил, что единственным для них условием возвращения в Гевильт был захват либо Эрена, либо меня, так? Они притащили меня в качестве пропускного билета, но я сбежала. Какова вероятность, что их снова отправили сюда исправлять свой косяк? — Вполне может быть, — кивнул Марк и высвободил руку, едва поспевая за моим широким шагом. — Гевильт знает нашу конечную цель, но не может отправить к стенам слишком много людей. Угрозу Рейсса всё ещё никто не отменял. А отряд из трёх шифтеров, уже бывавших за стенами и знающих лазейки и укромные места — вполне. — Восхитительно, — скривилась я. — Ещё хорошие новости будут? В ответ Марк многозначительно промолчал. Что ж, по большому счёту, нам звездец. Очевидно, что Бронированный и Колоссальный — слишком тяжёлая артиллерия для нас: шифтера с работающим как попало гигантом и девчонки, которая вроде как умеет превращать титанов обратно в людей. На этом далеко не уедешь. Разве что на три метра под землю. И это если их только двое. Если больше — тут и говорить нечего. К тому же, я не уверена насчёт Андрэ. В тот раз Райнер атаковал её с явным намерением убить, но как в итоге закончилась их битва, я не знаю. Либо она мертва, либо чудом успела унести ноги. Учитывая, насколько она, как оказалось, хитрая и изворотливая, не удивлюсь второму варианту. Короче, план такой. Действуем быстро и незаметно. По возможности прячемся в зданиях или переулках и особо не выходим на широкие улицы. Сначала зайдём в дом родителей, потом в мой, а потом, если останется время и ничего не случится, в дом Эрена. Собираем всю информацию и выметаемся отсюда нахрен. Кто бы мог подумать, что в городе, по идее, самым первым захваченным гигантами, самих гигантов не будет, но зато будет поджидать опасность куда серьёзнее. Развелось тут шифтеров, как тараканов, блин, ступить некуда. Это если мои предположения верны. И быть таковыми им ничего не мешает. Лифт, как и подъёмный механизм, давно был неисправен и ремонту не подлежал, но шахта осталась вполне целой. Кое-как спустившись, мы, прячась по углам, как парочка заправских воров, вскоре добрались до первой точки назначения. Полуразрушенный дом в некогда самом бедном и опасном районе Шиганшины за два месяца не изменился нисколько. Всё та же заросшая сорняками покосившаяся крыша, всё та же дыра в северной стене. И, наверняка, всё тот же холодный и сырой подвал где-то внизу. Мой личный ад и персональная могила. Я понимала всю важность и необходимость этой затеи, но, говоря начистоту, возвращаться сюда у меня не было ни малейшего желания. Обошли дом вокруг и не заметили ничего необычного, кроме странного бугорка на задней стороне двора. Он сплошняком зарос ромашками, но больше их нигде поблизости не наблюдалось, хотя этот цветок — вроде как сорняк. Но зацикливаться на этом не было времени. Нас ждала куча работы. На пустых улицах заунывно свистел ветер, где-то громко хлопали ставни. Стоя у покосившейся двери, висящей на одной петле, мы с Марком переглянулись. — Я пойду с тобой, — заявил он, не дав мне и рта открыть. — Если есть хоть малейшая вероятность, что Андрэ жива, наверняка она может быть здесь. Ты не справишься с шифтером в одиночку и даже не надейся, что она тебе поможет. Отныне сдерживай её, насколько сможешь. Для остального есть я. — Да ради бога, — фыркнула я, недовольная тем, как легко он меня раскусил, да ещё и приплёл самую неприятную тему. — Я скорее умру, чем попрошу о помощи её. Марк окинул меня тяжёлым взглядом, забрал ружьё и шагнул в дом первым. Я привычным слитным движением достала нож из кобуры, крутанув его в ладони, и следом за ним протиснулась в щель между дверью и косяком. Здравствуй, милый дом, или как-то так. На первый взгляд, искать было нечего. Да и негде. Две условные комнаты, разделённые печью из полуразвалившейся кирпичной кладки, опрокинутый стол без одной ножки, потрёпанный, но целый стул, пара шкафов с разбитыми стеклянными дверцами и что-то, ранее напоминавшее кровать. И горы мусора вокруг. Типичный заброшенный дом как он есть, даже та хибара в Целле, где мы ночевали, выглядела лучше, хоть и пустовала в десятки раз дольше. Сомневаюсь, что Андрэ, будь она жива, окопалась именно здесь. Хотя то, что здесь кто-то был, стало очевидным, когда я с содроганием заметила в слое пыли на полу следы чужих ботинок. Вот дерьмо. Закусив губу, я переглянулась с хмурым Марком, заметившим их ещё раньше. Кто-то был здесь до нас. И, судя по свежести следов, не так уж и давно. Самая свежая дорожка направлялась к выходу из дома, и неизвестный, кем бы он ни был, ушёл как минимум несколько часов назад. А значит, может вернуться в любой момент. В Шиганшине есть кто-то, кроме нас. Теперь это очевидно. Радости эта новость совершенно не прибавила. Страх сковывал и судорожно потряхивал всё тело, но холодной решимости во мне было больше. Положившись на Маркуса, стоявшего на стрёме, я быстро, но внимательно обшаривала все места, где могло храниться что-то важное. Куда Андрэ могла бы спрятать самое важное, что у неё есть. И от всей души я надеялась, что это не подвал. Спуститься туда сейчас для меня было равносильно смерти. Первый шкаф оказался пуст. Во втором ничего, кроме непонятного деревянного устройства с торчащей ручкой, не нашлось. Разочарованно вздохнув, я захлопнула нижнюю дверцу и уже собралась идти шариться за печкой, когда от удара дверца снова распахнулась и внутри я увидела отвалившуюся заднюю панель. Рот разъехался в ухмылке. Так, что тут у нас? Двойная стенка? Узнаю сестрицу. Беспощадно вырвав доску с корнем и занозив все пальцы, я с мрачным ликованием вытащила на божий свет большую тетрадь в твёрдом переплёте. Ту самую, что я видела у своего, предположительно, отца во сне, пока валялась в отключке после пятьдесят седьмой экспедиции. И ту, что кучу раз видела в руках Андрэ на протяжении целых двух недель. Нашла. Получилось. А теперь валим отсюда поскорей. Я обернулась к Марку, караулившему вход, и ровно в этот же момент он бросился ко мне с испугом в глазах. — Прячься, — проговорил он одними губами и шмыгнул в пространство за печкой. Твою мать! Я, не задавая лишних вопросов, прыгнула за перевёрнутый стол, сжимая в холодных пальцах тетрадь и нож. Несколько секунд стояла глухая тишина. А потом снаружи послышались приближающиеся голоса. — ... у нас осталось не так много времени. На рассвете они уже будут здесь, — расслышала я первую фразу вместе со скрипом двери и тяжёлыми шагами. Несколько человек, минимум двое, проникли в дом, и одного из них я, к сожалению, сразу узнала. Внутри всё помертвело от ужаса. — Зику это не понравится. — Мне плевать, что там нравится Зику, а что нет, — ответил второй раздражённый голос. Его я узнала ещё быстрее и кристально ясно поняла, что мы в дерьме. — Я согласилась помогать вам не для того, чтобы вы делали меня девочкой на побегушках. Если Елена действительно окажется в Шиганшине, мне по барабану на ваши планы. Я забираю её и сваливаю. — Да забудь ты про неё! Её уже давно гиганты съели, досюда от Гевильта пешком добраться невозможно. У нас сейчас другая задача, и если ты нам поможешь, мы оставим тебя в покое. Даю слово. Можешь хоть на все четыре стороны идти, если поможешь нам захватить Эрена. Я не удержала кривой злорадной улыбки. Гиганты сожрали, значит? Ха, хотела бы я посмотреть на твоё лицо, дружище, если вдруг сейчас выскочу из-за этого стола и начну травить дурацкие анекдоты. Может, эти двое настолько выпадут в осадок, что мы успеем отсюда смыться. Ладно, это всё истерика. На деле, как я и сказала, мы в дерьме. Андрэ и Райнер — а это были именно они — стояли в двух шагах за моей спиной, и у меня от волнения желудок свернулся в узел. Ладони вспотели, и я старалась не думать, что произойдёт, когда нож выскользнет из них и со звяканьем грохнется на пол. — Слушай, — тяжело вздохнула Андрэ. — Мне твои слова что мёртвому припарки. От тебя тут ничего не зависит, а с твоим начальником у нас отношения сам знаешь, какие. Я, конечно, ценю твою заботу, но в прошлый раз она закончилась тем, что ты меня чуть не убил. Спасибо, Браун, сыта по горло. — Не драматизируй. Тебя хрен убьёшь, — фыркнул Райнер, шагнув куда-то в сторону. Я по звуку прикинула тяжесть его сапог. И что со мной случится, если этот сапог вдруг прилетит мне в лицо. Послышался шорох, будто кто-то проводит ладонями по дереву. Додумавшись посмотреть в отражение стеклянных вставок в дверцах шкафов, я размыто, но в целом различимо увидела, как Райнер смахивает пыль со стула и грузно садится на него, уперев локти в колени и свесив руки между расставленных ног. Андрэ со сложенными на груди руками стояла рядом вполоборота, и весь её силуэт выражал смертельное недовольство. Я вдруг поймала себя на мысли, что не могу перестать рассматривать их. Впервые за эти дни я видела знакомые лица и не могла подавить болезненно-приятное чувство ностальгии. Уровень приятности знакомства роли не играл. Один только факт, что этих людей, в отличие от тех, кто охотился за мной все последние недели, я знаю лично, внезапно поднял во мне какую-то волну странной и неуместной уверенности. Будто это что-то решало. Будто это могло мне помочь. На самом же деле, сейчас мне мог помочь только господь бог. — Ладно, допустим, я согласилась. — Андрэ потёрла пальцами переносицу. — Что от меня требуется? — Так бы сразу, — с явным облегчением протянул Райнер. — Смотри. Если разведчики выйдут вечером, то к утру уже будут здесь. Ты должна будешь проследить весь их путь до Шиганшины и доложить нам, когда они окажутся в получасе отсюда. На рассвете будь осторожна и не попадись: кроме лесов, здесь спрятаться негде. Что? ЧЕГО?! Всё во мне поднялось к горлу. Скосившись, я дикими глазами переглянулась с застывшим за печью Маркусом. Разведчики? Разведкорпус идёт сюда? Они будут здесь уже следующим утром? Это что, мать вашу, шутка?! Я стиснула губы, с ужасом чувствуя, как они против воли разъезжаются в широкой улыбке. — Кого учишь? — фыркнула тем временем Андрэ, и я снова навострила уши. — Дальше. — Дальше мы пропускаем их в Шиганшину. Я буду сторожить внутренние ворота, Бертольд будет с вами. — Отлично, и Бертольд здесь. Ну прям старая компания собралась, хоть вечеринку закатывай. — Зик с пленниками занимают позиции и замыкают кольцо вокруг внутреннего города, чтобы не дать им сбежать. Он превращает их в титанов и бомбардирует камнями оставшиеся снаружи войска. Ты ему помогаешь. — Приношу камни? — недовольно хмыкнула Андрэ. — В том числе. — Потрясающе. — Хорош ядом прыскать, слушай дальше, — с явным раздражением одёрнул её Райнер. — В идеале для нас — отделаться малой кровью, так что я попробую захватить Эрена сам. Если не получится — что вероятнее всего, — по моему сигналу Зик отправит сюда Бертольда, и он превратится в Колосса. Если они и на этот план придумают запасной план, на помощь приходишь уже ты. Это на самый крайний случай. Опять-таки, основная наша цель — захватить Эрена и доставить его в Гевильт. Больше ничего не нужно. Но твоя роль в этом... Андрэ, ты слушаешь? Я не обратила внимания, как Райнер замолчал. Не обратила внимания, как где-то на крыше гаркнула ворона. Абсолютно не двигаясь, не моргая и не дыша, я смотрела на мутное и грязное отражение в стеклянных дверцах и чувствовала, что сейчас умру от ужаса. Я смотрела на отражение Андрэ. И она смотрела на меня в ответ. В ушах зазвенело от силы, с которой я сжала челюсти, чтобы зубы не стучали друг о друга. Я была не в силах оторвать от неё взгляд. Она меня заметила. Чёрт, она заметила. ОНА СМОТРИТ ПРЯМО НА МЕНЯ. Андрэ глядела на меня сквозь отражение в стекле, и на её мутном лице совершенно безумно чернели огромные глаза. Глаза, которые уставились прямо в мои и которые абсолютно точно и ясно видели меня, сидящую за столом. У меня буквально замёрзли кости. Проклятье. Что делать? Что мне делать?! Атаковать её? А толку, если она меня уже заметила? Если я выскочу из-за стола, Марк сразу подключится, можно сыграть на эффекте неожиданности и сбежать отсюда хоть куда-нибудь, дальше разберёмся, но... Но. Всё это бесполезно. Потому что она уже смотрит на меня в упор. Это конец. Это точно конец. Сейчас она повернётся к Райнеру, скажет ему, и... — Да. Да, я слушаю, — ответила она спустя невыносимо долгие секунды тишины. Снова повернулась корпусом к Райнеру, но продолжала не отрывать от меня взгляд. И ровно за секунду до того, как я была готова выскочить из-за стола и всадить нож ей в глотку, она отвернулась от меня. — Что с тобой? — настороженно спросил Райнер. — А. Вспомнила, куда дела Зикову кофемолку, — спокойно ответила Андрэ и зашуршала чем-то во втором шкафу, который я отсюда не видела. — Пошли, сразу отнесём, пока я не забыла, а то этот кофеиновый маньяк доконает своим нытьём. — О, починила всё-таки. Это вовремя. Сегодня без кофе будет тяжко. — В голосе Райнера послышалось довольство, и он поднялся со стула. — Так вот, слушай дальше... И раньше, чем я успела опомниться, скрипнула ржавыми петлями входная дверь. Голоса стали удаляться, и вскоре снова наступила гробовая тишина. Я продолжала сидеть на одном месте и смотреть в разбитое наполовину стекло. Она не выдала меня. Она абсолютно точно видела меня, она смотрела прямо мне в глаза, ей было бы достаточно одним ударом ноги опрокинуть этот чёртов стол и позволить Райнеру разбить мне нос тяжеленным сапогом. Но Андрэ не выдала меня. И я прекрасно знала, почему. Этот безумный блеск в её глазах отпечатался у меня в памяти слишком хорошо, чтобы его забыть, хоть я и видела его всего три раза за всю жизнь. Первый — когда мы поругались на выпускном и она впервые, пусть и ненамеренно, показала своё истинное лицо. Второй — когда мы впервые встретились в подвале этого самого дома целую кучу дней назад. И третий — сейчас. Я говорила, что мы в дерьме? Забудьте. Мы в самой настоящей заднице.