soul drug

Бутылка в руках Шиёна холодная, и он думает отстранённо, что скоро нужно будет надевать перчатки. Дело не в бутылке. Наверное, стоило купить чего-нибудь поесть, потому что у него на кухне одна упаковка лапши. Шиён вздыхает. Он собирается отправиться к себе в студию и жалеет, скорее, что купил алкоголь вместо травы. Зато утром ему будет очень весело. Шиён не попадает, куда хотел, свернув по дороге. Наверное, ему надоело употреблять в одиночестве. И дрочить тоже надоело. Глядишь, ему и повезт. Шиён не знает, можно ли считать везением, что в уже почти чужой ему студии Чанджун, если он не один. Шиён смотрит на татуированные плечи, не скрытые майкой, и мысленно вычёркивает второй пункт в своих планах. Донёль оборачивается на плюхнувшегося на диван Шиёна, и тот растягивает губы в улыбке и скидывает кеды на пол, чтобы забраться с ногами на поскрипывающее кожаное сиденье. Шиён утыкается в телефон, зажимает бутылку между ног, и ему всё равно, сколько придётся ждать. Донёль не остаётся. Коротко и быстро улыбается, бросает: " Не сегодня" - и ерошит волосы Шиёна. У Шиёна ощущение, словно все держат его за подростка, хотя он давно перестал выглядеть на семнадцать. Правда, Донёль делает это абсолютно равнодушно и на автомате. Шиён снимает с головы кепку и собирает волосы обычной резинкой. Чанджун сидит к нему вполоборота, подперев голову рукой. Шиён не уверен, что должен что-то говорить. Да и должен ли он был приходить сюда вообще. Надо было и правда купить травы. - Нажраться, значит, собрался? Шиён растягивает губы в широкой улыбке. Ехидничать по поводу проницательности Чанджуна на удивление не хочется. У Шиёна в принципе проблемы с Чанджуном и желаниями. Шиён сползает с дивана на пол и прижимается к нему спиной. Он криво улыбается. - Скажу тебе больше - ты тоже. Чанджун вскидывает брови и указывает пальцем на себя. Если он тоже откажется, будет, конечно, обидно. Только вот Шиёну всё равно. Чанджун поднимается на ноги и пересекает всю небольшую студию без слов. Шиён оборачивается на него, когда он уже скрывается за дверью. Шиён выпячивает губу и пожимает плечами. Кажется, все бегут от него, как от чумного. Шиён пялится на этикетку на вздутом боку бутылки и раздумывает, насколько хороша идея опустошить её до дна. Когда он откручивает крышку и пьёт прямо из горла, едва слышно скрипит дверь, и ему отвешивают подзатыльник. Чанджун роняет пачку чипсов на его колени и садится на пол прямо напротив. Шиён поджимает губы. Как заботливо. Чанджун - самый последний размудак в его жизни. Шиён пихает в рот горсть чипсов и думает, что правильно не купил еды. Его всё равно накормили. Чанджун отыскивает пыльные стаканы и протирает их чьей-то футболкой, висящей на спинке стула. Шиён вдруг вспоминает, что давно не пил, и озвучивает это вслух. В голове всплывают ужасная ночь и дичайший отходняк месячной давности. Судя по усмешке Чанджуна, он тоже не забыл свой визит с утра пораньше. Шиён затыкается и заливает в себя обжигающую горло жидкость. Как же, блять, странно они выглядят, пока молча пьют и буравят друг друга взглядами. Шиёну так хочется, чтобы Чанджун не спрашивал. Чтобы Чанджун не был собой. Или он сам не был Хон Шиёном. Только бы не сделать что-нибудь глупое. Чанджун с негромким стуком ставит стакан на пол, хлопает себя по коленке и говорит: "Иди сюда" - как собачке. И Шиён идёт. На Рождество он попросит у Санты мозгов. Заниматься сексом на полу всего после стакана виски - странно. Но Шиёна ведёт и так - от горячих ладоней под одеждой, от сухих губ под линией челюсти, от тихого звона пряжки ремня, расстёгиваемого чужими пальцами. От Чанджуна. Шиён знает, что не дождётся, и целует его сам. Оправдывает себя алкоголем на почти пустой желудок и сжимает пальцы на шее Чанджуна. Шиёну кажется, что на самом деле он ненавидит и себя, и его. Целовать Чанджуна так же спокойно, но хорошо. Шиён бы даже не стал продолжать и просто целовал его, пока не протрезвеет. Чанджун снимает с него очки и стягивает толстовку через его голову; резинка слетает с нетугого хвоста, и Шиён сдувает упавшие на лицо волосы. Ему хочется, чтобы его сжали грубее и крепче, но Чанджун не задерживается в прикосновениях. Спущенные до щиколоток джинсы неудобно натягиваются, когда Шиён переставляет коленками по твердому холодному полу и думает, что в заднем кармане лежат презервативы. Шиён вообще по жизни банальный, и даже его краш кажется скучным до безумия. На самом деле всё не так. Шиёну кажется, что плечи Чанджуна - самая хрупкая из всех соломинок, что протянуты в его болото. Но никто не предлагает ему руку или ветку. Всё было бы проще, будь они другими людьми. Шиён забывает о пьяной философии, пока стирает коленки о твёрдый холодный пол и дышит громче, чем думает. Чанджун щёлкает зажигалкой где-то за пределами толстовки, которую Шиён натягивает, долго не желая смещать её с лица. Он думает глупые мысли о том, что он в домике, пусть и почти трезвый. Наверное, не стоит пить с Чанджуном. Шиёну, блин, двадцать четыре, а он чувствует себя уязвимым перед человеком младше себя. Это только цифры. Чанджун внимательно смотрит на Шиёна. Шиён заливает в себя полстакана, игнорируя чипсы. Собственная неловкость бесит. Чанджун бросает ему свою пачку с тремя сигаретами и тоже пьёт. На утро Шиён просыпается на неудобном диване, укрытый толстовкой, и думает, что вместо трясины под его спиной чувствуется дно. Для выступления неделю спустя Шиён даже достаёт траву. Он не хочет звонить Сонуну, но у него нет сил хотя бы встать на ноги. Сонмин скрылся с глаз его с какой-то девчонкой, и Шиёну стало на мгновение завидно. Как давно он был не с мужчиной? Он бы исправил это сегодня, но вместо этого ищет в телефоне номер Сонуна, промахивается пальцами мимо всего, что только можно, и в конце концов тупо пялится в экран, не понимая, зачем в нём роется. Рядом с ним на диван приземляется тело, но Шиён вдруг вслушивается в громко играющую музыку, словно должен услышать что-то важное. - Хён? Шиён медленно поворачивает голову, чтобы перед глазами не завертелась весёлая карусель, и слишком широко улыбается. Встречи с Хончолем всегда неожиданные. И он тоже напоминает о той весёлой ночи. Шиён не помнит, как относится к нему. - Сегодня меня не надо держать над унитазом, - орёт Шиён в ухо Хончолю, навалившись сбоку всем своим весом, - или ты пришёл поддержать оппу? - и гаденько хихикает. Он замолкает очень резко, но не потому что Хончоль смотрит на него, вскинув брови и сжав губы. Кто такой Хончоль, чтобы влиять на его настроение. Шиён говорит еле разборчиво за неутихающей музыкой: "Поехали к тебе?" Шиён молчит о том, что не хочет домой, потому что будет там один. И Сонуну звонить не хочет. И Хончоля не хочет. Шиён даёт чужим жадным губам прижаться к своим и хочет тонуть в этом так же, как две недели назад ночью в студии. Хончоль яростный и сжимает так крепко, словно хочет сломать отнюдь не хрупкого Шиёна пополам. Шиён отталкивает руки Хончоля от своей толстовки. - Давай не будем, - сипло просит он. Шиён хочет сгореть в злом разочаровании Хончоля. На телефоне непринятый и сообщение от Сонуна с вопросом, почему Шиён звонил. Всё-таки попал заплетающимися пальцами. Шиён пишет, что промахнулся номером, и роняет телефон себе на лицо. Он валяется на футоне, занимающем половину комнаты Хончоля, не заваленную хламом, и пялится в покрытый серыми разводами потолок. Перед его глазами пляшут цветные пятна, а мысли в голове кружатся вокруг той самой, которую он не хочет пускать. Хончоль пихает его в бок, чтобы подвинуть, и Шиён перекатывается на бок, тычется носом в чужое плечо. Вроде он перестал избегать всех мало-мальски знакомых личностей, но ощущение бега не пропадает до сих пор. Как будто на самом деле его никто не нашёл. - От чего я прячусь? Вопрос звучит тихо и в пустоту, как и должен. Хончоль слишком спокоен, и Шиён словно слышит рычание его затаившегося дворового пса. Хончоль не гонится и не ждёт подачки. Шиён слабо кусает его плечо. Он всё равно рано или поздно оказывается в тесной квартире напротив блошиного рынка.