Бастард

Потом, естественно — каленая стрела, все три головы долой, Иван вынимает три сердца и привозит, кретин, домой матери... Какой подарочек! Братья Стругацкие «Понедельник начинается в субботу»

                     И что в итоге? В итоге я сижу в своей комнате на кровати, таращусь в стену, на которой не показывают ровным счетом ничего интересного, и с туповатым упорством сжимаю в руках небольшую картонную коробку – то самое «кое-что», обещанное мне на кладбище Дианой Локхарт. Самое постыдное во всем этом, пожалуй, то, что я до сих пор понятия не имею, что там внутри. На поминальный обед я, как и пообещал «бабуле», не остался, хотя она, по какой-то непонятной причине, явно старалась меня заманить. Вот только, то ли она не слишком умело совершала свои маневры, то ли внук ей попался излишне проницательный. И главный вопрос всего сегодняшнего дня: «зачем?». Вот, например, зачем ей так было нужно, чтобы я пошел на этот Мерлином драный поминальный обед? Откуда вдруг проснувшийся интерес к моей персоне? Не нравится мне все это, вот что. Напрасно я вообще поддался на материнские уговоры и потащился на эти похороны. И с покойником какая-то мутная история, и с мамашей его не лучше. Да и со мной, кажется, не все ладно, учитывая, что солнце уже клонится к закату, а я так и не открыл чертову коробку. Это при моем-то патологическом любопытстве! Как хотите, а паршивое какое-то у меня предчувствие относительно этого подарочка. По итогам беседы с миссис Локхарт выходит так: мой папаша, недавно вновь начавший осознавать себя личностью, встречается с Дианой в клинике и настойчиво просит ее передать мне «презент», а через два дня, как уже известно, умирает, оставляя колдомедиков Мунго в полном недоумении. Вот что значит писательский талант: даже из собственной кончины ухитрился выжать интригу. Дальше миссис Локхарт мне коробку передает и на всем протяжении беседы буквально ест меня глазами, как подзаборная кошка кусок ветчины в витрине мясной лавки. Единственное предположение, которое крутится у меня в голове – в коробке лежит тот самый компромат, который не протух за двадцать два года. Хотя с чего бы Локхарту отдавать его именно мне? Он меня и видел-то два с половиной раза, два из которых интеллектуально пребывал в стране зеленых нюхлеров и розовых книзлов. Бред. Но именно из-за этого бреда открывать коробку я не тороплюсь. Оно мне надо? В мои невеселые мысли врывается стук распахнувшейся настежь двери. Во всем нашем доме привычка влетать в комнату без стука водится только у одной особы, так что мне даже не нужно поднимать глаза. — А если я тут решил голым сплясать джигу? – Лениво интересуюсь я. — Я бы с удовольствием посмотрела на это безумие! Хоть бы смутилась для приличия. Но нет, моя сводная сестра Фелиция характером, как и я, явно удалась в матушку, так что срезать ее на таком пустяке не удастся. Фели учится на шестом, точнее уже седьмом курсе Хогвартса, и большей егозы и заразы я в своей жизни не встречал. Короче говоря, она дьявольски милая. Когда спит зубами к стенке. Думаю, весь Гриффиндор во главе с деканом Уизли будет плакать от счастья, когда эта заноза получит, наконец, свой диплом и оставит школу в покое. — А если я тут не один? – Я продолжаю генерировать версии. – А если я с дамой занят прослушиванием седьмого концерта для скрипки и фортепьяно? — Ты бы дверь запер, — Фели бесцеремонно усаживается на кровать рядом со мной. – Перед прослушиванием. И потом, своих дам ты в отцовский дом никогда не водишь. Гил, ну за кого ты меня принимаешь? — За свою отвратительно воспитанную сестру, которая за шестнадцать лет так и не научилась стучаться. — Хмыкаю я. – А что, разве это не ты? — Я, — на редкость самодовольно признается Фелиция. – И соблюдать правила хорошего тона по отношению к своему ядовитому братцу даже не собираюсь. Зато собираюсь спросить, по какому поводу ты уже третий час сидишь здесь, как сыч, и не подаешь признаков жизни? — А мне уже нельзя поскорбеть в одиночестве? – отчим так и не сумел выбить из меня дурную привычку отвечать вопросом на вопрос. – И потом, папаша Джон с утра мне устроил первосортную выволочку с последующим запретом попадаться ему на глаза. — Как будто тебя это хоть когда-то смущало! – хм... логично. Даже темы для дискуссии мне не оставила, паршивка. – Так что не ссыпай мне лукотрусов за шиворот, братик. Тебя смерть Локхарта ввела в такое уныние? Последнюю фразу она произносит уже без прежнего напора, явно боясь обидеть. Девчонка она у меня еще, хоть и корчит взрослую и самостоятельную. За то и люблю. — Его смерть меня, скорее, озадачила, — признаюсь я, сам до конца не понимая, зачем все это говорю. И для кого. – И подарок этот еще… — Что за подарок? – вот уж кого хлебом не корми, а дай сунуть свой хорошенький, чуть вздернутый носик в чужие секреты. Хотя, что уж тут, сам ведь упомянул. – От кого? — Можно сказать, что от фирмы производителя, — на этот раз я усмехаюсь откровенно двусмысленно, и Фелиция хихикает, мгновенно разгадав соль шутки. Не самой остроумной, кстати, но на большее я сейчас не способен. — Вот уж не знала, что на похоронах раздают подарки. И что там? – вот ведь настырное создание. И ведь знаю, что попытки отвязаться ни к чему не приведут. — Без понятия, – пожимаю плечами я, уже зная наперед, что сейчас коробку придется в срочном порядке открывать. Может быть это и малодушно, но я рад, что Фели своим появлением избавила меня от проблемы выбора. В очередной раз жизнь не преподносит мне сюрприза: сестра мгновенно вцепляется в коробку обеими руками, уже готовясь потрошить ее с энтузиазмом котенка, добравшегося до клубка цветных ниток. — Эй! – я жестом останавливаю девушку и извлекаю из рукава волшебную палочку. – Придержи фестралов, сестренка. Папа Джон что, зря в вас с Эдом с детства вдалбливал первое правило подарков? — Да-да, сначала проверь, потом открывай, — Фели корчит забавную рожицу, не слишком талантливо пародируя строгий голос моего отчима. — В точку, — я уже в четвертый раз сканирую отцовский подарок магией и в четвертый раз убеждаюсь, что ничего опасного там, как будто бы нет. Что-то магическое, определенно. Но ни ядов, ни проклятий, ни порталов в Ад мне Локхарт, похоже, не завещал. – Ну, давай. Только руки в коробку смотри не суй. Какая-то магия там точно есть. — Мерлин Всемогущий, Гил! Ты и правда параноик! – Укоризненно восклицает Фелиция. Кто бы спорил, как говорится. — Зато живой. В отличие от многих прочих. При моей работе ты становишься, либо параноиком, либо трупом. Вот только Фели в ее шестнадцать этого точно не понять. Ей дьявол, иногда я на ее фоне начинаю ощущать себя древним занудливым козлом. Вот и сейчас она пренебрежительно кривит губы и нетерпеливо срывает картонную крышку, отбрасывая ее прочь. — Ого! Не могу не согласиться. Судя по длинной цепочке, это все-таки кулон, выполненный в форме сердца. Не кокетливого сердечка, каким его рисуют на страницах пошлых любовных писем, а именно сердца. Судя по конструкции, человеческого. Даже с расстояния в пару шагов я безошибочно могу различить серебристые ответвления-обрубки легочных артерий и отливающую медью дугу аорты, под которую и продета цепочка. Прямо скажем, украшение сомнительное. Не на каждый день. Но, в то же время, чем-то оно привлекательно. Кажется, что стоит только взять его в руки, как почувствуешь ровный ритм сокращающегося под ладонью металла. В следующую секунду я понимаю, что коробка была явно усилена какими-то экранирующими заклятиями. Магией от кулона «прет» — иначе не скажешь — так, что волосы у меня на затылке начинают самопроизвольно шевелиться. И магия, ведь, какая-то знакомая! Где-то я уже чувствовал подобную – не вредоносную, скорее просто очень древнюю. И очень мощную. Куда более мощную, чем способно выдержать человеческое тело. — Я тебе что сказал!? Фелиция, твою мать! – Я вижу, как сестра в восторге тянет руку к кулону, явно начхав на все мои предупреждения. Еще бы! Фели та еще «цацочница», хуже сороки. И отобрать у нее новую, приглянувшуюся игрушку — задачка еще та. Понятия не имею, что случится, если она к ней прикоснется. Зато точно знаю, что папаша Джон меня живьем закопает, если с его ненаглядной дочерью что-нибудь случится. И ведь я даже сопротивляться не стану. Поэтому мне ничего не остается, кроме как совершить на редкость идиотский поступок и взмахом палочки выдернуть коробку из цепких сестринских пальчиков. С любой другой девчонкой этот номер прошел бы на ура, только вот мне в сестры досталась мало того, что заноза, так еще и заноза, играющая в квиддич на позиции ловца. Именно поэтому, возмущенно вскрикнув, она ухитряется вцепиться в край уплывающей из-под ее носа коробки и попытаться оставить добычу при себе. Зря она это. Жил когда-то в Британии один очень талантливый маггл. И звали этого маггла Исаак Ньютон. Он всерьез поспособствовал прогрессу науки в области физики, и почти всем известна история про яблоко, зарядившее гению по макушке. А еще многие забывают, что кроме закона всемирного тяготения этот маггл является автором трех законов механики, которые… о чем это я? Ах да! Законы Ньютона я помянул не напрасно, поскольку именно в соответствии с первым из них коробка остается у Фели в руках, а я получаю чертовым кулоном по лбу. Ну и синяк же меня ждет в ближайшем будущем! К сожалению, кажется, не только он. Я буквально кожей чувствую сокрушительный толчок магии, в последний момент, наконец, узнавая ее. Кровная, мать ее, ритуалистика. Действительно ничерта не темная, хоть и причисляется к таковым из-за специфики наложения. Кровь, сила и горьковатое послевкусие магии четвертого измерения! И все это под аккомпанемент красочного салюта из искр, которые сыплются у меня из глаз от удара тяжелой металлической подвеской. Люблю эффектность, черт побери! — Моргана кривая, Фелиция, ты обалдела?! – Я потираю свой многострадальный лоб, ожидая, как окончания фейерверка, так и момента, когда отпустит словно сведенное магической судорогой тело. Ох, что-то кажется мне, что это был не фамильный оберег Локхартов. А значит, в перспективе мне предстоит разобраться, что эта кровная магия мне «подарила» на память, и вариантов тут масса. Самое обидное, что на Фелицию эта цацка скорее всего не подействовала бы, зря только дергался. — Платок носовой подай хотя бы раненому брату, – судя по ощущениям, эта штуковина рассекла мне бровь, которая теперь потихоньку кровит. Тонкая рука вкладывает в мои пальцы требуемый платок, а в следующую секунду я чувствую, как в горло мне упирается волшебная палочка. — Ты не Гилдерой! Голос молодой, низкий и звучный. И тон его не обещает лично мне ничего хорошего. Салют в моей голове, наконец, гаснет, и я, проморгавшись, обнаруживаю перед собой девицу, может быть, чуть старше себя. Светлые длинные волосы, зеленые глаза, тонкий породистый нос. Да, красивая. На самом деле очень, очень красивая. Дьявольски. И все бы хорошо, только один вопрос: кто это, Мерлин ее побери, такая!? И еще один: почему я, пошатываясь и держась за лоб, стою в каком-то абсолютно незнакомом месте!? Глубокая и красочная матерная тирада еще только формируется в моем сознании, когда девица сильнее тыкает в меня палочкой, словно задумала проткнуть насквозь, и, дико сверкая глазами, повторяет: — Ты не Гилдерой! Кто ты?