Бастард

Он хотел быть героем далекой страны, А она – лишь поведать ему свои сны… Йовин «Он и она»

                     Я безнадежен. Нет, разумеется, я слышал о чем-то таком много раз от папаши Джона. Но сейчас, глядя на лежащую на полу, скованную инкарцеро поверх петрификуса женщину, я потихоньку начинаю проникаться его взглядами на жизнь. Что сделал бы на моем месте порядочный герой? Наверняка сказал бы этой незнакомой леди что-нибудь остроумное; возможно отвесил бы парочку комплиментов или, на худой конец, принялся выяснять, что ему, собственно, инкриминируют. В общем, я уверен, что он — герой — поступил бы как-то эпично. А что сделал я? Со всей молодецкой дури оттолкнул даму в сторону, и пока она оторопело моргала и пыталась устоять на ногах, долбанул по ней парализатором, а затем, для верности, еще и связывающим заклятием. Ну не люблю я, когда в меня тычут всякими артефактами, не люблю! Был у нас с полгода назад один неприятный инцидент с тестовой группой: безобидное, по идее, успокоительное зелье оказалось «с душком». Точнее с побочным эффектом. Понятия не имею, что именно очередной «гений» туда клал, но воздействие получилось весьма далеким от запланированного. По крайней мере, по моим прикидкам, успокоительное не должно проделывать таких внушительных дыр в чердаке пациента… С тех пор, как мирная домохозяйка, желавшая подзаработать галеонов детям на учебники, чуть было не уходила здорового мужика, пытавшегося помешать ей запалить шторы в собственной комнате, я категорически отрицательно отношусь к таким штучкам. Думаете, это я такой впечатлительный? Нет. Просто этим самым мужиком был я. Вот и сейчас накрепко вбитые в подсознание рефлексы не подвели, а скорость реакции у моей визави явно подкачала – не дорос еще ее нос тягаться с «черным мундиром», из рафинированной вредности продержавшимся на службе два года. Тут я, пожалуй, поясню – в принципе, я джентльмен. У меня приличное, отчасти даже рыцарское, воспитание, которое наглухо табуирует насилие над представительницами слабого пола, детьми и стариками. Вот только у меня, кроме воспитания, есть еще и какой-никакой опыт. И опыт этот гласит – женщина часто гораздо опаснее мужчины, ничем не уступая ему, когда дело доходит до человекоубийства. А уж женщина-маг – тем более. Наш великий дар тем и отличается, что от физической силы ничуточки не зависит. К слову, женщины, как в магическом, так и в маггловском мирах активно пользуются тем, что они «слабый пол», дабы устроить гадость поразвесистей. Так что ничего похожего на угрызения совести я, честно говоря, не испытываю. Зато адреналин в виски лупит со страшной силой, немного мешая соображать. Но первое, что я делаю, еще до того, как связанное тело падает на пол, это оглядываюсь по сторонам, держа палочку в боевой позиции. Хм. Я бы даже сказал – «хм» два раза. Какая-то комната, довольно большая, но темноватая из-за плотно задернутых штор. Ничего интересного, за исключением легкого бардака, я тут не вижу. Сообщники моей нелюбезной собеседницы тоже под диванами не таятся, а значит, можно расслабиться. Чуть-чуть. Следующим заходом я просто аппарирую домой. И если бы кто-то сейчас попробовал укорить меня в отсутствии любопытства, я бы ответил ему, что на все есть свое время. След от аппарации я запомнил, значит, и вернуться к своей связанной незнакомке успею. Полежит с полчаса – не протухнет. Докапываться до сути вещей дело не быстрое, а если я хоть что-то понимаю, минут десять назад я с помпой растворился в пространстве прямо на глазах у изумленной публики, как фокусник в маггловском цирке. Зная характер Фелиции и ее ко мне нежную привязанность, — весь особняк Алиенов уже стоит на ушах, и чем раньше я покажусь пред гневны очи папаши Джона, тем меньшая порция ора мне достанется. Да и саму Фели я, наверняка, напугал до черта, рассосавшись в эфире без объявления войны. Ничего, сейчас успокоим детей и женщин. С этой праведной мыслью я и материализуюсь посреди холла – судя по тому, сколько длились перегрузки, портал забросил меня куда-то к черту на рога. Как же я его проморгал, вот чего не понимаю! Четыре же раза проверил, и хоть бы что пискнуло! И, опять же, зачем? Что за идиотское похищение, к тому же организованное как-то криво? Ладно, это потом. В доме и правда кавардак – я даже отсюда слышу шум наверху. Какая-то беготня и ор: уж сочный баритон папаши Джона я ни с чем не спутаю. С тяжким вздохом направляюсь к лестнице, заранее репетируя виноватую физиономию, но путь мне наглым образом преграждает Санти – эльфийка моей матушки. Она с хлопком появляется на ступеньках прямо перед моим носом и неожиданно недружелюбно интересуется: — Зачем господин пришел? Господину нечего здесь делать. Уходите сейчас же. — То есть как это нечего? – От таких заходов у меня глаза на лоб лезут, так что мы с лупоглазой домовушкой сейчас друг друга стоим. – Санти, ты что, тронулась на нервной почве? Дай пройти. В ответ это очумелое создание мотает головой, и я шкурой чувствую потрескивание эльфийской магии. — Господин не желанный гость в этом доме, – строго говорит она. – Господин и так устроил беду, опозорил молодую госпожу, опозорил славный дом Алиен, разбил госпоже сердце. Чего господину нужно еще? Уходите, или хозяин убьет Вас, как только увидит. Просто уходите. Я даже не знаю, рассердиться мне, обидеться или рассмеяться. С каких это пор всегда приветливая Санти принялась поминать мне «грехи юности»? Да о том, что я опозорил мать и род Алиенов самим фактом своего появления на свет, я от отчима слышу раз в неделю…тоже мне новость, как говорится! Но это-то здесь причем? Какого черта меня выставляют из моего же дома!? — Так, Санти, а теперь давай внятно и по делу, – я делаю пару глубоких вдохов и говорю аккуратно, как и положено при общении с психами. — Что случилось? Неужели папаша Джон так рассердился из-за моей отлучки? Или что-то с Фели? Вот последняя мысль заставляет меня экстренно вспотеть. Неужели эта странная магия как-то задела сестру? Это бы все объяснило — тогда отчим меня действительно убьет, но это не так уж важно. Я бросаюсь к лестнице, уже нисколько не интересуясь пояснениями тронувшейся от горя домовихи. К черту все, к Дьяволу, к Мерлину в задницу! Я должен знать! Меня отбрасывает назад с такой силой, что я влетаю спиной в рыцарские доспехи, с грохотом обрушивая их на пол. — Господин должен убираться прочь! – Санти наступает на меня, и вид у нее грозный, но при этом забавный. Как у того бешеного шерстепуха: смейся сколько влезет, а пол ноги Сэмуэлю Корнби никто назад не отрастит. – Господин Локхарт не имеет права быть здесь! — А?... Да, это все, что мне удается сказать. Во-первых, потому что от удара из легких выбило, кажется, весь воздух, а во-вторых…какой к лысому гиппогрифу «господин Локхарт»? Где? — Тыыыыы!? – Я даже вздрагиваю от громоподобного рева. Оказывается, пока мы с Санти вели переговоры, на самом верху лестницы успел нарисоваться какой-то высокий худощавый тип в криво наброшенной на плечи мантии. Физиономия у него бледная и абсолютно безумная. А еще, почему-то, смутно знакомая. Завидев меня, он еще больше перекашивает породистое лицо и бросается вниз, на ходу вытаскивая палочку. — Да как у тебя наглости хватило сюда заявиться!? – Орет он голосом папаши Джона – Жалкая тварь! Чертов писателишка! Думал, я ничего не замечу!? Да ублюдок твоя точная копия! В каком-то ступоре я смотрю, как он приближается, и все отчетливее понимаю, что этот хрен с горы действительно папаша Джон. Тот же голос и интонации, то же худощавое лицо и полыхающие бешенством черные глаза. Я аппарирую повторно в ту секунду, когда с губ отчима срывается первое из слов самого непростительного из всех непростительных заклятий. Последнее, что я слышу, это его яростный вопль и доносящийся со второго этажа надрывный младенческий плач. * * * «Чертов писателишка!» Я сижу на полу в той самой комнате и отрешенно пялюсь в стену. «Господин Локхарт не имеет права быть здесь!» На этом самом полулежит какой-то пестрый, довольно-таки потертый ковер. Не слишком чистый, кстати. Кулон-сердце валяется на нем бесполезной железкой. Магии в нем, судя по нынешним ощущениям, не больше, чем в ножке стула. «Да ублюдок твоя точная копия!» В комнате витает приятный запах трав и свечного воска. «Господин и так устроил беду, опозорил молодую госпожу, опозорил славный дом Алиен, разбил госпоже сердце». Драный Мерлин. Я не сразу узнал его, не потому что он так изменился. Просто он выглядел лет на двадцать моложе, чем я его запомнил. «Ты не Гилдерой!» Я вскидываю голову и полубезумным взглядом смотрю на все еще связанную и парализованную женщину. Как все изменилось за какие-то жалкие полчаса. Кажется, это будет чертовски долгий разговор… Я нашариваю палочку и взмахом снимаю с жертвы парализующее заклинание. Веревки, впрочем, пока не трогаю. На всякий случай. Девушка перестает напоминать деревянную лошадку, обмякает и с ужасом косится на меня. Молчит. Это она правильно делает, должно быть умная. Или, что вероятнее, выражение лица у меня настолько дикое, что сейчас и дурак бы не рискнул лишний раз рот открывать. — Так, Леди. — Это что, у меня такой жуткий голос? – Давайте договоримся. Я извинюсь за свое не джентльменское поведение позже. Я не причиню вам вреда, если вы меня не вынудите, но вы, ведь девушка разумная, верно? Так что давайте вы ответите на мои вопросы, и я вас развяжу. Кивните, если идет. Она некоторое время молчит, чуть хмурясь, словно с трудом понимает человеческую речь, а затем все-таки аккуратно кивает. — Кто вы такая?Где мы находимся? Что это за амулет? Причем тут Локхарт? И…какой сейчас год? – я стараюсь задавать вопросы по степени важности, и только на последнем голос меня подводит, срываясь. Я, вопреки мнению многих, не дурак, да и о неких разработках ОТа в области управления времени слышал. Мать вашу, как хочется ошибиться, но чую задницей, мне так повезти не может. Мне всю жизнь не везет.