Бастард

«Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении… Предсказание становится невозможным» А. Пуанкаре

                     — Что ж так мелко? Что ж тогда сразу не Мерлин Всемогущий? — на автомате спрашиваю я. Самое паршивое, что я не чувствую ни удивления, ни страха, ни прочих, подходящих эпичности последнего заявления эмоций. Устал. Майла пристально смотрит мне в глаза и невпопад заявляет: — Пожалуй, сейчас самое время тебе прилечь, молодой человек. — Черта с два! Мы еще не договорили!— я мотаю головой. — Я принесу тебе поесть, — совсем меня не слушая, продолжает ведьма, поднимаясь, и я понимаю, что аудиенция закончена. По крайней мере пока. — Пойдем, юноша, я провожу тебя. Я вяло плетусь за ней, волоча ноги, словно мне не двадцать четыре, а три раза по столько же. Молча. А что тут скажешь? Ровно в соответствии с миром, в котором я чувствую себя вещью, меня сгрузили ко мне подобным — в чулан. Я, метла и старая рухлядь: очаровательная компания, верно? Нам дали свечку, небольшой тазик рагу, кружку травяного чая и велели отдыхать до утра. Хорошенькое дело! Как будто я сейчас усну... В скобках заметим, что рагу, количество которого еще вчера вызвало бы во мне трепет и спазм желудка, я приговорил. Как-то незаметно для себя, кстати. Суток не прошло, а меня с завидной регулярностью то огорошивают новостями, то колотят по голове. Каким-то на редкость дерьмовым выдался для меня 1992-й. Я появился здесь дважды, в один и тот же день, и оба раза все как-то не складывается. С этой мыслью я резко дую на огонек свечи, и каморка погружается в непроницаемую темноту. Чтобы наверняка хоть несколько часов не видеть этого клятого местечка, я ложусь и закрываю глаза. Можно было бы попытаться вообразить себя дома, в своей комнате… Но, черт побери, если бы у меня в комнате воняло, как в лавке у травника, папаша Джон выставил бы меня к Мерлину. Так что я, привычно наплевав на романтику, просто вырубаюсь — впервые за это время по собственной воле. * * * Я сижу на крыльце дома и перебираю лежащую у моих ног охапку свежесрезанного Майлой зверобоя. Руками. Чтобы чем-то эти самые руки занять. Простая, монотонная работа позволяет отвлечься не хуже изнурительных тренировок, во время которых моими противниками являются особо злокозненные коряги. Иногда, впрочем, достается подлым кустам боярышника и совсем уж чертовым ублюдкам — валунам, щедро раскиданным по лесу ледником, сделавшим отсюда ноги несколько тысяч лет назад. Солнце пригревает мне левый бок, в чаще поют птички, терпко пахнет зверобоем и разогретой сосновой смолой. Идиллия, мать вашу, и я в ее центре, как пасторальный крестьянин: в серых джинсах и поло в шотландскую клетку. Тогда…сейчас, в девяностых, как я слышал, среди магов носить современную маггловскую одежду считалось чуть ли не дурновкусием. Папаша Джон, к примеру, до сих пор обретается где-то в XIX веке с его костюмами-тройками старинного кроя и накрахмаленными рубашками. А вот уже мое поколение вовсю пользуется завоеваниями современной моды и не испытывает по этому поводу ни малейших моральных терзаний. А я и в этом времени своим привычкам изменять не собираюсь — все недовольные перетопчутся как-нибудь. Я сижу среди всей этой красоты и думаю унылые, злые мысли. И чем дольше я здесь торчу, чем отчетливее становится осознание того, что ни черта не рассосется, и, что вернуться домой в ближайшем будущем мне не светит, тем злее эти мысли становятся. Сегодня пошел четвертый день, а я уже чувствую себя потенциальным кандидатом в Темные Лорды. Попадись мне сейчас этот их Волдеморт, первый передо мной в очереди, за его здоровье я бы точно не поручился. Вот дьявол! Даже зверобой не помогает. — Вы хотите у меня что-то спросить? — подчеркнуто вежливо интересуюсь я, обращаясь к корзинке с уже очищенными соцветиями. В самом-то деле, сколько можно? За те добрых полчаса, которые Айна пялится мне в спину, могла бы и решить: заговаривать со мной или нет. Впрочем, такая история повторяется каждый мордредов день. Пока она еще не сказала мне ни слова. Вот и сейчас, скорее всего, развернется и, как обычно, бесшумно скроется в доме. — Да. Хочу. Хм…неожиданное изменение сценария. Что ж, любопытно. Неужто созрела? Я достаю из кармана палочку и привычно ей взмахиваю — познания английского у мисс Катилльхёс таковы, что разговаривать с ней без «переводчика» невозможно. Стоит ли говорить, что мои познания Норвежского равны нулю? Более того, слушая Майлу, я уверился, что при попытке освоить нюнорск или букмол мой собственный язык, наверное, завяжется в узел. — Я слушаю вас, Айна, — я делаю рукой приглашающий жест и девушка, поколебавшись, спускается мимо меня по ступеням и садится так, чтобы нас разделяла как корзина, так и неочищенный пока зверобой. — Если что, мне не составит труда через все это перепрыгнуть, учтите. Она улыбается в ответ на неуклюжую шутку и тут же снова серьезнеет: — Что будет дальше? Ох, ну конечно же! Что еще она могла спросить. Иногда быть чересчур догадливым — дьявольски скучно. — Дальше я уйду, — говорю я, снова возвращаясь к зверобою. — Скоро. Ваша матушка логически и магически доказала мне, что теперь я действительно в этом мире вроде как Локхарт. Самый лучший выход для меня, милая леди, занять его место и в реальной жизни тоже. Раз уж оно так и так вакантно. Я хмыкаю, вспоминая, как два дня назад с пеной у рта доказывал Майле, что заменять тут своего папашу, чтобы ему пусто было, не собираюсь, и плевать мне на то, что там считает магия. Женщина слушала меня, не перебивая до тех пор, пока я не выдохся, после чего срезала чертовски логичным вопросом: «Что же ты будешь делать в таком случае, Гил Алиен? Сидеть здесь на пне весь срок отпущенной тебе жизни? Или начнешь новую?» «Хотя бы! — буркнул я. — Скажете, не имею права?» «Имеешь, конечно, — ласково кивнула ведьма, и ее улыбка мне нихрена не понравилась. — У тебя, молодой человек, есть документы, должно быть. И, конечно же, у тебя есть деньги для того, чтобы начать новую жизнь за пределами твоей Британии, где Гилдероя Локхарта знают слишком многие. Разумеется, у тебя есть влиятельные друзья, которые с радостью помогут тебе создать новую личность, и дом, где ты станешь жить….и…» «Все-все! — я махнул рукой, призывая Майлу прекратить портить мне и без того препоганейшее настроение. — Уели. Ничего из вышеперечисленного у меня нет.» «Зато есть у Гилдероя Локхарта — спокойно констатировала ведьма. — У него есть жилище, документы, золото в банке, у него есть биография и неплохое положение в обществе. То есть все, что тебе нужно, чтобы начать жить.» «Ну да, — зло фыркаю я. — А еще куча осложнений в виде матери, двух сестер, толпы восторженных поклонниц и о-очень хренового будущего. Майла, вы действительно считаете, что лучший выход для меня это повторить папашину судьбу, прожить год, строя из себя эдакого звездюка, а в конце года пустить себе Obliviate в лоб, дабы петля замкнулась? И, оп-ля, мои проблемы на ближайшие двадцать три года решены, потому что меня будут содержать, кормить и подтирать мне слюни за государственный счет. Вот уж спасибо, как говорится! Я лучше к магглам подамся.» Ну да. Вот только без документов и денег у магглов мне тоже делать нечего. Разумеется, волшебная палочка способна открыть перед предприимчивым магом любую запертую дверь. Как в переносном смысле, так и в прямом. Вот только…не много же я успею насовершать подвигов, прежде чем доблестные Авроры положат меня носом в пол за нарушение статута. В мое время эта статья не такая уж и страшная — отделаешься внушением, пожалуй. Закон об интеграции существенно облегчил кару по этому пункту. Зато привнес в правовое поле общества статью «о магической спекуляции»: за мошенничество и применение магии в мире магглов с целью наживы. Вот за это можно было получить либо немалый штраф, покрывающий сумму «наваренного» на мирных обывателях, либо нарваться на конфискацию имущества. А особенно масштабные правонарушения и вовсе предполагали переселение незадачливого «бизнесмена» в Азкабан. Но и по нынешним временам мне, за попытку поправить свои дела среди магглов при помощи волшебства, всыплют так, что не обрадуюсь. А, самое главное, я мгновенно попаду в поле зрения охранников магического правопорядка… Черт, да это проще сразу идти в Отдел Тайн со своей душещипательной историей. Но не стану же я все это объяснять тотемной ведьме, которая, кажется, в здешних краях сама себе и Аврорат, и Минестерство, и… — кто там сегодня в моде? — Селестина Уорлок. «Ума не приложу, зачем бы тебе проделывать все это», — Майла невозмутимо пожала плечами, повергая меня в очередной ступор. Да у нее просто талант какой-то! «То есть как? Я же вам рассказывал про Хроноворот, и вы сказали, что замкнуть эту петлю крайне трудно.» «Нет — Майла покачала головой. — Я сказала, что это невозможно. И опять же, повторюсь, зачем?» То ли она больная, то ли я. «Если я здесь схожу за Локхарта, — призвав на помощь все свои невеликие залежи терпения, начал объяснять очевидное я, — то выходит, что именно я должен следующим летом загреметь в Мунго, потеряв память. И в июле 2016-го умереть, успев отправить самому себе этот чертов амулет, иначе я из будущего не получу, его, а потому не отправлюсь в прошлое и…» Мерлин мой, ну и бредятина. Что не отменяет ее правдивости. Я бессильно делаю пасы руками, стараясь изобразить этой дремучей ведьмачке масштабы грядущей катастрофы из-за нарушения пространственно-временного континуума. «То есть ты по собственной прихоти хочешь создать замкнутую временную петлю, которая будет повторяться до бесконечности? — перебила меня Майла. — Мальчик, тебе что, больше заняться нечем?» «Но иначе, я изменю будущее!» «И что с того? — от этого невинного вопроса я буквально подавился своей обличительной речью. — Гил Алиен, ты и правда думаешь, что Вселенная не защищена от таких, как ты и тебе подобных? Или, точнее, от таких дураков, как Локхарт, которые пытаются заигрывать со временем. История, мальчик, это не здание, которое можно разрушить, она скорее похожа на дерево. Что делает молодое дерево, когда его придавливает камнем, видел? Оно искривляется, огибает его и продолжает расти вверх. Ты и есть этот камень — что бы ты ни делал, как бы ни пыжился, история тебя обогнет и все равно продолжится. Не в твоих силах ее разрушить. А ты хочешь создать на ее стволе язву, мертвую зону длиной в пару десятилетий, в которой время будет крутиться без остановки». «Вашу Моргану да о круглый стол! — я уже, не стесняясь, схватился за голову. — Майла, хватит этой занимательной гербологии! Я Вас понял, а вот вы меня, кажется, нет. Я говорю о том, что будущее изменится, понимаете?!» «Оно уже изменилось, — хладнокровно ответила Майла и снова пожала плечами. — И оно не будет таким, как прежде, что бы ты ни сделал. Оно стало другим в тот момент, когда ты вмешался в прошлое. Точнее, когда в прошлое вмешался твой отец». «Вот он бы это дерьмо и разгребал, — со злостью процедил я сквозь зубы. — Если я здесь, и мы уже выяснили, что вместо него, то где тогда местный Локхарт? Руки чешутся познакомиться поближе». — Но я спрашивала не о том, что будет с вами, — Айна смотрит на меня разочарованно. А то я не знаю. — Нужно конкретнее выражать свои желания, мисс Катильхёсс, — я насмешливо щурюсь, глядя в ее зеленые глаза, и девушка отчетливо краснеет. А я хорош. — Впрочем, дайте угадаю, про батюшку моего хотите спросить? Айна отводит глаза и принимается потрошить ни в чем не повинную веточку зверобоя, обрывая листья. Угадал. Только радости от этой проницательности ноль. — Милая леди, откройте, наконец, глаза, — насмешливо тяну я, скрещивая руки на груди. — Он ВООБЩЕ не собирался к вам возвращаться. Даже если бы я не оказался здесь, ваш прекрасный рыцарь бы не гарцевал под вашими окнами на белом коне. Ваша вера в сказки, конечно, очаровательна и мила, но от этого очарования, откровенно говоря, уже подташнивает. Ну, зачем Вы ему нужны, скажите на милость? Думаете, он хоть на миг допускал мысль о том, как чудесно вы будете жить в маленьком лесном домике, растить потомство и любить друга до конца дней своих, аминь? Очнитесь, Айна, ваши сантименты никому не нужны. И ваш паладин — балаганный актер, который после представления снял бутафорские доспехи и отправился домой. — Перестаньте! — и глаза-то уже на мокром месте, и голос дрожит. Какая драма, блин. По мне бы так кто с ума сходил. — Перестаньте говорить о нем гадости! Вы не знали его! — А вы, конечно, его знали, — я закатываю глаза. Ей Мерлин, есть ли предел идиотизму влюбленной женщины? — За десять дней вам открылась вся его суть. Мисс Катильхёсс, я, конечно, со своим батюшкой близок не был, о чем ни капли не жалею, но давайте я приведу вам маленький и чертовски показательный пример? Хотите? Нет? Ну, ваше согласие не так уж и важно. В прошлом году моего батюшку посетило большое и светлое чувство. Любовь невиданной силы. Да вот беда, объектом пламенной страсти оказалась замужняя женщина, гораздо моложе вас, кстати. Ну, муж не помеха…Любовь же. Вот только однажды прекрасный возлюбленный просто растворился в закате, оставив женщину недоумевать и реветь в подушку, потому что в ее понятии «вечная любовь» длится чуточку дольше двух недель. Смешная история, правда? Очень в духе рыцарства, которое вы так фанатично приписываете Локхарту. — Откуда вы знаете все это? — Айна недоверчиво смотрит на меня, готовая в любую секунду снова броситься на защиту своего «суженного». — Она от него залетела, — я безжалостно смотрю ей прямо в глаза. Должно быть, улыбка у меня сейчас на редкость паскудная, потому что Айна заметно отшатывается. — Влюбленная, наивная девчонка, которую выдали замуж по сговору за человека чуть ли не вдвое старше нее. И вот, буквально вчера, она родила. Меня. И ее муж прекрасно понял от кого. Как вам история про любовь, Айна? Хотели бы также? Вот и по мне сказка на любителя. О, черт, вот, возьмите платок и прекратите реветь, наконец. Знаете, как ваша love story выглядела на самом деле, вне ваших розовых иллюзий? Вы рассказали ему все, что он хотел, но не смог выведать у вашей матери. Заодно весело провел время, вдоволь покувыркавшись с вами на сеновале, или где там вас любовь настигла? И все, больше вы ни для чего ему не были нужны. А знаете, что было бы дальше, если бы вы с Майлой не были тотемными ведьмами? То же, что случилось с прочими простофилями до вас: и вам бы чертовски повезло, если бы вы забыли только последний год своей жизни, а не превратились бы в блаженную агукающую дурочку. Где моя младшая сестра? Куда же она подевалась? — передразнивая саму Айну, спрашиваю я. — А в это же самое время в городе Лондоне толпа фанатов восхищалась бы подвигами Гилдероя Локхарта, который в одиночку расправился с жутким Темным Сестринством в далекой Норвегии и всех там спас! Здорово? — Вы... как вы можете!? — первый платок промок насквозь, и я сую в ее трясущиеся руки новый, свеженаколдованный. — Вы мерзкий, отвратительный человек! Кто…кто дал вам право говорить мне гнусности!? — Что же делать, дорогая Айна, если до сегодняшнего дня вы не поняли всего этого сами? — я невесело усмехаюсь. — Ваша матушка слишком вас любит и жалеет. Напрасно, кстати. Вы взрослая, неглупая, хоть и красивая женщина. — Я пожимаю плечами и поднимаюсь с нагретых солнцем ступеней. — Переживете. И лучше бы вам прореветься сейчас. Мерзкий человек, говорите? Только потому, мисс, что говорю правду, которая вам не нравится? Ну, тогда, разумеется… ваше умение разбираться в людях в очередной раз потрясает воображение, мисс Катильхёсс. Я обхожу уже не рыдающую взахлеб, а судорожно всхлипывающую девушку и иду по тропинке вглубь леса. Потренироваться что ли еще немного? Да и Айне сейчас компания ни к чему. Такие вещи лучше переживать в одно лицо, без охов, ахов и прочего кудахтанья. Жестоко, да. И больно адски. Зато потом становится легче — проверено на практике. Главное не загнуться в самом начале, но Айна, повторюсь, девушка крепкая. Справится. На самом деле я ухожу еще и потому что, проплакавшись, она вспомнит, что я так и не ответил на ее вопрос об отце, о том, где он сейчас и о том, что будет — было бы — с ним дальше. Не хочу врать и твердо уверен — ЭТА правда ей совсем ни к чему. Конечно, мои знания о той старой и дурно пахнущей истории, в результате которой мой дражайший папаша резко деградировал в безобидного психа, не так уж и велики. Но совместно с Майлой, разговоры с которой отнимали у меня чертовски много сил и походили скорее на сеансы у психотерапевта, мы, кажется, разобрались. Но сперва о главном. Как вы думаете, каков был мой первый и основной вопрос? Разумеется, о том, сколько мне придется здесь болтаться, прежде чем я смогу вернуться в родные места. Хронопутешествия, это занимательно, но... одним словом, к Мерлину в задницу такие приключения. Этот животрепещущий вопрос я задавал Майле раз двадцать. Почему? Да потому что ее ответ мне каждый раз не нравился. Как по ней, выходило, что вернуться в 2016-й я могу только одним способом — постараться до него дожить. Ибо того будущего, которое я знаю, якобы не существует. И существовать оно перестало в тот самый момент, когда я эффектно кристаллизовался из воздуха прямо перед носом мисс Катильхёсс. «Пойми, юноша, — терпеливо втолковывала она мне раз за разом. — Перенестись в прошлое — дело не трудное, относительно настоящего оно вещественно и реально. А вот перенестись в будущее у тебя не выйдет. Оно же не плотнее тумана, эти события еще не случились. Будущее может измениться в любой момент». Определенная логика в ее словах присутствовала. Дьявол бы ее побрал. Понял ли я ее объяснения? Не глупее прочих. А вот смирился ли я с таким положением дел? Нихрена подобного, само собой. Майла, конечно, женщина авторитетная, но на светило науки она, прямо скажем, не тянет. И наследственное чутье тотемной ведьмы не панацея. То, что она считает мое возвращение невозможным, означает лишь то, что она таких способов не знает. И все. В свете этого неприятного открытия, идея изобразить лицом Гилдероя Локхарта заиграла для меня новыми красками. Если сейчас июнь 1992-го, значит, примерно через месяц знаменитый писатель должен получить приглашение на работу в Хогвартс. Библиотека! В моей ситуации — то, что колдомедик прописал. Ну и еще, если мне не изменяет память, там сейчас директрствует не памятная мне по собственным школьным годам профессор Макгонагал, а некто Альбус Дамблдор. Личность в магическом мире известная. В середине двадцатого века сей господин свалил очередного Темного Лорда — Гриндевальда, написал за свою жизнь несколько офигенных монографий по алхимии и трансфигурации, при этом ухитрился стать весомой фигурой не только в академических кругах, но еще и на ниве политики. Верховный чародей Визенгамота, глава вялой подпольной оппозиции в лице Ордена Феникса и еще Мерлин знает что. Помнится, его биографию мы проходили на Истории Магии, но читал я ее одним глазом по диагонали, так что ничего, кроме основных сведений в памяти не отложилось. Черт побери, и что мне стоило прочитать «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора»? Говорят, занятная книженция. Да и вышла в конце 97-го, то есть сразу после трагической дамблдоровской гибели. Вот только история, меня никогда особенно не интересовала — пусть другие ковыряются в прошлом. Да если б я знал, что мне суждено так вляпаться! К Дьяволу. Теперь придется разбираться на месте. Надеюсь только, что этот Академик не сольет меня Отделу Тайн: тамошние ребята — известные экспериментаторы. Посмотрим. Подумаем. Прикинем... Главное, как-то притерпеться к мысли, что отныне и на ближайшие несколько месяцев я — Гилдерой чертов Локхарт, со всеми вытекающими последствиями. Интересно, что все-таки стало с папашей? Нет, не с тем, на похоронах которого я топтался в 2016-м, а с тем, который до вчерашнего дня был здесь. По закону сохранения энергии — да, разбираться в маггловской физике нынче...будет модно — если я прибыл, значит мой папаша автоматически убыл. Вопрос лишь в том — куда? И, как считает Майла, варианта здесь два: либо он экстренно скончался, дабы освободить мне место, либо... Либо этот гад сейчас где-то в недоступном для меня 2016-м, молодой, здоровый и в своем уме. Если так, — искренне надеюсь, что папаша Джон во имя нашей долгой и взаимной нелюбви свернет ему шею. Это чудно объяснило бы, почему Диана Локхарт в нашу первую и последнюю встречу смотрела на меня с алчностью некорменной пираньи. Ну, родственнички... Хотя, виной всему тут, скорее, не продуманный план, а стечение обстоятельств. Картинка на сегодняшний день складывается такая: ближе к лету 1993-го Локхарт накопал-таки в Хогвартском хранилище способ снять с себя проклятье. Причем не абстрактное, которое взломать не так уж и сложно, а персонифицированное, направленное лично на него. И вариант я могу предположить лишь один: жертва, приняв которую проклятие неумолимо должно будет распасться, получив, так сказать, свое. Ну а что это за жертва, даже магглы знают. Во всех их сказках страшные чудища в обмен на жизнь требуют от незадачливого главного героя одного и того же. Забавно, выходит, что я все-таки Локхартовский первенец. Даром, что бастард. Не по этой ли причине, кстати, он решил героически сделать из Хогвартса ноги? А что — логично! Все что нужно он узнал, и дальше подставлять свою задницу ему стало не за чем. Только неудачником вырос мой папаша — не успел дать деру вовремя и пал, подкошенный чьим-то там кривым Obliviate-ом. А дальше...дальше 23 года маразма, и никем не запланированное облегчение. Сдается мне, что тогда, в июне 2016-го, шестеренки в его белокурой башке крутились гораздо активнее, чем он демонстрировал окружающим. И докрутились они до очень простого и незамысловатого вывода: надо закончить начатое, пока снова не поплохело. Так что мой папаша, все-таки явственно знакомый с азами магии проклятий, отправил мне вещь, из-за которой он так встрял. Хитер, черт, не могу не признать. Только медальон Айны, пожалуй, и мог стать «разносчиком заразы». Что еще на энергетическом уровне могло быть так крепко привязано к семейству Катильхёсс с одной стороны и к проклятию, наложенному на Локхарта — с другой? По идее я должен был от этой кровной магии скончаться на месте, спасибо папе — доброму и гуманному гребанному эгоисту! Что пошло не так? Хм...я говорил, что мой папаша — лузер? Он ухитрился скончаться на пару дней раньше меня, таким образом доведя все усилия Майлы до логического финала. А вот обещание вернуться к Айне никто не отменял, и раз уж медальон принял нас с Локхартом за одного и того же человека... Сюрпри-из, вашу мать. Самое паршивое, что я почти на сто процентов уверен, что знаю о судьбе всех трех участников пьесы. И Майла, если она не круглая идиотка, тоже. Майла Катильхёсс умрет в мае 2016 года, дожив до почтенных седин. Ее смерть станет горем для семьи, наверное. Но самое главное, она перестанет подпитывать страшное проклятие, наложенное лично ей 24 года тому назад. Ее дочь, Айна, вероятно, так и не забудет своего первого возлюбленного. Такие женщины, как она, способны на подобные выкрутасы. Так или иначе, она переживет свою мать лишь на месяц. Она умрет 13-го июля 2016 года, ночью или рано утром. Опять же не знаю из-за чего. Но знаю точно, что в тот же момент далеко в Лондоне в палате клиники св. Мунго перестанет биться сердце некоего Гилдероя Локхарта. Почему? Да потому что только кретин, наплевательски относящийся к магии и считающий ее чем-то вроде подручного инструмента, станет давать по уши влюбленной в него могущественной ведьме клятву «любить ее всю жизнь и жить, пока бьется ее сердце». Весь вечер на арене в роли вышеназванного кретина Гилдерой Локхарт собственной персоной. И наплевать на то, что он «пошутил». Главное, что Айна, в отличие от него, была чертовски серьезна. Именно этим, пожалуй, я и могу объяснить его нежданную кончину. Хотя, Дьявол знает, я могу быть тысячу раз не прав. Важно то, что теперь мне как-то придется играть в Локхарта. Обхохотаться можно. Я не знаю о своем новом "я" даже элементарных вещей. Вот где он живет, например? Или с кем общается? А уж его мамаша меня раскусит сполпинка. Поскольку перспектива окончательно заблудиться в этом Мерлином проклятом лесу меня совсем не прельщает, я усаживаюсь на ближайший пень. Где там моя корзинка с пирожками и красная панамка? Что ж, значит мы пойдем по пути элементарной человеческой логики... * * * Утром двадцать первого июня молодой специалист клиники Святого Мунго Роберта Свонсон как раз приготовилась сдать смену своей напарнице Присцилле Уайтмер. Женщины остановились у стойки в приемной, приглушенным шепотом живо обсуждая последние новости. Роман доктора Флита и новенькой аспирантки Аманды Сторридж в последнюю неделю был самой популярной темой для местных сплетен. Еще бы! Чистокровный, не бедный, да к тому же еще и женатый Флит бегает на свидания с этой магглорожденной! И ни стыда у него, ни совести — даже не прячется почти. А эта Аманда и того лучше! Думает, что хорошенькое личико поможет ей устроиться здесь с комфортом. Присцилла только-только принялась горячо нашептывать подруге о том, что не далее как вчера доктор Флит преподнес этой вертихвостке ну совершенно невозможный по красоте букет гортензий, который та, нисколечко не стесняясь, поставила у себя на столе, когда двери приемного отделения широко распахнулись, в сотый раз за утро. Ох уж эти летние отпуска! Никакого покоя от ошалевших магов, не нашедших ничего лучше, чем пытаться себя угробить ради развлечения. Однако в дверь на этот раз ввалилась отнюдь не толпа кудахтающих родственников, приведших на прием очередного страдальца. Высокий маг в мантии, криво наброшенной поверх какого-то аляповатого маггловского тряпья, слегка пошатываясь, подошел к стойке и облокотился на нее, отбрасывая с лица пряди каштановых волос. Молодой, весьма красивый мужчина потерянно уставился прямо на онемевшую Роберту своими ярко-голубыми глазами и произнес: — Простите, это ведь магическая клиника? Кажется, мне нужна помощь... Роберта и Присцилла одновременно опустили глаза на книгу, валявшуюся на столе дежурной колдоведьмы обложкой вверх. С глянцевого яркого переплета на них смотрел нынешний посетитель, отважно наставляющий волшебную палочку на уродливых монстроподобных чудовищ. Разве что волосы у нарисованного героя были белокурыми и куда как длиннее. Тисненая золотом надпись гласила: «Гилдерой Локхарт. Тропою Троллей». — Э... леди? — мужчина нерешительно улыбнулся. — Я очнулся где-то...но, похоже, совсем не помню, кто я и где живу... вы поможете мне?