Мы с тобой обязательно встретимся

Обратная дорога к дому у реки заняла гораздо меньше времени, чем путь, проделанный из него. Охотница бежала, словно опасалась преследования, а Кёхею не оставалось ничего другого, кроме как молча под неё подстраиваться. Обогнув дом, девушка бросила на него короткий безразличный взгляд и поспешила дальше. Её спутник озадаченно закусил губу, а потом, не выдержав, спросил: — Эй, Накахара, куда ты несёшься? Она, не оборачиваясь, бросила: — К реке. Берег нельзя было назвать запущенным. Скорее наоборот, он выглядел так, будто местные любили здесь порыбачить, дети — поплавать, а влюблённые — скоротать вечер с закатом и друг другом. Никаких зловещих, похожих на скрюченные артритом руки, ветвей засохших от старости ив, водорослей, вцепляющихся в тело имевшего глупость оказаться в воде крепче самой страстной любовницы, тины, цветущей зелёным, и прочих атрибутов заброшенного места. Кёхей неожиданно подумал, что с удовольствием провёл здесь выходные. Но, заметив хмурый вид Сунако, насторожился. — Я не чувствую здесь немёртвую, — просто сказала она, поймав на себе его взгляд. — В прошлый раз ты говорила то же самое. Может, твоя чуялка не в порядке? — это была глупая шутка, и Сунако обнажила зубы в оскале, чтобы продемонстрировать своё отношение к чувству юмора парня. Её спутник фыркнул и почесал в затылке, а потом чуть ли не с отвращением уставился на собственные пальцы. — Можно подумать, ты здесь что-то ощущаешь, — зло выплюнула охотница. Глаза её потемнели от гнева. — Здесь — нет, но ниже по течению… что-то есть, — ответил Кёхей таким тоном, словно сомневался в способностях Сунако осязать присутствие немёртвых. Девушка принюхалась. Втянула воздух, жадно, порывисто, так что раскрылись тонкие крылья носа. Губы задрожали от предвкушения. Охотница облизнула верхнюю и обняла себя за плечи. Кёхей заметил, что она так делает, когда чувствует душевное смятение. — Ты прав… — коротко резюмировала она. — Пошли в дом. Нам нужно как следует подготовиться. Она знала, что он идёт рядом. Всегда. Потому что прикреплён к ней крепче, чем если бы она решила приковать его к себе наручниками. Наручники можно сломать, заклинание, наложенное на Кёхея — вряд ли. Если Сунако умрёт, его автоматически привяжет к тому месту, где она погибла. И тогда ему больше никто не поможет. Пожалуй, это была одна из двух причин, по которой призрак никогда ей не перечил в вопросах, касавшихся очередного задания. Вторая — жажда обрести покой, исполнить желание и исчезнуть, чтобы потом, спустя годы, переродиться. За то время, что они провели вместе, Сунако успела к нему привыкнуть, вот только с недостатками его смириться никак не могла. Особенно с его нечеловеческим упрямством и готовностью соревноваться с ней практически во всём. После их первого задания он несколько дней к ряду ходил гоголем и говорил, что уложил демонов больше, чем она. Сунако, не желавшая ему уступать, подхватила спор и тоже занялась подсчётами — это позволяло отвлечься от боли, грызущей плечо. Из того спора так никто и не вышел победителем, потому что они никак не могли сойтись на том, к скольким обычным демонам можно приравнять главаря. Дом внутри не представлял собой ничего особенного. Сунако чувствовала отголоски тёмной энергии, оставшиеся после трагедии двухнедельной давности, и внимательно изучала каждую пядь пространства. Для неё это стало привычкой, для Кёхея — наказанием. Он не умел долго оставаться на одном месте, поэтому сейчас переминался с ноги на ногу и пыхтел, поторапливая охотницу. Та хмурилась, кривилась и источала во все стороны тёмную ауру, от которой у парня, восприимчивого к подобным вещам, слезились глаза, а горло сдавливало от кашля. — Долго ещё? — трясясь от нетерпения, ныл Кёхей. — Я не заставляю тебя мне помогать. Если хочешь, можешь подняться наверх и заняться чем-нибудь другим. Насколько мне известно, здесь расстояние вполне позволяет это сделать. Молодой человек надул щёки, собираясь что-то возразить. Он открывал и закрывал рот, готовый в любой момент выкрикнуть слова, способные стать началом для новой ссоры, но нужные фразы попрятались как тараканы при виде тапка, и очень скоро гнев Кёхея сдулся, сморщился, усох, как сгнившее яблоко. Махнув рукой на напарницу, призрак ушёл на второй этаж. Сунако довольно улыбнулась. Вечером они помирились. Особняк купался в запахе свежеприготовленного ужина, охотница с ножом в руке крошила купленные утром овощи, жарила, тушила, варила, умудряясь находиться в нескольких концах кухни одновременно. Она любила готовить и умела делать это виртуозно. Но когда надо было готовить для кого-то, Сунако получала от процесса истинное удовольствие. Отчасти именно поэтому девушка подкармливала бродячую кошку. Сейчас тем, для кого она готовила, был Кёхей. И он должен быть благодарен за то, что охотница снизошла до него и потрудилась приготовить ещё одну порцию. — Ммм… — счастливо прищурился Кёхей, заходя на кухню. — Знаешь, Накахара, стать снова в некотором роде живым чертовски приятно. Хотя бы потому, что можно наконец-то снова отведать человеческой еды. Каждый грёбанный день, наблюдая за тем, как ты уписываешь за обе щеки сготовленные тобой вкусности, я был готов захлебнуться слюной! И я бы захлебнулся, если бы она у меня была. Сунако фыркнула: — Не мешай мне. Ненавижу, когда мне под руку несут всякую чушь. Я начинаю нервничать и становлюсь опасной. Ты ведь не хочешь, чтобы я подпортила твоё новое тело? Кёхей отшатнулся от неё. Иногда ему казалось, что она получает удовольствие, когда пугает его. Подпитывается, словно энергетический вампир, его страхом. Дрянная девчонка! — Мне не хочется это признавать, но, Накахара, ты классная повариха! — отставив в сторону тарелку и поглаживая себя по раздувшемуся сытому животу, заявил Кёхей. Он был сыт, доволен жизнью и был не прочь поспать, потому что ночью это сделать наверняка не удастся. А его материальное тело нуждалось в отдыхе. — Ты в этом сомневался? — приподняла бровь Сунако. Отчего-то от его комплимента она почувствовала удовлетворение. Одно дело получать благодарности от родителей или счастливо мурлычущей, жадно глотающей угощение кошки, и совсем другое — от постороннего человека. Пусть и призрака, временно пребывающего в материальном теле. — Кстати, — добавила девушка, начиная убирать со стола, — посуду моешь ты. Он что-то пробурчал, но пошёл на кухню, где вооружился губкой и моющим средством и начал войну с жиром и грязью. День тянулся медленно и уныло, как старая жвачка. Сунако скучающе сидела на диване в гостиной, ожидая, пока напарник освободится, лениво листала папку с собранной информацией по заданию и размышляла, что же можно предпринять, чтобы остановить ополоумевшую утопленницу. Она перестала быть простым мстительным духом. Её возмездие давно свершилось. Теперь Сумирэ была просто обезумевшей нечистой силой, которую можно было остановить. И охотница была уверена, что успешно справится с заданием. — Чем займемся дальше? — спросил Кёхей, вытирая полотенцем мыльные руки и садясь на диван рядом с девушкой. Сунако лениво повела плечиком. — Как насчет посмотреть фильм? Я прихватила с собой парочку. Кёхей почесал подбородок, недостаточно волевой, чуть тяжеловатый, с ямочкой. Когда он улыбался, на щеках тоже появлялись ямочки. Тело, которое они позаимствовали, не отличалось красотой, но при жизни юноша наверняка излучал обаяние. — Звучит интересно… Что за фильм? — Ужас Амитвилля. Интересно и почти в тему. Накахара, чтоб тебя, ты верна себе! — Я лучше посплю, — скривившись, заявил парень и направился на второй этаж. Сунако флегматично проводила его взглядом. И всё-таки он сел смотреть этот чёртов фильм! С Накахарой! В маленькой тёмной комнатке, которую охотница провозгласила своей спальней. Почти всё время Кёхей зевал, стараясь делать это как можно незаметнее. Сначала было интересно, потом — затянуто, теперь — откровенно скучно. После их первого с Сунако задания и войны с мерзко пищащими существами, прикосновение которых несёт мучительную смерть от яда, призраки вряд ли могли его впечатлить. Чёрт возьми, он сам был призрак! Бояться себе подобных по меньшей мере глупо. — Я слышал, что этот фильм основан на реальных событиях. А ещё, что семейная чета, оказавшаяся в самом центре происходящего, все придумала, чтобы заработать деньги и расплатиться по закладным, — гордясь собственной эрудированностью, поведал Кёхей. — Ты думаешь, что о настоящих случаях вмешательства немёртвых в жизнь людей позволят кому-либо узнать? — слова охотницы, произнесённые насмешливо-снисходительным тоном, заставили парня чуть опасть с лица. Кёхей сложил руки на груди и, насупившись, просидел до окончания фильма, не сказав больше ни слова. Когда-нибудь он обязательно заставит Сунако так же, как и он, беспомощно хватать ртом воздух, пытаясь придумать ответ. Иначе он перестанет себя уважать. Всё началось внезапно. Вот охотница сидела, жадно вглядываясь в происходящее на экране, раскрасневшаяся от восторга, с подрагивающими от напряжения пальцами, как она уже метнулась к Кёхею и вцепилась в его плечи. От неожиданности парень упал на пол, увлекая Сунако за собой. К счастью, он сумел перегруппироваться и позволить ей рухнуть на него. Затылок, тепло поздоровавшийся с полом, заныл от боли, в ушах зашумело, а зрение на несколько мгновений отказалось служить. Рёбрам и хребту падение тоже не пришлось по душе. С минуту Кёхей пытался выровнять дыхание, а потом прохрипел: — Знаешь, Накахара, по-моему, кто-то слишком много ест. Она накрыла его рот ладонью, и её напарник почувствовал, как заходится от охватившего плоть возбуждения сердце. Этот парень, тело которого он позаимствовал, был чёртовым подростком с бушующими гормонами! Неудивительно, что близость тёплой девушки, мягкой и упругой в нужных местах, вызывала у него такой отклик. За то время, что Кёхей был призраком, он начал отвыкать от подобных реакций. — Тшш… — прошипела Сунако ему в ухо, заставив парня задрожать. — Сейчас начнётся самое интересное. По мнению Кёхея, самое интересное началось уже тогда, когда охотница на него набросилась, но он не стал озвучивать свои мысли. Они замолчали, замерев. Сунако по-прежнему лежала на Кёхее, зажимая ему рот рукой, и не испытывала никаких неудобств. А парень чувствовал, как его щёки то краснеют, то бледнеют и радовался, что в комнате выключен свет, и Накахара не увидит его позор. Сначала было темно и тихо. Обычный дом, сладко дремлющий в объятиях ночи. Кёхей хотел уже спросить у Сунако, что за блажь взбрела ей в голову, когда началось. Его призрачный слух был гораздо острее, чем у любого человека. Также, как и зрение и обоняние. Возможно, потому, что остальные чувства у Кёхея — осязание и вкус — отсутствовали напрочь. Обострённые чувства остались при нём, когда призрак вселился в чужое тело. И теперь молодой человек слышал прелюдию грядущего светопреставления. Шаги. Тяжёлые, грузные, словно издающему их приходится нести большое, дородное тело. Немёртвые любят эффектные появления. Сунако, почувствовав на своей талии руку напарника, напряглась, но промолчала. Он схватил её во время падения, чтобы не дать ушибиться. Кёхей слушал. Внимательно, напряжённо, волоски на его коже приподнялись от предвкушения. Приближалось что-то. И это что-то совершенно не хотело скрываться. Напротив, стремилось обратить на себя внимание. Поскреблись в дверь. Мерзкий звук, как будто кто-то пытается ножом выскоблить в дереве проход. Она царапалась в деревянную поверхность всеми пятью когтями, желая произвести как можно больше шума, запугать, впечатлить. Если бы ночная гостья хотела их убить, она бы с лёгкостью вышибла хлипкую входную дверь — раз уж смогла отбросить заказчицу так, что женщина потеряла сознание, значит, избавиться от двери для неё должно быть просто. Потом снова начала топать по крыльцу, призывая, выманивая… Всё это действительно было похоже на неуклюжую попытку местных подтвердить рассказанную накануне легенду эффектным представлением. Очень трудно поверить в то, что это дело рук немёртвого. Сунако жадно втянула воздух: слабо пахло речной водой, илом и тленом. Шутники никогда не потрудились бы изменить запах. Утопленница была реальной. И у них с Кёхеем было два дня, чтобы с ней расправиться. — Сомневаюсь, что она способна продемонстрировать нам что-либо кроме дешёвых трюков, наверняка почерпнутых ею из страшилок, рассказанных когда-то подружками, — с иронией заметил Кёхей. — А ты, Накахара, далеко не пушинка, я уже говорил. Это тело скоро задохнётся под твоим весом, и всё наше предприятие пойдёт прахом. Злобно сверкнув на него глазами, Сунако встала на ноги и отряхнулась. С первого этажа по-прежнему доносились поскрёбывания, топот и даже тихие завывания, как будто на крыльце стенала баньши. Кёхей был прав: в первый день вряд ли стоит ожидать чего-то более интересного, чем попытки впечатлить их детскими трюками. За напарника охотница поручиться не могла, но её мало чем можно впечатлить: опыт Сунако был слишком обширен. Первое время существовали вещи, способные надолго наградить её кошмарами, тогда она с любопытством ввязывалась в любое мало-мальски интересное дело, была полна интереса и предвкушения. А теперь она чувствовала себя старым, многое повидавшим солдатом: если случится где новобранец с горящим, полным наивной мечтательности взглядом, она тоже будет снисходительно рассказывать ему о своих приключениях и чувствовать удовлетворение от того, что у неё всё было, и зависть, потому что у новичка ещё все впереди. — Ты прав. Можешь выметаться в свою комнату, потому что я собираюсь спать, — сложив руки на груди, скомандовала девушка. — Ты сама любезность, Накахара. Сначала рухнула на меня, потом чуть не задавила, теперь выгоняешь… Кёхей, по-старчески кряхтя, цепляясь для равновесия руками за стул, на котором сидел, встал и медленно поплёлся к двери. — Можешь остаться, болезный. Я пойду в гостиную, — предложила Сунако. — Не волнуйся, я уйду, — сдался Кёхей. Он замер на пороге и добавил: — Спокойной ночи, Накахара. — Тебе тоже. На том они и распрощались. *** Утром Сунако внимательно оглядела крыльцо, довольно кивая, когда находила обрывки водорослей, царапины на двери или оконных рамах. Свежих следов людей, кроме них с Кёхеем, рядом с крыльцом не было. Водоросли, изредка попадающиеся то среди травы, то на протоптанной тропинке, то на ветвях деревьев, вели к реке. На рассвете утопленница ушла туда же, откуда появилась. Второй день ничем не отличался от первого. Кёхей с Сунако почти всё время провели за видеоиграми, посмотрели пару фильмов, сходили в город за покупками, почувствовав себя зверями в зоопарке — все на них смотрели и шептались, — и, вернувшись, плотно пообедали. Кёхей был доволен, что-то напевал под нос и одерживал победу за победой над Сунако в игре. Его напарница хмурилась, ругалась сквозь зубы и никак не желала признать собственное разгромное поражение. Ночью повторилось прежнее представление. Охотница вместе с Кёхеем сидела в гостиной и прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Парень сам вызвался ей помочь и теперь сидел, сдерживаясь из последних сил — хотелось выйти наружу и поговорить по душам с хулиганкой. Почему-то самому нагонять страх на соседей ему нравилось гораздо больше, чем входить в число тех, кого пытаются напугать. «Чувствую себя идиотом: призрак, который стал жертвой другого призрака», — бормотал он. Сунако фыркала в ответ и просила его помолчать. Обнаружив утром водоросли на крыльце, охотница задумчиво кусала губы, о чём-то напряжённо размышляя. Кёхей, чувствуя её смятение, бродил рядом и не знал, как помочь. Утро третьего дня должно было стать для них последним. Уже в обед Сунако начала готовиться к вечерней схватке. Она заставила Кёхея помочь ей передвинуть всю мебель в гостиной таким образом, чтобы освободить пятачок диаметром около пяти метров в центре комнаты. Парень безостановочно чихал, когда его напарница, вооружившись ступкой, пестиком и несколькими пучками трав, купленными в местной лавке, принялась их толочь, что-то при этом бормоча. Руки охотницы светились зелёным: очередные шаманские штучки. Когда солнце начало ласково трепать кончиками пальцев горизонт, Сунако заканчивала последние приготовления. Она расставила свечи, посыпала тонкую полоску истолчённых в пыль трав таким образом, чтобы получилась пентаграмма, разложила по всей комнате мешочки со смесью трав и при этом что-то неустанно бормотала, отчего у Кёхея, наблюдавшего за ней, начинались желудочные колики. Такое чувство, что охотница на него порчу навести пыталась, а не избавиться от мстительной утопленницы. Когда он ей это сказал, она пообещала действительно навести на него порчу. Чуть позже. Если немедленно не замолчит и не перестанет её отвлекать. Больше молодой человек ей не мешал. Он забился в уголок и попытался вздремнуть. Почему-то с каждым днём ему всё больше хотелось спать, глаза у Кёхея слипались даже после того, как он сегодня проспал больше десяти часов. Признак начавшегося отторжения? Очень хочется верить, что это не так. — Надеюсь, ты готов поразить барышню в самое сердце своим обаянием? — До или после того, как она попытается меня утопить? — задал встречный вопрос молодой человек. — Можно во время, — Сунако свела брови. Она явно была вымотана и раздражена: под глазами лежали тёмные тени, а щёки запали. — Призрак, не забывай, зачем мы здесь. Изначально это было не наше задание, его нам великодушно уступили только потому, что кое-кому надо найти пару. Мне напомнить, кому именно? Кёхей ненавидел, когда она начинала язвить. В такие моменты Сунако становилась поистине невыносимой. Если бы он встретился с ней, когда был жив, они бы сначала возненавидели друг друга, потом подрались бы, а потом либо он бы её придушил, либо она его прирезала. У Кёхея было, что ей ответить. Он даже открыл рот, чтобы произнести заветные слова, когда Сунако, юркой ящеркой метнулась к нему, и накрыла ладонью его губы. Глаза её почернели от возбуждения — расширившиеся зрачки заполнили всю радужку. Парень сглотнул, почувствовав, что в горле пересохло. И в этот момент дверь с грохотом влетела внутрь и понеслась прямо на застывших посреди гостиной Сунако с Кёхеем.