Не могу больше

Шерлок окинул взглядом гостиную: идеально. Во всяком случае, с его точки зрения. Что касается Джона, то он непременно обнаружил бы массу изъянов в наведенном Шерлоком блеске и все переделал по-своему. Это же Джон… Самому Шерлоку, каких бы усилий ему это ни стоило, никогда не достичь подобного совершенства в умении превращать хаос в порядок, а неудобство — в комфорт. Но Шерлок к себе придирался. С момента его возвращения многое изменилось и в нем самом, и в его образе жизни. Времена напоминающей мини-лабораторию кухни, где возможность спокойно перекусить превращалась в малонаучную фантастику, что неизменно выводило Джона из себя и вызывало монотонный (как раньше казалось) и раздражающий (неужели такое возможно?!) поток упреков и наставлений, остались в прошлом, к которому нет и уже не будет возврата. И гостиная больше не выглядела захламленной: каждая вещь приобрела, наконец, свое законное место. С маниакальной настойчивостью Шерлок наводил в квартире порядок, даже не прибегая к помощи миссис Хадсон, чем, похоже, очень ее пугал; она в замешательстве останавливалась на пороге, настолько непривычно опрятной выглядела гостиная на втором этаже. Шерлок удовлетворенно качал головой: Джон остался бы доволен его трудами. Со стороны это, наверное, выглядело странновато. Инспектор Лестрейд, к примеру, забегая вечером перекинуться парой слов, растерянно шарил глазами по глади идеально прибранного журнального столика, не зная, куда пристроить кружку с горячим чаем — ни беспорядочной стопки газет, ни вороха исписанной бумаги… Да и Майкрофт, пряча недоумение за холодностью и легким сарказмом, время от времени терял лицо: удивленно приподнимал бровь, хмыкал и, мазнув по каминной полке ладонью, демонстративно долго рассматривал кончики пальцев. Шерлок все видел, все понимал: и растерянность Грега, и недоумение Майка. Но неожиданное превращение в озабоченную бытом домохозяйку его нисколько не тяготило. Он знал, ради чего старается — придет в гости Джон, и ему будет приятно сварить кофе в кухне, сияющей чистотой. По большому счету, не так уж это и трудно, когда человек живет совершенно один… Неожиданно ему полюбилось затворничество — Шерлок нечасто покидал Бейкер-стрит. Изредка он обедал с Майкрофтом, нехотя обсуждая семейные новости и проблемы; иногда забегал в Скотланд-Ярд — скорее по привычке, чем по большому желанию. Хладнокровно просматривал дела, если Лестрейд нуждался в совете, выдвигал версии, вновь и вновь поражая инспектора проницательностью и остротой своего ума, но не испытывая при этом ни азарта, ни интереса. Громких, запутанных дел и неслыханных преступлений у полиции давно уже не было, и это Шерлока нисколько не огорчало. Его тянуло домой, в любовно созданное гнездо, где он погружался в единственно доступную теперь форму скуки: страшно скучать по Джону. Затянувшееся, граничащее с отшельничеством домоседство имело единственную причину — ожидание, в этом он давно уже признался себе самому. И даже успел смириться. То, что в эти дни он так настойчиво рвался из дому, не в счет. Шерлока всегда выводили из себя обстоятельства, возникающие не по его воле. Не майся он с распухшей щиколоткой, не будь ограничен в передвижениях, шумные улицы Лондона не манили бы его с такой силой, превратившись вдруг в своего рода запретный плод. Или в плод, висевший слишком высоко и оттого кажущийся особенно сладким. Тем более теперь. Когда Джон перестал приходить. Когда тишина квартиры стала звенящей, а пустота — необъятной. Когда одолевали такие мысли, от которых хотелось бежать куда угодно, только бы не обливалось горячим ужасом сердце, только бы не стучало в висках отчаяние. После звонка Гарри мир мгновенно преобразился. На прекрасные четыре часа мысли о Джоне перестали так безжалостно изводить его душу — слишком много дел появилось у Шерлока. Плевать на боль. Его ожидала настоящая рождественская суета: купить продукты для ужина, придумать подарок для Гарри, украсить гостиную (свечи, гирлянды и непременно маленькую фигурку Санты в санях) … Да, и конечно вино — самое лучшее, самое хмельное, чтобы голова слегка закружилась, чтобы ставшая уже привычной тоска ослабила свои удушающие объятия хоть на мгновенье. Он все успел, и теперь удовлетворенно осматривался по сторонам: Джон по праву может гордиться другом. Да и сестре его, скорее всего, будет приятно. Если, конечно, она придет. Внезапная мысль о том, что она передумает, что изменятся ее планы, заставила сердце испуганно сжаться. Сейчас раздастся звонок или звук входящего сообщения, и не останется больше надежды. Стук дверного молотка раздробил настороженную тишину застывшей квартиры, и Шерлок ринулся вниз, забыв о натруженной и оттого ощутимо ноющей щиколотке, забыв обо всем на свете. * — Ждешь? Волнуешься? — Гарри весело улыбалась. — Думал, что я не приду? Вновь начавший кружение редкий снежок живописно запорошил меховой воротник ее куртки и светлые волосы, стянутые в тугой «конский хвост». — Кто из нас Шерлок Холмс, не могу понять. Гарри заливисто рассмеялась, и Шерлок с удовольствием отметил, как похожи их улыбки — ее и Джона. Он отступил в прихожую, распахнув дверь чуть шире, и пропустил гостью вперед. — Проходи. — Не хочешь помочь, недогадливый кавалер? — Она протянула ему свою довольно увесистую ношу. — О… Прости. — Шерлок торопливо перехватил ручки хозяйственной сумки. — Что там? — Да так… Всего понемногу. Где можно раздеться? — Гарри стряхнула с воротника снежинки, и брызги приятно оросили пылающее лицо Шерлока. — Где хочешь. — Он засуетился, беспомощно озираясь, словно знакомый интерьер прихожей увидел впервые. — Джон… — Шерлок на секунду запнулся и повторил: — Джон обычно раздевается здесь. А я — наверху. Гарри тепло на него взглянула. — Ну и я наверху. Веди. * В узких темных брючках и салатовой блузке Гарри выглядела очень молодо, гораздо моложе брата, хотя разница в возрасте между ними была незначительной. — Тебе очень идет такая прическа. — Шерлок откровенно любовался ее свежестью и изяществом. — И этот цвет. — Мы ведь непохожи, да? Только улыбки. — Да. — Джон коренастый, плотный. Он всегда был маленьким увальнем: неуклюжий, обстоятельный и очень серьезный. Я любила его дразнить. Шерлок впитывал каждое слово, купаясь в этой скупой информации словно в ласковых волнах солнечного тепла. Неуклюжий? Правда? Между тем Гарри извлекла из сумки тщательно упакованный сверток. — Как думаешь, что это? Шерлоку очень хотелось еще послушать о Джоне, но продолжать Гарри явно не собиралась. — Ну? — Ну… — Не мучайся, все равно ни за что не угадаешь. И она медленно, слой за слоем разворачивая приятно шелестящую оберточную бумагу, торжественно извлекла объемный пластиковый контейнер и опустила его на стол. По кухне разлился потрясающий аромат какао и корицы. — Шоколадный пудинг. Еще теплый, так что срочно отправляй его в холодильник. — Гарри! Вот это сюрприз! — Шерлок и в самом деле был удивлен. — А ты думал, что я оставлю нас в рождественский вечер без сладкого? — Она улыбнулась, довольная произведенным эффектом, и тут же добавила: — Но о кролике все-таки не мечтай, это выше моих сил. Откровенно говоря, плита для меня — не самое привлекательное на земле место. Итак… — Я все купил, — поспешно заверил Шерлок. — Да? Впрочем, я и не сомневалась. Можно взглянуть на твою добычу? Прихватив контейнер с пудингом, Шерлок открыл холодильник. — Мясо, овощи, бекон… — начал перечислять он покупки. Гарри слегка отстранила его и с любопытством заглянула внутрь. — И ничего необычного? — разочарованно протянула она. — А я-то думала… Так и знала, что Джон — жалкий лгунишка! — Ты рассчитывала обнаружить здесь парочку отрезанных носов? — догадался Шерлок и рассмеялся. — Джон давно отучил меня от подобных вольностей. Еще тогда… И замолчал. Коротко взглянув на него и сделав вид, что не заметила паузы, Гарри деловито затараторила: — У нас будет жареное мясо, отварной картофель, овощи… Надеюсь, ты купил брокколи? — Конечно. И сыр. И утиный паштет. И даже какие-то странные маленькие пирожки. — Рождественские пирожки? Потрясающе! — Она азартно потерла ладошки. — Тогда я приступаю. — Я помогу. — Ты? Джон всегда говорил, что приготовление еды для тебя несовместимый с жизнью процесс. Плохо же он тебя знал. — Джон хорошо меня знал. Лучше, чем кто бы то ни было. Это он попросил тебя? — О чем? — Гарри недоуменный взглянула. — Гарри, не надо. Ты поняла. — Чтобы я развлекла тебя в этот вечер? Конечно же нет. Он звонил, поздравлял, говорил, что уезжает, и был так убит, словно похоронил тебя еще раз. А если ты не перестанешь задавать такие вопросы, мы умрем с голоду. Я готовлю мясо, ты занимаешься овощами. Кстати, гостиная выглядит как на картинке. Не ожидала. — Она игриво толкнула его плечом. — Ты и в самом деле рад мне настолько, что потрудился сам развесить все эти веселенькие фонарики? — И даже подарок купить. — И пирожки. Хвала Господу! * Гарри критично осмотрела дело их с Шерлоком рук. — Это, конечно, мало похоже на традиционное рождественское угощение, но тем не менее… А где моя сумка? — Одну минутку. Шерлок вернулся из кухни, захватив принесенную Гарри сумку, откуда она тут же извлекла довольно объемную красочную коробку, в которой пряталась маленькая, нарядно украшенная елочка. Гарри водрузила ее на середину праздничного стола и, полюбовавшись золочеными шарами и бантиками, приказала: — Свечи тащи. Шерлок, поторапливайся, иначе наш ужин никогда не начнется. Уже восемь часов! Это было невероятно красиво: сияющая блестками елочка в теплом, мерцающем свете живого огня. Щемящая грусть давно позабытой сказки из давно позабытого детства… Обещание чуда… Отчаянная надежда на то, что чудо это возможно… Шерлок тряхнул головой, отгоняя не к месту возникший морок. — Ты что-то говорил о подарке, — будто из другого мира раздался настойчивый голос Гарри. — Шерлок, пощади, бога ради. Я же умираю от любопытства! Он торопливо поднялся, и, взяв с каминной полки красивую круглую коробочку, с легким поклоном вручил ее своей даме. — О боже… Какая изумительная вещица. — Девушка восхищенно вскинула брови. Браслет был очень элегантным. Тонкая работа, ничего лишнего: изящный серебряный обруч с небольшим изумрудным узором. — Не слишком ли дорогое удовольствие для малознакомой женщины? — Гарри надела подарок на хрупкую кисть, засмотревшись на тончайшие переливы света в яркой зелени прозрачных камней. — Пустяки. Он тебе нравится? — Еще бы! — Лукавая улыбка тронула ее губы. — Ты что, имеешь на меня какие-то виды? — Почему? — Шерлок недоуменно и совсем по-детски моргнул, и Гарри с невольной нежностью подумала, какие пушистые у него ресницы. — Браслет очень символичный подарок, — пояснила она. — Или через меня ты подбираешься к Джону? Его растерянность вызвала в ней новую волну нежности. Захотелось обнять его, погладить по впалой щеке, утешить. «Подумать только, я умиляюсь, глядя на растерянного Шерлока Холмса. Жизнь — самая непредсказуемая в мире вещь». — Я пошутила. Кстати, у меня для тебя тоже кое-что есть. Маленький пустячок. Она достала из сумки нарядный пакетик. — Имей в виду, у Джона будет точно такой же. — И пробормотала едва слышно: — Господи, чувствую себя чертовой сводницей. Шерлок с восторженной улыбкой вертел в руках стеклянный шар, где в хлопьях искусственного снегопада сиял окошками маленький домик, окруженный высокими сугробами и запорошенными елями*. — Симпатично, — выдохнул он. — Ну все, официально-сентиментальная часть закончена. Давай, в конце концов, приступим к ужину, пока я не упала в голодный обморок. И не забудь про вино. * — Ты прекрасно готовишь. Очень вкусное мясо. — Сама удивляюсь. Знал бы ты, как я боялась тебя отравить! — Гарри пригубила немного вина и зажмурилась. — Роскошный букет. И вообще, вечер удивительно мил. Вот уж не думала, что с тобой может быть так легко. И комфортно. Хорошо… Шерлок улыбнулся краешком губ и тоже сделал небольшой глоток из бокала. А потом задал вопрос, своей неожиданностью удививший его самого: — Почему ты одна, Гарри? Почему не выходишь замуж? — Шерлок, я всегда знала, что ты бестактен. — Она шутливо погрозила пальцем. — Извини. Это… Даже не знаю, зачем я об этом спросил. — Да ладно. Не выхожу замуж, потому что законченная лесбиянка. Шерлок смутился. Меньше всего он ожидал услышать такой ответ. Его замешательство развеселило Гарри: — Неужели мой братец не проболтался? — Мы никогда не говорили об этом. — И кстати, я не одна. — Да? — Шерлок озадаченно взглянул в ее безмятежно улыбающееся лицо. — Но тогда почему сегодня ты… — Не с ней? Потому что она с мамой и папой, с родными и близкими. — А ты? — А я здесь, с тобой. — Вы скрываете отношения? — Десять лет? Шутишь? — Не понимаю… — Все очень просто, гений. Я так решила, и она меня поняла. И потом, не каждый рождественский вечер мне выпадает подобное счастье: ужинать в компании знаменитого сыщика. А с ней я проведу эту ночь и зацелую всю, с головы до ног. Боже, Шерлок, ты краснеешь как юная девственница. Гарри громко расхохоталась и не заметила, как болезненно исказилось его лицо, как влажно блеснули глаза… — Какой ты, оказывается, милый. Открою секрет: последние два часа я только и делаю, что мечтаю тебя обнять. Да. Хм… Я очень рада, что ты такой. — Какой? — Трогательный. Немножко наивный. Прекрасный. Черт возьми, неужели я это сказала?! — Да, — подтвердил Шерлок очень серьезно. — Только что. Я лично слышал. И мне понравилось. Они замолчали, продолжая пить вино и посматривая друг на друга с нескрываемым удовольствием. Но потом Гарри глубоко вздохнула, словно запасалась воздухом для рискованного броска. — Я сейчас скажу кое-что еще, но это тебе уже не понравится. — Она пытливо взглянула на Шерлока и прочистила горло. — Он мог бы стать счастливым. По-настоящему. Шерлок резко отпрянул: и от Гарри, и от ее беспощадных слов. Ему стало больно. Так больно, что боль просочилась наружу холодной испариной, мгновенно покрывшей лоб и виски, заискрившейся мелкими бисеринками над верхней губой. Но Гарри продолжила, глядя прямо в глаза, проникая на самое дно зрачков, где боль была непереносимой: — Да, мог. С ней. И ты должен осознать это, Шерлок. Должен. Они бы, наконец, оставили в прошлом все свои боли и горести, уехали из жуткой дыры, в которой пытаются изображать семейную жизнь, родили детей… Шерлок на мгновенье закрыл глаза, усмиряя клокочущее в горле волнение. — Мэри бесплодна. — Что?! Откуда ты… Джон? — Нет, Джон со мной об этом не говорил. Возможно, он даже не знает. Гарри, ты забыла, кто я. — Ах да… Черт знает что! Скажешь ему? — Зачем? Это его жизнь. Она со стуком опустила на стол бокал и зажала виски ладошками. — Господи, какие же вы дураки! Его жизнь, твоя жизнь… Его жизнь — это ты. И так было. И так будет. Ты же знаешь, Шерлок! Знал это еще тогда. Всегда знал. Конечно, если бы ты не вернулся… — Но я вернулся. Взял и вернулся! Вот он я, живой и… Что мне делать, Гарри?! Что?! Она устало пожала плечами: — Ты ничего не можешь сделать. Если Джон решит остаться с ней, он останется. — Если? О чем ты? Что значит — если? Он женат на ней, Гарри. Он уже с ней. — Черт бы тебя побрал, умник! Думаешь, я не знаю? В любом случае я знаю о Джоне больше, чем ты. Молчание вновь заполнило комнату, но на этот раз от его тяжести сгущался воздух, и оплывающие рождественские свечи тоскливо потрескивали. — Ты спросил, почему я здесь. — Гарри вздохнула. — Именно в этот вечер мне захотелось сказать тебе, как я рада, что ты оказался… — она усмехнулась, — …таким живучим. И попросить тебя поберечь Джона. Он очень сильно по тебе тосковал. — Я тоже. Она вдруг ударила по столу кулачком и закричала, едва не сорвав голос и закашлявшись до слезинок: — Не сравнивай, мать твою! «Я тоже…»! Ты был для него мертвым! Знаешь, как тоскуют по мертвым? По ним тоскуют смертельно! — Гарри приблизила свое лицо к лицу притихшего, затаившего дыхание Шерлока. — Он никого не подпускал к себе, только меня. Боже, как люто я тебя ненавидела! Даже мертвого ненавидела. За то, что оставил его одного. Он выглядел таким маленьким и таким жалким. Худой, постаревший. Сухонький, дрожащий старичок. Все время плакал. Это было самое страшное. Для меня. Он и в детстве-то редко лил слезы. Насупится и пыхтит, раздувая ноздри. Сдерживается. Терпит. И вдруг… Он тихо вытирал ладонью глаза, а я готова была от безысходности выть. Даже когда он метался, рвался к тебе, было не так ужасно. Но когда он сидел на кровати, насквозь пропитанный запахами больницы, отрешенный, молчаливый, и вот так вытирал слезы… А они бежали, бежали по его щекам… О господи, как же мне было страшно! С каждым сказанным словом кожа Шерлока теряла краски. И только глаза полыхали прозрачной синью: две живые точки на помертвевшем лице. Он не проронил ни слова, казалось, навсегда застыв скорбной статуей. — Я понимаю, тебе тяжело. — Выплеснув горечь, Гарри смягчилась, и голос ее наполнили тепло и сочувствие. — Но ты обязан был это услышать. Не думаю, что он расскажет когда-нибудь, чего стоила ему твоя смерть. — Не думаю, — тихо, как удаляющееся эхо повторил Шерлок. — Я знал, что его не было на моих… на кладбище… — Он посмотрел на Гарри с тоскливой мукой. — Это звучит чудовищно. Но я иначе не мог. Ты веришь мне? — Не оправдывайся. Конечно, верю. И все понимаю. — Может быть, не все. — Шерлок поднялся и прошелся по комнате. — Мне говорили, что Джон… болен. Но я даже не думал тогда, что все настолько серьезно. — Это позади, Шерлок. Он выстоял. Джон очень сильный. Но… Теперь, когда ты вернулся… Это он просто выглядит целым, на самом деле его душа покрыта мелкими трещинками. От любого удара рассыплется. Береги его. — Я не знаю как. — Будь рядом, насколько это возможно. — Ты считаешь, это возможно? Мы никогда еще не были так далеки. — Были… Знаешь, когда он женился, я была рада. Хоть что-то пришло на смену его безразличию. Мы в тот период совсем не встречались. Созванивались и только. Почему-то мне казалось, что увидев меня, он снова вернется в свой самый главный кошмар. Я думала: «Ну вот все и встало на свои места. Слава богу!» — А потом заявился я и все испортил. — А потом заявился ты. Камень преткновения. Проблема номер один. Вечный непокой Джона Ватсона. Самое важное в его жизни. Это большая ответственность, Шерлок. — Гарри встала из-за стола и подошла ближе. — Наверное, сейчас не самый лучший момент для трудного разговора, но, с другой стороны, когда, как не в рождественский вечер, человек может узнать, что для кого-то он представляет такую огромную ценность. — Она опустила ладонь на его плечо и легонько сжала теплыми пальцами. — Я на твоей стороне, Шерлок. На твоей и Джона. Конечно, это ничего не меняет, но я хочу, чтобы ты помнил об этом. Шерлок оглянулся на темнеющее, запорошенное снегом окно. — Надеюсь, ему сейчас хорошо. — Это без тебя-то? *** Она была так сильно напугана, что Джон на мгновение усомнился в искренности испуга. С чего бы? Что может быть страшного в освещенных окнах большого красивого дома? В этой тщательно расчищенной широкой дороге, ведущей от ворот прямо к крыльцу? — Мэри? — И он слегка коснулся ее плеча. Взвизгнув оглушительно громко, она в ужасе шарахнулась в сторону, и крупная рефлекторная дрожь охватила ее небольшое тело, мгновенно сгруппировавшееся для панического броска. Казалась, она готова в любую секунду выскочить из машины и помчаться, не разбирая пути, не видя и не слыша ничего вокруг, гонимая необъяснимым ужасом. — Да что с тобой?! — Джон обхватил ее плечи и несильно встряхнул. Мэри уставилась на него бессмысленным взором, поражая смертельной бледностью и струйками бегущего по вискам пота. — Нам надо уехать. Прямо сейчас. И она слепо зашарила ладонями по панели. Джон перехватил ее руки прежде, чем они успели повернуть ключ в замке зажигания. Лед ее пальцев обжигал. Острый запах страха, который Джон слишком хорошо знал, коснулся ноздрей. — Прекрати, — тихо, но властно приказал он. — Что бы ни происходило сейчас с тобой, прекрати это. Мы остаемся. Мэри резко выдернула руки и закрыла лицо ладонями. — Она уничтожит меня, — глухо и почему-то зло проговорила она в свои холодные пальцы.