Right hand man

Когда Джон приходит в себя на больничной койке, он помнит визг автомобильных шин, рев сигналов и как кричал что-то Мэри, — а потом стало темно. Они повернули направо, вяло думает Джон, чувствуя боль в левом боку. Не стоило этого делать. Он даже не заметил, во что они врезались. Воспоминаниям мешает настойчиво прорывающая в сознание упрямая пульсирующая боль. Джон пытается прижать источник боли рукой. — На твоем месте я бы не стал этого делать. Джон поднимает глаза на сидящего рядом Шерлока. В голове вспыхивают сотни вопросов, но с языка срывается самый глупый из них: — Почему? — Причин несколько, — многозначительно замечает Шерлок. Прежде, чем Джон успевает спросить, Шерлок выпрямляется и сам задает вопрос: — Ты проснулся. Это хорошо. Помнишь, что произошло? — Несчастный случай, — отвечает Джон, все еще ощущая себя идиотом. — Мэри повернула направо, хотя не должна была. Она… — Она в порядке, — как всегда с бесцеремонной уверенностью заявляет Шерлок. — Она была здесь недавно. Сейчас, наверное, она уже дома. Он замолчал. Джон нутром чует его неуверенность. Шерлок смотрит не на Джона, а куда-то в сторону; Джон прослеживает направление взгляда и смотрит на свою левую руку. — У тебя есть вопросы. Шерлок не отводит взгляд от руки и на самом деле ждет одного-единственного вопроса, но Джон не понимает, какого. — Я был ранен. — Боль он, по крайней мере, чувствует превосходно. — Что такое? Лицо Шерлока бледнее обычного, а голос совсем мертвый: — Что ты чувствуешь? Джон прислушивается к ощущениям и пытается нащупать источник боли. Минуточку. — Почему я не чувствую руку? — От внезапно прорезавшейся в голосе паники Шерлок вздрагивает. — Ничего не чувствуешь? — Шерлок словно убеждается в собственных наблюдениях. — Совсем? — Нет. — Сердце стучит где-то в горле. — Ничего ниже локтя. Почему? Что со мной? Шерлок вздыхает. — Джон. Мне жаль. Ты был ранен. Обломок автомобильной двери вонзился в бок, рука пострадала сильнее всего. Нерв поврежден. Со временем он может восстановиться. А может и нет. — Я левша, — глупо заявляет Джон, — я все делаю левой рукой. Шерлок поджимает губы и нерешительно возражает: — Стрелять ты можешь правой. — Могу, но привык все-таки левой. — Он, наверное, еще не оправился от шока, потому что мысли ворочаются еле-еле. — Экипировка, которой нас снабдили в Афганистане, больше подходила для правой руки. После войны я снова все стал делать левой. Мне нужно заново учиться писать. — Ты можешь печатать. Джон неверяще на него пялится. — Чертовски смешно. Шерлок немного сконфужен. — Я знаю. Прости. Я пытаюсь… не знаю. Прости. Мне действительно жаль. А как рана? Болит? — Болит, — признается Джон, ткнув в место прокола левой рукой. Бесполезный придаток ощущается странно непривычно. Это самое страшное, что он мог вообразить — потерять рабочую конечность. Он же кинестетик: добрую половину всей информации об окружающем мире он получает через прикосновения. В горле внезапно образуется комок, и он не хочет говорить, чтобы не позволить голосу подвести его. — У тебя шок, — говорит Шерлок, наблюдая за ним слишком пристально. — Должен быть. Джон слабо вздыхает и кивает, глядя в сторону. — Меня оперировали? — спрашивает он, пытаясь сосредоточиться на твердых медицинских фактах. Шерлок кивает. — Не основную рану. Если не будет воспаления, то это всё. А вот физиотерапия вполне вероятна. Чтобы научиться работать правой рукой. — Почему, черт возьми, Мэри нет? — Комментарий по поводу физиотерапии он решает проигнорировать. — Как я уже сказал, она была здесь. — Шерлок колеблется, и в Джоне зарождаются вопросы. С Рождества прошел месяц — месяц, как он помирился с Мэри и вернулся к ней, и это был тяжелый месяц. Мэри так и не простила ему шестимесячного отсутствия во время ее беременности, а он так и не простил попытку убить его лучшего друга. Он пытался, но полное отсутствие раскаяния с ее стороны никак не помогает. Мэри считает свои действия оправданными и отказывается смотреть на них с другой стороны, отказывается даже говорить об этом. Впрочем, последнее даже к лучшему, потому что Джон едва ли смог бы остаться спокойным во время подобного разговора — после двух бессонных ночей у постели Шерлока, полных молитв Богу, в которого он верил только на половину (когда вокруг война или лучший друг между жизнью и смертью): когда Шерлока застрелили и когда он узнал, кто это сделал. А потом были ночи на диване в гостиной на Бейкер-стрит, во время которых он ворочался и вполуха прислушивался, не позовет ли Шерлок, чтобы попросить морфия, помочь ему перевернуться или встать с кровати. Мэри его за это винила, но он, конечно, все равно остался. Само собой. Она была в ярости, говорила ужасные вещи, что он ее бросил. Он сказал просто, что нужен Шерлоку, что он не готов об этом говорить, если вообще есть что обсуждать. И они перестали разговаривать. С тех пор Джон храбро и упрямо пытался двигаться дальше ради ребенка, который еще не родился, но должен где-то через неделю. Получалось, конечно, не очень. До свадьбы они прожили вместе всего пару месяцев, большую часть времени проводя на Бейкер-стрит, погруженные в планирование торжества, рядом с Шерлоком. Он не сразу признался себе в том, что не оставаться наедине с Мэри было приятно. Осознать это было гораздо проще во время тех шести месяцев, что он жил на Бейкер-стрит. Прояснилось многое; что-то он знал всегда, конечно, но случались и открытия. Впрочем, в конце концов он понял, что должен вернуться к Мэри. И вернулся. Уже совсем не по той причине, по которой женился. Первые два месяца они провели с Шерлоком, потом был медовый месяц — очаровательный, но не имеющий ничего общего с реальной жизнью, — а потом Мэри выстрелила в Шерлока. К чему им было возвращаться? Нужно было строить все заново. После его возвращения секс у них был только раз, и это было катастрофой. Учитывая огромный живот, Джону казалась очевидной позиция позади Мэри, но она всегда этот вариант отвергала. Как-то раз еще до свадьбы, когда они еще даже не жили вместе, она неуверенно назвала эту позу «немножко гейской», добавив: «А учитывая…» — но она не закончила. Когда Джон язвительно поинтересовался, что она имела ввиду, Мэри извинилась, сказала, что она ей просто не нравится, и попыталась сменить тему. Джон согласился, испытывая облегчение: он вовсе не горел желанием услышать, что Мэри «учитывала». Он и сам прекрасно знал, черт возьми. Что мог пойти этим путем — с нужным человеком. Но такой человек был только один и он заявил, что не заинтересован ни в чем подобном. Джон всегда считал, что если между ним и Шерлоком что-то и должно было случиться, оно бы обязательно случилось в один из тех восхитительных восемнадцати месяцев до Шерлоковой «смерти». Но ничего не случилось, и Джон предпочитал видеть себя с женщинами. Позиция в сексе не имела к этому никакого отношения. Но когда почти год спустя Джон вернулся к этой теме, Мэри снова отказалась. Джон не позволил себе признаться, что просто не хотел видеть ее лицо. В конце концов они сошлись на стандартной миссионерской позе, и шесть месяцев воздержания сделали свое дело: он успел войти в нее три раза, прежде чем кончил, ругаясь и извиняясь, а она была так раздражена, что просто отвернулась, не позволив довести себя до разрядки. Во время мучительно долгого и тихого завтрака Мэри отпустила на этот счет несколько язвительных замечаний. Униженный и злой Джон отказывался повторять этот опыт. Он до сих пор краснел до ушей от одного воспоминания. Обычно он неплохо держится и всегда был хорошим любовником — по крайней мере, так ему говорили. С Мэри он чувствовал себя слабым и никчемным. Сейчас Шерлок сидит у его кровати и смотрит на него вопросительно, и Джон знает, что бы он ни сказал, этого будет слишком много. У него и так достаточно проблем, чтобы еще и это вываливать. Мысль о руке вызывала болевые спазмы в животе, а из легких словно выкачали воздух. Нужно сменить тему. Джон ощупал рану здоровой рукой. Больно было даже через повязку. — Что здесь конкретно такое? — Швы, — отвечает Шерлок. — Четырнадцать. Корпус машины пробил внутренний пластик и прорезал косые мышцы. Немного задет тонкий кишечник, из-за него тебя оперировали. Поэтому сейчас ты под капельницей. Не волнуйся, это всего на пару дней. — О боже, — выдыхает Джон. — Что говорят врачи? Необратимых повреждений нет? Шерлок смотрит в пол. — Нет. В кои-то веки Джон рад слышать голую правду. Он не хочет спрашивать, но в то же время нуждается в ответе. — А… рука? — Задержав дыхание, он всматривается в лицо Шерлока. — Есть ли… Как они считают, шанс есть? — Он не заканчивает, но остальное и так понятно. Шерлок снова смотрит в пол. — Тебе назначат физиотерапию, как только ты сможешь встать, но шансов мало. Они так думают. Джон сглатывает, но комок в горле не желает рассасываться. Он чувствует, что задыхается, и снова сглатывает. И молчит. — Мне жаль, Джон, — тихо добавляет Шерлок. Джон не успевает ничего на это ответить, потому что в этот момент открывается дверь и в палату входит врач. Он повторяет все то, что уже сказал Шерлок, добавляя деталей и закапывая в них смысл. О парализованной руке он говорит как о чем-то будничном, не желая стирать Джона в порошок признанием значительности потери. Сам Джон в это время изо всех сил старается не думать, как кардинально и, скорее всего, навсегда изменилась его жизнь. Он вспоминает, как осенью они с Шерлоком смотрели «Игру Престолов» и как Джейме Ланнистер поднимал кубок золотой рукой. Будет чертовски трудно. Вполуха Джон слушает врача, вещающего о программе реабилитации для людей с потерей конечности (врач, конечно, использует другие слова, но, раздраженный этими предосторожностями Джон переводит все на знакомый диалект). Шерлок задает врачу вопросы, много вопросов, очевидно, понимая, что момент не самый подходящий и Джон слушает не достаточно внимательно, потому что шок все еще ведет борьбу с инстинктами, отказывающимися признавать истину. Осторожное «Этого не могло случиться» стремительно сдавало позиции «Боже это действительно произошло твою мать что черт возьми теперь делать?» Он не может быть врачом без функционирующей левой руки. Писать он тоже не может. Не может одновременно держать и открывать бутылку, если только не прижмет ее к чему-нибудь нерабочей рукой. Он не может бежать за Шерлоком и спасать его от пуль — или ему придется полагаться на гораздо более медленную правую руку. И тут ему в голову приходит мысль, которая вообще-то должна была прийти в первую очередь — о другой жизни. Скоро у них будет ребенок. Сможет ли поднимать и держать его в руках? «Её», поправляет себя Джон. Как он должен менять пеленки и открывать детское питание, ведь он едва ли способен даже одеться самостоятельно? Постепенно сознание его наполняют тысяча мелочей, внезапно ставших невозможными. Он не сможет пользоваться ножом во время обеда. Рубить овощи. Мыть посуду. Черт, он даже не помнит, когда в последний раз дрочил правой рукой, совсем уныло думает Джон. И он может только представить, сколько порезов останется на коже после первой же попытки побриться. Джон тонет во всех этих мыслях, когда в палате появляется Мэри. — Вижу, ты пришел в себя, — чуть ли не обвиняет она. Джон заиграл желваками. Шерлок заметил. — Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он, понизив голос, чтобы слышал только Джон. — Нет, — так же тихо отвечает Джон, сверля Мэри взглядом. — Ты где была? Мэри моргает и отвечает очень медленно: — Дома. Ты был без сознания. Извини, не знала, что должна была все это время оставаться тут. Сейчас она кажется Джону даже больше, чем была до аварии. — Какой сегодня день? — спрашивает он Шерлока. Они с Мэри отвечают одновременно: — Четверг. — И Шерлок добавляет: — Все случилось вчера утром. Тебе кололи успокоительное все это время. — Ты не могла остаться на двадцать четыре часа? Что случилось такого важного, что заставило тебя уйти? Мэри бросает на Шерлока неуверенный взгляд, но его лицо остается таким же холодным. — Я беременна. На случай, если ты забыл, — отвечает Мэри нетвердо и в то же время вызывающе. — Я не могу спать в кресле. И Шерлок все равно был здесь. — Само собой. — Джон не заканчивает: «Учитывая, сколько я ухаживал за ним в последние семь месяцев, попробовал бы он бросить меня тут одного». — Я, наверное, вас оставлю, — мягко встревает Шерлок и поднимается. — Нет. Сиди где сидишь. Я не хочу, чтобы ты уходил только из-за Мэри. Шерлок колеблется и смотрит на Мэри. Мэри смотрит в пол и пожимает плечами. Атмосфера в палате накаляется. — Полиция завела дело по факту ДТП? — интересуется Джон. Мэри вздыхает и рассеянно смотрит в сторону. — Сейчас должна быть та часть, когда ты винишь во всем меня? — Голос ее звучит выше обычного и слегка дрожит, словно она старается не заплакать. Она скрещивает руки на груди. — Это на самом деле твоя вина. — Джон понимает, что это звучит жестоко. — Я говорил не делать тот слепой поворот, ты же не могла заметить грузовик. Но ты повернула, а проткнуло меня. — Я не собираюсь это выслушивать. — Мэри все еще не смотрит на Джона. — Я понимаю, ты зол и ищешь виноватых, но стоять тут и слушать все это я не буду. Дай знать, когда снова начнешь здраво рассуждать. — Ну и иди, — обрывает Джон. — Давай, бросай меня тут. — Джон. — Голос Шерлока звучит почти успокаивающе. — Не стоит беспокоиться, Шерлок. Мэри выходит из палаты с блестящими от слез глазами, и наступает тишина. — Не начинай, — предупреждает Джон. — И не собирался, — тихо говорит Шерлок. — Ты прав, это была ее вина. Есть протокол, почитаешь, когда захочешь. Попрошу Лестрейда занести. Он все равно придет навестить. — Он помолчал. — Она переживает на самом деле. Джон фыркает. — Сомневаюсь, что Мэри знает слово «раскаяние». Шерлок колеблется и неясно замечает: — Не хочу добавлять масла в огонь. Джон со значением смотрит на него. — Она хотя бы извинилась перед тобой? — внезапно спрашивает Джон. — Нет. — Нет. И передо мной тоже. Я вообще думаю, что она ни о чем не сожалеет. Кажется вполне собой довольной. Шерлок осторожно вздыхает. — Я не хочу сказать, что ты не прав. Но для тебя же будет полезнее сосредоточиться на руке. Будешь углубляться — только сильнее расстроишься. — А этого мы допустить не можем, да? — Джон хмуро смотрит в стену перед собой. Сзади пищат мониторы жизненных функций. — Я ни капельки не расстроен. Ненавижу больницы. Шерлок смотрит на него сочувствующе. — Знаю. Я тоже. Но ты не останешься здесь надолго. Всего на пару дней. Не то что я. — И отправлюсь под теплое и любящее крылышко Мэри, — саркастически добавляет Джон. — Потрясающе. Великолепно. Шерлок выглядит смущенным. — Джон, я не понимаю… Ты же сам решил вернуться. Если ты не… Если это не было… — Он не заканчивает. — Ребенок, — твердо заявляет Джон. — Которого я не смогу держать на руках и о котором не смогу заботиться. Ребенок, для которого я буду абсолютно бесполезен. Он родится через неделю, если все будет хорошо. — А, — говорит Шерлок без каких-либо эмоций. — Понимаю. Снова наступает тишина. Шерлок закидывает ногу на ногу. — Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он. — Пить? Есть тебе пока нельзя, но, может быть, чаю? Книгу? Тебе тепло? — Слишком тепло, черт возьми. — Джон отпихивает одеяло левой рукой, и рука мертвым грузом падает на живот. Он взрывается и использует теперь правую. — Твою мать. Шерлок безучастно наблюдает за действиями Джона; что бы ни происходило в его голове, на лице не отображается ничего. — Я все-таки принесу чай, — не выдерживает он и быстро выходит, милосердно не замечая выступивших на лице Джона слез досады. Они потекли, стоило ему остаться одному. Он сидит на кровати, качается взад-вперед и баюкает мертвую руку в правой. Слезы тихо скользят по искаженному гримасой лицу, а внутри все кричит от ярости и бессилия. Он ненавидит всех и вся. Мэри, которая во всем этом виновата. Мэри — по множеству других причин, обоснованных и не очень. Но не Шерлока, думает он. Не сейчас. А всех остальных — да. Он смотрит вниз и пытается сжать пальцы в кулак, но ничего не выходит. Он чувствует, словно потерял часть себя. Отныне вся его жизнь лишена того, чем он был. Его личность валяется на полу и истекает кровью. Что, черт побери, ему теперь делать?

***

Следующие дни проходят мрачнее и горше. Все, за что Джон ни принимается, стоит ему нечеловеческих усилий: поправить катетер или запахнуть сзади больничную рубашку, если ему приспичит в туалет или просто побродить по пустой палате. Мэри зашла позже в тот же день — Джон подозревал, по настоянию Шерлока, личному или через смс. Он, конечно, об этом не просил, а Шерлок не вызывался. Он не знал, действительно ли эти двое пытались подружиться или только притворялись ради него. Всё выяснилось во время первой ссоры. Хотя спорила, скорее, Мэри — Шерлок, наоборот, каждую фразу произносил все холоднее и холоднее. Медсестра меняла повязку, и Джоново голое бедро оказалось выставлено на всеобщее обозрение. Когда она откинула покрывала, Мэри многозначительно посмотрела на Шерлока, но не дождалась какой-либо реакции, поэтому откашлялась и позвала: — Шерлок. Шерлок не отрывал от Джона глаз. — Что? Повисла многозначительная тишина. Мэри понизила голос, но от этого он не стал менее резким: — Может, тебе стоит выйти? Шерлок пожал плечами и посмотрел на медсестру. — Зачем? — Зачем?! — взвизгнула Мэри. — Потому что ты пялишься на моего полуголого мужа! Это личное. Джон перевел взгляд от круглых, сверкающих возмущением глаз Мэри на безжалостно-спокойного Шерлока. — Нет тут ничего… — Едва ли я в первый раз вижу Джона в нижнем белье. — Шерлок бросил на Мэри ледяной взгляд. — Мы жили вместе почти два года. Полтора, мог бы поправить Джон, но не стал. Если считать шесть месяцев после выстрела, все равно получается два. — Мэри, — снова вмешался Джон. — Все нормально. Мне все равно. Боже, да я тоже видел его главным образом голым, когда ухаживал за ним прошлой осенью. Мэри повернулась к нему. — Конечно, самое время обсудить это сейчас, — рявкнула она. — Отлично! Пусть хоть весь город видит тебя голым, если тебе плевать. Отлично! Я подумала, что это может быть не приемлемо для женатого мужчины, но что я могу понимать. Медсестра приладила свежую повязку, и Джон вздрогнул. Вот и все, дел на пять минут, весь этот спор абсолютно бессмысленный и глупый. — Бога ради, Мэри, это не весь город, а всего лишь Шерлок. Мой, черт возьми, лучший друг. Успокойся, ладно? Мэри развернулась и поплыла к двери со всем возможным достоинством, которое только может изобразить беременная на большом сроке женщина. Она не признала правоту Джона и не посмотрела на Шерлока. Медсестра подарила Джону сочувствующий взгляд и оставила их вдвоем. Шерлок сидел, закинув ногу на ногу и сцепив руки в замок, и молчал, предоставляя возможность высказаться. — Если что, я не рассказывал ей, как ты почти уронил простыню в Букингемском дворце и как таки уронил ее до этого дома. Шерлок кашлянул: — Она бы не оценила. — Нет, — согласился Джон. Он чувствовал себя немного неловко от молчаливого признания: Мэри определила бы их уровень взаимного физического комфорта в отношении друг друга абсолютно «неприемлемым». Признавать это вслух не было смысла, как и все остальное. Всего лишь одна из странностей дружбы и соседства с Шерлоком Холмсом. Кроме этой стычки были и другие, возникающие чаще всего от того, что Мэри пыталась влезть туда, где уже был Шерлок, будь то помощь Джону в уборной или вызов медсестры. Завтра его выписывают, и этот факт служит поводом для еще одного спора, но при нем Джон даже не присутствует. Шерлок и Мэри стоят за дверью и говорят о нем, вероятно не осознавая, что он слышит каждое слово. — Шерлок, возможно, ты не обратил внимания, но я беременна, — саркастически замечает Мэри. — Разумеется, я обратил. В чем дело? — раздраженно отвечает ей Шерлок. — Дело в том, что я рожу со дня на день и… Честно говоря, меньше всего мне нужен в придачу еще и больной. Больной, которому нужно будет помогать буквально во всем, регулярно возить на сеансы физиотерапии. Мне нужно будет возиться с ребенком — одной, без чьей-либо помощи. Он не сможет ни подержать ее, ни сменить подгузник. Даже покормить, и… — Я нарисовал себе ситуацию, — перебивает Шерлок, явно не впечатленный и, как кажется Джону, раздраженный. — Что конкретно ты хочешь сказать? Тебе что-то нужно? Нанять кого-нибудь для помощи или… Снова тишина. Джон представляет, как Мэри смотрит в пол перед ответом. Забавно, он знает ее мимику, но не знает ничего о ее прошлом. — Не мог бы ты забрать его обратно на Бейкер-стрит? Ненадолго. Только пока ребенок совсем маленький. Я не могу одновременно ухаживать за ними обоими. Я просто не справлюсь. Даже для Джона молчание Шерлока звучит ужасно. Наконец, он отвечает, шокированно и жестко: — Ты его жена. Он действительно так мало тебя волнует? — Боже, Шерлок, не выворачивай мои слова наизнанку. — Мэри злится и, вероятно, уязвлена. — Как раз потому, что я о нем волнуюсь, я хочу, чтобы за ним хорошо ухаживали. Я просто не могу заниматься этим сама! — Забавно, — язвительно замечает Шерлок, — мне здесь видится вопрос не столько его комфорта, сколько твоей готовности. — На Бейкер-стрит Джону будет комфортнее, — возражает Мэри. — Боже, он же прожил там дольше, чем со мной. Снова тишина, и Джон понятия не имеет, что там происходит. — Конечно, он может поехать со мной домой. Я присмотрю за ним. — Уверен? — Мэри словно бы поморщилась. — Не воображай, что он будет послушным пациентом. — Благодарю, — отрезает Шерлок. — Не нуждаюсь в том, чтобы ты рассказывала мне о Джоне Уотсоне. И нам не следует обсуждать это без него. Думаю, ты и сама понимаешь. — Он входит в палату, встречается с Джоном глазами, понимает, что тот все слышал, и виновато поджимает губы. — Прости. Я не подумал. Что скажешь? — О, мне позволено высказаться? — выплевывает Джон и переводит взгляд с одного на другую. — Я могу сам решать, где предпочел бы жить и заново учиться правой рукой делать все то, что всю жизнь делал левой, да? Это так щедро. Просто чертовски любезно с вашей стороны. — Ой, да прекрати, — раздражается Мэри. — Мы рассуждали, как будет лучше для тебя. — Нет, ты говорила о том, как будет лучше для тебя, — говорит ей Шерлок через плечо и сразу же поворачивается обратно к Джону. — Ага, — соглашается Джон, прежде чем Мэри успевает ответить. Он уже спокоен. — Ты права. Я буду путаться у тебя под ногами и к тому же буду абсолютно бесполезным отцом. Мэри вздыхает и закатывает глаза. — Если бы дело было только в регулярных сеансах физиотерапии. Ты же понимаешь, что в данный конкретный момент ты скорее обуза, чем поддержка. — Конечно, однорукие всегда всего лишь обуза. Что ж, хорошо. Можешь меня выселить. Я вернусь к Шерлоку, раз он готов меня принять, а ты нет. Шерлок снова бросает на Мэри нечитаемый взгляд. — Она права. Первые недели будут самыми сложными, тем более с ребенком. Так действительно будет проще. — Он опять оборачивается и безапелляционно добавляет: — Ты будешь приносить ребенка. Мэри на него зыркает, но все же кивает. — Разумеется. Без особой готовности в голосе. — Могу я присутствовать при родах? — спрашивает Джон. — Да. — Мэри все еще раздражена. — Но ты же понимаешь, если ты будешь на другом конце города… я не могу заранее назначить время и место. — Ну, всё, — мягко, но решительно вмешивается Шерлок. Стало тихо. Мэри смотрит на него вызывающе, но смиряется. — Хорошо. Думаю, тебя скоро выпишут. Будь на связи, ладно? — Она смотрит на Джона. Он пожимает плечами, все еще злясь. — Буду. Не может же он отказаться. Как бы ни тяготила эта зависимость, он должен знать, когда Мэри соберется рожать. Она выпрямляется, сверкает напоследок глазами и покидает палату без единого слова. Дверь за ней закрывается, а Шерлок совсем не по-шерлоковски молчит. — Ну, — говорит он наконец, — значит, обратно на Бейкер-стрит. Джон делает попытку улыбнуться. Попытка проваливается. — Похоже, ты никогда от меня не избавишься, — кривит он губы. Прозвучало это зло. Он на самом деле зол. Он попал в аварию, у него парализована рука, виновата во всем его жена, жена от него отказалась. Но в то же время где-то глубоко-глубоко он радовался — больше, чем готов себе признаться — возвращению на Бейкер-стрит. К Шерлоку. В каком-то смысле это поражение, потому что он уже вернулся к Мэри, но ничего не вышло. Его дом на Бейкер-стрит, всегда там был, в гораздо большей степени, чем квартирка, которую он делил с Мэри. — Уверен, что не передумаешь? Ты знаешь, она права: мне действительно потребуется многое. Ты не сможешь просто удрать и оставить меня позади. Шерлок выглядит глубоко оскорбленным. — Не имею ни малейшего намерения совершать нечто подобное. Разумеется, я согласен. Почему должен передумать? Ты мой лучший друг. Ты только что полгода ухаживал за мной. С какой стати я поступлю с тобой по-другому? Джон сглотнул. Он думает о Мориарти, который вернулся и гуляет на свободе, потому что вряд ли Майкрофт с Шерлоком успели что-то с этим сделать. Он решает не упоминать об этом. Шерлок что-нибудь придумает. Он только что пообещал не бросать его ради Мориарти. Джон понятия не имеет, что ответить. Горло пересохло. — Что ж, значит, решено, — хрипло говорит он. Этого недостаточно, но на большее он все равно не способен. Но в этот момент он понимает, что Шерлок знает его очень хорошо и наверняка услышал больше, чем скупые слова. И Джону становится легче.

***

Физиотерапия начинается в вечер перед выпиской. Шерлок не только пришел, но и настоял на своем присутствии. — Не обращай на меня внимания, — говорит он, когда Джон предлагает подождать в коридоре, потому что приходить вообще не нужно было. — Просто понаблюдаю. И он наблюдает, сидя в углу у двери. Джон пытался возмутиться, но не смог. Это личное. Это выглядит так же бессмысленно, как и ощущается. Но Шерлок будет видеть его и в более жалком положении, потому что именно на Шерлока лягут все обязанности. Как только физиотерапевт узнал, кто такой Шерлок, он сразу же согласился с его присутствием. Не то чтобы Джон протестовал вслух, но врач, кажется, все понял. Он разговаривает с Джоном, но постоянно бросает взгляды на Шерлока, чтобы тот чувствовал себя вовлеченным. Его зовут Серджио, и он крепкий и накачанный, бритый, грубый, но добрый. Бывший военный, сразу же понимает Джон, хотя наверняка не из Британской армии. За пятьдесят. Вторая профессия, разумеется. Шерлок, конечно, увидел гораздо больше, но Джону достаточно и этого. Они начали с обсуждения травмы; Серджио интересовался, как именно Джон справлялся до этого дня. Обсудили основные стратегии. Когда Серджио заявил, что Джон должен будет приходить через день на протяжении месяца или двух в зависимости от прогресса, Джон изо всех сил попытался не вздохнуть. Первое занятие заканчивается милосердно скоро, но Джон все же успевает заметить, сколько трудностей его ожидают. Пока он приходит в себя, Серджио говорит с Шерлоком так, словно Джона вообще нет в комнате: — Ему нужно будет больше, чем он хочет, особенно поначалу. Главный вопрос — понимать, когда нужно оказать помощь, а когда не стоит. Я так понял, вы близки. Джон прочищает горло. — Шерлок мой лучший друг. Два года назад мы жили вместе. — Отлично, — бесцеремонно продолжает Серджио. — Дело требует высокого уровня доверия. Потеря конечности, особенно доминирующей руки, — проблема столь же психологическая, сколь и физическая. Нужно хорошо знать друг друга, чтобы суметь определить границу помощи между достаточно и слишком много. Джон, вы должны позволить себе просить о помощи и позволить Шерлоку оказывать ее. А иногда позволять не нужно. Шерлок, вы должны понимать, когда сказать да, а когда нет. Теперь обсудим основное. Что-то Джон может делать одной рукой. Однако, особенно поначалу, ему понадобятся обе: чтобы открывать емкости или одеваться, например. Что угодно, требующее развитой моторики обеих рук. Джон, вам во многом потребуется содействие. Постарайтесь не позволить этому обстоятельству вас расстраивать. Это нормально. Темные глаза смотрят строго, и Джон ощущает иррациональное желание ударить этого человека. — Ну, «нормально» слегка притянуто за уши. — Мы сделаем все возможное. — Шерлок заговорил в первый раз за все время сеанса и обращался скорее к Серджио, чем к Джону. Потом обернулся к нему: — Готов отправиться домой? Джон кивает и встает. Шерлок подает ему пальто и молча помогает надеть. Прежде, чем Шерлок успевает застегнуть молнию, Джон отворачивается и не думает, заметил ли это Серджио. — В среду в два, — говорит Серджио и открывает им дверь. В такси оба молчат. Шерлок, как обычно, задумчив, но на этот раз не очень глубоко. — Голоден? — спрашивает он, когда они вышли из машины. Он достает бумажник и расплачивается с водителем. — Можем заказать на дом. — Можно, — безразлично отзывается Джон. — Что делать с одеждой? Моя вся в квартире. — А вот и нет. — Шерлок подходит к двери и отпирает ее. — Я попросил Мэри собрать сумку, ее завезли люди Майкрофта. — Если понадобится что-то еще, я куплю. И кто-нибудь другой купит. Или я тебя свожу. Джон сжимает зубы и не реагирует на это «свожу». Словно он ребенок и нуждается в сопровождении. Но вот в метро ему понадобятся обе руки. Шерлок просто пытается помочь. Теперь это его жизнь: колебания маятника от битвы с собственной гордостью до ощущения детской беспомощности — или полная инвалидность. А он хромоту считал проблемой! Сейчас в сто раз хуже. Это реально и, вполне вероятно, навсегда. Шерлок на него смотрит, но Джон не может понять, чего он ждет. — Ужин? — напоминает Шерлок. — Ах да. Пожалуй. Джон поднимается по лестнице следом за Шерлоком и старается снять пальто самостоятельно. У него получилось. Он почувствовал мрачное удовлетворение. — Только не китайскую, — резче, чем собирался, предупреждает Джон. Он не справится с палочками. Черт, теперь даже с вилкой могут быть проблемы. — Я думал, пицца, — поспешно отвечает Шерлок. Пицца, определенно, не в стиле Шерлока, и предложение, определенно, не спонтанно. Шерлок понимает, что прокололся, и морщится. — Ну что? — Отлично. — Они не будут это обсуждать. — Пицца — это отлично. Шерлок достает телефон. — Ингредиенты? — Все равно. Шерлок ничего не говорит и заказывает то, что Джон выбрал бы сам: итальянские колбаски, грибы и помидоры. Они редко заказывают пиццу, последний раз был где-то в сентябре, и Джон выбрал именно это. Разумеется, Шерлок запомнил. Они разместились на диване, пристроив коробку на туалетный столик. Шерлок достал из холодильника две бутылки пива. — Где ты его взял? — Джон пытается перекричать теле-викторину. — Влтава*, — отвечает Шерлок на один из стандартных вопросов. — Осталось с прошлого раза. Тебя не было. Джон поворачивается. Шерлок смотрит на экран, на лице отражаются голубые блики. Фраза была абсолютно нейтральной, но Джон думает о купленном на Рождество пиве, так и не выпитом, потому что на Рождество он ушел с Бейкер-стрит. Ушел от Шерлока. В груди заболело. Каждый день эти бутылки напоминали Шерлоку о его отсутствии; он пытается представить, что Шерлок по этому поводу чувствовал. — Ясно, — прерывает он повисшую паузу. Шерлок поворачивается к Джону, встречается с ним глазами и дотрагивается своей бутылкой до Джоновой. — За твое возвращение. Хоть и не при самых лучших обстоятельствах. Джон салютует бутылкой и делает большой глоток. — Мы сделаем все возможное, — обещает Шерлок диванной подушке. — Знаю, ситуация далека от идеала и ты, скорее, предпочел бы оказаться дома с Мэри, но я сделаю все возможное. Как ты сделал все для меня. Джон очень хочет возразить, но пока он прожевал пиццу, Шерлок успел сменить тему.

***

Скоро пицца заканчивается, а бутылки пустеют. — Мечтаю о душе, — зевая, признается Джон, — но мучиться с тюбиками и флаконами на сегодня уже слишком. — Вообще-то, — тянет Шерлок, — я думал об этом. Думал, что мог бы помочь, хотя бы сегодня. — Помочь? — повторяет Джон, поднявшись на ноги и глядя на Шерлока сверху вниз. — В душе? — Да, — ровно отвечает Шерлок. — Подумал, одному тебе будет сложно. — Он скользит взглядом по одежде: джинсы и свитер, который Джону помогла надеть медсестра. — Раздеться сможешь? Вот что, сделай что сможешь и спускайся, а там посмотрим. Хорошая тактика, признает Джон, но напоминание о собственной беспомощности все равно уязвило. А Шерлок полон намерений делать для него все и не важно, насколько личным будет это все. — Хорошо, — быстро соглашается Джон. — Я, э-э… отнесу сумку наверх и скоро буду. — Не спеши, — говорит Шерлок и, отпустив его взмахом руки, уносит на кухню бутылки и коробку из-под пиццы. Сумка стоит у двери, Джон поднимает ее и несет в комнату. Она не изменилась — в точности такая, какой он оставил ее рождественским утром. Прохладно. Джон включает обогреватель и подходит к зеркалу, рассматривая себя в первый раз после аварии. В больничном туалете было зеркало, но он так ненавидел эту белую ночную рубашку и освещение, подчеркивающее желтизну кожи и мешки под глазами. Он выглядит уставшим и старым. Тонкая кривая линия губ с двух сторон обрезается глубокими морщинами. Он представляет, как Шерлок будет принимать вместе с ним душ, и пытается подавить стеснение. Конечно, предложение Шерлока разумно и логично, но — душ? Джон представляет, как это могло бы быть, знает, что (большая) часть него никогда не переставала этого желать, хоть и на самом глубоком, подсознательном уровне. Что, если желания всплывут на поверхность? Он так и не сбросил те самые семь фунтов, что набрал после свадьбы. Конечно, Шерлок заметит. И найдет это абсолютно непривлекательным. Хотя он сейчас в любом случае не привлекателен: с парализованной рукой и неспособностью самостоятельно вымыть голову. Но какой у него выбор? Джон разворачивается, распрямляет плечи и спускается вниз. Шерлок сидит на диване с ноутбуком на коленях, но закрывает его сразу, как только замечает Джона. — Готов? Джон кивает, все еще ощущая неловкость. Он выходит из гостиной и направляется в ванную, Шерлок заходит следом и закрывает дверь. — Теперь эксперимент: одежда. Давай посмотрим, с чем ты можешь справиться самостоятельно. Я не хочу забегать вперед и предлагать помощь там, где она не нужна. — Хорошо. Джон принимается за свитер, на котором, к счастью, нет ни пуговиц, ни кнопок, ни крючков или еще какой-нибудь дребедени. Майка требует аналогичных действий, и Джон внезапно оказывается полуголым. Шерлок крутит краны и регулирует температуру. Бросив на него взгляд, Джон начинает расстегивать джинсы. Приходится приложить больше усилий, но он справляется. Остались трусы и носки. Джон начинает с носков. Порядок. Гораздо проще, чем надевать. Его ждет много босых дней. Шерлок выпрямляется, смеряет его взглядом и одобрительно кивает. — Хорошо. — Он указывает подбородком на трусы. — Снимай и заходи. Я сейчас вернусь. — Он выходит в спальню, оставляя дверь открытой. Джон просовывает палец между кожей и резинкой и тянет, сначала сбоку, потом спереди и сзади. Морщится, когда ткань задевает бинты. Это было сложно, но он таки стягивает трусы и переступает через них, и в это время возвращается Шерлок, раздетый до трусов, только черных. Джон опускает взгляд и старается не пялиться. — Решил их оставить? — как можно безразличнее спрашивает Джон. Шерлок тоже смотрит вниз. — Да, думаю, да. — Он поднимает одежду Джона и складывает на корзину для белья, потом достает полотенца и оставляет сверху. — Думаю, так проще, чем потом их искать, — энергично поясняет он. — Хорошо. Внутрь. Джон залезает внутрь, автоматически опирается левой рукой о стену и морщится, услышав шлепок о кафель. — Черт возьми. — Не переживай, — успокаивает Шерлок и ловко протискивается следом, задернув шторку. — Первый раз после аварии. В первый раз все сложно. — Тебе легко говорить, — возражает Джон. — Не тебе с этим жить. Он слышит, как Шерлок замер позади него, а потом тихо сказал: — Странно, я думал, именно это я и делаю. Джон вздыхает, тревожа уже образовавшуюся стену пара. Вода льется на спину, но голова все еще сухая. — Извини. — Джон постарался сказать это как можно менее ворчливо. — Нет проблем. Постарайся расслабиться. — Шерлок надавливает ему на плечи и направляет под воду. Боже, как же это потрясающе. В больнице он всего лишь обтирался губкой и чувствовал себя гораздо менее чистым, чем готов был признать. Горячая вода стекает по голове на лицо и тело, вызывая легкое покалывание. Он поднимает голову и чувствует разливающееся по телу наслаждение, стараясь не замечать, что оно исчезает в районе предплечья. Руки Шерлока касаются лба, убирая назад волосы. — Я помою голову? — Да. — Шерлок прав, нет никакого смысла злиться. В этом, очевидно, и состоял его план. Шерлок открывает большую бутыль дорогого шампуня — своего собственного — и начинает массировать голову. Джон закрывает глаза и прикладывает большие усилия, чтобы не застонать вслух. Он любит массаж головы, но до сих пор его не делал кто-то, в кого Джон был бы так влюблен. Пальцы Шерлока длинные, ловкие и сильные, они надавливают так, чтобы доставить максимум удовольствия. Джон понял, что начал возбуждаться. Прекрасно. Не самый неожиданный поворот событий. Хотя после шести отвратительно унылых дней в больнице он уже начал бояться, что никогда не сможет возбудиться. А еще те семь томительных месяцев и ужасный опыт с Мэри. Ему не приходило в голову, что определенная часть его тела не упустит возможность, если ее предоставит Шерлок. Только время сейчас самое неподходящее, а он — новоиспеченный инвалид с брюшком, абсолютно не привлекательный, и все это очень смущает. Он надеется, что Шерлок не заметит. Или заметит и решит, что это нормально, что сексуально активные люди всегда возбуждаются в душе. Может, он хотя бы не заметит, что Джон смущен. Шерлок подходит к делу со всей ответственностью. Он регулярно убирает с глаз пену и в конце концов направляет Джона под струю воды. Потом тянется за другим флаконом и подает его Джону. — Протяни руку. Конечно, он имел в виду правую, хоть и поднес флакон с левой стороны. Джон подставляет ладонь и получает порцию геля с роскошно-дорогим запахом: сандал, ваниль, специи и, возможно, иланг-иланг или что-то такое. Джон не знает, что с ним делать. — Мой, до чего дотянешься. — Шерлок, как всегда, читает мысли. — Я помою спину. Джон ничего не отвечает и прижимает ладонь к животу, вспенивая гель. Он ведет по груди, шее и моет левую руку. Он не хочет даже прикасаться к наполовину вставшему члену, но все-таки проводит быстро вверх и вниз, стараясь не думать о гладящих его руках Шерлока. И это невероятно сложно, потому что ему до стыдного хорошо. Его сто лет так никто не касался. Конечно, это не оправдание. Пусть отношения с Мэри и нельзя назвать радужными, он все равно, черт побери, женат. Руки Шерлока проводят вниз по бокам, спине, плечам и бедрам — достаточно твердо, чтобы не щекотать. Будто случайно задевают задницу. — Подними руки, — быстро просит Шерлок. Джон подчиняется без вопросов. Шерлок касается влажных волос в подмышках, и даже смешно, насколько это возбуждает. Джонов член тут же пришел в полную готовность. Джон прочищает горло и старается думать о постороннем. О своей руке. Это должно было убить на корню весь настрой, если бы он был настроен. Он опускает руку на бедро и чувствует ее бедром и правой рукой, но не ею самой. Шерлок вспенивает что-то в пальцах и начинает втирать Джону в голову. Джон чувствует себя собачкой в гигиенической клинике. Несмотря на это, «втирание» переводится для него как «наслаждение». На коже выступают мурашки. — Что это? — Кондиционер, — отвечает Шерлок, — совсем чуть-чуть. — Он сделает мои волосы мягкими и шелковистыми? — спрашивает Джон, стараясь не фыркнуть и надеясь, что член от этого хоть чуть-чуть обмякнет. — Да. — Шерлок не обращает внимания на сарказм и направляет его под воду, смывая пену. — Закрой глаза. Джон тяжело дышит и изо всех сил заставляет себя расслабиться, но вместо этого чуть не кончает. Когда Шерлок, закрутив краны, отступает назад и пропускает его к выходу, на всякий случай протягивая руку, Джон испытывает одновременно разочарование и облегчение. Он неуклюже выбирается из кабинки и оборачивается полотенцем, стараясь не оказаться лицом к Шерлоку. Шерлок обходит его сзади, берет второе полотенце и принимается энергично вытирать Джона с головы до пят, растрепав волосы. Ощущения приятные, но Шерлок все равно ведет себя отстраненно, словно выполняет необходимую работу, с удовольствием и старанием, но абсолютно бесчувственно. Джон напоминает о себе безуспешными попытками закрепить на бедрах полотенце. Какое-то время Шерлок за ним наблюдает, потом говорит: — Повернись. Джон неохотно разворачивается, отчаянно надеясь, что полотенце прикрывает стояк, потому что взгляд Шерлока падает прямо туда. Никто не говорит ни слова. Шерлок придерживает полотенце, чтобы Джон мог запахнуться другим концом. Не поднимая глаз, Джон прочищает горло: — Я, э… утром почищу зубы. Оставь пасту открытой. — Да. Хорошо, — терпеливо и смущенно отвечает Шерлок. Джон внутренне морщится. Шерлок прикрывает бедра полотенцем и смотрит в угол. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. — Джон стремительно удирает из ванной. — Джон! Он останавливается и оборачивается. — Да? — Если… понадобится помощь… с пижамой. Просто позови или напиши. — Я справлюсь, — поспешно говорит Джон. — Но спасибо. Доброй ночи. — И с пылающим лицом сбегает в комнату. Поднявшись наверх, он вешает на крючок полотенце (получается только со второй попытки), бросает взгляд на сумку и понимает, что не станет даже и пытаться натягивать пижаму. Вместо этого он, порывшись в белье, вытаскивает со дна чистое полотенце и ныряет под одеяло, накрывшись до подбородка. Правая рука ощущается странно, словно чужая. Но так хорошо, боже, гораздо лучше, чем он может себе позволить в день возвращения из больницы не домой, потому что жена его кинула, а на Бейкер-стрит, мастурбируя в постели и вспоминая ощущения на себе рук Шерлока. Может, это доказательство. Может, тело пытается его заверить, что, несмотря на потерянную конечность, остальные его части все еще в рабочем состоянии. А может, это просто Шерлок. Много лет он закрывал глаза на такую возможность. Разумеется, он знал, но знать и знать — совсем не одно и то же. Пальцы Шерлока в его волосах, ласкают и надавливают… Джон проводит подушечкой большого пальца по головке и прижимает, и, боже, как же хорошо. Шерлок стоит позади, касается руками задницы, и бедер, и подмышек, пена стекает по телу. Джон трахает собственный кулак и чувствует все гораздо ярче и интенсивнее, чем во время последней дрочки незадолго до аварии. Он представляет, как падает полотенце и пронизывающий насквозь взгляд Шерлока видит, каким твердым Джон стал от его прикосновений. Джон кончает с хрипом в горле, сильно и обильно, и вспоминает о полотенце, только когда уже поздно. Он ждет, пока сердце вернется в нормальный ритм, и вытирается, как может. Член все еще приятно покалывает от недавних ощущений. Великолепно. Будет очень интересно, думает Джон, избавившись от грязного полотенца и возвратившись в кровать. Даже если он согласится на один прием душа в два дня, нет абсолютно никакой вероятности, что подобное не повторится.