Step by step.

Голос старосты Слизерина разносился по всему коридору, ударяясь о стены и множась в пустоте, нарушаемой неожиданным присутствием троих. У Оуна Вальфрольда не было привычки ругаться громко: он, как истинный ученик своего факультета, во времена, когда злости удавалось охватить верх над разумом, лишь щурил пугающе светло-голубые глаза и шипел слова так тихо и ядовито, будто проклинал разом весь род. Признаться честно, схема его работала безотказно, и авторитет был непоколебим. Ровно до этого дня. Тем теплым осенним утром все пошло совсем не так, как было ранее.  — Да что ты о себе возомнил? — Злости его, казалось, не было предела. — Как ты себе позволяешь вести себя так со старшими, щенок? Только перевелся и уже возомнил себя черт знает кем? Руки Оуна были напряжены ровно также, как и плечи. В коротких движениях пальцев угадывалось желание немедленно выхватить палочку и поставить мальчишку на место. Впервые в своей жизни он потерял контроль над ситуацией и больше не осознавал, что вот-вот намеревается совершить ошибку, которая могла обойтись ему слишком дорого. А все из-за кого? Из-за какого-то самоуверенного сопляка. Темно-карие глаза напротив смотрели все с тем же холодом, а лицо оставалось абсолютно невозмутимым: сомкнутые губы без намека на улыбку, высокие скулы, светлая кожа и отливающие серебром длинные волосы, затянутые в крепкий хвост на затылке. Шестнадцатилетний юноша азиатской внешности — Юн Джонхан, отличался не только стальными нервами, но и немалой красотой, которую было бы абсолютно бесполезно отрицать. Галстук в зеленую полоску и герб со змеей. Этот мальчик был рожден для Слизерина, даже если и перевелся в Хогвартс всего пару дней назад. С тишиной и голосом старосты смешались чужие поспешные шаги. Брюнет — явно тоже азиат, с пробитым левым ухом и галстуком Гриффиндора, оказался рядом непозволительно быстро, ровно также, как и вмешался в разговор.  — Что тут происходит?  — Не твоего ума дело, Сынчоль. Занимайся своими крысками, а я тут разберусь как-нибудь сам, — по ответу без труда можно было догадаться, что подоспевший брюнет — Чхве Сынчоль — Джонхан уже слышал о нем и знал, что тот по праву занимает пост старосты Гриффиндора. — Какое ты имеешь право оскорблять учеников другого факультета? — Мягкий, абсолютно спокойный голос Юна вклинился слишком неожиданно, однако взгляд его все еще был прикован к Оуну, будто Сынчоля и не было вовсе. — Ах ты щенок! Выпад двух палочек, мимолетная вспышка света и громкий возглас «твою мать!» старосты Гриффиндора. Сынчоль, успевший вовремя сбить атаку Вальфрольда, немедленно перевел взгляд на Джонхана. Тот, как и ожидалось, был цел и невредим. Мало того, юный слизеринец и вовсе не думал пускать в ход собственную палочку: он был абсолютно расслаблен и все также безразличен к сложившейся ситуации. И все бы ничего, если бы не одно единственное «не». Атака, погашенная и отраженная от оконного стекла, коснулась крепкой черной резинки, разрывая и позволяя серебристым волосам мягко опуститься на плечи, касаясь линии скул и молочной шеи. Юн наконец вскинул взгляд карих глаз из-под пышных угольных ресниц на Сынчоля. И тот, казалось, пропал. Было в этих глазах нечто невероятное — при всем удивительном спокойствии и равнодушии к ситуации в общем, на дне черного зрачка что-то струилось и переливалось, шепча об опасности так тихо, что едва ли удавалось отличить предупреждение от призыва. Мягко, ненавязчиво, но одновременно так цепко и метко, что глазами встречаться с этим парнем не хотелось больше никогда, а вместе с тем и оторвать взгляда уже не было никаких сил.  — Ты прекрасно знаешь, что не имеешь никакого права использовать силу на учениках, Оун! — Наконец пришел в себя Сынчоль, когда Юн сам отвел взгляд пару мгновений погодя.  — Ты прекрасно знаешь, что лезешь не в свое дело, Чхве! — Явно не собирался отступать тот.  — Хватит, пошли, — голос Джонхана прозвучал вновь и он, откровенно наплевав на старост двух факультетов, мерными шагами отправился прочь по коридору, видимо, неожиданно решив, что самое интересное в шоу-программе осталось позади. Только тогда Сынчоль заметил, как следом за ним двинулся еще один слизеринец — рыжий парнишка с лисьими глазами и идеально ровной спиной, которой он, казалось, неосознанно пытался прикрыть Юна. Оун и Сынчоль остались стоять все также: крепко сжимая пальцами дерево палочки и чувствуя теперь уже не только напряжение, но и нечто странное, невиданное доселе обоим. Слизаринец — чувство униженности. Гриффиндорец — трепет где-то в груди. Причиной всему был он: мальчишка из Дурмстранга. Утром следующего дня до Сынчоля дошла новость, что староста Слизаринского факультета пострадал от укуса змеи в районе от двух до трех ночи. На самом деле, ничего серьезного, однако отлежаться в госпитале неделю-вторую ему все же пришлось. Каждый второй шептался об этом с подозрением, а Сынчоль лишь взглядом уцепился за чужие волосы цвета серебра. Джонхан смотрел на него все теми же глазами, в которых читалось хитрое, но вместе с тем благородное «да, ты прав». Губ Джонхана коснулась странная, кривая улыбка с плотно сжатыми жемчужными зубами и легким прищуром невероятных глаз. Сердце Сынчоля пропустило удар. Чертов Змеиный Принц.