США, Нью-Йорк, время 13:35.
Мерседес сидела на своей уютной кухне, выполненной в шоколадно-бежевых тонах, и пила кофе вместе со своим менеджером. Ольга Шерри выглядела намного моложе своих лет. Она была ниже Мерседес, но постоянно носила обувь на высоком каблуке. Ее фигура была слегка полновата, но ее гардероб был подобран с большим вкусом, скрывая все природные дефекты. У нее были короткие волосы каштанового оттенка, как обычно уложенные в стильную прическу, большие зеленые глаза и идеальная осанка. Во всем облике миссис Шерри чувствовалась сногсшибательная уверенность, а также непоколебимость и стойкость характера. Она была умной женщиной, а так же весьма хитрой и проницательной. И это она выбрала мисс Ламбре, а не блондинка ее. По крайней мере, так казалось Мерседес, которая восхищалась этой женщиной, если быть предельно честными. Сейчас они обговаривали детали ее поездки в Аргентину на несколько недель. Ольга приняла просьбу девушку, а так же убедила ее, что никаких проблем не будет. -Милая, в конце концов, даже таким успешным моделям нужен отдых. Никуда наш контракт не денется, уж поверь мне, — глаза женщины опасно блеснули, что только подтвердило догадки Мерс. Эту женщину ничто не остановит на своем пути. — Слетаешь домой, увидишься с родными, да отдохнешь немного. Может, даже загоришь, а то слишком бледная. На эти слова блондинка поджала губы и нахмурилась, заставив Шерри рассмеяться. По крайней мере, пока все складывалось удачно. Именно об этом и сообщила девушка по телефону своей подруге, спустя полчаса после ухода своего менеджера. Если уж говорить начистоту, Ламбре сама толком не понимала, какие испытывает эмоции относительно своей поездки в Буэнос-Айрес. С одной стороны она повидается с родителями, а также со старыми знакомыми, а с другой стороны — именно этой встречи со старыми знакомыми она и боялась. Нахмурившись, известная модель постучала наманикюренным пальчиком по губе, а после хлопнула этой же ладонью по лбу. За всей этой суетой она забыла позвонить Хавьеру. Они встречались почти два года, хоть и большинство времени они проводили вдали друг от друга из-за напряженного графика девушки и съемок самого парня. Но это никак не мешало им, а наоборот лишь делала их встречи еще больше желанными. За все это время Мерс ни разу не пожалела о своем выборе, ведь рядом с Лопесом она чувствовала себя по-настоящему живой и счастливой. Блондин поддерживал ее любое начинание, даже не стал уговаривать оставаться, когда ей предложили выгодный контракт после окончания шоу турне. Иногда она скучала по ребятам из каста, по совместным сценам с Альбой, по шуткам с Факу и Нико, по общей гримерной с Мартиной, по розыгрышам Хорхе, а также разговорам с Лодо и Диего. Она поддерживала связь со своей лучшей подругой, общалась с Домингесом, виделась в Испании с Нико, изредка писала Лодовике, не более того. Но ей нравилась такая новая жизнь, в которой ее знают, как Мерседес Ламбре, а не Людмилу Ферро из известного телесериала «Виолетта», который многих покорил. Отыскав телефон, Мерс решила обрадовать своего парня приятной новостью, ведь они тоже смогут встретиться. Ведь от Росарио до Буэнос-Айрес не так далеко, как от Нью-Йорка. С такими воодушевляющими мыслями она стала ждать ответа на звонок.***
Аргентина, Буэнос-Айрес, время 17:43.
Канделария захлопнула крышку ноутбука и, прищурившись, взглянула на отражение своего парня, который собирался уходить. Заметив ее взгляд, парень ласково улыбнулся и подошел к девушке, чтобы обнять ту. -Ты точно не хочешь пойти? Тебе ведь нравились такие места раньше, — спросил он у нее, пытаясь скрыть свое удивление. — Мы бы могли развеяться. -Нет, милый. Поезжай без меня, — решительно заявила девушка, слегка отстраняясь от парня и поправляя ему бабочку. — Я совершенно точно не обижусь на тебя. Руджеро внимательно посмотрел на рыжеволосую, но ничего говорить не стал. Сегодня почти все актеры сериала решили собраться в баре, чтобы отметить окончание съемок второго сезона. Молфесе, обычно любившая такие вечера, была в этот раз явно не в настроении, поэтому и отказалась. Шатен в последнее время замечал, что с ней творится нечто странное. Она все реже куда-то выбиралась из дома, если этого не требовала работа модели, предпочитая просмотр сериалов и различных ток-шоу. Канделария, как будто бы устала, морально истощилась. Но в, то, же время она нежно улыбалась, готовила ему завтраки и обеды, горячо целовала и крепко прижималась во сне. По этим причинам парень и игнорировал все это, наслаждаясь покоем и уютом. Поцеловав девушку на прощание и пообещав приехать не поздно, парень ушел, оставив Канде дома одну. Свободно выдохнув, девушка подхватила попкорн с кухни и отправилась в гостиную для просмотра любимого сериала «Сверхъестественное». За последнее время она очень устала, а поэтому ждала встречу с кастом, которая произойдет через два дня в доме Мартины и Хорхе. Иногда девушка завидовала отношениям Бланко и Мартины. Они были не похожи друг на друга, у них была существенная разница в возрасте, но им это не мешало. Они то ссорились, то снова сходились, а после ругались опять. Но их это не смущало, наоборот, эти их ссоры лишь увеличивали их желание быть рядом, быть вместе. Мартина буквально расцветала, когда Хорхе был рядом, а в его взгляде в ее сторону было столько нежности и любви, что не передать словам. И Канде завидовала этому, завидовала, что их отношения похожи на торнадо, а ее собственные — на легкий бриз. Поначалу их стабильность нравилась ей, ведь после того, как они чуть не оказались на грани расставания, это только укрепляло их. Руджеро нуждался в ней, поэтому она и пришла к нему тогда. Рядом с ним Молфесе чувствовала себя уютно и тепло, он ей нравился, даже очень. Их обоих устраивали такие отношения, стабильные и уверенные. Но при взгляде на Хорхе и Тину, Канде снова чувствовала искорки зависти, хотя менять ничего не собиралась. Девушка-весна чахла под палящими лучами солнца и изнывала от жары, поэтому она и ждала этой встречи, как какого-то чуда, как какого-то знака.***
Лодо и Альба прилетели совсем внезапно, именно поэтому Факундо, который в это время был в другом городе, не смог их встретить. Но девушки не расстроились, пожелали удачи Гамбанде и отправились ловить такси. Лодовика только радовалась тому факту, что дом Альбы и Факу находился не так далеко от аэропорта. Сначала она удивилась смене жительства своей лучшей подруги, но вспомнив об ее беременности, только порадовалась и немного погрустила. Она была счастлива за то, что подруге повезло с молодым человеком, который просто обожает ее и буквально носит на руках. Когда он узнал о беременности, то изначально впал в транс, а после побежал в другую комнату. Как ей рассказывала, Альба, которая даже испугалась такой реакции, парень побежал звонить своему знакомому, который продавал этот дом. Комельо тогда смеялась, хоть внутри все обливалось кровью. Она тоже хотела бы, чтобы кто-нибудь ради нее так же носился, чтобы так же оберегал и любил. Брюнетка не хотела думать об этом, но ее мысли упорно возвращались к этим мыслям. Да она, видимо, чертова пессимистка с толикой мазохизма, раз каждый раз заставляет себя думать об этом. Она буквально прокручивает эти мысли внутри своей головы, раня свое кровоточащее сердце, ломает свою израненную душу, но продолжает улыбаться и думает. Лодовика уже давно привыкла разрушать себя, с первого взгляда в теплые медовые глаза, с первой улыбки тонких губ, покорившей моментально, с первого легкого касания чуть шершавых пальцев к своему запястью. Девушка продолжает ломать себя, потому что иначе уже давно не умеет. И ей даже смешно, ей уже почти двадцать семь лет, а у нее все еще нет ни семьи, ни человека, с которым можно было бы остаться на всю жизнь до глубокой старости. Но итальянка давно перестала верить в сказки, перестала надеяться на взаимность. Лодо будет самой счастливой, будет улыбаться ярче всех звезд во всей галактике, если он тоже будет счастлив, если будет улыбаться и обнимать другую девушку. Она готова просто любить, не требуя ничего взамен. Девушка высовывается в открытое окно, стараясь не обращать внимания на обеспокоенный взгляд подруги, которая сидела впереди рядом с водителем. Комельо вдыхает такой знакомый воздух, которым были пропитаны все еще вещи первые дни после ее возвращения на родину почти два года назад. Тогда она постирала их все, чтобы не осталось знакомого запаха, ведь ее вещи в большем случае пахли им. Ее распущенные волосы развивал легкий ветер, а губы растягивались в медленной улыбке. Ей захотелось засмеяться, да так легко и свободно, как давно не смеялась ее душа. Она боялась возвращения, но Буэнос-Айрес словно очищал ее насквозь прогнившую душу, позволяя дышать спокойнее. И девушка засмеялась, заставляя лучшую подругу и водителя такси расслабленно улыбнуться. Автомобиль остановился на светофоре, позволяя девушке почти на половину выглянуть из него и смеяться, не обращая внимания на прохожих и наигранно злого взгляда Альбы. Она не заметила, как кто-то напротив нее в удивлении замер, такси уже мчалось вперед, оставляя все позади.***
Диего вышел подышать свежим воздухом, которого ему уже давно не хватало. В просторном баре с веселой музыкой и неиссякаемым запасом алкоголя ему было слишком душно, противно и совсем не нужно. Ему были противны все эти люди, будь это постороннее или его коллеги, с которыми у него были хорошие отношения. Даже милая Мари со звонким смехом и смущенной улыбкой не могла изменить его мнения. Вообще-то Вирмилионос ему нравится, даже очень сильно нравится. Ее можно даже назвать красавицей с ярко-голубыми глазами, которые смотрели на мир вокруг с детской непосредственностью, густыми светло-каштановыми волосами, собранными в вечный хвост, белой кожей и нежным румянцем на щеках. Она была похожа на большого ребенка, которая не боялась показывать свои чувства и эмоции. Девушка не умела притворяться и играть, она была настоящей. Ласковая, тактичная и обходительная, неизменно вежливая, но при все этом оставаясь веселой и непосредственной, в чем-то даже сентиментальной. Мари была живой и светлой, не как они все вокруг — прогнившие изнутри, лживые и эгоистичные, сломленные и забитые. Домингеса тянуло к ней, даже не так, он нуждался в ней так отчаянно и сильно, что не мог этому противиться. Но сейчас он задыхался среди этих людей, а свежий воздух принес с собой облегчение. Этот город дал ему так много и столько же забрал. Брюнет потянулся за пачкой, вытягивая привычным жестом сигарету и щелкая зажигалкой. Сигареты успокаивают, даруют некий покой, заставляя отмахнуться от всех мрачных мыслей и желаний. Ему кажется, что его медленно, но верно наполняет спокойствие. Диего расслабляется, даже прикрывает глаза и прислоняется к стенке бара, выпуская дым изо рта. Но все его спокойствие рушится в тот же миг, когда он слышит чуть приглушенный, но такой знакомый, до боли буквально, смех. Все его внутренности сводит, а по спине пробегается холодок. И быстрее, чем парень успевает додумать свою мысль, его тело уже дергается со своего места. Диего, как нервный, оглядывается по сторонам, но никого не видит. Но ведь ему не показалось, он же слышал этот смех, который принадлежал только одной девушке, что так часто ему снилась на протяжении почти года. Он ведь еще не сошел с ума? Правда? Или все же сошел? Диего совершенно точно ничего не понимает, скажете ему кто-нибудь уже, что он в порядке, что ему это не причудилось. Иначе в таком случае он добровольно сдастся в психушку с просьбой остаться там навсегда. Брюнет взъерошивает свои волосы и нервно смеется, не понимая, какой ответ его больше устроит. Будет проще, если он все это спишет на мираж, но он слышал взаправду ее смех. -Диего, все хорошо? — чья-то теплая ладошка коснулась его напряженного плеча. — Тебя так долго не было, что я забеспокоилась. Домингес резко поворачивается и впивается взглядом в нее: в ее каштановые пряди, в голубые глаза, выглядывающее из-под челки. Он не выдерживает ее беспокойного смешанного с нежностью взгляда и порывисто обнимает девушку. Вирмилионос не вырывается, только прижимается сильнее в надежде хоть как-то помочь парню. -Диего? — вопрошает она, слегка отодвигаясь от парня. -Еще немного, — шепчет парень, прижимая девушку еще крепче. Ему нужно еще немного тепла, просто он в растерянности, просто он испуган. — Немного.***
Она, конечно же, ждала знака от судьбы, но явно не такого. Девушка поджимает губы и тянется к телефону, чтобы нажать «отбой», но рука замирает. Ей не хватает решимости, не хватает смелости ни для ответа, ни для сброса. Она закусывает щеку изнутри и пытается справиться с перехватившим дыханием. Надо ответить, сказать что-нибудь, но все вылетает из головы, потому что она вдруг вспоминает, что виновата, чертовски, виновата. Она почти решилась ответить, как телефон замер, заставляя ее мысленно сокрушаться. Девушка забирается на кровать с коленями и тупо уставляется в телевизор, по которому показывают ее любимый сериал, но это больше не радует. Ей становится мучительно тяжело от одного только осознания, ведь все это время она даже не вспоминала об этом. Она так сильно закрутилась, что просто забыла все. И ей стыдно, ей противно от самой себя, ее буквально тошнит и выворачивает наизнанку. Рыжеволосая девушка хочет взять телефон, позвонить и извиниться, но не находит сил для того, чтобы просто протянуть руку к мобильнику. Канделария сидит без движения, погружаясь в свои мысли и проклиная себя, чувствуя себя жалкой. Она злилась на себя за то, что оказалась такой эгоистичной дурой. По щекам девушки бегут соленые дорожки, но рыжеволосая не обращает на это внимание. Ей больно где-то внутри, в том месте, которое называют душой. Ей хочется смеяться истерично, когда она вспоминает, как ее называет Руджеро. Девушка-весна, ха, какая же она весна. Весна обычно несет только радость и веселье, освобождение и тепло, но это не о ней. Видимо, ее весна покрылась мрачным и холодным ноябрем с его перепадами погоды. Ее весна сменилась на ужасающие ливни с промозглыми ветрами, которые баламутят ее душу, проявляя ее несовершенство, ее темноту. Канделария не смеется, не улыбается, не рыдает навзрыд, просто из ее глаз течет соленая влага. Она не двигается, когда входная дверь с шумом открывается, когда в коридоре включается свет, а затем раздаются шаги по паркету. Девушка даже не поворачивает головы, когда в комнате появляется улыбающийся Руджеро. Но все его веселье мигом исчезает, когда он видит свою девушку, буквально впавшую в транс. Паскарелли бросается перед ней на колени, пытается успокоить, не понимая, что она спокойна до безумной холодности и понимания. Ей не больно уже, не плохо, ей просто никак. Девушка-весна гаснет молниеносно, падает в никуда, забывая протянуть руку для спасения. Она погружается в эту спасительную темноту, позволяя шатену отнести себя в кровать. Паскарелли всю ночь не смыкает глаз, наблюдая за своей девушкой, беспокоясь о ней и не догадываясь даже, что происходит. Где-то на рассвете, когда в комнату проникают солнечные лучи и ласково щекочут его лицо, словно чьи-то позабытые поцелуи, в голове его мелькает сумасшедшая мысль, которая никак не связана с его девушкой. Ему кажется, что она вернулась обратно. Но он проваливается в сон, засыпая в неудобной позе и неудобном кресле. Через несколько часов они проснутся, и все будет как обычно. Канделария легко поцелует его в губы и пожелает приятного аппетита, отправившись в гостиную. Он постарается поймать ее в свои объятия, но она по привычке вывернется и нежно улыбнется. Шатен снова забудет свое полотенце, а рыжеволосая снова принесет ему его, сжимая зубы от его «милая». На другом конце города брюнет распахнет глаза и почувствует ароматный запах латте и булочек с корицей, а также записку на столе. Они все снова заживут по привычному графику ровно до того момента, как им придет сообщение со знакомого номера с адресом и временем. Только тогда они чуть дернутся, но сыграют свою партию идеально, ведь они настоящие актеры. Только тогда они вспомнят, что кое-кто вернулся обратно в такой родной город, но и тогда они не поддадут вида, как на самом деле больно и трудно дышать. Потому что им нельзя. Потому что они сами себе запретили. Но это будет позже, а сейчас они просто спят.