Идущие к небу

В детстве вещи воспринимаются проще. Ребёнку, за исключением каких-то совсем уж случаев вопиющих, не нужно оглядываться на возможное будущее, не нужно страшиться того, что завтра будет или сегодня. Жизнь не превращается в опасную игру, когда тебе приходится решать самостоятельно то, какой путь следует выбрать для дальнейшего движения вперёд. Взрослому человеку пробиваться приходится через тернии к звёздам, проходить сквозь огонь, воду и медные трубы, рваться вперёд и метать всё на своём пути. Просто для того, чтобы счастливым быть. Не нужно задаваться вопросом о том, как скоро тебя злосчастный рак прикончит, не нужно решать проблемы с тем, как придётся за долги расплачиваться, не нужно играть с очень хитрым божеством на небе в игры, которые рано или поздно заставят тебя сдать позиции. Не нужно вообще ничего. Достаточно лишь просто желания жить. И как-то детство в этом плане становится эдакой более приятной, хоть и очень короткой альтернативой. Потому что является временем, которое из-за простоты своей делает человека на время счастливым. У девятилетнего Саши со счастьем дела обстояли туго. Мать его покинула очень внезапно, горько и тяжко. Не самый приятный момент в жизни — маленький Демьяненко остался сиротой. Радости ему оба таких факта не придавали. «Совёнок» был, в данном случае, некоторым базисом, где он мог хоть немного успокоиться. Всему отряду настрого запретили что-либо делать, чтобы обидеть ребёнка. Правда, в жизни коллектива Шурик никакого участия и не принимал. В своей первой поездке в лагерь он довольно лихо и без лишних хлопот заработал статус некоего отшельника, который вместо того, чтобы приобщаться ко всеобщему веселью, сидел дни и ночи напролёт в библиотеке или в радиокружке, не особо задумываясь о том, какая бурлила жизнь среди местной детворы. О его судьбе знали, но Саша обычно отталкивал людей своим слишком необычными мыслями. Безразличие других детей из отряда к Сашиной жизни, словом, было абсолютно взаимным — ребёнок, ставивший вместо отдыха на каникулах главной своей целью превращение себя в аналог ходячей энциклопедии, выглядел на фоне остальных как-то слишком уж отчуждённо и странно. Слишком не подобающе местному миру и установившейся атмосфере. Ссор, драк и войн не было, просто в отношении Демьяненко молчали. И как-то никто уже даже ситуацию исправлять не решался: ребята в отряде потеряли надежду вовлечь мальчика в жизнь отряда после многочисленных отказов вообще где-либо участвовать, а вожатый, как один из тех людей, которые отвечали за досуг детей и их душевное состояние, тогда на авось положился, надеясь на то, что проблема с излишним одиночеством у будущего пионера во время смены решится как-то сама, отчего особо от увлечений даже отгонять не спешил — нужно было решать вопросы с теми детьми, которые могли представлять хоть какие-то проблемы для администрации пионерлагеря и для него самого. И несмотря на то, что маленький Демьяненко не был предрасположен к созданию трудностей для работников лагеря, как бывало у некоторых его знакомых в таком возрасте, с очень неестественным профессионализмом ему время от времени удавалось будоражить в свои девять лет местную лагерную общественность, разводя легенды о том, как он со своим пытливым до жути умом пытался получить в смеси из нескольких реактивов оружие. И такие легенды в конце концов пустили пугающие корни — Саша, благодаря некоторым языкам злым, превратился во «Взрывёнка-Октябрёнка», местную достопримечательность с довольно специфическим взглядом на вещи. Смена уже подходила к середине, и Саше до невозможности становилось скучно. Несколько ребят постарше запретили прикасаться к каким бы то ни было в кружке веществам, потому что все проблемы сразу начинали на них сыпаться, но всегда в руках девятилетнего ребенка оставалась другая полезная для его умственной деятельности забава — сборка роботов и машин. То, что создавалось из старых и никому не нужных плат, подкручивалось отвёрткой, оснащалось самодельными механизмами и программировалось на коленке через встроенный в полубитую Электронику 85* Бэйсик. Старшие дети не очень удачно просекали работу советского компьютерного чуда, и потому все заботы и хлопоты над ломающимся время от времени компьютером легли на Александра. Такому ребёнку как Демьяненко казалось всегда, что в руках его — крышесносное нечто. Отвёртка и паяльник становились гарантами технологичности, лежащие на столе предметы, из которых могло собраться схожее что-то с рабочей машиной — элементами создания самых великих творений. Смущало только одно, но — Саша собирал всё один и особого поощрения со стороны другой детворы не получал, из-за чего поделиться своими мыслями и рассказать о своих ощущениях, честно говоря, было некому совсем. Приходилось ждать поворотного часа. Времени, когда у него мог бы появиться настоящий друг. «Саша, сегодня один мальчик в лагерь приезжает. Ровесник твой. Пойдёт по кружкам с бегунком. Ты тут у нас часто сидишь, так что если заглянет — примешь его ты и подпишешь бумажку. Накарябай чего-нить просто и всё. Если уж ему очень приглянется обитель, в которой ты постоянно находишься, то можешь записать его в журнал, потом порешаем.» Эти слова вожатого, заглянувшего на огонёк к Шурику, и стали началом всего. Демьяненко и раньше слышал о командах таких и принимал изредка в клуб забредавших пионеров, которые впоследствии от нечего делать только и отсиживались в прохладном помещении, пользуясь тем, что являлись участниками радиотехнического кружка, правда вот в этот раз встреча оказалась если уж не памятной, то как минимум наиболее важной в жизни извечно одинокого Саши. Желаемый друг пришёл к нему сам. И, что удивительно, совсем без предупреждения. Где-то часа через три. Громкий топот. Резкий и неожиданный хлопок дверью, напоминавший скорее удар по ней ногою — видимо посетитель очередной не беспокоился особо за состояние того, к чему он вообще притрагивался. С эпатажем входил. Прямо на одном из взрывных припевов играющего на всех мощностях радиоприёмника «Уайтснейка»*, неизвестно каким боком просочившегося сквозь советскую цензуру. Шурику такое чудо музыкальное казалось эдаким эталоном настоящего рока, правда всю красоту гитарных рифов перебила злодейская симфония из скрипящих спиц, диких хлопков и довольно нецензурной, как показалось Саше, ругани. Радио пришлось выключить, в угоду исследования ситуации. В открывшемся проёме разразился звонкий детский голос. Слишком громкий, но так впоследствии сильно вошедший в душу Демьяненко: — Эй, а есть кто-нибудь? Тут нужно бумажку подписать! — Прокричал куда-то в пустоту неожиданный незнакомец. — Ну я тут сижу. — Сухо отозвался Шурик. — Чего стоишь у входа-то? — Так ответа дожидаюсь! Я что, зря по двери стукнул? — И посетитель вошёл, уже с преспокойной душой закрывая за собой несчастную дверцу, которую он с таким превесёлым грохотом открыл. С таким невероятно интересным ударом удивителен оказался факт, что дверь выдержала прямую атаку и ещё после этого даже осталась на месте, в абсолютно рабочем состоянии. Советское качество умудрялось даже дверцу деревянную сделать удивительным аналогом сейфа в банковском хранилище. — Ты видимо тут совсем измучился, да? Тут же одиноко одному сидеть. — Пока не жалуюсь. Ну ты мне бумажку дашь или так и будешь ждать? Я ведь…занят…и вообще у меня дела… — Последние слова Шурика звучали уж особенно неуверенно. Не мог Демьяненко долго поддерживать общение с людьми его окружающими. — Ну, тогда ты точно выиграл счастливый билет. Я к вам в кружок запишусь, и буду тебя навещать! — Новоявленный участник кружка тут же подошёл к столу, где сидел в это время с паяльником увлечённый работой Шурик, быстренько подал бумажку и, видимо в знак какой-то солидарности с работой Демьяненко, сжал кулак и оттопырил большой палец. — В каком…смысле? — Робко поинтересовался Саша. — Да в прямом! — Уверенно ответил пионер. — Ты тут один. Мне сказали ребята из отряда, что ты обычно не говоришь ни с кем. Будем исправлять. Такой умный, а свои таланты не показываешь. Встал бы уже, да показал всем, что ты умеешь! — Демьяненко от таких пафосных речей ощутил некоторый испуг. И удивительно бы было, если он в такой ситуации ничего не чувствовал — незнакомец, которого Шурик знает несколько минут всего, влетает в дом как армия спасения, выбивает дверь, кричит и сходу говорит о том, как ему стоит себя вести. Не лучшее начало для знакомства. Хотя, несмотря на всю необычность ситуации, для Саши случай такой оказался в жизни наиболее знаменательным. — Ты…ты кто? — Задал вопрос напуганный Шурик. — Я? Семён Персунов я, вот кто! Твой гарант пути в светлое будущее! А ты, кстати, сам-то кто? Мне про твоё имя так и не сказали. Назвали «взрывёнком» и всё. — Смутился тут же от своих слов Семён. — Саша. Саша Демьяненко. — С куда большей уверенностью ответил пионеру Шурик. — Ну вот всё и решили! Приятно познакомиться, Шурик! — Протянул руку своему новоявленному товарищу Семён. — Приятно… — Слабо улыбнулся Демьяненко, и, пусть даже совсем неуверенно, протянул своему товарищу руку. Первый в его жизни друг пришёл к нему сам. Громко, странно, с излишним пафосом, но пришёл. Для Саши это могло значить теперь только одно — он был не один. Саша был с другом, который находился рядом. До самого конца.