Идущие к небу

В девятой палате, на третьем этаже Семён уже вовсю, лежа на койке раскуривал пачку Мальборо, которая щедро ему досталась от одного из пионеров в лагере, чему он, собственно, был очень рад, только вот медики совершенно полностью отрицательно относились к его вредной привычке, которая как раз к его болезни и относилась ровным счётом больше, чем наполовину. Коммунизм в СССР прийти не смог, зато пришли в больших количествах иностранные сигареты и свобода слова, ну а также действий. Свободу действий никто и у Семёна не отменял, только вот вся свобода остановилась вместе с приходом в палату Шурика и медсестры, которая должна была показать место, в котором он должен был склеить ласты: — Вы понимаете, что вам курить нельзя? Ни здесь, ни где-либо ещё? — Медсестра схватила только что зажжённую сигарету из рук Семёна, и сделав несколько шагов к другому концу палаты кинула её в окно. — Пожалуйста, Александр, располагайтесь, можете на него не смотреть с таким удивлённым видом. Ваш товарищ тоже не просто так тут лежит, правда, ему похоже на своё здоровье стало всё равно. Семён и не собирался отрицать того, что ему уже было нечего терять, наоборот, он больше с этим всем соглашался. Только вот выкинутая сигарета заставляла его не на шутку разгневаться, не смотря на то что поступок медсестры был логичен: — Ну вот какого хрена? Даже покурить нельзя! На улицу не выйдешь, по больнице тоже гулять нельзя! Ничего нельзя! — Семён продолжал возмущаться, пока не получил оплеуху по щеке от подошедшей к нему медсестры. — Успокоился? Вот и отлично. Когда здоров будешь — тогда и гуляй и кури сколько влезет, а сейчас ты будешь лежать в больнице. Ясно? — Медсестра была грозной и очень недовольной поведением парня, но вот идти на конфликт она не решилась, и поэтому быстро вышла из палаты, закрыв за собой дверь. Шурик, посмотрев на конфликт между медсестрой и Семёном только пожал плечами и продолжал разбирать вещи. — В больнице загнивающего совка… — Пробурчал себе под нос Семён и достал из пачки зубами ещё одну сигарету. — Вот шкажи, Шурик, ты не жадумывалша о том што мы тут бешмышленно торщим? — С сигаретой в зубах спросил Семён Шурика. Щелчок зажигалкой, и дым вкупе с вонью табака начал заполнять палату. Шурик лишь замахал руками и на что-то ругаться начал, но Семён на ругань внимания не обращал. — Даже ничего интересного нет… — Сделав ещё одну затяжку парень вытащил из-за рта сигарету и поглядел на Шурика, который усиленно протирал очки. По мнению Семёна, без них он выглядел даже как-то лучше, да только вот Демьяненко, очков лишившись, ничего сделать бы не мог. Александр не отвечал на вопросы парня, но часто на него поглядывал, интересуясь его действиями и ожидая от него новых вопросов, но вот парень говорить дальше не хотел, поэтому, Шурик, переодевшись в пижаму, которую он достал из своей сумки, лёг на кровать, погрузившись в сон. В сон, в котором можно было видеть себя здоровым, а не умирающим человеком. В сон, где он может жить спокойно и не бояться за свою жизнь. В сон, где он хотя бы мог жить.

***

Проснулся Шурик из-за слишком резкого запаха табака, который ударил ему в нос. Ощущения были не из приятных, тем более, на сон повлияли они настолько сильно, что его это даже напугало и заставило подпрыгнуть на кровати, напугав и Семёна, который решил посмотреть на него спящим, и намеренно испустив изо рта дым после затяжки прямо на него. — В… в чём дело?! — Шурик закричал от испуга и поднялся на кровать, посматривая на своего недоумевающего товарища. — Да нормально всё. Проверял просто, жив ли ты, или нет. Просто…как-то не хочется лежать в одной палате с трупом. Хотя волноваться мне не о чем. В любом случае всё пойдёт по кругу. — Семён поднял руки, пытаясь успокоить напуганного Александра. — Но я ведь не умер! Я ещё жив. — Радуйся. Мои лёгкие убиты уже вусмерть, и я за них даже не волнуюсь, поэтому курю постоянно, что мне ещё терять? Шурик посмотрел на Семёна и тут же ему ответил: — Слышал об опухоли в мозгу? Так вот она у меня. Совершенно не хочется умирать. Мне сказали, что мне осталось жить недели полторы. Ну, а ты? — Не больше четырёх или пяти дней. То есть практически нисколько. Ловить даже нечего. — Семён покачал головой. — Наверное, мы лежим в одной палате для конченных. Это кичулан. Нихера здесь нечего ловить. — А ты хочешь сбежать? Громкий удар чем-то тяжёлым по прикроватной тумбочке между койками испугал пионеров и заставил их недоумевать от происходящего. Прямо над ней, над тумбочкой, на стене висело распятие, которое само по себе не слишком хорошо держалось, однако, оно было абсолютно незаметно и его существованию никто вида не придал, если бы не одно но. Удар об тумбочку открыл у неё дверцу и показал внутреннее её содержимое — бутылку «Столичной», которая каким-то неизвестным образом попала к ним даже не раскрытой. Вообще, в Советском Союзе к религии было отрицательное отношение, но к 1989 году весь «научный атеизм» уже сильно пошёл на спад и вместе с этим снова пошла в массы и религия, так что распятие на стенах новостью уже не было. Как и бутылка водки, которую можно было достать в любом месте, даже в больнице, да и большинство не волновало уже то, что пионеры раздобудут где-нибудь алкоголь и напьются до чёртиков. Самим выжить хотелось, а не сидеть и помогать двум неизвестным, больным раком паренькам. — Похоже, мы можем сбежать. Тем более у нас для этого появился знак. Время действовать. — Семён улыбнулся во весь рот. — Тем более, кто нам что теперь запретит? Живём один раз. Точнее, одну неделю. Неужели ты хочешь пролежать тут всю оставшуюся неделю, вспоминая о том, что ты сидел в одиночестве в лагере с Электроником, который всё своё время гонялся за нашей библиотекаршей? У нас есть водка и у нас есть выбор, что мы будем делать, так что нам пора валить. — Тогда я с тобой пойду. Я действительно тут сидеть не хочу. — Ну вот и отлично! Ночью в столовую пойдём. Уверен, там есть чем можно закусить. Главное — на глаза не попасться никому, а там разберёмся.