Свою испачканную морду Семён под холодной водой вымывал тщательно, терпеливо, чтобы выглядеть в свои последние деньки хоть как-то опрятно и чисто. Холодная вода, словно сталь прокатывалась по телу, пробуждая внутри него, кроме желания быть чистым ещё и ярость с терпением, чтобы побыстрее всё тут закончить. Шурик же, сколько не пытался мыться, без очков ничего сделать не мог. Поэтому, за дело брался наш бравый пионер Семён.
Вообще, Шурик когда-то видел своими глазами всё гораздо лучше, однако, в силу последних событий, когда ему какой-то шутник подарил в мозгу опухоль размером с футбольный мяч и расположил её рядом со зрительным нервом, то глаза у него стали видеть хуже некуда, и даже несмотря на то, что Семёну об этом он не рассказывал, его товарищ сам понял это, когда тот каким-то макаром стал вилять из стороны в сторону и пытаться до чего-то добраться. Зрение ухудшилось достаточно сильно, и если бы он знал, что с ним случится такой казус, то скорее всего лечение Шурик бы не откладывал и сейчас бы лагерь не провожал его в свой последний путь, намекая на то, что совсем скоро кто-то отбросит копыта.
А Семён, решив помочь своему товарищу по несчастью натирал ему морду мылом, при этом натирал он её своей рукой и с таким рвением, что казалось, что всё он это делает ради какой-то величайшей цели. Правда, цель была действительно величайшей — они должны были быть очень чистыми, чтобы продолжить свой и так не шибко лёгкий путь. Тем более, вожатая, если бы ей удалось увидеть, что два героя нашей истории слоняются по лагерю с грязными мордами и напоминают чумазых ребятишек, несомненно отлупила бы сразу обоих по заднице за непослушание.
В некоторых циклах вожатая, кстати, становилась настоящим тираном, и источая злобу, словно бешеная собака, раздавала пинки Семёну и остальным за любое неправильное слово. Было ли это ошибкой программы или так были устроены некоторые циклы — Семён не знал, да и не очень хотелось исследовать причину такого поведения, дабы не получить ещё несколько пинков дополнительно. Зато, если он попадал в лагерь, где была злющая Ольга Дмитриевна то можно было строить козни другим и смотреть за тем, как она лупасит ребятишек из других отрядов. Временами ему удавалось смотреть на то, как она мутузит детей и из своего отряда.
Так, например, он, своровав из столовой море конфет и забравшись обманом в домики Ульяны и Лены, раскидал пакеты с конфетами, пока никто из них не видел, и в итоге за такую подставу обе девочки чуть синяков от вожатой не наполучали. Благо, Семён не растерял все свои остатки совести и всё же взял вину на себя. Таким образом, синяк под его глазом и несколько ссадин по всему телу ждать себя не заставили. Нашему приколисту ещё повезло с тем, что он хоть немного, но мог защищаться, и по этой причине нашей вожатой влетело в ответ. Сразу в два глаза. После этого наша боевая Ольга Дмитриевна в том цикле не решилась лупасить Семёна и дальше. Потому что теперь пионер сам мог начать вершить правосудие. Кулаком по зубам.
В любом случае, Семён, как и его товарищ уже закончили свои водные процедуры и ринулись в прачечную, где их уже ожидала новая и чистая пионерская форма. Вожатая постаралась найти сразу обоим комплект одежды, вплоть до носков и туфлей. Потому что на путешественниках ничего кроме трусов, пижамы и шлёпанцев не было, и щеголять в таком красивом виде у всех на виду не было лучшей затеей, тем более, сам Семён не хотел носить на себе эту противную пижаму — пионерская форма была тонкой и в ней было менее жарко, чем в этой пижаме, которая днём становилась для тела чуть ли не печкой. Шурик тоже был не против сменить одежду, и понимая Семёна с полувзгляда соглашался с его мнением. Очень сильно сдружившись и образовав крепкую и нерушимую связь они стали понимать друг друга сразу, и это очень сильно им помогало. И именно по этой причине у них не было разногласий — они просто могли понимать мнение друг друга.
На подходе к прачечной какой-то кучерявый пионер из младшего отряда пнул под зад как Шурика, так и Семёна, и посмотрев на удивившиеся от испуга лица громко захохотал. Семён же, не выдержав такого приветствия закричал на пионера:
— Тебе делать нехрен что ли?!
— Ага! А вы в пижамах, два голубка! Ещё и за ручку ходите! — Кучерявый показал пальцем на пионеров.
— Но я же… я же ничего не вижу… — Шурик замялся.
— Хааа! Голубки, голубки! О вас уже весь лагерь знает! — Пионер от ребят отставать не хотел. И именно по этой причине у Семёна появлялся синдром поиска какого-то скрытого смысла в действиях наглого ребёнка. И он смысл нашёл! Семёну казалось, что этот пионер был специально запрограммирован для издёвок и для того, чтобы бедных, полуживых пареньков оскорбить и унизить. И чтобы эти унижения заставили их обоих сомневаться в пользе данного путешествия, потому что на них могли бы повесить клеймо людей из сексуальных меньшинств, что совершенно не имело бы никакой пользы. Ни Семёну, ни Шурику. Зачем нужно в последствии думать о том, что их обозвали любовной парочкой и оставить перед своей смертью такое весёленькое мнение у всех ребят в лагере, которые о ситуации толком не знали?
Поэтому, Семён, надувшись и со злобной мордой, словно напыщенный индюк пнул по ноге пионера, да так, что тот упал на землю и схватился за свою ногу. А Семён лишь гордо потащил Шурика в прачечную, не слушая, как ныл где-то в стороне кучерявый пионер, которого только что ударили больно в ответ. И ведь самым веселым было то, что эти два беса, которые гуляли по всему лагерю сейчас и лупили пионеров, которые больше всего их достали, могли этим всем заниматься безнаказанно. Вожатая их бы даже ругать не стала. Наверное, она бы даже наказала кучерявого за его приколы. Повезло ведь двоим с циклом и вожатой в принципе. К сожалению, всё это вечно продолжаться не будет.
Тем временем, пионеры уже успели переодеться в форму, которая щедро досталась им от других пионеров, сваливших из этого лагеря восвояси. Правда, вся проблема была в том, что форма была несколько больше по размеру, из-за чего она на теле держалась уж очень свободно. А вот с туфлями не повезло больше. Только, не повезло одному Семёну. Ему попались туфли на размер меньше, из-за чего они ему сильно жали в пятке, да и ходить в них было больно. Но других размеров для него не нашлось — свою обувь он оставил в больнице. Пришлось пользоваться тем, что есть. Шурику было несколько легче — обувь как раз ему по размеру очень даже подошла, и ходить в ней он мог совершенно спокойно. И за это Персунов хотел отлупить Шурика всем, чем только попадётся. Вплоть до своей же обуви.
***
— Как это, на дискотеку не пойдёте? — Сидящая на своей лавочке, Ольга Дмитриевна выпучила глаза. — А как же тогда все с вами попрощаются? Вы ведь больше сюда никогда…вы ведь сюда больше не вернётесь. А другие ребята продолжат сюда приезжать. А ведь как Ульянка-то вырастет! — Вожатая попыталась состроить некоторое подобие улыбке, но зная о проблеме пионеров и их судьбе улыбаться у неё просто не хватало сил.
— Да не беспокойтесь вы, Ольга Дмитриевна, ничего страшного в том, что мы с вами не будем танцевать, не случится. — Спокойно ответил Семён.
— Да и мне кажется, что Ульянка станет просто красавицей! — Быстро подхватил Шурик и продолжил говорить за Семёна.
— Ну, а что я ребятам из отряда скажу? Они ведь обидятся, что вы уедете просто так, ничего им не сказав.
Семён, призадумавшись, тут же выпалил одну мысль, которую он, по своему мнению, считал гениальной:
— А давайте сфотографируемся!
Вожатая удивилась от такой затеи, но обдумав все плюсы и минусы, всё же покивала головой в знак согласия.
— Все фотографии я, тогда, передам ребятам из отряда по почте. Адреса каждого я знаю. Если получится — отправлю и вашим родителям. Думаю, о вас никто не забудет. — Вожатая расхохоталась, однако, в смехе ощущалась одна лишь грусть и боль от того, что оба пионера никогда больше не вернутся. Она очень к ним привыкла и совсем уж неприятно было то, что они совсем скоро отбросят копыта. — Главное, лица уж совсем серьёзные не стройте. Так на вас смотреть приятнее.
***
Снимали на Зенит-11. Семён даже не подозревал о том, что в домике вожатой прятался целый фотоаппарат со штативом, при этом так, что о нём он услышал только сейчас. Возможно, в этом цикле он появился только сейчас, но фотоаппарат по меркам того времени был мощный. И так как ни кэнонов, ни никонов никто и в природе не видел приходилось довольствоваться этим.
Ребятки у домика вожатой собрались не сразу. У каждого была куча дел, и большинство из ребяток отбросили эти дела ради того, чтобы морды Семёна и Шурика сохранились на одной из фотографий, но на удивление никто не жаловался. И даже неугомонная Ульянка согласилась на фотографию, зная о том, что с её двумя друзьями скоро произойдут очень весёлые вещи. Женя, так долго ворчавшая на всех и отказывавшееся от съёмок на удивление притащилась с Электроником за ручку и всю дорогу молчала, краснея от любого его взгляда на неё. Другие вот девочки притащились ради Семёна. Ну, и Шурика. Точнее, ради него пришла только Славя. Что её так стукнуло — никто не знал, но к нашему герою в очках она была неравнодушна. Ну, а Мику вот оставалась одна, потому что до болтушки дела никому не было.
А вот Семён, оказавшись в обществе Алисы и Лены оказывался в полной заднице. Потому что эти две девочки сходили по нему с ума, и наш герой становился жертвой мощнейшего конфликта, который, правда, не продолжался долго — вожатая, словно истребитель, шмаляла по девочкам так, чтобы те прекратили свои драки и наконец успокоились, дав Персунову сохранить свою морду на будущее. На то будущее, которое он знал. На то будущее, в котором это фото станет неким лучом света в последующих десятилетиях.
— Ульяна, не прятаться за спиной у Алисы! Электроник, а ну спину выпрями! Семён, ну не держи Шурика за руку! Он тоже может видеть! — Вожатая продолжала ругаться на всех, пока не настроила таймер и не вышла по центру фотографии, положив руки на плечи Семёну и Шурику. Справа стояли Алиса, Мику, и Славя, а впереди Ульянка, которая улыбалась во весь рост. Слева Лена, Шурик и Электроник. И только по центру стояли вожатая и по две стороны двое личностей, которые уже даже по своему виду выглядели не очень в силу здоровья, однако, продолжали терпеть и всеми своими силами старались выглядеть на фотографии хорошо.
Щелчок и вспышка ознаменовали то, что теперь они оставили свой след в памяти, а это значило, что в лагере Семёну, как и Шурику больше делать было нечего. И по этой причине, попрощавшись со всеми ребятами из отряда, парни направились к своей, так горячо любимой Волге. И никто их даже и не держал — они остались в памяти у всех. И маловероятно, что о них теперь когда-нибудь забудут. Потому что они, сами того не ведая, меняли людей, и по этой причине забыть о них было невозможно. Хотя бы в этот миг. Хотя бы в этом цикле.
***
Уезжала Волга вечером с прощальным взмахом рук пионеров. Все, как один махали рукой, кричали о чём-то, пытались о чём-то сказать — все прощались, и удивительно, но никто не думал даже о них ничего плохого, несмотря на не шибко доброе приветствие днём. Все как один сплотились, стали командой и попрощались. И наверное, это было самым лучшим моментом вообще во всём этом цикле, потому что сейчас мир действительно стал миром, и даже будущий распад СССР не мог повредить вообще кому-либо, потому что люди сейчас жили в мире. В мире, который они заслуживают. И как только Волга покинула ворота лагеря, а её огни от фар исчезли вдалеке, все объединились и на мгновение стали говорить друг с другом обо всём, что только в голову приходило. И наверное, этим тоже Семён и Шурик всех поменяли. Только, у некоторых личностей вопросы по поводу поведения парней появлялись очень странные:
— Интересно, а почему они всегда за руки держатся?
