*** Слабость, притянутое закрытое сердце Плывёт в бессознательной тьме. Чья вина в том, что молчание и спящая ночь страшны? ...Ты - мой враг. Несбывшийся сон, выражающий поглощение. Пугающая ночь, Распавшееся сознание сопровождает боль. Пугающая ночь, Надеюсь, что это просто кошмар. Потерялся, отказавшись от того места, в которое шёл, Разорвал все границы самого себя, Моё сердце разбилось. Беззвучно переливается через край горячее желание. Невинные глаза Опускают веки на пределе страсти. Наслоившаяся слабость, Ты и я сгниваем в бездонной тьме. Молча, усни. Слабость, расцветшая в одиночестве, Осталось только сделать шаг, Больше нет сомнений. Ты станешь моей мечтой.
the GazettE - DEUX
- Рей, крошка… - Отвали! Я грубо пресекаю попытку Урухи поговорить со мной, ведь судя по глазам танцора, он уже был в курсе произошедшего. Но даже мой гнев не останавливает нашего Мистера В-каждой-бочке-затычка, и он трогательно семенит за мной маленькими, но быстрыми шажками – на парне туго запахнутое женское кимоно и деревянные сандалии – гэта, поэтому он просто не может бежать, как обычно, подняв кулачки к лицу и сминая в пальцах широкие рукава своего одеяния. - Крошка! Так тяжело угнаться за тобой в этой одежде! Побереги мои кости! – театрально хнычет мужчина, словно все еще прибывает в образе. Но я не останавливаюсь, хватая по дороге пачку сигарет и широким шагом направляясь к дверям курилки. Эта сука… чтоб его! Да чтобы я еще раз… - Ре… ай! Круто оборачиваюсь, услышав испуганный вскрик, и тут же подскакиваю к Кою, который запнулся о порожек. Я ловлю мужчину до того, как тот бы расстелился по полу, не давая упасть, и Уруха, зажмурившись, хватается за мои плечи и утыкается носом в мою обнаженную грудь. Я раздраженно выдыхаю, когда мужчина, приоткрыв один глаз, поднимает ко мне свое модельное личико, удивленно похлопав глазками – я прижал его к себе за талию. - Ах, как романтично… Прямо как в кино, - томно вздыхает танцор, мило покраснев, и мое веко тут же дергается в нервном тике. - Я тебе сейчас врежу. - Не будь таким жестоким, - протягивает Уруха, выпрямляясь. – Но раз уж я тебе не безразличен… - Если ты не прекратишь это, чертов гомик… - Остынь, - усмехается мужчина, игриво ударив ладонью по моей груди. – Чего ты так завелся? Твой посетитель вышел за рамки? Я молча отворачиваю голову, скрипнув зубами от бешенства. Если бы! Но ведь этот ублюдок… - Давай поговорим? Нет, давай напьемся! – воодушевленно выдает Такашима, принявшись забавно пританцовывать на месте. Он пытался рассмешить меня, делая какие-то неуклюжие движения, переминаясь с ноги на ноги, и я фыркнул в ответ, отчего-то расслабляясь. – Вот так, умница! Не бери в голову. Это просто очередной зритель, ничем не отличающийся от других. Тот же «кошелек», который ты видишь вместо лица. - Меня это не успокаивает, - огрызаюсь я в ответ, выдергивая сигарету из пачки. – Вас, педиков, слишком уж много развелось… - Ну, знаешь ли, не всем женщин любить! – назидательно выдает рыжий, жестом прося сигарету. – Да и хороших мало. В основном - сама гниль и лицемерие. - Согласен, - без раздумий выдаю я, протягивая пачку танцору. Но, черт возьми! - Забудь о нем, - улыбается Такашима, прикуривая от моей зажигалки. – Давай выпьем. Обещаю, что не буду клеиться к тебе! Эта лисья улыбка таит в себе подвох, но я только устало вздыхаю, послав весь мир к чертям собачьим. - Тебе долго? - Последний танец на пилоне – и я свободен. Хочешь посмотреть? - Даже под страхом смерти, - саркастично отзываюсь я, выпуская дым в сторону. – Не хватало еще на гомиков любоваться. - Какой же ты сукин сын. Я усмехаюсь, но, на самом деле, я немного соврал. Уруха настоящий профи в танцах на пилоне. И в его движениях нет ничего бабского и ванильного – физическая подготовка на высшем уровне, как и отточенные, смелые движения. Он двигается, как настоящий мужчина, выполняет такие трюки, что я чувствую себя ничего не умеющим новичком, и наблюдать за его выступлениями приятно. А ведь обычно слово «пилон» ассоциируется с чем-то пошлым и вызывающим. Однако никакой пошлости в танцах Такашимы я еще не видел. Ни разу. Зрелище было восхитительным и завораживающим, но я все равно не горел желанием выходить в зал – недавний танец перед раскрашенным павлином вывел меня из себя. Вернее, это был сам павлин… но не суть. - Так, кто это был? - Какой-то белобрысый пижон, - бросаю я недовольно, сморщившись. – До сих пор блевать хочется. - А если он вернется? - Я точно тебя ударю. - Молчу-молчу… Всю неделю я был сам не свой. Воспоминания не меркли, оставаясь яркими и реалистичными, и это бесило меня всякий раз, как в памяти всплывал усталый взгляд под голубыми линзами, который, казалось, горел в полутьме вожделенными огнями. Я тщетно пытался выпроводить его из своей головы, плюясь всякий раз, как видел в зале мужчин, непонятно что забывших в клубе в пятницу – это «женский» день. Но ни черта не получалось, а кулаки чесались все сильнее в желании хорошенько набить кому-то морду. Увы, ничего хорошего бы из этого все равно не вышло, и я бил боксерскую грушу в спортзале, вспоминая блондина такими эпитетами, что можно было составлять собственный словарик матов. Уверен, я бы заработал на этом миллионы, если бы мир пропускал подобную цензуру в свет… Но вот неделя подошла к концу, и на календаре снова пятница, которую я в последнее время начал опасаться. И сколько бы я ни готовился к отражению новой атаки со стороны своего начальника, высказав ему категорическое «нет» на повторение недавней сцены, фраза Ютаки о приват-танце в пятой комнате свалилась на мою голову мешком с цементом. Разразившаяся в гримерке буря едва не разнесла ее к чертовой матери – я готов был удушить Укэ на месте, стоило ему только открыть рот. Кою держал меня под руки, не позволяя наброситься на начальство, и, как я уже говорил, его физическая подготовка была более, чем хороша, потому что я так и не смог оттеснить мужчину в сторону. Переходя на крики, мы с Ютакой устроили настоящий скандал перед другими танцорами, но, так или иначе, я снова оказался перед голубоглазым педиком один на один. Почему я опять был вынужден делать это, я так и не понял. Но сумма, которую предлагал за меня этот ублюдок, волновала Укэ больше, чем моя ориентация. И мне пришлось танцевать. Танцевать и наблюдать за неподвижным мужчиной на диванчике, испепеляя его взглядом под льющуюся из колонок композицию. На этот раз я не приближался к нему, лишь единожды остановившись рядом с диваном, но это никак не повлияло на настроение блондина. Так же, как и в первый раз, он просто смотрел на меня, покусывал мизинец и молчал, выводя меня из себя своим спокойствием. Ни разу не двинувшись с места, ни разу не раскрыв рта для разговора или пошлого комментария. Не было никаких игривых улыбок, фальшивых восторгов и томных вздохов. Его взгляд был внимательным, немного уставшим, но я знал - ему нравится. Полные губы слегка улыбались, и даже сотовый телефон, зазвонивший во время "выступления" был проигнорирован, что говорило о заинтересованности мужчины. Он был странным... не таким, как мои зрители. Я проклинал тот день, когда согласился на предложение Ютаки, но все равно отработал на «отлично» и ушел сразу же, как только он расплатился. И лишь потом понял, что отныне я обречен. Обречен танцевать перед ним каждую чертову пятницу, чтобы не потерять эту работу и неплохие деньги, сыпавшиеся на меня шуршащим дождем. И мне это не нравилось… Так прошел месяц. Месяц, в котором пятниц было ровно пять – столько же, сколько и наших встреч с этим раскрашенным клоуном. И я должен бы уже смириться с его присутствием в клубе каждую неделю, но моя ярость лишь продолжала расти и набирать обороты, с каждым разом сводя меня с ума. Я возненавидел этого мужчину, который, в общем-то, ничего плохого мне не сделал, но портил мою жизнь одним своим существованием. По сути, я не должен был так реагировать на незнакомца: он был вежлив со мной, не делал попыток полапать меня, не задерживал дольше, чем нужно, «продлевая» танец. Но один его вид выворачивал наизнанку. Потому что он был мужчиной, потому что был спокоен, потому что требовал только меня. Потому что я не имел права хамить ему и отказаться, потому что… Да чертова туча «потому что»! Но самым главным из них был его взгляд. Неотрывный, сосредоточенный, горящий. Взгляд и полные губы, неизменно покрытые толстым слоем алой помады. Они снились мне во снах, преследовали при свете дня, мерещились в толпе, мешая, чертовски мешая мне жить! - Рейта. - Приват в пятой. Я знаю, - нервно скалюсь я на вошедшего в гримерку Ютаку. Это уже шестая пятница. – Убейся об стену, пожалуйста. - Как-нибудь в другой раз. Одевайся и выходи. - Гнида, - фыркаю в спину начальнику, выставив средний палец. Сегодня я точно сорвусь. Вспыхну, как гребанная спичка! - Не грузись, - Уруха вновь возникает рядом и присаживается на край моего стола. – Ему скоро это надоест, и он захочет разнообразия. Просто перетерпи это время. Я бросаю на танцора уничтожительный взгляд и напряженно поднимаюсь с кресла, промолчав. Ну, да, как же. Надоест. Этот гомосек не собирается оставлять меня в покое, чувствую задницей. - Рей! - У меня приват, - огрызаюсь я, снимая повязку и надевая черную маску в стилистике BDSM, с широкими прорезями для глаз. – Отъебись, сладенький. Я не в настроении. Кою тихо вздыхает, но услужливо затыкается. И я, застегнув молнию на кожаной куртке-косухе, широким шагом выхожу из гримерной. Пятая комната, багровая штора. Я сжимаю пальцы в кулаки, стараясь взять себя в руки, и считаю до десяти. Глубоко вдыхаю, поправляя прическу, и смело отдергиваю занавеску, проходя в красную комнату. Мы снова сталкиваемся взглядами. Как всегда – одет с иголочки, гребанный мажор, как всегда накрашен, словно кукла, чистенький, уложенный и такой спокойный… Как же я тебя ненавижу, сукин сын. - Добрый вечер, - на автомате выдаю я, сразу же направившись к музыкальному центру. Чтоб ты провалился, гаденыш! - Здравствуйте, - так же привычно выдыхает он, подперев щеку кистью и принявшись наблюдать за мной. Я ищу нужную композицию на диске, опустив длинный кожаный хлыст на стол и не обращая на гостя внимания. До тех самых пор, пока… - Я больше не приду. Поэтому можешь расслабиться. Я невольно поворачиваю к нему голову, и блондин устало опускает глаза в пол, как-то невесело улыбнувшись в ответ на мой изумленный взгляд. - Все так говорят, - после минутной паузы, возникшей между нами внезапно, я вновь отдаю всего себя аппаратуре. – А потом возвращаются. - Значит, я буду первым, кто сдержит свое слово. Я поджимаю губы, шумно выдохнув. Так я и поверил тебе, конечно. Лицемерная мразь. И я уже почти касаюсь пальцем кнопки «play» на панели проигрывателя, но вдруг передумываю насчет музыки. В последний раз, говоришь? Давай проверим, сможешь ли ты выполнить это обещание. Нет, конечно, я был бы рад избавиться от него сегодня навсегда, но вдруг во мне закипает острое желание проучить ублюдка. Доказать ему, что его темная сторона сильнее его. Доказать, что он не сможет прожить без меня впредь и обязательно вернется сюда снова, не в силах сопротивляться этому удовольствию. И ради этого я готов рискнуть. Меняю композицию на ходу, хищно усмехнувшись. Сегодня я буду танцевать так, что ты не сможешь отказаться от меня. Сегодня я сведу тебя с ума, заставлю твое тело гореть в моих руках. Я сделаю так, что ты пошлешь к хуям все свои пустые обещания и появишься в клубе через неделю, грезя обо мне долгими бессонными ночами. И как только я увижу тебя тут вновь, я покажу тебе твою извращенную натуру, выведу на чистую воду, опровергну все твои слова. Ты лжец. И я заставлю тебя понять это. Опозорю так, как ты опозорил меня. Опущу на самое дно. - Раз этот танец будет последним, позвольте мне доставить вам удовольствие от выступления. Мужчина склоняет голову к плечу, и я включаю совсем свежую песню одной именитой группы, текст которой мало подходит для игр, но очень хорошо вписывается мотивом. «Я стану твоей мечтой»… И пусть это загонит в угол прежде всего меня самого, предсказав еще не одну встречу с наглым блондином, но ради того, чтобы сорвать с него маску лицемерия, я пожертвую своими нервами. Поехали… Первое, что я делаю – обматываю хлыстом шею, освободив себе руки. Уруха всегда говорил мне, что у меня талант к танцам под рок. В основном музыка, использующаяся в вип-комнатах, была клубной или попсовой, под которую можно двигаться бездумно, не заострять внимания на переходах и не составлять танец детально. Я же отличился тем, что был единственным, кто брал для выступления этот жанр. И я знал, что выгляжу выгодно под эти звуки, научившись чувствовать мелодию. Поэтому, как только проигрыш подходит к концу и музыку разбавляет голос вокалиста, который привносит плавность в композицию, я подношу ладонь к своему лицу, обернувшись на зрителя. Язык проскальзывает под ремешок перчатки на запястье, дергая его вверх – заклепка с тихим щелчком раскрывается, ослабляя хватку. Провожу губами по ладони и проталкиваю средний палец между зубами, сомкнув губы у его основания. Пошлое движение вперед-назад, имитирующее минет, и я медленно вынимаю его изо рта, оставляя на черной коже влажные следы. Я цепляюсь лишь за подушечку пальца, рывком стягивая перчатку с кисти, и снимаю вторую традиционным способом. Плавно, неспешно, под стать пению из колонок. Но вскоре вокал сменяется гроулом и агрессивным ревом гитар, и я тут же сдергиваю с шеи хлыст, умело щелкнув им над своей головой. Кожаная полоса закручивается в обручи, танцуя в воздухе вокруг моего тела, и взгляд напротив заворожено следит за этим «танцем», вызывая у меня победную усмешку. Давай поиграем. Даже маска под стать – прямо мечта садомазохиста. Попробуешь меня?.. Хлыст обвивает бедра, а я тяну молнию куртки вниз, провожу языком по верхней губе, запрокинув назад голову. Ладони самозабвенно принимаются ласкать торс. Я никогда не повторяюсь. Гитара, стул, трость, катана… Был даже танец с напольной вешалкой, заменившей шест, ведь шоу – превыше всего. Мы должны не только заводить, но и удивлять своих посетителей, каждый раз придумывая новые номера. Это не только радует гостей, но и заставляет их приходить снова и снова. Удержание – главная задача. Хочешь денег – работай. Я оттягиваю полу куртки в сторону под первые звуки припева, и медленно спускаю ее с одного плеча, открывая лишь половину. Она повисает на локте, скатывается вниз, и я подхожу к мужчине вплотную, чтобы опуститься перед ним на колени и освободиться от вещи окончательно. Куртка летит за спину, и я ударом опускаю ладони по обе стороны от его расставленных ног, подаваясь навстречу. Да, это не приветствуется. Да, этого не должно происходить тут. Да, это уже не танец, да, да, да! Но я подаюсь еще ближе и опускаю голову к паху, чувствуя кожей, как чужое тело мгновенно напрягается от подобного жеста. Нет, я не собираюсь прикасаться. Чтобы я сделал нечто подобное мужчине? Уж лучше повеситься на этом же хлысте, сползающим с бедер на пол и окольцовывающим мои колени. Я просто имитирую постыдные ласки, выгибая спину и раскачиваясь над его бедрами. Мое дыхание ложится на ширинку дорогих брюк, обжигая, и я через отвращение наблюдаю, как напрягается под тканью его член, реагируя так откровенно… Какая мерзость. Я скалюсь, пользуясь тем, что он не видит моего лица, и резко выпрямляюсь, вскидываю голову к чужому лицу. Алые губы дрожат, приоткрывшись, глаза распахнуты. Его щеки тронуты возбужденным румянцем, но я вижу, как он ошеломлен подобным действом. Ювелирные кисти впиваются в диванные подушки, царапая их небольшими ногтями, и я приподнимаюсь на коленях, чтобы дотянуться до фарфорового лица. Не выскажешься? Наше дыхание смешивается из-за опасной близости губ, но я снова отклоняюсь, так и не дотронувшись до них. И теряю грань… Что нашло на меня, я не мог понять. Вдруг чувство вседозволенности и власти поглотило меня, достигнув критической точки. Стресс, неприязнь, жажда мести – захватили меня, и я отвернулся от мужчины, роняя голову на диванные подушки между его бедер и вытягивая обвитые хлыстом ноги. Взгляд глаза в глаза, пока я, сев на пол, расстегиваю ремень и рву молнию на брюках двумя руками. «Собачка» выскакивает из замка, теряясь где-то на полу с тихим звоном, и я бесстыдно проталкиваю ладонь в штаны, накрывая ею собственный ствол. Я хотел подразнить его, как в первый раз, но отчего-то дрогнул, выгибаясь навстречу своей же руке. Потеряв из виду фарфоровое лицо, я неожиданно для себя закатываю глаза в извращенном удовольствии. Раскрываю губы в дыхании, очерчивая пальцами налившийся кровью член, который выглядывает из-за ткани, демонстрируя посетителю отсутствие нижнего белья. - О, черт… Это первая фраза, которая слетела с его алых губ. Первая, сказанная во время шоу. И единственная, потому что я вдруг включаюсь в происходящее и отталкиваюсь от дивана, судорожно сглотнув. Что за дерьмо?! Блять… блять! Но этот короткий миг осознания затухает прежде, чем я смог бы ужаснуться происходящему и прийти в себя. Поэтому я распутываю кожаный жгут на своих ногах и поднимаюсь, чтобы отбросить его подальше от нас. А дальше все на автомате, потому что мозг отказывается анализировать происходящее. Я не помню, как я избавился от брюк и сапог. Я не помню, как танцевал, как выполнял заученные движения. Помню лишь, что на третьей минуте песни я поймал блондина за галстук, мягко приглашая его встать. И он, завороженный, повинуется этому действу. Делаю шаг вперед, оттесняя его к столику с аппаратурой, усмехаюсь в лицо, когда он наталкивается на его край и присаживается на деревянную поверхность против воли. Его руки хватаются за край столешницы, строго по швам, впиваются в нее, и я склоняюсь к блондину снова. Упираюсь рукой в музыкальный центр, толкаю коленом его колено, заставляя расставить ноги, и делаю толчок вперед, едва ли не напоровшись членом на его пах. Мужчина вздрагивает, не отводя глаз. Чувствует мои бедра своими, вклинившиеся между его ног, мое дыхание на его щеке… и толчки навстречу, заставляющие его тело всякий раз дергаться от возбуждения. Кою зовет это «бесконтактным сексом». Ведь единственное, чего я касаюсь – его ноги. Двигаю бедрами, имитируя половой акт, а он вторит мне так, словно я трахаю его, прямо здесь и сейчас. С каждым движением с его губ слетает судорожный вздох, сбивающий дыхание, и чем быстрее становится музыка, оглушая обоих финальными аккордами, тем быстрее мы двигаемся навстречу друг другу, забываясь в иллюзии. Разум затягивает плотной завесой, кончики носов сталкиваются, сократив расстояние, и ритм возрастает до того, что мы начинаем задыхаться в этой лжи, поглощенные ощущениями. Музыка обрывается как раз в тот миг, когда я слышу тихий стон гостя, и замираю вместе с ней, неверяще зажмурившись. Неловкая пауза, тяжелое дыхание. Я опускаю голову, ошеломленный собственным поведением. Это уничтожает меня, разрывает изнутри противоречивыми эмоциями, и какое-то время мы не двигаемся, пытаясь понять, что случилось. Я чуть не кончил на его дорогущие штаны. Боль в паху отдается тянущим ощущением в животе, а в груди холодеет от ужаса реальности. И мне хочется провалиться сквозь землю, лишь бы поскорее скрыться с его глаз, раздавленный этими фактами и реакцией собственного тела. - Простите, - наконец хрипло выдавливаю я из иссушенного горла и резко отклоняюсь назад, отвернув голову. – Я забылся в музыке. Блондин передо мной молчит, наверное, прибывая в том же отчаянии, что и я, и дрожащей рукой вынимает из кармана кошелек. Я же почему-то чувствую себя виноватым перед ним. - Не нужно, - тихо отзываюсь, прочищая горло. – Я вышел за рамки. - Вы отработали выступление, - шепотом возражает он, доставая хрустящие купюры из кошелька. – Спасибо… То самое «спасибо», которое я слышал после каждой нашей встречи, и мой зритель, проведя ладонью по лбу, поспешно выходит из комнаты. – Всего доброго. Штора запахивается за его спиной, и я в сердцах ударяю по музыкальному центру, слыша треск панели. Кажется, я сломал его. - Твою мать. Падаю на диван в бессилии, закрыв лицо руками. Что это, черт возьми, было?! Что я сделал?! - Крошка? Кою заглядывает в комнату совершенно не вовремя, заставляя меня отвлечься от самобичевания и посмотреть на него. - Отвали, Уруха. Просто отвали, не трогай меня сейчас. - Ты хоть знаешь, кто это был? – изумленно вопрошает шатен, покусывая губу. – Это Матсумото Таканори. Наконец-то я увидел его. - И? – это имя мне ничего не говорит. Мне хочется остаться наедине со своим позором, и я молю всех богов, чтобы рыжего вызвали на сцену. Но, кажется, он на сегодня закончил свою работу… - Он адвокат по бракоразводным процессам, ты не в курсе? Он и сам развелся недавно, кстати… - Что? – я резко выпрямляюсь, нахмурившись. – Он натурал?! - Самый натуральный из натуралов, которых я когда-либо знал, включая тебя, - задумчиво тянет Такашима, коснувшись пальцами полных губ. – А знаешь, кем была его жена? - Понятия не имею. Мне совершенно не интерес… - Шатенка с изумрудным браслетом и янтарным кольцом на руке. - Что?!