Язык Тьмы

Тёмно-зелёная бутыль стояла у самого огня. По гладкому выпуклому боку, который не так давно украшала узорная печать дома виноделов, стекал красный воск – всё, что осталось от искусно выполненного символа. К слову, воск этот считался одним из наиболее стойких к огню, поэтому строить предположения о том, сколько времени бутыль провела у растопленного камина, едва ли кто взялся бы. Но вывод напрашивался сам собой: довольно долго. Будь здесь людской дом, а не дворец Лесного короля, любой бы мигом вспомнил о народном способе лечения простуды – горячем вине с пряными травами. Часто люди, не желая прибегать к помощи знахарей и лекарей с их мерзкими отварами, которые «обязательно нужно принимать вовнутрь», использовали обычное подогретое вино. А лечебных свойств ему не занимать во всех смыслах. Однако эльфы не болеют, и в том, что бутыль столько времени провела у камина, попросту не было смысла. В комнате привычно царил полумрак, умело «перекрасивший» предметы в тёмные тона. Для одних он «подбирал» краски помягче и понежнее, для других использовал точь-в-точь тот цвет, что находился в его прозрачной палитре, для третьих же он совсем не жалел красок, тщательно вырисовывая и замазывая каждый просвет. И сработано-то было на диво искусно, талантливо; талантливее даже, чем знаменитые картины художников. Оно и понятно: опыта он, поди, несколько тысячелетий набирался. Да и дело вполне привычное, ежедневное. Будь у любого, пусть даже сердобольного художника, тысячелетия без войн и вечных дёрганий, то, пожалуй, рано или поздно и его назвали бы величайшим гением искусства. Леголас хмыкнул. Какой, однако, бред занимает его мысли! Признаться, он уже начинал скучать по тому состоянию, когда одна мысль с разбегу наскакивает на другую, вызывая в голове самый настоящий хаос. Старые-добрые яды… И какой балрог дёрнул орков отчасти сменить вещества, которые обычно покрывают их оружие! А уж в дополнение к бесподобной остроте того наконечника орочей стрелы наверняка прилагалась добротная доля нового яда… И снова! Зло выругавшись, Леголас покачал гудящей головой. Морготову душу, останься он наедине с этой давящей тишиной ещё немного, то сойдёт с ума! «Но ведь ты сам отказался от посещения Палат Исцеления», – ехидно напомнил вредный голосок, засевший где-то в глубинах разума. Отказался! Появись он на пороге лекарских владений, Фаэрнэст бы поселил его там на месяц, предварительно вычитав ему не только за его, Леголаса, грехи, но и за грехи всего его «недобросовестного» отряда. Что-что, а длинные красочные речи Фаэрнэсту удавались чуть ли не лучше, чем королю. Голос он повышал редко, однако обладал невероятной способностью так смотреть на свою невольную «жертву», будто в него на какие-то пару-тройку мгновений вселялся сам Моргот с армией драконов Древности. Вопросы и пререкания тогда испарялись сами собой. Тонкая игла начала обжигать пальцы, и эльф, подхватив горячую бутыль, отодвинулся от огня. Сейчас вино должно напоминать раскалённую лаву, рассеянно подумал он и сделал долгий глоток из горлышка. Обжигающий напиток хлынул в сражающийся с ядом организм, распространяя по телу тепло. Он замерзал. Несмотря на жарко пылающий огонь в камине и пот, крупными каплями скатывающийся по лицу и спине, он замерзал. Конечно, вина было недостаточно, чтобы согреть отравленного «счастливчика». Тяжело вздохнув, Леголас принялся продевать нить в ушко иглы. Дверь приоткрылась. — Лаэголас? – женский голос заставил аранена на мгновение оторваться от своего занятия. — Не спится? – с улыбкой спросил он, вновь отворачиваясь от двери. В ответ раздался мягкий смех, и в покои, ступая совершенно беззвучно, вошла Индиль. Предположение Леголаса оказалось верным: она так и не ложилась спать нынешней ночью. Об этом красноречиво говорили не только болезненно-тёмные круги под глазами, но и всё та же небрежная коса, из которой выбилось ещё несколько длинных прядей. Подол платья потемнел от талого снега; с правой стороны появился длинный разрыв – следствие ночного «путешествия» через Лес. Индиль улыбалась. Ни возникшие неприятности, ни усталость не смогли заставить её опустить плечи. В зелёных глазах по-прежнему полыхали озорные огоньки, выдававшие в ней смешливого ребёнка. Хотя она часто напускала на себя несвойственную серьёзность, Леголас привычно замечал, как быстро появляются и исчезают на розовых губах весёлые улыбки, и коротко вспыхивают таинственным внеземным огнём удивительные глаза. Порой он невольно сравнивал её с ярким факелом, дарующим свет во тьме. Когда иных способов спастись не остаётся, его игривое пламя разгоняет темноту. Но одно неосторожное движение – и пламя либо гибнет само, либо превращается в смертоносное оружие. Никогда не узнаешь, чего от него ожидать: согревающего тепла или жадного жгучего укуса. Такова и Индиль. В последние годы Леголас весело подмечал многие сходные черты близнецов, хотя Индиль всегда отмахивалась от подобных намёков. «Глупости! И вовсе я на него не похожа…» – пренебрежительно говорила она, но задумчивое выражение лица выдавало её с головой. Аранену оставалось лишь согласиться. Ведь сравнение с факелом он надумал себе неспроста. — Ты… – заметив в руке эльфа иглу, девушка словно натолкнулась на невидимую стену, не позволившую ей завершить предыдущую мысль, и взволнованно произнесла: – Ты ранен. — Царапина, – пожал плечами Леголас. Казалось, во взгляд Индиль вместился весь скептицизм, который только имелся в её распоряжении. Элуир уже не раз выспрашивал у неё, почему она не пошла в лекари. С таким-то взглядом… — Царапина? – недоверчиво повторила она и, опустившись на пол рядом с эльфом, бесцеремонно ткнула тонким пальчиком чуть пониже раны. В тот момент – Леголас был готов поклясться именем самого Эру – от страдальческого воя его удержала разве что многолетняя практика и Великая Гордость, переходившая из поколения в поколение к каждому потомку рода Орофера. — Верно, ничего страшного, – язвительно бросила эльфийка. – Обычная рядовая «царапина» до кости! Сущий пустяк. — Отвлеки меня, – неожиданно попросил Леголас, протянув руку к лицу Индиль. Девушка изумлённо замолчала, и он продолжил: – Не молчи. Смейся, ругай, делай что угодно. Только не молчи. Мне кажется, в тишине я начинаю сходить с ума. К щекам Индиль прилила краска. Может, в том виновата близость к камину, где весело потрескивали горящие поленья, а, может, совсем иная близость и настойчивый родной голос. Ей показалось, или в нём действительно прозвучала мольба? Леголас хотел… чтобы она оставалась рядом с ним? Он ранен и, конечно, ранен не так легко, как утверждал. Скрыть это от чужих глаз – простенький трюк, от дворцовых вельмож – плёвая разминка, от Трандуила – занятное упражнение. От неё же, привыкшей иметь дело с его скрытностью чуть ли не каждую неделю, «прятать» истинную серьёзность ранения – настоящая глупость. Погони он минуту назад её прочь, она бы ни за что не ушла. Однако невысказанная просьба, сдавив сердце огромными клещами, едва не заставила Индиль обратиться в бегство. — Тот, чьи мысли занимает бред, не самая лучшая компания для вечера. И всё-таки я прошу тебя остаться. – Холодные пальцы ласково очертили линию подбородка, прошлись по щеке, касаясь свежей ранки. Несмотря на жар, исходящий от камина, Индиль бросило в дрожь. Нет, не спешите обвинять её в излишнем проявлении чувств, кое, конечно, непростительно молодой светской особе! Да и к балрогам его, это светское происхождение! Она женщина. Женщина! Не бесчувственная «штучка», привыкшая даже в собственное отражение всматриваться с холодной отрешённостью, не говоря уже о поведении рядом с мужчиной. К балрогам всё! Пусть его близость всегда заставляла её сердце обливаться кровью. Пусть. Однако в этот момент Индиль не испытывала ничего подобного; только лёгкое прикосновение неестественно холодных пальцев к пылающему лицу. Эльфы не мёрзнут… — Лжец, – беззлобно прошептала девушка, нахмурив белоснежные брови. — И вовсе нет! – Глаза аранена лихорадочно блестели. – Ты спросила, ранен ли я. Ответ – самый честный ответ, прошу заметить! – последовал незамедлительно. Без каких-либо уточнений. — Попробую учесть на будущее, – съязвила эльфийка, – если ты до него доживёшь, Лаэголас. Эльф коротко рассмеялся, вновь отхлебнул остывающего вина. К его немалому удивлению, холод медленно отступал куда-то глубоко, озлобленно напоминая о себе редкими слабеющими волнами. Плохо ли это, хорошо ли – Леголас вряд ли взялся бы сказать. Будь что будет. Плеснув остатки вина на рану, он содрогнулся: боль жидким огнём растеклась по разорванным мышцам, безжалостно проникла под кожу и вместе с отравленной кровью потекла по венам. Неожиданный смешок сорвался с побледневших губ эльфа, заставив неподвижную до того Индиль вздрогнуть. До чего банальная ситуация! — Не возьми я за месяц иглу – он пройдёт зря, – пояснил он, вводя под кожу отливающую серебром иголку. – Пора бы уже собирать их. Так и назову «Пополняемая ежемесячно коллекция боевых игл». — Душа целителя в теле воина, – обхватив колени и положив на них голову, пробормотала Индиль. Леголас бросил на девушку быстрый взгляд; лёгкая улыбка украсила болезненно-серое лицо. Со стороны Индиль выглядела довольно забавно: невысокая эльфийка (ростом на голову ниже самого аранена) с отстранённо-серьёзным видом сидела, надув губы и глядя в единственный неосвещённый угол во всей комнате. «Чем он её заинтересовал?» – вопрос вопросов, который Леголас мудро решил оставить при себе. Причуд у эльфийки хватало с лихвой. Впрочем, спроси у неё, она, без сомнения, сказала бы о нём то же самое. — Что-то разбил? – вдруг поинтересовалась Индиль. Легко вскочив на ноги, она подошла к тому месту, которое всего несколько мгновений назад так внимательно изучала и, склонившись, подняла небольшой предмет, ярко сверкнувший в отблесках огня. «Стекло», – понял Леголас и по привычке осмотрел комнату. Стеклянные предметы в его покоях не составляло труда пересчитать по пальцам одной руки. Но и те, что были, преспокойно стояли на своих местах в целости и сохранности. Откуда оно взялось? Не из воздуха же материализовалось. Лоб Индиль пересекли две горизонтальные морщинки. Она стремительно пересекла комнату и, опустившись на колени у камина, поднесла осколок стекла ближе к лицу. — Вот здесь… Видишь? Словно разводы от чернил. «Вряд ли чернила бывают цвета мела», – подумал Леголас, затягивая узелок на нити. Действительно, на небольшом прозрачном осколке неясно виднелся неровный белёсый след, как будто кто-то провёл по нему испачканным белой краской пальцем. Леголас присмотрелся. И безумнейший из безумцев, разбив что-то, ни за что не додумается подбрасывать кусочек битого стекла в королевские покои, предварительно измазав его. Шутников среди знакомцев хватало с лихвой. Лишившихся разума не было и в помине. — Индиль, позволь… Аккуратно забрав у эльфийки осколок, аранен втянул носом едва различимый горьковатый запах. — Болиголов, – проговорил он с таинственным удовлетворением, как учёный, давно бившийся над неразрешимой загадкой и наконец обнаруживший верный ответ. — Болеутоляющая настойка? – безрадостно уточнила Индиль, впрочем, не ожидая подтверждения. – Целители? Осколок остался с последнего их визита у тебя? Леголас мрачно усмехнулся: — Или очень неуклюжий убийца. – Он швырнул злосчастный остаток пузырька в огонь и пояснил напрягшейся собеседнице: – Противоядие. Без яда… Негромкий стук в дверь заставил эльфов обеспокоенно переглянуться. В редкий день аранену доводилось принимать в своих покоях столько гостей. Что говорить о поздней зимней ночи, когда темнота кажется вязкой, ощутимой. Не у многих возникнет желание прогуляться по окутанному непроглядной тьмой замку до далёкого королевского крыла без особой на то надобности. Элуир, слишком привычный к бесцеремонности, не стал бы занимать себя вежливым стуком в дверь. Зная о положении друга, он, скорее, выбил бы её ногой, чем остановился и начал колотить в неё, с заходящимся сердцем ожидая реакции. Однако, стоит признать, в убийце, будь это он, тоже едва ли пробудился бы вельможа, знакомый с дворцовым этикетом. — Не заперто, – устало натянув измятую рубашку, сказал Леголас. Только сейчас к нему пришло отчётливое осознание того, насколько он устал. Бессонная ночь, за ней другая, затянувшийся бой, последние остатки сил, ушедшие на сшивание и перевязку ран… Эру, он устал. Часто ли из него вытащишь подобное признание? Голова нещадно пульсировала в такт биению пульса. Списать бы на яд, но разве мог он надеяться, что предшествующие утомительные события вскоре не аукнутся ему все разом? Глупец, наивный глупец. Почему-то в мыслях всплыл лик отца, осуждающе качающего светловолосой головой: «О чём ты думал, Леголас? И думал ли вообще?» Мир вокруг стал медленно распадаться на маленькие части, стремительно уносившиеся вместе с прозрачным быстрым течением реки. Бурные воды, выплеснувшись в огонь, затушили его, забирая вместе с теплом свет и позволяя увидеть под ногами бездонную чёрную пропасть. «Не удержаться», – мелькнула преступная мысль. Леголас замер на краю. …Чьи-то тонкие руки обхватили его, крепко прижимая к себе. У уха испуганной пташкой билось запертое в груди сердце. — Скорее! – прозвучал рядом срывающийся женский голос. К губам прикоснулась холодная склянка. – Потерпи… потерпи… «Поздно», – хотел было сказать юноша, но сверкающий серебром ветер слегка подтолкнул его вперёд, к бездне. Почва под ногами исчезла. Он падал во тьму.

***

Элуир тяжело сглотнул и приоткрыл тяжёлые веки. В висках пульсировала надоедливая тупая боль, словно крохотный любопытный карлик пробрался к нему в мозг и теперь упорно пытался найти выход. Да, это более всего походило на правду. И как, Моргот уничтожь его душу, он туда пробрался? Облизав пересохшие губы, эльф огляделся в поисках кувшина с водой. Он пил? Вполне логичное объяснение его состояния. Приподнявшись, Элуир болезненно застонал и, по привычке попытавшись обхватить больную голову руками, недоверчиво замер. Пошевелившись для достоверности ещё раз, он ощутил, как в запястья впивается шерстяная верёвка. Что за… — Доброго утра, – хрипло поприветствовали откуда-то сбоку. Эльф яростно дёрнулся, неловко перевернулся на спину. Затёкшие мышцы отозвались немедленным уколом боли. — Зачем?! – со злостью прорычал он. Вышло довольно жалко, однако его это мало заботило. Воспоминания начинали потихоньку возвращаться к нему. Разговор с Леголасом, Палаты Исцеления… потом ничего. — Оглушил меня? Умно. Вот только в толк не возьму, для каких целей. Пленником? Источником информации? Ни на того напал, брат. Через день волком не завоешь – так я помогу. Глотку раздерёшь от немелодичного воя. Незнакомец не двинулся с места. — Мои цели намного прозаичнее, уж поверь, – довольно заверил он. – Убрать тебя с дороги. На время. После – насовсем. – Эльф с новой силой попытался разорвать путы. – Не сейчас, не сейчас, – ласково произнёс незнакомец, заметив попытки пленника. – После. — Зачем?! – громче повторил Элуир. Неизвестный припал на колено возле него. – Кто ты? Серая ткань капюшона упала на плечи. Каун невольно отпрянул назад; в расширившихся зелёных глазах, подёрнутых дымкой боли, отразилось неверие. Мужчина, теперь обретший лицо, весело захохотал: — Зачем? Убить его, мой дорогой друг! Всего-навсего убить его! — Ты сошёл с ума, – прошептал эльф и, напрягшись, изо всех сил пихнул безумца в грудь ногами. Захлёбывающийся хохот стал ещё громче. Вновь склонившись над пленником, мужчина прижал указательный палец к дёргающимся в улыбке губам и, схватив с земли увесистый камень, наотмашь ударил им эльфа чуть повыше левого виска. На рукав туники брызнули алые капли. — Спи, друг мой. Спи.