ID работы: 3611426

Пепел и пыль

Джен
R
Завершён
272
автор
Размер:
505 страниц, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
272 Нравится 96 Отзывы 137 В сборник Скачать

Новенькая. Глава 8

Настройки текста
Выскакиваю из машины за секунду до того, как Бен жмёт по тормозам. Слышу за спиной его предостерегающие крики, а ещё, кажется, голос Нины, но мне всё равно. Все сорок минут обратной дороги (а Бен будто специально ехал медленнее, и ещё два раза останавливался, потому что якобы слышал какой-то стук под капотом) я только и делала, что прокручивала в голове слова, которые планировала высказать Дмитрию в лицо. Поднимаюсь на четвёртый этаж. Напоминаю себе — главное, больше оскорблений. Чтобы он в красках понял, через что матери пришлось пройти, чтобы обеспечить нам с Даней беззаботное детство. Нина описала, как выглядит дверь, ведущая в кабинет Дмитрия, и её, с треугольной резьбой и позолоченной ручкой, я нахожу сразу. Дёргаю на себя, но она не поддаётся. Закрыто. Тогда, будто в бреду, начинаю трясти дверь со всей силы. — От себя. Оборачиваюсь. Татьяна, скрестив руки на груди, разглядывает меня с неприкрытым интересом. — А? — Дверь открывается от себя. Дима никогда её не закрывает. В этот раз я осторожно кручу ручку и легко толкаю дверь в нужном направлении. Она открывается тихо, без скрипа. — Как прошла поездка? Меня раздражает её спокойный тон. — Спросите Лизу и Нину. Я всё время просидела в машине из-за него, — с силой толкаю дверь, она распахивается настежь и ударяется о стену. — Тоже мне, образцовый папаша. Вы знали? Оказывается, мы не просто однофамильцы! — Много кто знал, — отвечает Татьяна. — Кураторы, оперативники… Может, кто-то из рядовых. Дима не хотел, чтобы ты прознала об этом раньше времени, поэтому предупредил, чтобы мы держали язык за зубами. — Почему? Татьяна подходит ближе и хватает меня за руку. Ту самую, разбитую. — Не знаю. Может, боялся такой реакции? — Ребята приковали меня наручниками, — поясняю я. — И ушли. Татьяна дёргает бровью и возвращает мне руку. — Как разберёшься здесь, зайди в медкорпус, — советует она. Я издаю смешок. Боль — последнее, что меня сейчас волнует. — Я серьёзно, — добавляет Татьяна. — Выбитые пальцы не помогут тебе стать сильнее. С этими словами она идёт дальше по коридору и исчезает двумя дверями левее. — Но вы сами чуть не сломали Бену руку! — кричу я ей вслед. Тишина является мне ответом. Ещё несколько секунд стою на пороге, разглядывая видную мне часть кабинета Дмитрия. Тут очень светло и уютно. Ветер, впущенный внутрь приоткрытым окном, играет бледно-голубыми полупрозрачными занавесками. Рядом стоит телескоп и плетёное кресло. На полу постелен пушистый зелёный ковёр. Я делаю глубокий вдох, прежде чем зайти. Здесь играет лёгкая музыка: джаз, или что-то в этом роде. Это должно расслаблять, но на меня действует с точностью наоборот. Я иду к приёмнику и бью кулаком по кнопке включения. Всё затихает. Направляюсь в другую часть комнаты, где перпендикулярно друг другу стоят два деревянных стола. На одном из них разбросаны какие-то бумаги, на другом стоят письменные принадлежности и открытый ноутбук. Подхожу ближе и вижу на его заставке припорошенный снегом лес. Жму на пробел. Выскакивает окно, предлагающее ввести пароль. Мысль попробовать собственное имя или дату рождения мамы прогоняю сразу же. Нужно быть реалисткой. Замираю и прислушиваюсь. Дверь я специально оставила открытой, чтобы сразу услышать чьё-либо приближение. Но сейчас тишина. Тогда принимаюсь открывать ящики в столе, не трогая вещи, но внимательно разглядывая содержимое. Не нахожу ничего интересного: обычные мелочи, которые абсолютно все без исключения хранят в письменном столе. Не знаю, что именно ищу, и всё же чувствую разочарование, когда не нахожу ни одного своего следа. Ни фотографий, ни заметок. Зато вместо этого на самом видном месте — между компьютером и подставкой под канцелярию, — стоит портрет мальчишки в деревянной рамке. Мальчишки, который очень похож на маленького Даню. Дмитрий выбрал приёмного сына вместо родной дочери. Что ж, для его же сохранности лучше ему иметь на это действительно веские причины. Сначала я слышу голос. Потом — ровные шаги. Быстро иду к плетёному креслу и присаживаюсь на край. Затем плюю на всё и расслабленно откидываюсь, скрестив руки на груди и перекинув ногу на ногу. — Нет. Я не думаю, что это хорошая идея… Амад… Амадеус, послушай… Второго голоса я не слышу, что наводит меня на мысль о телефонном разговоре. — Совет прибудет послезавтра, поэтому ты можешь… Доу я предупредил… Нет, Амадеус, он… Дмитрий замолкает раньше, чем заходит в свой кабинет. Он видит открытую дверь. На его лице в равных пропорциях отражаются замешательство и удивление. Затем он натыкается на мой взгляд. Я растягиваю губы в улыбке. — Перезвоню чуть позже, — отрезает Дмитрий и убирает телефон в карман брюк. И всё-таки какая-то его часть остаётся спокойной. Он знал, что, рано или поздно, я приду и потребую ответов. Просто не думал, что так рано. — Здравствуй, Слава. — Ага, — отзываюсь я. — Что там с порталом? Вы обнаружили его? — Спросите лучше у других ребят. В смысле, у тех, кто вышел за пределы машины. Нина приковала меня наручниками к багажнику, а потом Бен вернулся и запер меня в салоне. Согласно вашему, кстати, приказу. — Я замолкаю и оценивающе осматриваю Дмитрия с ног до головы. — Ну что, капитан? Хотите спросить, понравилась ли мне первая миссия? Дмитрий проходит в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. — Я волновался за тебя, — говорит он, нахмурив брови. — Не прошло и четырнадцати лет, да? — с губ срывается самопроизвольный смешок. Дмитрий выпячивает челюсть, прикрывает глаза. Опускает голову — то ли виновато, то ли учтиво. Проходят, как мне кажется, года, прежде чем он наконец отвечает: — Догадалась? — Да уж, запоздало, правда, вашими-то усилиями. Ребята готовы врать о чём угодно, лишь бы получить ваше одобрение. — Твоё, — поправляет Дмитрий. — Теперь, думаю, будет странно, если ты продолжишь говорить со мной на «вы». Его голос пышет уверенностью, и это заставляет меня подняться с кресла. Уходить я не собираюсь, просто мне хочется ударить что-нибудь или пнуть — желательно, лицо самого Дмитрия. Лишь боль в левой кисти напоминает о том, чем кончился последний приступ гнева. — У меня не было другого выхода, — он уверен в своей правоте. Он не чувствует вины. — Я любил твою мать и тебя слишком сильно, чтобы остаться. Я слышу смех, и лишь секунды спустя понимаю, что он — мой собственный. — Зло во благо? По-вашему, я настолько тупа, что поверю в подобную чушь? — Слава… — Нет! — ору я. — Не хочу выслушивать ваши жалкие попытки оправдать подлость и трусость! — качаю головой. — Вы учите детей быть храбрыми, учите их защищать других. Учите доброте и милосердию. А сами… Да ты даже ни разу не позвонил мне в день рождения! Детская обида вырывается наружу вместе с тем, как на пол падает первая попавшаяся под руку вещь — приёмник. Дмитрий не произносит ни слова. Я кидаюсь к двери, потому что чувствую, что сейчас расплачусь. Но Дмитрий успевает раньше: он перекрывает мне выход своим телом. — Куда ты? — В медпункт, — я демонстрирую ему ушибленную ладонь. — Хоть кто-то в этом чёртовом здании должен обо мне позаботиться! Взглянув на мою руку и поджав губы, Дмитрий отходит в сторону, позволяя мне уйти. Я пулей спускаюсь на второй этаж. Чтобы попасть в медпункт, нужно пройти через корпус миротворцев, и мне остаётся только надеяться на то, что сейчас там никого нет. Но я ошибаюсь. Три человека: девушка в красном сарафане, брюнет, играющий в шахматы с самим собой и ещё один, кажется, самый юный из всех, кого я видела, парень, со светлыми волосами, в жёлтых штанах на подтяжках и в красной футболке. Он первым поднимает на меня свой взгляд, отрывая его от наладонника. — Медкорпус? — спрашиваю я прямо с порога. Ни здрасте, ни до свидания. Мне плевать. После разговора с Дмитрием я стараюсь вывести физическую боль на передний план, чтобы отвлечься, а потому рука буквально горит. — Дверь в конце, — отвечает брюнет. Киваю и быстрым шагом пересекаю комнату. — У тебя всё в порядке? — спрашивает кто-то ещё. Наверное, тот самый светловолосый парнишка. Я не оборачиваюсь. Не хочу сейчас никого видеть, а уж тем более не хочу, чтобы меня успокаивали. — Всё просто прекрасно, — бросаю я и исчезаю за дверью. Тут снова коридор, но совсем узкий. Впереди меня ждёт единственная дверь. Её я толкаю плечом и попадаю в помещение, которое кажется мне даже излишне стерильным из-за начищенных до блеска металлических ламп и каркасов кроватей. Когда я вхожу, из-за стола встаёт женщина в белом халате, застёгнутом на все пуговицы. У неё рыжие короткие волосы и большие зелёные глаза, которые она распахивает ещё шире, когда видит меня. — Привет, — произносит она. Голос приятный, успокаивающий. — Нужна помощь, — говорю я и демонстрирую ей ушибленную ладонь. Рыжая манит меня к себе, сажает на стул и берёт мою руку. — Где это тебя так угораздило? — Пыталась избить машину, — я делаю попытку пошутить. — Понимаю, что явно неудачную, по тому, как на меня непонимающе смотрят. И в итоге отмахиваюсь: — Не берите в голову. Просто тяжёлый день. — Оу, — понимающе протягивает девушка. — Сочувствую. Она отпускает мою руку на стол, встаёт и идёт к шкафу. Я внимательно слежу за тем, как она достаёт пластиковую баночку с прозрачной жидкостью, какой-то кусок фольги и тюбик с мазью. Всё это девушка прижимает к груди одной рукой, второй, тем временем, открывает выдвижную полку. — Ты же та самая Слава, да? — спрашивает она, повернувшись. «Та самая» режет слух так, как если бы она обозвала меня. Лучше бы она действительно обозвала меня. Как угодно. Кем угодно. — Да, я дочь Дмитрия, — выплёвываю я. — Но я не хочу говорить на эту тему. Извините. — Вообще-то, когда я говорила «та самая», то имела в виду новенькую, пришедшую пару дней назад. — Рыжая с опаской приближается ко мне. В её глазах я, наверное, представляю из себя бомбу, способную рвануть в любой момент. — Просто в последнее время никто не задерживается у нас надолго. Она выкладывает собранные лекарства перед собой, пододвигает стул чуть ближе ко мне и принимается обрабатывать мою руку. Сначала — те редкие ссадины на костяшках. Потом — синяк. В конце она укутывает кисть в эластичный бинт и даёт мне похожий на фольгу пакет. — Это — если будет беспокоить боль, — поясняет она. — Нужно раздавить ампулу внутри пакета, тогда он станет холодным. Я благодарно киваю. Хочу уйти, но меня не отпускает чувство недосказанности, появившееся после её слов. — Почему никто не остаётся? — спрашиваю я. Затем, чтобы не выглядеть наглой, добавляю: — Как думаете? — Не знаю, — рыжая пожимает плечами и тяжело вздыхает. — Люди просто… перестали верить. — Скептики, — соглашаюсь я. Об этом же говорили Ваня и Дмитрий… Дмитрий. Ненавижу его. — Или, возможно, верят, но боятся чужого осуждения, — продолжает женщина. Я выгибаю одну бровь в немом вопросе. — Они рассказывают о том, что видели, другим, но те лишь поднимают их на смех… Тогда и они начинают сомневаться. В итоге всё заканчивается тем, что люди записываются к психиатру и начинают пить: кто успокоительные, а кто и что покрепче. От слов девушки мне становится не по себе. Вроде бы она не говорит ничего страшного или нового, но тон её голоса, полный безнадёги, заставляет меня поёжиться. Так может говорить только тот, кого это когда-то коснулось. — Вы миротворец? — спрашиваю я, когда замечаю жёлтые манжеты за белыми рукавами халата. — Куратор миротворцев. Меня зовут Марта. — О, — только и вырывается у меня. — Мы с вами должны были завтра познакомиться. — Ну, не думаю, что кому-то стало хуже от того, что мы сделали это раньше, — улыбается Марта. От её улыбки мне становится легче. — Береги руку, Слава. И постарайся больше не попадать в неприятности до тех пор, пока не принесёшь клятву.

***

Из-за ушиба Татьяна разрешает мне пропустить спарринг, но вместо этого в альтернативу даёт задание Нине потренировать со мной удары ногами. У нас в распоряжении перчатки, которые Татьяна обозвала боксёрскими лапами, и полчаса. Потом она проверит мой результат. — Слышала, ты устроила спектакль в кабинете у капитана, — говорит Нина. Она поднимает лапу на уровень своего живота и переворачивает её вниз. — Удар носком. — Кто тебе сказал? — я осторожно бью по лапе, боясь причинить Нине дискомфорт. — Стены тонкие. И бей сильнее, а то с таким ударом тебе разве что балет танцевать. Учитывая обстоятельства, я принимаю Нинины слова как оскорбление. Ей явно лучше видно — слабая я или нет. Уж кто, а она точно не будет делать мне поблажки только потому, что я чья-то там дочь. — Так что? — произносит она спустя какое-то время. — Семья воссоединена? Уже заказала ему кружку с надписью: «Самый лучший в мире папа»? Замахиваюсь и бью со всей силой. Руки Нины чуть вздрагивают — она явно не ожидает такого энтузиазма. Вижу, как тут же напрягаются её мышцы. — Приму это за «нет». Качаю головой между ударами. Нина рефлекторно повторяет это движение за мной. — Ты уж извини, что сегодня так вышло. — Её громкий голос заглушает очередной удар моего носка о кожаную поверхность лапы. — С машиной, с наручниками, с твоим папаней. Но нам правда нельзя было говорить тебе. — Проехали, — сквозь зубы произношу я. — Уверена? Если ты останешься с нами, не очень хочется проснуться в одно прекрасное утро с ножом, представленным к горлу. Я меняю ногу. Левая слабее, ей нужно больше времени для тренировки. — Не собираюсь я тебя убивать. Ты не виновата в том, что Дмитрий — трус. — Может, не всё так просто? Вдруг у него были свои веские причины уйти? Я останавливаюсь. — Твои родители в разводе? — Нет. — Тогда ты не знаешь, о чём говоришь. Больше Нина вопросов не задаёт. Оставшееся время мы тренируемся молча, и хотя мне немного не по себе от того, что Нина могла на меня обидеться, вида я не подаю. Как только истекает положенное время, к нам подходит Татьяна. Она забирает у Нины лапы, надевает их сама и просит меня произвести девять ударов: два на быстроту реакции, где она поднимает лапу в воздух, а мне нужно незамедлительно нанести удар, два на силу, где я должна бить во всю имеющуюся мощь, и пять на выносливость, где я должна нанести одинаковые удары раз за разом, не возвращая стопу на пол. У Татьяны непроницаемое лицо и в процессе, и когда я уже заканчиваю. Поэтому мне сложно сказать, довольна она или нет. — Кажется, мы нашли твою сильную сторону, — говорит она, снимая лапы. — Какую? — Гнев. Неплохо для новичка, Слава. Неплохо. Конечно, могло бы быть и лучше, если бы ты ещё при этом хоть моментами включала голову. Я поджимаю губы и киваю. Наверное, стоит засчитать это за похвалу. С огромным натягом, но всё-таки. — Что теперь? — Смотря, как твоя рука, — отвечает Татьяна. — В порядке, — вру я. На самом деле, рука страшно ноет. Мазь дала лишь временно облегчение. — Тебе нужен отдых, — Татьяна отдаёт Нине лапы и просит, чтобы та убрала их на место. — Но я не люблю бездельников, поэтому можешь пока присоединиться к тем малахольным на полу. — Я оборачиваюсь, прослеживая за поднятой рукой. — Они занимаются йогой. Господи, клянусь чем угодно, что в день, когда поза прогибающейся кошки спасёт им жизнь, я к чёрту отсюда уволюсь. Прыскаю, а сама задумываюсь. Отдых бы не помешал, но я знаю, что не время. Конечно, решение здесь принимаю только я: стать стражем или уйти, — но мне необходимо показать всем вокруг, что я больше, чем просто человек, которому повезло родиться в нужной семье. Мне хочется остаться, и именно поэтому я не должна позволять себе останавливаться. Поэтому я отрицательно качаю головой. — Хочу в имитационную комнату. Татьяна прищуривается. — Редко кто изъявляет подобное желание, — осторожно произносит она. Подходит ближе, касается ладонью моего лба. — Жара нет. Может, ты не только рукой об машину била? — Я хочу в имитационную комнату, — чётко повторяю я. Татьяна едва улыбается. — Ладно, — соглашается она. — Только сделай мне одолжение — попроси у Аниты что-то серьёзнее, чем нож и пистолет. Я молча киваю и иду к двери. Прежде чем открыть её и выйти в коридор, оборачиваюсь, потому что чувствую на себе чей-то взгляд, но не нахожу никого, кто бы мог отвлечься от своей тренировки: Бен молотит подвешенную боксёрскую грушу, Нина прыгает на скакалке спиной ко мне, Лиза борется на ножах (тех, которыми невозможно ранить) с парнем в солнцезащитных очках. Татьяна, уже давно потеряв неожиданно вспыхнувший к моей персоне интерес, сейчас стоит над одним из защитников и что-то объясняет ему на повышенных тонах. Хватаюсь за ручку, толкаю дверь от себя. Когда она закрывается за моей спиной, повисает тишина. Я смотрю на свою перебинтованную руку, поднимаю глаза на выключенную табличку «Не входить! Идут учения!» и вдруг у меня срывает крышу. Я разворачиваюсь, упираюсь лбом в дверь и дышу так тяжело, что сводит лёгкие. Интересно, именно это чувствует Даня, когда забывает дома свой ингалятор? — Слава? Мне не пошевелиться. Каждая мышца в теле — свинец. Я понимаю, что это Анита, и что она сейчас стоит где-то за моей спиной, но не могу повернуться. В голове тараканами копошатся мысли о том, насколько сильно мне нужно выложиться, чтобы хоть немного приблизиться к уровню хранителей, миротворцев или защитников, а также как усердно мне придётся работать потом, чтобы стать одной из них. Именно мысли подводят меня к правильному диагнозу. Это страх. Паническая атака, чёрт бы её побрал. С трудом, но разворачиваюсь, теперь прижимаясь к двери спиной. Глаза Аниты за очками просто огромны. Неужели, я выгляжу настолько паршиво? — Что случилось? Ты в порядке? Мой ответ уже не имеет значения — она наверняка видит его в моём побелевшем лице, в дрожащих руках, в испарине на лбу. И всё же я произношу это. Собираю последние остатки достоинства и выкидываю их Аните под ноги: — Нет. Я не в порядке. Совсем.

***

Смутно помню, что произошло за последние десять минут, и всё же сейчас мне ужасно стыдно за слабость, свидетелем которой стал посторонний человек. И хотя Анита не выглядит так, словно собирается использовать увиденное против меня, я всё равно жалею, что не осталась в тренировочном зале по совету Татьяны. Сижу на полу в небольшой лаборантской, прилегающей к имитационной комнате. Зажимаю между ладонями полупустую бутылку воды. Анита сидит спиной ко мне за столом, представляющим из себя один большой механизм с многочисленными кнопочками, рычажками и маленькими экранами. Ещё один большой дисплей висит точно над столом. Анита занимается своими делами, но я замечаю, как она иногда поворачивается вполоборота и косо на меня смотрит. — Ты не переживай, — вдруг произносит она, когда я совсем не ожидаю и уже снова успеваю задуматься. — Я никому не скажу. Обещаю. — Спасибо, — произношу я. Это моё первое слово с той секунды, как я перестала задыхаться, поэтому голос немного хриплый. Открываю бутылку и одним большим глотком допиваю остатки. — Не расскажешь, что случилось? — Анита поворачивается на стуле. У него нет спинки, из-за этого Анита немного сутулится. — Ты, конечно, пыталась что-то объяснить пару минут назад, но я ничего не поняла. В основном потому, что ты задыхалась. Я провожу ладонями по лицу. Щёки горят. — Тяжёлый был день, — бурчу я себе в пальцы то, что некоторое время назад в медкорпусе сказала Марте. — Ясно. Анита встаёт со стула. Я ожидаю, что сейчас она подойдёт ко мне и сделает попытку обнять, но вместо этого Анита лезет в сумку, висящую на вешалке. — У меня для таких дней есть вот это, — она достаёт из сумки шоколадный батончик.— Диатез? Диабет? Аллергия? — Неа. — Вот и отлично, — кивает Анита и бросает мне батончик. Тот ударяется в стену совсем рядом с моей головой. —Прости. — Анита достаёт ещё один такой же для себя. — Слышала, ты сегодня ездила с ребятами на поиски портала, — говорит она, снова опускаясь на стул. — Ну и как? Удачно в этот раз? — Бен сказал, что да, — вспоминаю я. — Нашли. Исследовали… — я привстаю. — Погоди, в этот раз? — Около года назад было что-то похожее, — говорит Анита. Она поворачивается ко мне спиной и начинает щёлкать кнопки на приборной панели. Я окончательно поднимаюсь на ноги и иду к ней. Передо мной на множестве маленьких экранов отражаются какие-то цифры, бегущие строки, неизвестные мне коды и пароли. Поднимаю глаза на большой экран. Там библиотека с кучей папок, привязанных к одной корневой, имеющей вместо названия аббревиатуру АПО. — Автоматизированное программное обеспечение, — без вопроса поясняет Анита. Она бьёт по маленькому экрану пальцем, и на большом открывается папка с именем «Аутентификация». — В этом каталоге фиксируются все проверки подлинности проходящих через портал видов. Но это работает только на главный портал. — Что значит проверка подлинности? — Портал считывает генетический код каждого пришедшего или покинувшего Старый мост, будь то человек или любая другая форма жизни. А код автоматически передаётся на наш жёсткий диск. — Как? — Тебе научным языком или так, чтобы было понятнее? — Второе. — Тогда, считай, что это работает как магический «вай-фай», — улыбаясь, произносит Анита. Я присвистываю. Это совсем не укладывается в голове. Пытаюсь представить, как всё это происходит с точки зрения науки, но моих знаний явно недостаточно. К тому же, наверное, пора бы запомнить, что искать логическое объяснение чему-то магическому нет смысла. — Что дальше? — А дальше наша совершенно человеческая и немного допотопная камера фотографирует проходящего. Так мы получаем и код, и портрет. Анита тыкает на первый попавшийся файл. В нём две привязки, делящие экран пополам: с одной стороны картинка генетического кода в нескольких вариациях, а с другой — чёрно-белое фото отвратительного качества. Но именно оно помогает мне понять, что главный портал находится на том самом единственном оставшемся куске моста. — Это же Тай! — восклицаю я, когда Анита увеличивает фото. — Мы виделись с ним, когда Дмитрий водил меня к камерам. — Дмитрий водил тебя вниз? — теперь очередь Аниты делать удивлённое лицо. — В мой первый день. Самый первый, — уточняю я. — До вводного курса. Ему нужно было выпустить одну лисицу. Анита с пониманием кивает, закрывает профайл Тая и открывает папку без имени. — Отчёты обо всех сбоях в системе мы храним тут, — говорит она. — Их немного. В течение моей службы было только два: сегодняшний и тот, первый. Файл, датированный десятью месяцами ранее, открывается на большом экране в несколько окошек. Каждый несёт свою информацию. Я переключаю внимание на то, где большими буквами написано «РАПОРТ», а чуть ниже: «Исполнитель: Никитина Елена, хранитель, «Дельта»». Быстро пробегаюсь глазами по тексту. — Здесь сказано, что они ничего не нашли, — говорю я. Точнее, написано: «На зафиксированном с помощью АПО территориальном отрезке не обнаружено никаких изменений и (или) нарушений целостности межмирового пространства», но не думаю, что смогу произнести такое вслух, не запнувшись. — Так и есть, — соглашается Анита. — Ребята с той вылазки вернулись ни с чем. Поэтому, когда сегодня вспышка энергии повторилась, капитан сначала не хотел снова собирать группу. — И что же изменилось? — Звонок в службу спасения от некоего гражданина, который утверждал, что сейчас напротив него в лесу в воздухе повис неопознанный летающий объект. Нам просто повезло, что мы успели перехватить его, а иначе проблем было бы столько, что разгребать бы пришлось двумя руками. Анита даёт дочитать рапорт до конца, хотя мне и без этого прекрасно ясна его суть. Прошлая вспышка была всего лишь ложной тревогой. — Тогда чем мог быть вызван тот сбой системы? — спрашиваю я. — Да чем угодно, — Анита пожимает плечами. — Вплоть до атмосферных явлений. Не думаю, что так оно и было, и всё же не спорю. Анита закрывает все папки и открывает новую под названием: «На сортировку». — Ты в имитационную комнату пойдёшь? — спрашивает она, глядя на меня поверх очков. — Я бы тебя запустила и начала работать. Я киваю, когда взгляд цепляется за ещё одно открытое окошко, спрятанное в самом углу. В нём фотография, а на фотографии — подозрительно знакомое лицо. — Анита, — зову я и указываю на интересующее меня окошко.— Кто это? — Та феникс, которую вы с вашей миссии привели… — Лиса? — я обрываю Аниту на полуслове. — Где она сейчас? — Не знаю. Её привели ко мне, чтобы я собрала необходимые анализы, и увели прочь. Куда — не отчитались. Первая мысль, всплывающая в голове — этаж для преступников. — Имитационная комната отменяется, — говорю я. Поспешно обнимаю Аниту за плечи. — Спасибо, что помогла. Мне нужно бежать. Только когда преодолеваю тренировочный зал и оказываюсь этажом выше, понимаю, что сделала: обняла человека, которого совсем не знаю. Запоздалое чувство стыда отражается вспыхнувшими щеками, но я тут же стараюсь отогнать его от себя. И тогда замечаю Виолу, входящую в штаб со стороны внутреннего дворика. — Эй! — она реагирует первой. — Привет! Как съездили? От девушки пахнет влажной землёй. Быстро оглядев её, я замечаю пятна грязи на джинсах и обуви. — Не видела, куда увели Лису? — сразу же спрашиваю я. Либо она знает, либо знать ей необязательно. — Кого? — Виола хмурит брови. — Не важно, — перебиваю я. — Извини. Тогда поговорим потом. Срываюсь с места и бегу наверх. В тот раз лифт и дверь камеры Дмитрий открыл с помощью своей силы — значит, без одного из стражей мне точно не справиться. Но сработает ли это с другими, или обязательно присутствие директора — вот вопрос. Поднимаюсь на четвёртый этаж. Там лечу в комнату хранителей. Прямо с порога меня встречает сильный запах гари, который отрезвляет не хуже пощёчины. Я накрываю рот и нос натянутым на ладонь рукавом. В комнате хранителей несколько человек в халатах и респираторах склонились над чем-то кипящем в кастрюле, стоящей на маленькой переносной плите. Чтобы привлечь внимание, мне приходится несколько раз ударить в открытую дверь носком кроссовка. За первым же снятым респиратором вижу лицо Вани. — Чего? — нетерпеливо спрашивает он. — Помощь нужна, — чтобы сказать, я задерживаю дыхание и на секунду убираю ладонь. Ваню я выбрала скорее рефлекторно, чем действительно ожидая, что он поможет. Просто Даня всегда помогает. Ваня оглядывается на своих коллег, чьи лица от меня закрыты. Затем идёт ко мне и говорит: — Сейчас не очень подходящее время. К тому же, сегодня ты с защитниками… — Понятно, — вырывается у меня. — Извини, что потревожила. Могла бы и не пытаться. Разворачиваюсь на пятках и собираюсь бежать вниз на поиски другой помощи, когда Ваня хватает меня за подол рубашки. Случайно задевает больную руку, и я вздрагиваю всем телом. Видимо, слишком сильно, так как Ваня тут же отпускает меня. — Что случилось? — спрашивает он, хмуря брови. Теперь, когда он остановил меня, надежда на его помощь вспыхивает с новой силой. — Не знаешь, где сейчас феникс, которого мы привезли? Лиса? — Вероятнее всего внизу, — отвечает он. — Но она же ничего не сделала! — А вот этих подробностей я не знаю, — Ваня разводит руками. Раньше, чем он замолкает, чьи-то руки осторожно ложатся мне на корпус выше талии. — Разрешите протиснуться? — спрашивает мужской голос с приятным акцентом. Эти же руки аккуратно отодвигают меня в сторону, затем тут же отпускают. Обернувшись, я вижу смуглого мужчину с чёрной шевелюрой, уложенной немного наверх, и густой бородой. Когда наши взгляды пересекаются, он улыбается, и на контрасте с кожей его зубы кажутся мне ослепляюще белыми. — Это Женя, — представляет Ваня. Так вот он какой, тот самый Евгений, о котором я до этого только слышала, но не видела: высокий, худой и совсем не похож на типичного носителя такого имени. Весь в синем, только верёвки капюшона толстовки белые. — Слава, да? — уточняет Евгений. Я киваю. — Жаль, что не смог лично пообщаться с тобой в твой день с хранителями, но, так уж вышло, должен был отлучиться. Евгений оглядывает ребят в респираторах и халатах поверх моей головы и недовольно качает головой. — Ничего, — отвечаю я. — Ваня хорошо справился. — Тем не менее, если захочешь поболтать — приходи в любое время. Ничего, кроме симпатии, Евгений вызывать не может: добрые глаза и широкая белозубая улыбка — убийственная комбинация. Плюс ко всему, от него очень приятно пахнет — даже через гарь я слышу пряно-цветочный аромат его парфюма. — Хорошо. Очень приятно познакомиться, Ев... — Назовёшь меня полным именем, я своё приглашение заберу обратно, — обрывает меня Евгений. — Я не сторонник всей этой субординации. Каждый из вас может быть младше меня максимум на одиннадцать лет, и это из расчёта на то, что тебе шестнадцать. — Мне почти восемнадцать, — уведомляю его я. — Вот именно! — восклицает Женя и хлопает меня по плечу. Когда он отходит, я замечаю, как вытянулось Ванино лицо. — Я так понимаю, ты хочешь найти Лису, — произносит он утвердительно. — Да, — я киваю. — Не расскажешь, зачем? — А ты поможешь? Ваня выдыхает через рот. Расстёгивает халат, потянув за ткань в обе стороны. Звук открывающихся заклёпок теряется в звонком смехе Жени. Не знаю, что конкретно его так насмешило, но вижу, как он отклоняется назад, кладёт ладонь на грудь и смеётся до тех пор, пока не начинает хрипеть. — Возможно, — отвечает Ваня. Он кидает халат куда-то в сторону и выталкивает меня в коридор, закрывая за нами дверь. — Может, спросим у капитана, где Лиса? — предлагает Ваня. От упоминания Дмитрия меня передёргивает. — Без меня. — Почему? Ваня говорит спокойно, ничем себя не выдавая. Возможно это, а возможно и то, что он сейчас, по неизвестной причине, решил довериться моему решению, я говорю ему, что всё знаю. Молча, мы спускаемся на этаж ниже — именно отсюда можно зайти в лифт. — Поэтому ты ко мне так и относишься да? — я первая нарушаю паузу. — Как так? — С холодом. Ваня ничего не отвечает. Мы подходим к металлической двери лифта, и он делает то же, что делал тогда Дмитрий — прикладывает ладонь и недолго ждёт. Когда дверь открывается, мы поспешно заходим в лифт. — Можешь не беспокоиться по этому поводу, — произношу я. — У меня уже есть семья: мама и брат. Нам хорошо втроём. Я не собираюсь прыгать в объятья Дмитрия только потому, что ему когда-то давно удалось затащить в постель женщину, которая меня родила и вырастила. Так что, прошу, — я развожу руки в стороны. — Забирай капитана со всем его дерьмом, мне такой папаша не нужен. Только когда слова уже слетают с губ, я понимаю, как грубо это звучит. В своей голове я была просто обиженной и недовольной, но такое мог произнести только обозлённый на весь мир человек. — Ладно, это было грубо, — признаю я. Лифт останавливается, дверь медленно уходит в сторону. — Полагаю, у тебя есть полное право так говорить, — не меняясь ни в лице, ни в голосе, говорит Ваня. В синем свете здешних ламп я внезапно замечаю то, что раньше как-то ускользало от моего взгляда: у Вани есть тонкий шрам на левой скуле. — Ты хотя бы видела эту Лису? — Да. Неужели, капитан сюда всех подряд пихает? — Потенциальной угрозе лучше оставаться потенциальной, — замечает Ваня. Мы двигаемся прямо. Сегодня тут светлее, чем было тогда, когда мы явились сюда с Дмитрием, поэтому мне нет нужды напрягать зрение, чтобы разглядеть тех, кто сидит за решётками. Почти все из них внешне — люди. Встреть я их на улице, прошла бы мимо, даже не обернувшись. Возможно, даже случайно толкнула бы кого-нибудь из них локтем в автобусе. Так нечестно. Если бы я видела монстров, мне было бы легче осознать необходимость их нахождения в этом месте. Лису мы находим в камере за поворотом. Она сидит на полу, скрестив ноги. Её глаза закрыты, а ладони покоятся на коленях. — Лиса? — зову я шёпотом. Она открывает глаза, и целое мгновение в них горит ярко-красное пламенное сияние. — Ты, — она узнаёт меня и, как мне кажется, я вижу некое облегчение на её лице. Вспоминаю, что так и не представилась ей. — Едва узнаю тебя без наручников, — иронично подмечает Лиса. Чувствую на себе вопросительный взгляд Вани. — Потом расскажу, — говорю ему. Затем обращаюсь к Лисе: — Почему тебя заперли? Стражи что-нибудь сказали? — Да, — девушка встаёт на ноги. — Что я буду сидеть тут до выяснения обстоятельств, но максимум — четыре часа. Забрали у меня сумку с вещами, но кое-что мне всё-таки удалось спрятать. Лиса касается своего живота, и я не понимаю, о чём она, до тех пор, пока девушка не задирает край мешковатого свитера. Пистолет. — Вот чёрт, — выдыхает Ваня. — Я не собираюсь никого убивать, — заверяет Лиса. Она подходит ближе к решётке, и краем глаза я вижу, что Ваня наоборот отклоняется назад. — Это просто самозащита. Тем более, я же говорила, что мне нужна помощь. А недругов и так хватает. Лиса одёргивает свитер и выжидающе смотрит на меня. Я киваю. — Открывай, — прошу я. Но никакой ответной реакции не поступает. Я оборачиваюсь. Ваня напряжённо таращится мимо меня на Лису. — Вань! — я машу рукой перед его лицом. — Дверь! — У неё револьвер, — только и произносит Ваня. А выглядит так, будто вот-вот упадёт в обморок. — Она же сказала, что не будет его использовать… Ваня издаёт короткий стон, полный безнадёги. — Открывай, — повторяю я. Хватаю Ваню за плечо и подталкиваю к решётке. — Ладно, — бурчит он в ответ. Продолжая коситься на меня, он прикладывает ладонь к невидимой глазу панели на стене. Загорается след от его руки. Щелчок — замок открывается. Я не понимаю, почему Лиса тут же не выбирается на свободу. Затем вспоминаю про специальный сплав и сама открываю камеру нараспашку. Лиса выходит, Ваня пятится от неё прочь. Я только и успеваю, что подскочить и просунуть руку между его спиной и решёткой другой камеры, прежде чем чьи-то пальцы с когтями смыкаются на его шее. — Осторожно! Теперь Ваню наоборот кидает на Лису. Та морщит нос, но не подаёт вида и даже помогает ему выровняться. После лифта мы передвигаемся мелкими перебежками: сначала идёт Ваня и проверяет, нет ли кого на горизонте (и отвлекает, если есть), потом Лиса, потом я, как прикрывающая тылы. Так мы добираемся до Ваниной комнаты. — Что теперь будем делать? — спрашивает Ваня, закрывая дверь и прижимаясь к ней спиной. — Ну, в смысле, после того, как нас выгонят, а её, — он указывает на Лису, — посадят обратно? — Не паникуй, мы что-нибудь придумаем, — говорю я. — Я — хранитель! Думать — это моя профессия! И в данный момент у меня вот тут, — Ваня бьёт кулаком по собственной макушке, — пусто! В отличие от Вани, Лиса совсем не переживает. Её больше увлекает комната, в которую она попала; девушка ходит вокруг и внимательно рассматривает вещи. Я пользуюсь моментом, подхожу совсем близко к Ване и начинаю шептать: — Давай просто дадим ей шанс, ладно? Ваня запускает пальцы себе в волосы. — Если нас выгонят, мне придётся поселиться у тебя, учти это, — произносит он. — У меня нет другого дома, кроме штаба. И родственников, кроме капитана, тоже. Я поджимаю губы. Казалось бы, вот он — идеальный момент рассказать Ване о той стороне правды, о которой пока знаю только я. И всё-таки что-то меня сдерживает. — Знаешь, — произношу вместо этого, — если капитану удалось вырастить тебя таким хорошим, значит, наверное, я поспешила с выводами на его счёт. Ком встаёт в горле, когда наши взгляды пересекаются. Ваня впервые улыбается. По-настоящему. Широко, пусть и только одними губами. Даня улыбается по-другому: асимметрично, смешно прищуривая левый глаз — и вот ещё одно их отличие. Но это уже неважно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.