Дьявольский ангел

Дворецкий, постучавшись, вошел в кабинет графини. Комната была оформлена в готическом стиле, в темных тонах, присущих каждому готическому храму. В центре, за большим черным столом сидела Лалия. Точнее спала, уткнувшись в книгу, которую, по-видимому читала. Дворецкий усмехнулся, глядя на милое спящее создание. Алистер, интереса ради аккуратно забрал у девушки книгу и посмотрел на обложку. «Ромэо и Джульетта» — сказал он шепотом вслух и усмехнулся — Произведения глупее не встречал.» — Отчего же? — раздался сонный голос. Алистер обернулся, поймав на себе вопросительный взгляд изумрудно-зеленых глаз: — Умереть ради любви. Ну разве не глупость? К тому же эта парочка прекрасно понимала, что их любовь запретна и невозможна. Это выглядит жалко. — Жалко выглядело бы, если бы они даже не пытались бороться. А то, что они, несмотря на все запреты из-за вражды их родов, осмелелись любить друг друга, наоборот, требует уважения, как проявление смелости и целеустремленности. — Проявление глупости и дерзости. Да и еще этот альтруизм доходит до абсурда и безрассудства. — Просто признай, что ты сухарь. — Все может быть. А почему вы так защищаете произведение Шекспира? Неужели вы видите в себе — еле сдерживаемый смех — Джульетту? Лалия заметно смутилась. Глаза ее в волнении засверкали и забегали, как у мелкого преступника, которого только что раскрыли. — Опять ересь говоришь! — Ваши глаза вас выдают, миледи. — Даже если так… — девушка отвернулась — Это к тебе совершенно не относится. — А мне казалось, все, что касается вас, касается и меня. — Когда кажется — креститься надо. — отрезала девушка. Алистер просто беззастенчиво рассмеялся. — Зачем явился? — строго, но с некоторым смятением, спросила Лалия. — У вас прекрасное чувство юмора, миледи. — с какой-то долей сарказма, все еще смеясь, сказал дворецкий. Уже более строго и настойчиво девушка повторила свой вопрос. — Ну вы же хотели взять некоторые уроки, а сейчас приглашать учителей поздно, поэтому… — Только не говори, что собираешься быть моим учителем. — оборвала его графиня. Мужчина резко замолчал. Девушка вопросительно на него посмотрела, как бы желая узнать причину столь резкого прекращения разговора. На лице Снейка мелькнула ухмылка: — Вы же сами приказали не говорить. Дивайсьюз в досаде швырнула в наглеца ненавистное ему произведение. К ее негодованию, слуга опять сумел избежать удара, поймав книгу рукой. Алистер открыл книгу на первой попавшейся странице и с насмешливой ухмылкой начал рассматривать страницы, вычитывая некоторые фразы вслух, чтобы еще больше потешить самого себя и еще больше позлить свою госпожу. «Ромэо, о Ромэо! — притворно-драматическим голосом вскрикнул дворецкий, артистично приложив кисть руки тыльной стороной к лбу и откинув назад голову.» «Замолчи! Идиот. — рявкнула девушка, но реакции на это никакой не последовало.» Дворецкий все продолжал листать книгу, иногда хихикая. Графиня тем временем тчетно пыталась не раздражаться и не обращать на слугу внимания, но было это довольно сложно. Тогда она решила попытаться уйти от происходящего в свои мысли, и первая мысль, протянувшая ей руку в свой мирок была: «Кто научил этого придурка читать?» За этой мыслью последовали проклятия в адрес вышеупомянутого идиота и жесточайшие планы мести, которые бы, наверное, никогда не нашли места в реальном мире. «Миледи, а что написано на этой милой закладочке? — мужчина уже кончил читать, и с игривой улыбочкой рассматривал небольшую полосочку пожелтевшей от старости бумаги.» Девушка вздрогнула, рухнув с облаков своих мыслей на землю, и от негодования и нынешней неприязни к Алистеру швырнула в него фарфоровой чернильницей. На этот раз увернуться ему не удалось. Послышался звон битого фарфора. Удар пришелся прямо в голову, точнее в наглую физиономию дворецкого. Лалия гордо любовалась чернильной кляксой, мирно стекающей с волос и лица дворецкого. Легким движением Алистер частично вытер чернила с правой стороны лица просто рукой, не заботясь о чистоте перчаток и рукава. Он небрежно тряхнул испачканной рукой и ею же достал платок из верхнего кармана своего черного фрака. Быстрым движением сняв очки, мужчина вытер чернила со стекол, оправы и второй половины лица. Белоснежный накрахмаленный платок тут же стал мокрым темно-синим куском материи, но даже несмотря на такое состояние, был отправлен обратно в карман. — Умылся бы. — с усмешкой сказала Лалия. — Похож на трубочиста. Дворецкий лишь ухмыльнулся. С некоторых верхних прядей его седых волос на лоб, брови и переносицу стекали чернила, стекла очков имели синеваный оттенок, да и на лице все еще остались черньльные размазанные пятна, смываемые только водой и мылом. Алистер медленными размеренными шагами приближался к письменному столу: — Миледи, вы, право, как дитя малое… Девушка лишь самодовольно хмыкнула. Дворецкий приблизился почти вплотную к столу и, облокотившись на него локтями, посмотрел прямо в глаза Лалии. В его взгляде читалась некоторая насмешка. Она же теперь держалась гордо и почти строго, будто перед ней не слуга, а сама королева Виктория. — Маленькие детки… за такие проступки… — он запустил руку во внутренний нижний карман фрака — обычно розгами получают… — игриво сказал дворецкий, методично, но угрожающе, будто маятником размахивая стеком, который он и достал из внутреннего кармана, прямо перед ее носом. Дивайсьюз заметно смутилась и, как бы презрительно, указательным пальцем отодвинула орудие наказания, да и сама отвернулась от дворецкого к окну, которое находилось позади нее. — Нашел ребенка. — не без обиды буркнула Лалия. В ответ последовала усмешка — Если я младше тебя, это еще не значит, что я ребенок. — Для меня вы всегда будете ребенком. Да и ведете вы себя подобающе. — У меня не было детства, так что на немного детское поведение я имею полное право. — Единственная ваша отговорка. — дворецкий вздохнул, ностальгируя — До сих пор помню вас маленькой. Такое хрупкое беззащитное создание; только топ — и нет. Девушка резко развернулась обратно лицом к Алистеру: — Только не надо вдаваться в воспоминания. Ты же приходил за чем-то, так что давай по существу. Мое время, знаешь ли, не вечно. — Как говорят, ничто не вечно. И вы знаете, зачем я пришел. При чем, это было ваше желание. Графиня недовольно цыкнула, но все же согласилась. Ей действительно были нужны уроки танца и фехтования, а Алистер при своем статусе, на удивление, знал довольно много и танцев и приемов, да и не только их. Этот слуга отлично владел многими языками, знал некоторые азы живописи, виртуозно мог исполнить Баха, своего любимого композитора, как на скрипке, так и на фортепьяно, а так же был довольно хорош в шахматах, крикете и имел практически солдатскую физическую подготовку. Но сейчас, по понятным причинам, госпоже видеть своего преданного раба совсем не хотелось. Еще Лалия в глубине души боялась, как бы дворецкий не надумал отыграться. Как оказалось, боялась она этого совсем не зря. «Я полагаю, миледи, повторить некоторые па вальса и выучиться фехтованию вам, при вашем статусе, будет мало. Я бы даже сказал, ничтожно мало. — начал дворецкий, по-хозяйски расхаживая вокруг стола.» Разумеется, девушка возмутилась и не согласилась с таким замечанием. Как-никак она была полностью образована: умела играть, знала французский, могла вышивать, очень неплохо пела и обладала первокласными манерами и знаниями этикета. Но, несмотря на это, Алистер, услыша возражения, перешел к жесткой критике. «Ваши знания о мире ничтожно малы, повторюсь, для вашего статуса. Неужели в обществе вы хотите прослыть, извините, дурочкой, миледи? — с ехидной усмешкой начал Алистер — Вы толком ничего не знаете ни об анатомии, ни о физике, ни об алхимии, я уже молчу об астрономии и довольно скудные познания геометрии и алгебры. И не вздумайте говорить, что вам хватает умения считать, а то что я перечислил и вовсе не нужно. Ведь кто знает с кем вам предстоит общаться, верно? И в этом случае будет как раз кстати умение говорить на любую тему. Да и вдруг когда-нибудь познания анатомии или прочих наук жизни спасут вам или ближнему жизнь, ведь все бывает. Так что советую вам начать читать что-то более полезное, чем рассказики о такой ереси, как любовь. Признаю, незнать Шекспира — несмываемый позор, но на любви зацикливаться более чем глупо. Еще ваша физ подготовка. Вам стоит куда чаще прибегать к спорту. Не скрою, ваше тело превосходно, но такая хрупкость и хорошее владение шпагой — вещи несовместимые. А судя даже по вашему броску можно с уверенностью сказать, что вы слабы. Только не переусерствуйте. — немного помолчав он, будто сам себе это говоря, добавил — Не хватало, чтобы у вас мускулы появились. Ваши знания всемирной литературы, поэзии и искусства, превосходны. — немного утешающе, даря надежду, сказал дворецкий, но тут же, эту надежду руша, промолвил — Но вот языки — ваше самое слабое место. Не имеет значания, сколько словечек вы знаете, вы должны прочувствовать культуру народа, а не путать русские фразеологизмы с поговорками, Претеритум с Партицип цвай, хирагану и катакану, и французскую грамматику с некоторыми издержками итальянских диалектов. И не надо пытаться что-либо опровергать, я пару раз эти ошибки у вас замечал.» Лалия с видом обруганного котенка, угрюмо сидела, уткнувшись в стол, и пыталась придумать какое-нибудь оправдание. — Еще я знаю историю… и географию… — почти шепотом пробурчала она. — Ну не знать истории и географии в вашем случае это вообще было бы несмываемым пятном позора. Кстати, сколько у нас времени? — Снейк достал из верхнего кармана фрака серебряные карманные часы с гравировкой того же фамильного герба — розы, клинка и змеи. — Без понятия. Не люблю время. — Еще час до полудня. Что ж, Кэтрин займется всеми приготовлениями, а пока этот час стоит использовать на разучивание некоторых основ фехтования. — Тогда поди за шпагами. — Я их уже принес. Алистер подошел к креслу, на котором лежал длинный серебристый кейс, в этом кейсе хранились две шпаги. Лалия молча подошла к держащему кейс дворецкому и, даже не глядя на мужчину, взяла оружие. Держа одной рукой шпагу за рукоять, другой за лезвие, девушка с интересом рассматривала ее, удивляясь гибкости и упругости острия. — Какая тонкая сталь, даже гнется. Неужели она бракованная? — Гибкость и прочность идут рядом, одно другому не мешает, миледи. Даже наоборот: от способности прогибаться зависит то, как быстро будет переломлен твой стан. Вы ведь согласны? Графиня на это ничего не ответила. Дворецкий тем временем уже подготовил орудие к бою. — Начнем, миледи? — спросил он. — Вот так сразу? Я же шпагу впервые в руках держу! На лезвиях ведь даже нет защиты… — в голосе девушки дребезжала неуверенность и капля страха. — На теорию времени нет, госпожа. Нападайте, если вы сделаете что-либо неправильно, я укажу на ошибку. Или вы боитесь порезаться? — немного помолчав добавил слуга. Последнюю фразу девушка приняла как вызов и, размахнувшись, атаковала. Удар пришелся на правый бок, но шпага попросту согнулась, не сумев толком разрезать даже ткань. Алистер с легкостью ушел от лезвия, приставив острие к горлу своей госпожи. — Шпага гнется, поэтому никогда не бейте ею с размаху, тем более с такой силой. Этим вы не раните противника и дадите возможность ему себя убить. Графиня злобно оскалилась и пырнула мужчину прямо в плечо правой руки. Рана оказалась глубой — еще чуть-чуть и шпага прошла бы насквозь. Алистер на секунду зажмурился от боли и по рефлексу отступил. Чудо, что лезвие не задело артерию, или может задело, но косвенно, самую малость. Обильно истекающая кровью рана не позволила продолжать бой. Но слуга нашел выход из ситуации: едва не уронив шпагу, он взял ее в левую руку и, готовый к атаке, приблизился к Лалии. — Уже лучше! — выкрикнул он и слегка замахнулся — Но вы забыли, что я левша! Кончик шпаги оставил на белой гладкой коже длинный порез вдоль ключицы. Девушка вскрикнула и схватилась за рану, будто это могло успокоить боль. На ковре появились капли чисто-алой крови. — Не отвлекайтесь на такие мелкие повреждения! — раздался голос противника, графиня не успела даже поднять на него взгляда — Иначе за ними последуют более глубокие раны! — в это мгновение резкая боль пронеслась по тыльной стороне ладони девушки. «Черт — пронеслось в голове брюнетки — не могу же я так ему проиграть!» Еще пара ударов и Лалия, споткнувшись о бордюр камина и уронив небольшую стойку с принадлежностями для него, сидела на полу на коленях. Шпага ее была откинута Алистером совсем в другой угол комнаты. — Признайте поражение, миледи. — решительно сказал Алистер. — Никогда! — сказав это, девушка схватила лежащую рядом с ней кочергу и решила атаковать. Со всей накопившейся яростью, Лалия метила прямо в голову. К счастью для себя, Алистер, понял, что шпагой он защититься не сможет и отбросил ее в сторону. Он предотвратил удар, схватив новое «орудие смерти» своей леди освободившейся рукой. Металл начал жечь кожу, словно пламя, образуя сильные ожоги — кочерга одним своим концом упала прямо в пламя камина и успела сильно нагреться, этим концом девушка и нанесла удар. Пытаясь терпеть боль, мужчина не отпускал нагретый металл, чтобы не дать Лалии совершить атаку. — О, какие мы терпеливые. — с победным ехидством проговорила девушка. — Чувство боли прекрасно, миледи. Тем более прекрасно терпеть его от вас. Вдруг у со стороны дверного проема раздался девичий крик и треск битой посуды. Оба участника битвы обернулись, немало смутенные этим шумом. У входа, перепуганными глазами смотря на обоих, и немного дрожа, в полном смятении, совершенно не зная, что предпринять, стояла Алиса. У ее ног лежал поднос с перебитой посудой. — М-миледи… мистер Алистер… — голос ее также дрожал. Из глаз текли слезы. Алиса стояла в полном смятении, смущении, непонимании и даже страхе, прижав обе руки к груди и сжавшись всем телом, как в оцепенении ужаса поступают мыши, когда их в тупик загонит кот. Развеяла неловкую тишину усмешка дворецкого. Эта же усмешка вывела молодую служанку из шокового ступора, и она, быстро и тихо проговорив что-то похожее на «Извините!» скрылась. Из коридора доносились торопливые отдаляющиеся шаги и имена других слуг, особенно самых старших — Шарлотты и Томаса. — Весь особняк на уши подымет. — со вздохом сказала Лалия, кладя свое «оружие» на пол. — Ничего, переживут. Да и не у нее первой такая реакция. Катрина вообще чуть в обморок не упала. — с все той же насмешливой усмешкой говорил Алистер, пытаясь хоть как-то очеловечить свой потрепанный вид. — Кэтрин она. — поправила его девушка. — Ну что ж я не как не запомню? — спросил, как бы в укор самому себе, слуга — Пора опять имена всей прислуги заучивать. Лалия молча с ним согласилась. Они оба откинули оружия, расселись по креслам, будто просто сидят и беседуют, и никакого побоища не было и впомине. И оба принялись ждать, когда перепуганная девчушка созовет сюда всю или большую часть персонала. Как те начнут причитать, ругать их за такое более чем небезопасное поведение и лечить, либо самостоятельно, либо позовут врача.