Все смешалось в доме Нанадайме

      Детеныш уснул только на рассвете и тогда же Курама сделал для себя три немаловажных вывода.       Во-первых, Узумаки очевидно идиот. То есть, этот факт был широко известен и не только у окружающих Наруто людей. Но раньше как-то Курама не замечал, что Узумаки идиот настолько.       Второй вывод логически исходил из первого, но это не меняло его значимости: идиот-Узумаки, на фоне никчемных попыток что-то Кураме доказать, накрутил себя донельзя и, столкнувшись с очередным уходом Учихи, отреагировал излишне остро. Учитывая, что ублюдок покидал Коноху по любому мало-мальски важному поводу, а порой и без него, он, несомненно, немало удивился такому бурному неприятию со стороны детеныша. А так как клан красноглазых ублюдков всегда был излишне свободолюбив, совсем не удивительно что Учиха ответил Узумаки в тон. Как не подрались и не разнесли всю деревню, непонятно, но несомненно радует. Курама не был готов столкнуться со страданиями Наруто еще и по этому поводу.       Третий вывод Курама стойко пытался игнорировать, но, так как врать самому себе он не любил, пришлось скрепя клыки признать: Учиху надо возвращать немедленно, пока Узумаки не скатился в то самое состояние апатичной меланхолии, из которого его мог вытащить только хороший пинок от вышеупомянутого ублюдка. В этом состоянии Наруто был невыносим и не вызывал никаких иных желаний, кроме как перегрызть ему глотку и прикопать на кладбище, чтобы его унылая физиономия начала соответствовать окружающему контингенту.       Обычно Курама не заморачивался и просто пережидал эти приступы невыносимой апатии в подсознании джинчурики. Они были не такими уж частыми, связывались чаще всего либо со смертью кого-то близкого, либо с Учихой, и вовремя или не вовремя появившийся ублюдок спасал Коноху от приунывшего Хокаге.       Но теперь Кураме ярким пламенем светила перспектива испытать меланхолию Узумаки на собственной шкуре. Без малейшей возможности проспать все это время в подсознании детеныша, а напротив, с потрясающей обязанностью быть рядом с ним неотрывно.       Уж лучше терпеть Учиху, чем выслушивать нытье.       Так как после эпохального похода по глупым человеческим семейкам Курама не почувствовал в своем состоянии никаких видимых улучшений, пришлось сделать неутешительный вывод, что оставаться в этом жалком теле ему придется еще долго. Повертев эту мысль в голове и так и эдак и, на удивление, не испытав на этот счет ровно никаких эмоций, Курама отбросил в сторону размышления о том, как вернуть себе истинный облик, сорвал со стены плакат, мстительно сжег его жалкими ошметками чакры и принялся сочинять собственный план.       С изобретательностью у лиса проблем не было, поэтому когда Наруто, наконец, встал, уныло умылся, уныло поковырялся в еде, уныло прочитал запоздавший отчет АНБУ о непорядках в Стране Льда и так же уныло поплелся на работу, Курама начал действовать.       - Наруто!       - Ммм? .. — инертно промычал Узумаки, механически водя пером по бумаге. Этот его помощник косился на Хокаге с нескрываемой тревогой и если бы он так сильно не раздражал лиса, Курама бы ему посочувствовал. А так пришлось оскалиться и прогнать его из Резиденции. Детеныш перемен не заметил, что было, в общем-то, ожидаемо, но не слишком хорошо.       - Мне надо попасть в твое подсознание.       - Я уже пробовал, не получилось, — пробормотал Узумаки, беря следующий лист. Курама раздраженно прикинул, получится ли у него оглушить детеныша не убив его и не убившись самому, и понял, что не получится.       - Мне не надо, чтобы ты пробовал, — мрачно осведомил его лис. — Мне надо, чтобы ты не сопротивлялся.       - Хорошо, я не буду, — послушно пробормотал Наруто, шлепая печатью. Апатия набирала обороты и хорошо бы было поспешить.       На удивление, Курама легко соскользнул в знакомую бездну ледяного вихря. Где-то на задворках сознания детеныша притаилась собственная лисья чакра, но Курама стойко проигнорировал желание сунуться к ней. Велика вероятность, что она испепелит его нынешнее тело, не признав хозяина, а лис хотел жить больше, чем быть страшным и величественным.       То есть он и без чакры страшный и величественный. И нечего тут.       Проникнуть к знакомой распахнутой клетке Курама не смог, так же как и окончательно выскользнуть из опостылевшего тела. Прислушиваясь отголоском сознания к шуршанию бумаги и людскому гомону, Курама сосредоточился и, убедившись, что детеныш не отслеживает его и вообще кажется потерял интерес ко всему живому, зацепился за одну из восьми знакомых ниточек.       «Курама?» — безгранично удивился рычащий голос.       «Мататаби, — машинально ощерился лис и, пересилив себя, недовольно прогудел: — Нужна твоя помощь.»       Курама почти увидел, как дремлющая в пещере огненная кошка изумленно стучит хвостами, и всполохи ее шкуры рисуют на стенах причудливые отсветы.

***

      «Курама, — окликнула его Мататаби через пару часов, за которые Курама окончательно разозлился, а Наруто окончательно перестал реагировать на окружающую его реальность и только машинально перебирал документы, изредка застывая на месте и рассматривая пустоту. От лисьего недовольства обугливалась краска на стенах, а охраняющие Резиденцию АНБУ разбежались по соседним крышам и усиленно притворялись тенями. — Я выполнила твою просьбу.»       «Угу», — откликнулся лис и широко зевнул, намереваясь подниматься с нагретого местечка, но двухвостая не спешила разрывать связь.       «Не хочешь мне объяснить, что происходит?»       «Не твое дело!» — тут же рявкнул Курама.       «Неужели? — спокойно усомнилась Мататаби. — А Джуго-кун утверждает, что отправлял Учихе-сану сообщение и он уверен, что меня послал Наруто-кун. Я не стала его разубеждать. Но если ты попросил меня не говорить братьям и Наруто-куну, то это не значит, что я не хочу знать, для чего я помогла этим людям.»       «Что еще за Джуго?» — проигнорировав ее речь, прорычал Курама. Имя было очень смутно знакомым. Вроде о каком-то Джуго ублюдок говорил совсем недавно. Жаль, что имена людей так плохо запоминались.       «Очень милый человек. Помог мне сперва справиться с этим зверем, а затем ускользнуть от людей.»       «Ускользнуть? .. Теряешь хватку, Мататаби!» — презрительно рявкнул Курама.       «Не хочу доставлять Наруто-куну проблем, — холодно отозвалась двухвостая. — Как и каждый из нас. К тому же шиноби Конохи помогли нам и были весьма доброжелательны. Только ты судишь о людях по единичным представителям, Курама. Наруто-кун ведь показал нам, как можно сосуществовать с ними и не быть просто оружием. А ты все еще сопротивляешься и доставляешь Наруто-куну немало…»       «Не начинай! — рыкнул Курама. — Он мой джинчурики, если ты забыла, и если бы не я, он давно бы сдох! И я не собираюсь обсуждать его с тобой!»       «Вот как, — помолчав, непонятным тоном отозвалась Мататаби, — ясно. Но ты не ответил на мой вопрос: зачем я помогла этим людям?»       Курама прикинул, что будет быстрее, проигнорировать ее или грубо прервать связь, и, подумав, что с Мататаби станется спросить у Наруто лично, нехотя ответил:       «Учиха отправился в твою сторону разбираться со зверем. А Наруто опять ноет. Чем быстрее ублюдок вернется, тем быстрее Узумаки успокоится, и тем быстрее они оба от меня отстанут.»       Мататаби молчала так долго, что Курама умудрился занервничать, в десятый раз прокручивая разговор в голове. Что такого он сказал?       «Вот как, — наконец произнесла Мататаби так, будто ее озарило. И сказать, что Кураме это не понравилось, значит ничего не сказать. — Ясно.»       «Что тебе ясно?» — нервно прорычал лис.       «Все ясно, — объяснила Мататаби. — Я попрошу Джуго-куна вновь отправить Учихе-сану письмо. С указанием, что все в порядке. Думаю, вскоре Учиха-сан вернется.»       «Какое счастье, » — съехидничал Курама, пытаясь убедить себя что не испытывает облегчения.       «И правда, — непонятно отозвалась Мататаби. — А ты действительно изменился, брат. Я рада, что у тебя, наконец, появилась семья. И все будут рады. До встречи.»       И она исчезла, оставив Кураму ошеломленно скалиться в абсолютно прямую спину перебирающего документы Наруто.       Она никогда раньше не называла его братом.       И что за бред она несла про семью?       Может прав был детеныш: все дружно спятили и никто ничего не заметил?       Курама мрачно щелкнул челюстями, и на пустой взгляд машинально обернувшегося Наруто лишь покачал хвостами.

***

      Наруто явно не спешил покидать Резиденцию.       Ночь опустилась незаметно и тихо. Сменилась охрана, ушел, стараясь не попадаться Наруто на глаза, его помощник. Заходила девка, но, не добившись от детеныша хоть сколько-нибудь вразумительных ответов, отдала ему документы на подпись и ушла, кинув на Кураму встревоженный взгляд.       Лис подождал еще полчаса, а затем резко прыгнул детенышу на плечи. Тот даже не вздрогнул — засек, засранец, — и продолжил вчитываться в какую-то бумажку. Кураме игнорирование собственной персоны не нравилось всегда, а уж теперь в особенности, поэтому он без зазрения совести испепелил бумагу направленным потоком чакры.       - Что ты делаешь, даттебае? — бесцветно поинтересовался Наруто, изобразив на лице подобие возмущения.       - Пойдем домой, — велел Курама.       - Я еще не закончил.       - Домой, Наруто! — рявкнул лис. — Или я сожгу тут все!       Наруто возмущенно выдохнул, оглядел разворошенный стол и что-то для себя решив, поднялся.       Непорядки Курама заметил спустя полчаса размеренного покачивания на плечах Хокаге. Ориентироваться в крысиных дебрях людских поселений он так и не научился, но даже скудного знания улиц Конохи хватило, чтобы понять, что двигаются они совсем не в ту сторону, куда было запланировано.       Наруто неспешно брел по тихим переулкам, сворачивая совершенно бессистемно, и смотрел себе под ноги остановившимся взглядом. В его непутевой голове варились совсем уж самоубийственные глупости. Курама слышал лишь отголоски, но и их хватало, чтобы шерсть становилось дыбом.       Определенно, Нанадайме Хокаге был создан, чтобы действовать, а не чтобы думать. С последним за него успешно справлялись куда более умные люди — и нелюди, без лишней скромности. А когда Наруто брался за нелегких процесс размышлений сам, кончалось это обычно чем-то либо убийственно безрассудным, либо убийственно глупым. Что было, в общем-то, одной проблемой на плечи окружающих Наруто существ.       Так и не решив, рявкнуть ли на детеныша, или обратится к нему (страх-то какой!) вежливо и осторожно, как к отъявленному психу, Курама предпочел третий вариант и уже даже открыл пасть, как вдруг тишину ночной Конохи нарушил негромкий шелест шагов.       Наруто тут же метнулся в бок. Чуть не свалившийся с его плеч Курама потряс башкой. Он имел, что сказать детенышу по поводу резких изменений скорости и законах инерции, но мошки перед глазами и гул в ушах от перегрузки сперва не дали собрать в кучу фразу, а когда они рассеялись, Кураме стало не до нравоучений.       По точечно освещенной фонарями улице неспешно брел Хатаке. Он цеплялся за руку идущего рядом шиноби, смотрел на него, внимательно слушал негромкий голос и, казалось, не замечал ничего вокруг.       - …А потом он заявил, что не собирается писать отчет, потому что его цель стать Хокаге, а Хокаге отчетов не пишут! — говорил бывший сенсей Наруто, периодически потирая пальцем шрам на лице и цепляясь за руку Хатаке. — Определенно, я не понимаю, где он нахватался таких глупостей! Он же должен видеть, что Наруто только и делает, что занимается документами!       - Ма-а-а, Ирука, наверняка Наруто все уши ему прожужжал, как хорошо и опасно быть Хокаге, — негромко откликнулся Хатаке.       - Конохомару уже не ребенок! Какаши, он моя главная головная боль! Хотя нет! Моя главная головная боль это ты, но Конохомару успешно тебя догоняет! Вряд ли он когда-нибудь побьет твой рекорд по не сданным отчетам, но он в процессе!       - И чего ты прицепился к этим отчетам!       - Документация это важно! Какаши, ты же сам был Хокаге и знаешь, насколько это ответственно и… мпф…       Ирука уперся руками в плечи притянувшего его к себе Хатаке, но спустя пару мгновений сдался, обхватил его шею руками и ответил на поцелуй. Курама мрачно покачал хвостами и взглянул в совершенно непроницаемое лицо Наруто. Даже отголоски его чувств не долетали до лиса, словно отгороженные огромной стеной. Детеныш не только умел ломать преграды, он так же успешно их строил.       - Мы все еще не решили вопрос с тем отчетом по миссии ранга «В», — хрипло прошептал сенсей Наруто в губы Какаши. — Даже не надейся меня отвлечь.       - Давай я решу вопрос с Конохомару, а ты напишешь его за меня? — невинно предложил Хатаке.       Ирука прыснул.       - Какаши-сенсей, вы возмутительно безответственны! И как я до сих пор вас терплю?       - И как же, Ирука-сенсей? — безмятежно откликнулся Хатаке, но обвивающие Ируку руки сжались крепче.       - С большим удовольствием, Хатаке-сан, — вздохнул Ирука. — С большим удовольствием. И с безграничным терпением.       Хатаке хмыкнул и хитро улыбнулся:       - Раз уж такое дело и ты все равно меня терпишь, Ирука, как насчет того, чтобы отправиться по местам былой славы?       Сенсей Наруто отчего-то покраснел до самых волос, отпихнул Хатаке и быстро зашагал по улице. Хатаке с протяжными криками «ма-а-а, Ирука, я же пошутил!» отправился за ним.       Курама задумчиво посмотрел ненормальным людишкам вслед. По его воспоминаниям недавно поссорившиеся люди больше горели желанием перерезать друг другу глотки, а не пахли тем самым, чем пахнут люди, когда копошатся в своих кроватях друг с другом.       Безусловно, лису было далеко до понимания тонкостей человеческих взаимоотношений, но все же…       Спрыгнувший прямо в центр освещенного фонарным столбом круга Наруто не дал Кураме закончить умозаключение. Лис тревожно всмотрелся ему в холодно замершее лицо, но не смог ощутить даже отголоска мыслей.       Узумаки долго смотрел в темноту, вслед ушедшим Хатаке и Ируке, и девятихвостый не решился нарушить его молчание.

***

      За полчаса бессмысленных блужданий по округе Курама выяснил несколько маловажных, но от этого не менее таинственных вещей.       Во-первых, люди странные.       Во-вторых, они непостоянные.       В-третьих, тупые. Не то, чтобы это было новостью.       Этот бесконечный день по праву мог получить имя «Дня великих открытий Девятихвостого Демона Лиса».       Курама лишь один раз изменил свое мнение о мире вообще и людях в частности. Когда встретился ему на пути надоедливый мальчишка в оранжевой яркой кофте с ослепительной улыбкой и уверенностью в ненавистных голубых глазах. И когда этот мальчишка заявил, что уберет ненависть из его сердца.       И Узумаки Наруто, не изменяя своей привычке, сделал так, как сказал. Курама со скрипом, но все же признавался себе, что его жизнь была пересечена надоедливым вихрем, который разделял ее на «до» и «после». «До» была ненависть и боль, и бесконечная жажда крови, и ярость, и злость, и скопленная веками обида, и огненная мощь чакры, сжигающей все на пути.       «После» был Наруто. И все тут. Его люди, его связи, его желания, стремления, надежды, пути, мечты. Курама терпел и бесконечных людишек, и их беспросветную глупость, и даже своих навязчивых «братьев». Все, ради Наруто, который показал, что солнце все еще светит, а дождь барабанит молоточками капель по шкуре, и лес шумит как и прежде тревожно и сумрачно, затаиваясь в ощущении хищника. А собственная чакра может лечить тех, кто слишком хрупок, и может сиять не пламенем, а солнечными лучами на гранях ледяного вихря.       Наруто был частью мира, который отверг Биджу очень давно. И он снова открыл им этот мир: легко и непринужденно, как делал все те вещи, из-за которых людишки восхищенно смотрели на него сверху вниз.       Всего раз, когда Курама изменил себе и стал кем-то иным. Или, может, вернулся к тому, что и пытался сделать из них старик Риккудо.       Люди же менялись из раза в раз. Так быстро, словно все произнесенные ими слова тут же стирались из их памяти и становились чем-то неважным, как пыль на ураганном ветру.       Курама мог поклясться, что вот эта воркующуя парочка, от которых несло и псиной и кошатиной, это именно те, кто ссорился в момент очередной попытки Наруто донести до него какие-то ценности. Он мог все хвосты на отсечение дать, что это именно они. Но если это они, то почему сейчас вместо того, чтобы резать друг другу глотки, они милуются, как ни в чем ни бывало?       И это еще ладно если бы только они! Девка, которая тоже металась от настроения к настроению, сидела в какой-то забегаловке и мило беседовала с тем самым двуногим, которого Наруто как-то мрачно окрестил «козел завоевавший сердце великолепной Сакуры-чан» и побежал плакаться донельзя мрачному Учихе. И которого она совсем недавно вышвырнула из своего дома!       Именно то, что Наруто назвал семьей, а потом разочаровано и под хихиканье лиса опроверг, происходило сплошь и рядом!       Посходившие с ума шиноби, которые сперва едва не поубивали друг друга, теперь чуть ли не в гланды облизывались! Курама решительно ничего не понимал!       Нет, детеныш и ублюдок тоже часто дрались друг с другом. Но Курама же понимал, что это — к великому его недовольству, кстати — совершенно несерьезно. Эти двое были той еще семейкой, и лис…       Так стоп. Это сейчас он подумал?       Какая еще семейка?!       Он только что решил, что Наруто и Учиха дерутся несерьезно, смирился с этой мыслью так быстро, что даже не осознал, и вообще не испытывает желания убить ублюдка?!       О, ужас.       В-четвертых. Курама не знал, что точно сделала мерзкая человеческая колдунья, но он все еще собирался убить ее. Как-нибудь потом.       После того, как эти двое помирятся, и перестанут терзать нежную лисью психику своими человеческими переживаниями.       Срочно, срочно надо разрушить какую-нибудь страну. И убить много-много людей. Срочно.

***

      Когда впавший в небольшую меланхолию от неожиданного и весьма пугающего осознания собственной способности понимать человеческую психику Курама пришел в себя, Наруто был уже дома.       Он не раздеваясь, все так же с лисом на плечах пошел на кухню. Свистнул, закипая, чайник. Раздался знакомый запах рамена. Наруто бессмысленно потыкал в лапшу палочками и замер, пустым взглядом глядя в тарелку.       Курама неуютно поежился и, понадеявшись, что о его позоре никто и никогда не узнает, решился.       - Наруто, — тягуче окликнул он. — Что происходит?       - Ничего, — бесцветно солгал детеныш спустя пару молчаливых минут. — Я в порядке.       - Нет, не в порядке! — зло рыкнул Курама, спрыгивая с его плеч, и усаживаясь на стол. Тот дрожал от сотрясающих столешницу ударов хвостами, но лису было все равно на сохранность чужой мебели. Он ненавидел, когда детеныш лгал ему. — Что за слюни ты распустил, жалкий болван?!       Наруто молча поднял на него холодные острые глаза. Будь Курама чуть трусливее, сбежал бы оттуда от греха подальше. Но детеныш не на того напал: Курама не один из его многочисленных подчиненных, которые боялись лишний раз слово Хокаге сказать. Он демон, а не жалкое двуногое!       Лис сощурил глаза и, как в лучшие времена, растянул губы в клыкастой усмешке. На то, чтобы придать голосу достаточной силы и глубины, ошметков чакры вполне хватило. И даже неожиданно оказалось с избытком.       - Возьми себя в руки, слабак! Или то, что твой Учиха задел твою нежную душонку, сломало тебя, На-ру-то? — протянул лис, дыша жаром из пасти. — Не ожидал, что мой джинчурики такое ничтожество!       - Он не мой, — бесцветно откликнулся Наруто, мгновенно поникая и превращаясь в то самое хнычущее ничтожество, которое Курама ненавидел больше всего. Ну хоть лиса Узумаки все еще не боялся ни на грамм, что не могло не радовать. — Не мой, понимаешь? Он вообще ничей. Сам по себе. Всегда так было, так и осталось.       Окружившая чувства Наруто стена раскололась с оглушающим звоном, и Курама едва не задохнулся в бездне хлестнувшей оттуда боли, отчаяния и безнадежной, сдавшейся тоски. А Узумаки продолжил бормотать себе под нос, роняя на перебинтованную руку капли незамеченных, тихих слез.       - Посмотри на них, Курама. У них есть семья. У Сая, у Сакуры-чан, у Кибы и Шикамару, и Чоджи, и Какаши-сенсея с Ирукой-сенсеем. Даже у тебя. А мы с Саске так и остались просто я и просто Саске. Я говорил, что он мне как брат, но это не так, Курама. Ты — мой брат, а он гораздо больше для меня, чем просто… Он мой лучший друг, мой товарищ, мой побратим и… И я не знаю, кто я для него. Кто я для него, Курама?       Он поднял на лиса пустые серые глаза. Курама нервно стукнул хвостом. Отколовшийся кусок столешницы упал на пол с громким стуком.       - Тебе лучше знать. Вы связаны, — осторожно рыкнул он. Наруто бесцветно улыбнулся.       - Связаны, да. Но что если все то, что я слышу, лишь отголосок моих собственных чувств?       - А с каких это пор ты стал сопливой девчонкой, Наруто? — процедил Курама, не найдясь с ответом.       - Я уже даже не уверен, что он моя семья, — проигнорировал детеныш справедливый вопрос. — Посмотри на них. Ты видел, да? Сегодня? Они любят друг друга. А мы только воюем. Бесконечное соревнование, вот что мы такое.       - Идиот! — рявкнул Курама любимую характеристику Учихи. Наруто едва заметно вздрогнул. — Они — все эти, кого ты называешь семьями! — они ничуть не лучше вас, болванов! Все вы, жалкие двуногие, мечитесь меж настроениями со скоростью света, не можете определить, чего вам в жизни надо, заменяете понятие понятием! Вы! .. Несчастные идиоты, которые считают, что без душевных переживаний невозможно нормально жить! Все вы цепляетесь друг за друга, и это правильно! Потому что иначе вы, несчастные слабаки, не проживете и минуты! И вы с Учихой ничуть не другие, такие же жалкие, зацикленные друг на друге идиоты, которые минуты не могут провести рядом друг с другом, не поругавшись!       Наруто глупо моргнул, а взбешенный донельзя лис рявкнул. За спиной рассыпались, снесенные звуковой волной, стекла.       - Не семья, говоришь?! — не успокоился Курама, мрачно растягивая слова. Вокруг пузырилась и хлопала огненная чакра, отвечая жаром на его ярость. — А кто вы тогда?! Два бегающих друг от друга болвана! Ты думаешь, вы изменились?! Нет! Как были жалкими тупыми людишками, так ими и остались! Вы самая что ни на есть настоящая жалкая семейка! То самое, что вы, двуногие, понимаете под этим понятием: сборище тупых, держащихся друг за друга имбецилов, которые глотки готовы порвать сперва друг другу, а чуть припечет — за друг друга! И я! Вынужден! Это! Терпеть!       Он яростно щелкнул пастью, процарапал на обугленном столе пять длинных, глубоких щелей. Сощурил глаза, не обращая внимания на странные отсветы в радужке ошарашенного Наруто.       - Либо ты прямо сейчас прекращаешь это, На-ру-то, либо я прекращу это сам! — пообещал он, машинально взвихряя воздух в комнате взмахами жгуче алых хвостов. Пузырящаяся чакра пробежала по телу огненной волной. — Я не знаю, как, но у тебя есть время до рассвета. И либо с рассветом ты возвращаешься в свое обычное состояние, либо я наглядно объясняю тебе, почему не стоит меня злить!       И, подводя точку в разговоре, Курама выпрыгнул в окно, пробежался по мерцающей перед лапами улице и без особого труда взобрался на каменные лики предыдущих идиотов, правящих этой ненормальной деревенькой.       Уже успокоившись и отринув мысль начать кровавую расчлененку прямо сейчас, он заметил, что камень под его лапами накалился от жара.

***

      Наруто с силой потер ноющую руку. Покосился на монумент Хокаге, расцвеченный ярко рыжей чакрой взбешенного лиса. Вздохнул.       Проясненный вспышкой ярости лиса мозг быстро разгребал весь тот бред, что он успел себе надумать. Даттебае, что это было?! Прав был Курама, он и впрямь вел себя как сопливая девчонка!       Саске не его семья? Что за бред! Саске, он…       Саске…       - Идиот.       Наруто резко развернулся, глядя на неизвестно как оказавшегося в Конохе, жутко злого, и жутко страшного Учиху. Он не почувствовал его приближения. Потому что думал о нем, или потому что Саске бежал так быстро, что Наруто не успел его засечь? ..       - Идиот, — повторил Учиха, сверкая алым, взбешенным глазом.       Наруто не ответил на привычное прозвище. Он смотрел на запыхавшегося, мрачного и трясущегося от ярости Учиху, и думал о том, как сильно Саске иногда бывает прав.       - Узумаки. Ты. Идиот! — рявкнул Саске, мгновенно оказываясь рядом, и ударил, коротко и очень зло. Наруто не успел отклониться, задохнулся мгновенно исчезнувшим воздухом и ударил в ответ. Так же коротко и так же зло.       Чтобы воздуха не хватало обоим.       - Сам ты идиот, Саске-теме! — прохрипел Наруто, цепляясь за скорчившегося рядом Учиху. — Сам ты. Идиот.       От желания улыбнуться жгло что-то в груди, и отчаянно, глупо хотелось плакать.