За себя и за того парня

Весь Вварденфелл       Нереварин оказалась провидицей — твари пепла лезли из всех щелей.       Обитатели какой-нибудь западной провинции — Сиродила, Хай-Рока или даже Скайрима — сравнили бы это с нашествием тараканов. Недоглядит нерадивая хозяйка, кусок хлеба уронит в тёмный угол, закатится он под половицу, и гляди-ка! — там уже образуется гнездо этак в сто голов — и откуда только берутся? А потом это маленькое войско догрызёт свою корку хлеба, оголодает и выходит на волю, за пропитанием. Только успевай с башмаком за ними гоняться! И как ни гоняйся, а хоть один да ускользнёт, и создаст новое гнездо, этим удвоив усатую армию.       Но в Морровинде не водились тараканы, разве что квама отдалённо на них смахивали. И, в отличие от тараканов, приносили пользу. Поэтому они не сравнивали, а молча сражались с напастью.       …Атин Сарети, покачиваясь, смотрел на толстую и неуклюжую, дряблую мерзость, с которой комьями осыпался пепел, приоткрывая осклизлую, бугристую кожу и остатки тряпья, отдалённо напоминавшие мантию. Сия погань возникла ни где-нибудь, а в комнате его сына, который, к счастью, в это время болтался на улице. Новый Грандмастер Редоран вошёл в комнату, услышав подозрительный шум. Что бы о нём не говорили, но сражаться он умел. На поднявшегося спящего его силы хватило.       Прибежавшие на зов слуги баграми принялись вытаскивать тварь из комнаты. Руками её трогать никто не захотел.  — Сожгите до углей, — велел им Атин. — И проверьте все комнаты…       Выяснилось, что Валвур так и не выбросил пепельную статуэтку. Она у него закатилась под кровать, и он о ней забыл. Теперь эта маленькая страшилка сверкала оттуда красными огонёчками глаз.  — Маячок, — пробормотал старший Сарети, не чинясь, пал на четвереньки и запустил руку под кровать. Содрогнувшись от омерзения, вытащил опасную игрушку и почти бегом кинулся догонять слуг. Брезгливо кинув её на живот мёртвому чудовищу, он вытер руки о подвернувшуюся тряпку.       Через час посреди пустой рыночной площади горел большой костёр. В него кидали все найденные пепельные статуэтки. Последней прибежала маленькая эльфиечка, Гилдан, на ходу пряча кинжал в ножны. Она была активной участницей, как минимум, четырёх боёв, из тех что всё-таки происходили по всему городу. И она была легко ранена, вдобавок, бледна и заметно шаталась.       Атин Сарети подал босмерке руку, чтобы не упала, и повёл к Храму. Возле него уже выстроилась длинная очередь пострадавших. Недавний инцидент с пепельными статуэтками аукнулся Альд'друну, но какой ценой — это ещё предстояло выяснить.       Одно мог сказать глава Редоран: если бы не предупреждение Юлианы Ллетри, могло быть намного хуже. …      Аддхирранирр едва успела добежать до лестницы.       То, что подземелья становятся слишком опасными, она понимала уже давно, но не думала, что всё настолько ужасно. Увидев бегущую к ней толпу разномастных страшилищ, кошка рыбкой вспрыгнула на лестницу и перепуганной птичкой вылетела из люка, после чего легла пузом на крышку. В пузо барабанили, и она с ужасом понимала, что ещё немного, и её снесут вместе с крышкой.  — Что случилась, гражданка?       Никогда воровка и осведомительница Клинков ещё так не радовалась появлению Ординаторов. Да ещё столь крупного отряда! Они теперь ходили не по одному-по два, а вот так, отрядами, и искали везде логова тварей.       Благодаря Аддхирранирр — нашли.  — Там… тварри, — сообщила каджитка. — Их много! Аддхирранирр чуть не сожррали!  — Интересно было бы посмотреть, как они давятся шерстью, — пробормотал один из Ординаторов, а главный скомандовал:  — Гражданка, уйди с люка!       Аддхирранирр подчинилась.       Вынесшему люк упырю снесли голову. А дальше они полезли как дрожжевое тесто из кувшина.       В какой-то момент ординаторам пришлось туго, их стали оттеснять в сторону жилых квартир…       И тут лежавшая в углу в обмороке каджитка очнулась… и как дала тяжеленным кувшином по балде поднявшемуся спящему! Тот обернулся. «Это конец, » — поняла кошка и закрыла глаза. А открыв, увидела труп спящего без головы.  — Спасибо, — бегло поблагодарил её старшой. — Мы вниз. Зови подмогу…       То-то Берел Сала удивился, когда к нему прискакала каджитка, ошивавшаяся в канализации с криком «Наших бьют, ой, то есть ваших!» Но обещанное подкрепление прибыло вовремя. Под Вивеком образовалось почти что второе Илуниби.       А потом люди рассказывали, что на несколько часов в тоннелях под Святым Олмсом стало светло как днём. Это пылали костры, сжигавшие пепельные статуэтки. Их тоже оказалось… слишком много… И Аддхирранир, сидевшая на корточках рядом с Ординаторами, мысленно произносила клятву: «Всё. Хватит. С воровством завязываю. Переквалифицируюсь в дворники…»       …Утром шаманке Ахеммуза было видение. - Там, где мы нашли белого гуара и чуть дальше, под землёй зарыта тьма, — объявила она. — Надо раскопать и бросить в море.       Все удивились, но раскопали. Оказалось, это сундук с содранным клеймом, весь обшарпанный, даже не запертый. И в нём…  — Это то, о чём говорила Нереварин, — прошептала Синамму Мирпал. — Топите это, скорее!       Охотницы уселись на лодку, её недавно сколотили для того чтобы отвозить народ на Альд-Даэдрот. Втащили туда немаленький сундук. Отплыли с мелководья на глубину и опрокинули.       С минуту с обмиранием сердца смотрели, как сквозь толщу воды сверкают злобные красные глазки. Потом поспешно заработали вёслами.       В полдень твари посыпались, как горох из дырявого мешка. Их было много. Очень много. Они падали в воду. Некоторые тонули, других разъедала солёная вода — пепел прекрасно смывался с кожи, а корпрусная кожа очень боялась соли.       И всё же некоторые доплыли. Их по-прежнему было немало, и закипела битва! Но Ахеммуза были слабым племенем, мужчин которого выкосил мор, их прижали к скалам, и быть бы им убитыми, всем до одного, но тут… - Эй, враги, мы пришли вас спасать! — донёсся весёлый голос Каушада. — Своих перебили, теперь за вашими идём!       А сверху висел маг в золотистой мантии и поливал отродий пепла молниями.       Потом на этом месте разожгли костёр, в который кинули кашицу, оставшуюся от пепельных статуэток.  — Вот так и сбываются пророчества, — улыбнулась Сонамму Забамат коллеге. — Мы действительно сражались плечом к плечу.       А маг Телванни улыбался и смотрел в огонь.       …И такое творилось по всему острову, где бы не находились выходы из пещер под Красной Горой, где бы не находили пепельные статуэтки. Кто-то умирал, но смертей было немного. И никого не зацепила Божественная болезнь. Нереваринова наука пошла впрок и спасла многие жизни… Неревар и Юли       "Мы успели…"       "Да. Смотри, Юли..."       "Ничего себе, волна пошла… "       "Да. Не думал, что их так много…"       "Так они же бессмертные, за века их накопилось… Слава Девяти хоть не размножаются…"       "Ха-ха-ха, слава Девяти, ещё АльмСиВи бы упомянула!"       "Да уж, было бы ещё эпичнее. Летим быстрее, а то левитация кончится, и рухнем прямо в гущу!"       Некоторое время под ногами мелькают выжженные серые дороги, красноватое марево от пылающих лавовых рек, в лицо хлещет пепел. Жутко. Наконец, ноги ударяются в пыльный склон, из-под сапог оползает серая субстанция.       "Теперь беги быстрее, Юли, пока вон тот страж не саданул по тебе молнией".       "Это спящий, что ли? Щас я его…"       "Правильно, не стоит оставлять эту дрянь за спиной. Молодец, так и надо — с двух ударов башку долой".       "А кто учил-то?! Сам себя ведь хвалишь".       "Отож, как говорят норды, себя не похвалишь, другие не похвалят".       Несколько долгих и мучительных часов подъёма по скользкому от пепла склону, короткие, но изматывающие битвы с оставшимися стражами. Взлететь бы, но нельзя, левитацию надо беречь.       Вот она дверь. И вот он, рычаг, выщербленный беспощадными ветрами. В который раз мелькает мысль: «Почему я не норд в тяжёлых доспехах», Потом неуклюжий ворот всё же поддаётся. Впереди — тьма, запахи металла, ржавчины и вездесущего пепла, скрежет древних механизмов, таинственные шепотки, которые часто оказывались лишь дуновением проникшего сверху сквозняка. Но этот голос…  — Входи, Нереварин. Я так долго ждал… И приму с распростёртыми объятиями. Нам так много нужно сказать друг другу       "Ох…"       "Юли… успокойся… это всего лишь Ворин. Он умеет голосом тревожить сердца. Таков его дар. Но твоё сердце должно быть твёрдым. Ты же знаешь, зачем мы сюда идём".       "Знаю. Убить или спасти. Убить Дагот Ура или спасти Ворина".       "Да. И всё это нужно делать решительно и спокойно, иначе…"       "Иначе смерть. Глупая и бесполезная".       "Поэтому — не отвлекайся, иди вперёд и не обращай внимания на Ворина. Сейчас он может только это. Другое дело — лицом к лицу..."       Шаги. Металлический звон и бешеная пульсация крови в висках, от которой тяжело ориентироваться в пространстве. К запаху древности примешивается вонь разложения: какой-то дурак забрёл сюда и погиб. А вот и очередная возможная причина смерти: пепельный вампир. Рычит глухо, как медведь, и готов броситься, стоит сделать лишь шаг…       Шаг сделан. Но попытка не удалась, и некоторое время спустя в подземельях Дагот Ура одним покойником больше. И имя покойнику — Дагот Гильвот. Заклинание, ладонями провести по лицу и груди, дальше целительная волна покатит сама. Достать бутылочку маны…  — Как ты посмел обнажить меч под моим кровом, ударить по протянутой руке? Я накажу тебя!       От удивления зелье пошло не в то горло.       "Он что, идиот? Вампир сам полез!"       "Хе, зато волноваться перестала. Да, он именно идиот, с гостями так себя не ведут. И не забывай, он может в любой момент измениться. А одна личность не ведает, что творит другая".       Встать. Идти дальше. Пока не откроется очередная дверь, с надоевшим скрежетом. А за ней…  — Входи, друг мой…       "Пришли…"       "Пришли, Юлиана. Пришли. Будь оно всё проклято".       Высокий, почти нагой мужчина, облитый блеском ламп двемерского происхождения, похожий на оловянную статую в золотой маске, неподвижно стоит посреди небольшого округлого зала. Его поза кажется расслабленной, но только тронь — будет взрыв… Ворин Дагот       Она идёт. И он.       Они идут.       Я ждал их давно.       После того, как Юли надела кольцо Неревара, я потерял способность заходить в их сны. Однажды достучался до Неревара, но тот, как прежде, хранил молчание. И я понимал его. Нет, я больше не упрекну его в предательстве. Просто… кто знал, что я стану любимой игрушкой Лоркхана, и он переделает меня, как ему заблагорассудится? Неревар не знал. А я? Что мне стоило рассказать ему о тёмном вине, хлынувшем мне в голову прямиком из чёрно-красного тёплого монолита? Может, тогда всё было бы иначе?       А что было бы с Улени, останься она жива? Впервые прихожу к мысли, что она — самая везучая из Дома Дагот. Её хотя бы оплакали. А нас, её братьев - нет. Только прокляли напоследок.       И вот теперь Улени — Юли — идёт сюда. Что ею движет, я не знаю. Но вряд ли она меня простит, ибо она осталась прежней — чистой и светлой, а я… изменился. Страшно изменился. И продолжаю меняться. Моё тело постоянно болит, ежеминутно хоть какую-нибудь клеточку в нём разрывает боль, словно неведомая зараза поразила меня, и ломает, крутит… Да так оно и есть, это божественная болезнь поселилась в моём теле и меняет его — пусть и не так стремительно, как моих подданных. И каждый день что-то во мне умирает и вырастает. Не дай-то аэдра всем такое испытать. Даже Трибуналу.        Но почему, почему такая несправедливость? Почему она в теле чужеземки? Почему она убивает моих братьев, одного за другим?       Вот она, на пороге. Я зову её.       Дрогнула, но не отступила, не сдрейфила. Идёт дальше. А на шее у неё… Я узнаю эту стёртую монетку. Кого угодно мог обмануть Вульфхарт, он же Тайбер Септим, но не меня. Точнее, не Лоркхана. Ведь это он создал Талоса. И в его монетке — его сила. Это получается, Лоркхану надоели его куклы, и он создаёт новую? Из Неревара и моей сестры? Почему ты так жесток, бог недов?       Или же расчленённое божество действует по принципу генератора случайных чисел? Выбирает себе понравившееся существо, делает его Шезарром — спасителем мира, и в противовес создаёт Шармата? То есть, всеобщего врага? И так получилось, что Шарматом стал я. А Шезаррами должны были стать АльмСиВи, но соблазнились дармовой силой, и пришлось Лоркхану подстраиваться под пророчество Азуры?       И вот теперь мне придётся сражаться с собственной сестрой, совсем не героической девчонкой, которую поддерживает мой чересчур героический друг. Какая ирония.       А она всё ближе, ближе, и вот… проклятье! Только что погиб Гильвот! Я выкрикиваю угрозу и понимаю, что виноват сам. Не предупредил братьев. И они попытались её уничтожить, не подозревая о том, что…       О чём я думаю? Сколько раз за последнее время моё сознание проваливалось в темноту и всплывало оттуда? Когда я был Ворином, и когда моим телом управлял Дагот Ур? Ведь это не я выгнал весь Шестой дом на битву с «непосвящёнными»? И сколько среди них н'вахов, а сколько истинных сыновей Ресдайна? Дагот Уру всё равно. Мои подданные шли убивать и умирать, ибо жителям Вварденфелла есть что терять. Уцелеет ли в результате кто-нибудь? Не знаю. Ведь с тех пор мой Дом вырос, но не настолько, чтобы превратить весь остров в пепельную пустошь.       И хорошо, что я не закончил Акулахана. Совсем немного оставалось, но… И выведи моё второе я этого колосса из Красной Горы, что бы произошло? Правильно. Вивек отпустил бы Баар Дау. И золотой гигант, не способный прыгать — зачем такому великану прыгать? — просто не дотянулся бы до падающего камня. И извергающаяся лава опрокинула бы его, залила, расплавила сложные соединения в суставах, а заодно погребла бы всех, кто выживет в битве. Обе стороны. Так вижу я. Но не Дагот Ур. Перед ним встаёт чёрно-красное пламя победы, в его ушах звучат крики умирающих врагов, и уже неважно, что враги — всё те же данмеры, которых я пытался спасти.       Вот она. Близко. Скрежет двери. Всё-таки она маленькая, ей тяжело сдвигать эту двемерскую створку.       Входит. Приближается. А ты красива, Юли. Что в прошлой жизни ты была прекрасной кимерской девушкой, что в этой. Хоть я и не сторонник имперской красоты. Не удивительно, что Неревар вновь выбрал тебя.       Она подходит, и я произношу то, что готовился произнести с самого момента её прибытия на остров:  — Прежде чем мы начнём этот разговор, скажи мне, Юлиана Ллетри: кто ты такая?  — Сначала ты мне скажи, кто ты такой, — выкрикнула она, подпрыгнула и сорвала с меня маску. - Ой, — сказала Юли и попятилась.  — Мама, — сказала Юли и уронила какой-то кагренак, оставшийся от двемеров и используемый мной, как часть украшения интерьера.  — Мы опоздали, Неревар. Проклятие! Мы опоздали, — сказала Юли и села на сундук. И такая безнадёга прозвучала в её голосе, что я произнёс совсем не то, что планировал:  — Юлиана, у тебя зеркало есть? Неревар Индорил       "Ну куда, куда мы его такого спрячем? В Атмору? К Фиру? Дак в Атморе жрать нечего, а Фир не факт, что не выдаст. И если его найдут, то нам с тобой крышка! Да и он тоже не станет сидеть в той дыре, куда мы его запихнём! Сам полезет на мечи!"       Этот голос, исполненный вселенской скорби и безнадёги, звучит во мне с того момента, как Ворин уговорил Юли "выпустить" меня на волю. Как ему это удалось, впрочем, загадкой для меня не является. Он всегда был одарён талантами дипломата и риторическими способностями. Таланты с ним и остались. Но его внешность...       В прошлом он был действительно прекрасен. Черноволосый, черноглазый, с идеальным мужским телом и гордой головой - будь я той же ориентации, что и он, непременно бы влюбился. Но...       Представьте себе данмера. Высокого, красивого, идеально сложенного. А теперь представьте у него на лбу, между двух сверкающих рубинов - третий. Поменьше и помутнее. То, что Юли приняла за рубин в маске, оказалось глазом. Почти сформировавшийся глазик, способный видеть и даже плакать. Кровью.       Ниже идеального носа - рот. Рот?! Огромная, тяжёлая, как ящик, нижняя челюсть, усаженная игольчатыми зубками в два ряда, наползает на верхнюю. Губ нет. Совсем. Зубы растут прямо из кожи, не перетекая в десну.       Идеальное атлетическое тело блестит в свете масляных двемерских ламп, как рыбья чешуя. При ближайшем рассмотрении видно, что это кожа, грубая и скользкая, как у дреуга. Она вызывает подспудную брезгливость, словно покрыта слизью.       И эти руки... У вампиров когтистые руки, но здесь кажется, что наоборот, руки растут из длинных, тонких, почти прямых когтей с острыми концами, покрытыми чем-то бурым - кровью?       Корпрус здесь принял особую, идеальную форму, выкристаллизовался и породил существо, именуемое Дагот Уром. Страшное и прекрасное в своём безумии.       Но сейчас из этих глаз смотрит Ворин. Безмерно страдающий, измученный многовековым ожиданием, запертый в клетке собственного тела и не вольный сам себе. Только когда Дагот Ур, сделав очередное страшное дело, засыпает, Ворин выходит наружу. И с ужасом пожинает плоды старания своего второго "Я".       Юли права. Мы опоздали. И я вместе с ней тону в безнадёжности. - Улени права, - с болью в голосе подтвердил Ворин. - Я изменился давно и безнадёжно, и меняюсь всё сильнее. Внутри и снаружи. Я уже часть Лоркхана и не смогу жить без подпитки от Сердца. Лоркханово сердце сломало жизнь и тебе, и мне, и Думаку, и Альмсиви - такова его изощрённая месть мерам за их надменность. И Ресдайн, лучшая из всех земель, стараниями его гниёт заживо, а я - самое сердце гнойника. Так иронично: жаждать справедливости и при этом творить самое чёрное зло, самую жестокую несправедливость по отношению к собственному народу. Вы с Улени открыли мне глаза. Я слишком долго блуждал во тьме - и сам превратился в тёмную тварь. Неревар, я готов умереть.       Я молча слушал и разрывался от боли. - Я давно догадался, что она - Улени... твоя сестра. Какая бы семья получилась, породнись оба наших дома! Но теперь я назначен хранителем и советником юной уроженки Сиродила, словно в насмешку, обладающей её душой. И особенно печально то, что я полюбил и её тело тоже. Я сам предатель. Но я уже умер, а вот ты... - Я тоже умер, Неревар. И это будет не смерть, а избавление. Убей меня ради неё. Ей же тоже больно оттого, во что я превратился. А я постараюсь воскреснуть Ворином. Потому что если мне на смену придёт ОН... то попытается вас убить. Ему всё равно, кто перед ним. Он никому ни брат, ни друг - просто орудие Лоркхана. И он неубиваем. Но если вы поймёте, что перед вами не я, а он - бейте его без всякой жалости. Там очень узкий карниз, на котором трудно устоять. Спихните его и бегите, и делайте своё дело. Я уже мертвец.       Чувствуя себя подлецом, я вынул меч из ножен. - Не мешкай, Неревар!       Я ударил. Это была самая странная битва в моей жизни. Ворин сопротивлялся чисто рефлекторно, при этом сдерживал удар, а я бил в полную силу и ненавидел себя за это.       И вот очередной, четвёртый или пятый удар. Чёрно-золотой хитин на плече Юли сломан, левая рука и бок превратились в сплошной синяк, но этот удар почти добил Ворина. Он дошёл почти до его сердца... если сердце ещё есть у этого искалеченного создания. И он... исчез.       "Скамп подери, всё пошло по худшему сценарию, - прошептала Юли. - Он это предвидел".       "Что ты имеешь в виду?"       "Там, в зале Акулахана, мы встретим Дагот Ура".       "..."       "Вот именно. Неревар, выпусти меня."       "Ты хочешь это сделать сама?"       "Да. Ты не сможешь".       "А ты?"       "Я смогу. Потому что ничего о своей прошлой жизни не помню. Что-то чувствую, но с этим можно справиться. Не волнуйся за меня, Неревар".       И я уступил ей место, гоня прочь сомнения насчёт того, что она девочка и поэтому слабая... Юлиана Ллетри       Нет, мне не было страшно. Словно омертвело что-то в душе. Холод. И Знание. О том, что последний удар должна нанести именно я, Юлиана Ллетри. Или Улени Дагот. Или Нереварин Воплощённый. Кому бы не приписывали романтические отношения с Нереваром, он - мой, а я - его, и именно поэтому судьба дала мне в руки Инструменты Кагренака. Мне, и никому другому. Он начал, мне заканчивать. Мне, маленькой, ничего не значащей девчонке из погибшего Дома.       Проклятье!!!       Я толкнула дверь. Последнюю, роковую. В зал Акулахана. - Глупец!Ты не сможешь убить бога! Тебе не поможет никакая сила, никакая хитрость, никакая магия! Сдайся, прими наказание и присоединись ко мне!       "Глупец", произнёс он, и это была ошибкой. До этого я ещё сомневалась, но теперь поняла, что передо мной Дагот Ур, а не Ворин. Кукла, порождённая Лоркханом из воспоминаний моего брата. В его глазах не было ничего, кроме тьмы и жестокости, и именно таким был Лоркхан - бог, не чуждый благородства, защитивший в войне недов от меров, но наполовину уничтоживший аэдра, превратив их в тени самих себя. Увы, но имперцы молятся теням, а не богам.       Могучий кулак ударил меня в лицо, почти сплющив нос, следом меня начало жечь медленным пламенем. Я опрокинулась на спину, но упав, изловчилась, встала на плечи и ударила его обеими ногами в коробкообразную челюсть. Не ожидавшее этого божество замахало руками, но равновесия не удержало и улетело в пропасть...       "Всё?!"       "Нет, Юли, его этим не убить. Зацепится за что-нибудь и вылезет. А может, прямо по лаве побежит. Пока его Сердце питает, он неуязвим. Поэтому - быстрее!"       Я выпила все необходимые зелья, начитала заклинания, и, влив себе в глотку зелье левитации, взмыла над пропастью. Огромный, просто колоссальный голем из золотистого металла был виден издалека. В его полупустой груди пылало Сердце - чёрно-красный монолит, по форме и впрямь напоминающий сердце человека или даэдра. От камня он отличался тем, что медленно и ритмично пульсировал, качая вместо крови силу - тяжёлую, тёмную, искажающую всё, что попадёт в этот поток. Как исказило Ворина и АльмСиВи. Какой же он страшный...       Крепись, Юли. Осталось недолго...       Я приземлилась на площадку перед Сердцем. Ухо моё по-прежнему улавливало угрозы Дагот Ура или Лоркхана. Я каким-то образом чувствовала приближение владыки Шестого Дома, и знала, что он тоже чует меня. Следовало спешить.       И я ударила по тёмной поверхности живого камня Разделителем. Странный гул заполнил всё вокруг, я слышала чёрный шёпот, исполненный соблазна. Голова закружилась. Я через силу потянулась к кинжалу. В спину прилетело проклятие, Дагот Ур выбрался из пропасти и бежал ко мне, чтобы убить или остановить. Пересилив боль, я размахнулась и вонзила в монолит Разрубатель.       Шёпот усилился, стало совсем плохо, в глазах запрыгали чёрные мотыльки. А страшные когтистые лапы уже рвали мои доспехи и грозили добраться до тела.       "Юли! Соберись!"       Окрик Неревара частично разорвал тёплую и тёмную пелену, и я ударила второй раз. Когтистые руки бога не разжимались, но мне было не до этого - в груди нарастала боль, словно я вонзила кинжал в собственное сердце. С каждым ударом она только усиливалась.       "Прости, я проецирую на тебя собственную боль..."       "Ничего... я... справлюсь..."       Пятый удар едва удаётся нанести - Дагот Ур вцепился в мою руку, изо всех слабеющих сил пытаясь помешать мне, он уже не грозил, а умолял: - Что ты делаешь? Прекрати! Остановись! Это конец всему!       Но поздно - мелодичный звон разнёсся по огромной пещере, кристалл Сердца рассыпался мириадом красных искр. И я, не успев понять, что делает моё тело, оттолкнула Дагот Ура. И он, не удержавшись на узеньком мосту, соскользнул в пылающую бездну. Я смотрела, как шатается Акулахан, как от него с грохотом отваливаются листы металла, вот-вот окончательно осыплется кучей гигантских деталей. - Улени... Сестрёнка... помоги...       И да простят меня летописцы, описывающие мой героический подвиг под Красной Горой - это я, Юлиана Ллетри, протянула руку и ухватила едва держащуюся страшную конечность Ворина. Ибо теперь он был Ворином, а не Дагот Уром. Когти рвали мою кожу, я плакала от боли, но держала, а кровь моя улетала в пропасть, подхваченная воздушными потоками, и высыхала на лету. И я знала, что не отпущу его - скорее, это он стащит меня вниз или оторвёт руку. И тогда Ворин поднял глаза. Больные, страдающие: - Отстрой Акулахана, сестра. Поклянись, что отстроишь. Иначе беда... - Клянусь, - сама не знаю зачем, выдохнула я.       И он разжал когти. Тёмный силуэт молча, беззвучно закувыркался в красноватом мареве, вспыхнул где-то внизу алым облачком и исчез. А потом я ощутила страшный толчок, едва не сбросивший следом и меня...       И я бежала почти в беспамятстве по подвесному мосту, пока не ощутила под ногами твердую поверхность камня. Обернувшись, увидела, как валится Акулахан, как рвутся канаты, соединяющие мост с безопасным краем, и как со щелчком он улетает следом.       И тогда я забилась в какую-то нишу и принялась за исцеление моего истерзанного тела. Зелья отдавали солью - слёзы текли из глаз, не прекращаясь.       "Ты плачешь, Юли? Представь себе... я тоже. Не думал, что духи могут плакать..."       Наконец я добралась до двери. Закрыв её за собой, медленно, как в тумане, побрела прочь. - Ты свободна!       Подняла глаза и увидела Азуру. Она была всё так же невыразимо прекрасна, и я вдруг подумала, как нелепо выгляжу в своих покорёженных доспехах, с лицом, перемазанным кровью и опухшим от слёз.       Азура взяла меня за руку и повела наверх. Мимо сброшенной золотой и такой ненужной маски... мимо разлагающихся трупов людей и нелюдей... толкнула входную дверь...       Я захлебнулась воздухом. Неожиданно свежим и влажным - где-то шёл дождь. Ослепла от закатного солнца, от глубокой синевы небес с золотыми облачками. - Ты видишь это всё? Это - твоя заслуга, маленькая смертная. И Неревара, но последний удар принадлежал тебе, его нанесла твоя рука. Ты дала Ресдайну свободно вздохнуть и собрать силы - до того момента, как на эту землю обрушатся беды. Теперь данмеры смогут с ними справиться. Твоя слава заслуженна, но предстоит ещё много работы. И я обещаю, что не оставлю тебя в трудную минуту. - Азура, рассветная Леди, - решилась я. - Вы знали о том, что я... - Не знала, но догадывалась. Предвидение - штука сложная и непредсказуемая. Я вижу лишь отдельные, разрозненные образы грядущего, и поэтому говорю загадками. Но я рада, что так получилось, что душа Неревара узнала твою душу. А теперь смотри!       И я потянулась взглядом за рукой Азуры, чтобы увидеть, как падает стена Призрачного Предела, подобно схлынувшей при отливе волне. Это значит, всё получилось, у Вивека будет ещё пять лет, чтобы удержать на плечах этот обречённый остров и Баар Дау, У Морровинда - восстановиться и окрепнуть перед грядущими испытаниями, а у меня - внести свою малую лепту в сохранение порядка в этой стране. И тут мне в голову закралась мысль... - А Неревар теперь уйдёт? - в страхе спросила я. - Нет, - отозвалась уже наполовину растаявшая Принцесса Даэдра. - Его человек ещё не родился. До тех пор он останется с тобой. А пока - прими награду!       И она исчезла окончательно, а я ощутила в сжатом кулаке металлический холод кольца. Обострившееся чутьё подсказало мне, что сейчас его одевать не стоит, а во тьме какой-нибудь пещеры, куда не заглядывает солнце, оно может спасти мою жизнь... и убрала его в рюкзак.       "Я не уйду, - подал голос Неревар. - Просто на некоторое время придётся затаиться. Слишком сильна боль. Но ты приходи, я буду ждать тебя во сне. И наяву зови..." Много позже, добравшись до крепости, перегораживающей проход, я сняла комнату и раскрыла свой распухший рюкзак, в котором что-то странно хрустело. Извлекла на свет божий источник хруста... и поняла что это. Чертежи Акулахана. Когда я успела их туда засунуть? Так или иначе, клятву, данную Ворину, придётся исполнить. Но когда и где - другой разговор.