Миссия должна быть выполнимой

Илья, скользнув по нему взглядом, снова отвернулся к стене с равнодушным видом. В общем-то, Наполеон вполне ожидал неловкости, скрытности и попыток уйти от разговора. − В главном-то Габи права, − начал он не с того, с чего хотел. – Для тебя опасность будет в несколько раз выше. − Предупреждён – значит, вооружён, − пожал плечами Курякин, поднимаясь и отходя к окну. − Я уже был у Монро, − Соло повысил голос, чтобы покрыть расстояние между ними. Он ощущал, как нить беседы стремительно терялась. − И? – впервые за всё время Илья проявил некое подобие интереса, оборачиваясь и скрещивая руки на груди. − Он доволен, − Наполеон замялся. – Ты, можно сказать, спас меня. Спасибо… − Не за что, − флегматично ответил Илья, снова погружаясь в странную апатию. У Наполеона внутри что-то нехорошо сжалось. Возникло противное чувство дежавю, только он не мог понять, что именно ему напомнила эта ситуация. Равнодушие Ильи почти разрушило его утреннее безоблачное настроение. − Слушай, − начал он, прикрыв глаза, − я должен сказать… − Ковбой, если честно, я занят, − Соло осёкся на полуслове и поднял взгляд, чтобы увидеть, как Илья по-прежнему разглядывает стену. – Потом, если не возражаешь, − он подошёл с таким видом, что Наполеону ничего не оставалось, как растерянно подняться и направиться к выходу. Курякин почти наступал ему на пятки, словно боялся, что Соло не уйдёт. В дверях Наполеон оглянулся. Взгляд Ильи был ледяным. − Всё в порядке? – неловко спросил он, пытаясь понять, не случилось ли чего-то, о чём он не знал. − Более чем, − губы Ильи чуть дрогнули, и Наполеон, не отдавая себе отчёта в своих действиях, подался вперёд, чтобы поцеловать. Его губы, как и вчера, встретили губы Курякина, и Соло неуверенно попробовал углубить поцелуй. Илья даже не шелохнулся: ему казалось, что перед ним стоит статуя. Недоумевая, он отстранился. На щеках Ильи проступили красные пятна, но они тут же сошли, а на его лице не дрогнул ни один мускул. − Тебе пора, − сказал он без нажима. Если точнее, вообще без эмоций. Соло, как во сне, развернулся и вышел, а в голове встало на место, откуда взялось дежавю: Эрик. Та же безупречная вежливость… И ледяной, металлический холод. Дверь за ним закрылась с тихим щелчком, и Наполеон остановился прямо посреди коридора, не понимая, что пошло не так. Он смутно чувствовал глухое разочарование и не осознавал его причины. Разве он не получил то, что хотел? Начальство оставило его в покое, и для этого не пришлось кого-то убивать или прыгать с крыши самому… Вместо своего номера он побрёл на первый этаж, решив, что ему необходимо выпить. Строго говоря, чего он ожидал? Они условились, что утром забудут всё, − и Илья честно выполнял свою часть сделки. Наполеон не желал признаваться даже самому себе, что больше всего по нему ударило внезапно пропавшее чувство единения, дружбы. Теперь Курякин не смотрел на него как на врага или друга, партнёра по шахматам или любовника, − он вообще никак на него не смотрел. Максимум, как на коллегу. Это было даже хуже тех натянутых отношений, что были в начале их совместной работы. Добредя до бара, Наполеон опустился на высокий стул за стойкой и заказал виски, улыбнувшись красивой официантке автоматически, не осознавая, что делает это. Поданный через полминуты гранёный стакан он долго вертел в руках, почти забыв о нём. − Эй! – он вздрогнул не столько от самого окрика, сколько от знакомого голоса. Чёрт, как он мог забыть, что Габи тоже собиралась в бар? Вздохнув, он оглянулся, и Теллер требовательным жестом поманила его за свой столик. Проклиная свою забывчивость, Наполеон неохотно подошёл к ней и присел напротив. Габи ещё не успела много выпить, судя по тому, что выглядела вполне адекватно. − Ну, а ты что тут забыл? – протянула она, откидываясь на спинку стула. – Ты обычно у себя в номере пьёшь… И то не с утра. В номере, мысленно повторил Наполеон. До него дошло, что он бессознательно оттягивает возвращение туда: ночь с Ильёй словно сделала эту комнату особой.. Он неопределённо пожал плечами, отпивая из своего стакана. Горло приятно обожгло. − Всё мучаешься со своей проблемой, о которой по-партизански молчишь? – после небольшой паузы спросила Габи. − Нет, − он улыбнулся, чуть задирая подбородок. – Её я как раз решил. И блестяще. Голос совести, шепчущий, что это вовсе не его заслуга, Соло проигнорировал. − Значит, с какой-то другой проблемой, − хмыкнула Габи, доливая себе из стоявшей перед ней бутылки. – Когда пришёл, выглядел так, будто это лучший день в твоей жизни, а сейчас на тебе лица нет. Ты тоже умудрился поссориться с Ильёй, что ли? − Вроде того, − помолчав, сказал Наполеон, гадая, понимает ли Теллер, насколько попала в цель, и начиная бояться её проницательности. − Я тебя не виню, − покачала она головой. – Его наплевательское отношение к собственной жизни – это какой-то ужас! – Соло едва сдержал вздох облегчения. − Да, эти женщины при главарях обычно невероятно мстительны, − попытался он развить тему. − Вот и я чём, − кивнула Габи, вздыхая. – Это забавно, − вдруг добавила она. − Что? – не понял Наполеон. − То, как вы с ним беспокоитесь друг о друге. Пока ты несколько дней ходил сам не свой, он себе тоже не мог места найти. Клялся выяснить, что происходит. Правда, сегодня он какой-то странный, − она разговаривала будто сама с собой, не замечая, как жадно Соло вслушивается в её слова. – И в номере не ночевал: когда я пришла утром, мне пришлось дожидаться его. Наполеон отчаянно надеялся, что не покраснеет, и, как назло, именно в этот момент Габи вспомнила о его присутствии. − Как думаешь, где он был? − Я за ним не слежу, − немного принуждённо ответил Соло, незаметно подливая себе из её бутылки. − Жаль, − её лицо стало чуть мечтательным. – Вид у него был такой, словно он всю ночь напролёт предавался утехам капиталистического мира, − она лукаво улыбнулась, − так смутился, когда меня увидел… Наполеон заставил себя рассмеяться, холодея внутри. Сама о том не подозревая, Теллер попадала в яблочко раз за разом. − Нашёл какую-нибудь американскую красотку, − брякнул он, не подумав, в попытке заполнить паузу. − Почему именно американскую? – удивилась Габи. – Мы же в Европе. Ты ревнуешь, ковбой? − Перестань нести чушь, − пошёл на попятную Соло. – Сказал, что в голову пришло. Не цепляйся к словам. − Твоим словам редко можно верить, но иногда они обличают тебя больше, чем ты думаешь, − Теллер взглянула на него, гордясь то ли своим остроумием, то ли тем, что построила такое длинное предложение в не совсем трезвом виде. Наполеон скорчил гримасу, но эта фраза эхом повторилась в его голове. Уж не было ли у Габи в роду ясновидящих? − Думаю, дальше ты справишься и напьёшься сама, − с раздражением ответил он, залпом допивая виски и тут же жмурясь от ударившего в голову алкоголя. Пока Габи придумывала ответ, чуть приоткрыв рот, он быстро поднялся и направился к себе. Она что-то крикнула ему в спину, но он предпочёл не обращать внимания. Оказавшись у себя, он почему-то поленился дойти до дивана и просто сполз по стенке, садясь на пол и гипнотизируя взглядом кровать. Наполеон старался не вспоминать то, что на ней происходило вчера. Он был даже рад, что они наконец-то уедут из этого города. В своём номере он перестал чувствовать себя спокойно. Вечером он, удивляясь собственной глупости, постучал в дверь Ильи. Курякин открыл всё с тем же каменным лицом, которое вызывало у Соло желание бежать без оглядки. Несколько секунд они оба молчали, потом Илья нетерпеливо кашлянул, и Наполеон, чуть запнувшись, выдавил: − Я только хотел спросить… Не хочешь сыграть в шахматы? – он уже предвидел ответ. − Прости, но я сегодня устал. Хочу закончить сборы и лечь пораньше, − отчеканил Илья. − М-м, ладно, − Наполеон не знал, куда девать глаза. – Пойду тогда. Извини, что побеспокоил. Спокойной ночи, − вдруг вырвалось у него. На секунду он затаил дыхание: Курякин вдруг заморгал и впервые за весь день посмотрел ему прямо в глаза, чуть поднимая брови. − Тебе того же… Да, − он быстро захлопнул дверь, оставив Наполеона в полном недоумении. Пожав плечами, Соло повернулся, собираясь уйти, но его остановил голос, донесшийся из-за двери: − Почему ты не пригласил его войти? – он нахмурился, поняв, что это Габи. – Ты врёшь ему. Не собираешься ведь спать. − Собираюсь, − процедил Илья сквозь зубы, − и поэтому тебе тоже лучше уйти. Соло изумлённо моргнул: Курякин обычно не доходил до того, чтобы грубить Теллер. − Да что с тобой сегодня? – допытывалась она. – С вами обоими, − прибавила после небольшой паузы. − Ничего, Габи. Правда. − Нет, послушай! – Габи возвысила голос, и Наполеону даже не пришлось прислушиваться. – Вы поссорились? Что произошло? То вас друг от друга не оторвать, а то ты не смотришь ему в глаза и выставляешь за дверь! − Я не знаю, что на тебя нашло, − примирительно сказал Курякин и дальше заговорил так тихо, что Соло не мог различить слов – только общую успокаивающую интонацию. − Сколько можно! – прошипела вдруг Габи, заставив Наполеона подпрыгнуть и виновато покоситься по сторонам. Слава Богу, в коридоре он был один. – Ты таким и умрёшь! Нельзя же прятаться всю жизнь в своей скорлупе! − Ты не знаешь, о чём говоришь, − судя по голосу, Илья начинал злиться. Раздался глухой стук – то ли что-то упало, то ли Теллер топнула ногой. − Не знаю, потому что у вас двоих какие-то тайны мадридского двора! Я не знаю, что именно случилось, но вижу, что ты делаешь. − И что же? – спросил Курякин, как казалось, совершенно равнодушно. − Закрываешься! – почти крикнула она. – Ото всех. Ты ведь до сих пор не понял, почему между нами ничего невозможно? Наполеон изогнул бровь – с его персоны разговор плавно перетекал на тему, о которой он, пожалуй, предпочёл бы не знать лишнего. За дверью воцарилось молчание. − Ты не понял, − уже утвердительно сказала Габи. – Боже, ты идиот. − Ты перебрала в баре, − Илья говорил спокойно, но Наполеону показалось, что он с трудом сдерживается. – Иди спать. − Ты не готов никому доверять, − сказала она, будто не слыша. – Это обидно. Меня ты бы всегда держал на расстоянии вытянутой руки. А теперь ты теряешь и его. − Почему ты сравниваешь? – Соло готов был поклясться, что голос Ильи дрогнул. – Ты что, думаешь, что я люблю Соло? – в его тоне звучало презрение, но довольно фальшивое. − Я вижу, что ты его любишь, − безапелляционно заявила Габи. – Как друга. Как напарника. Как тебе угодно. Но любишь. И боишься этого. − Ты не знаешь, о чём говоришь, − повторил Курякин глухо. На этот раз в его интонации прозвучало отчаяние. – Бред, − внезапно проговорил он со странной жёсткостью. – Он мой коллега, и ничего больше. Не знаю, что ты себе напридумывала. − Убила бы тебя, − вздохнула Габи, но совершенно беззлобно. – Дурак! – её голос сорвался, и каблуки застучали, приближаясь к двери. Наполеон поспешно отскочил, спасаясь бегством и едва успевая завернуть за ближайший угол. Габи, к несчастью, пошла в ту же сторону. Соло прижался к стене, и она пролетела мимо него, не заметив: она плакала, шепча себе под нос что-то невнятное. * * * − И представь себе, он повёлся! Этот надутый джентльмен поспешно заворачивает за угол, зовя свою ненаглядную Долли, поскальзывается и обрушивается в бассейн, как огромный кит! Габи звонко расхохоталась, откидывая голову. Чуть покачнувшись на каблуках, она была вынуждена схватить Наполеона за руку, чтобы удержать равновесие. Дыхание за их спинами, к которому Соло безотчётно прислушивался, стало громче. − У тебя хватит историй, чтобы развлекать меня до Марселя? – отсмеявшись, спросила Теллер. – Через сколько, кстати, мы вылетаем? − Ещё час, − бесцветным голосом отозвался сзади Илья. Наполеон подавил вздох. Он уже почти пожалел, что затеял эту маленькую месть: всё утро общаться только с Габи, подчёркнуто игнорируя Курякина. Сама Теллер включилась в игру моментально, наверное, не желая говорить с Ильёй. Курякин молча плёлся за ними, дыша в затылок, но не выказывая своего недовольства. Соло внимательно разглядывал Габи. По ней совершенно нельзя было сказать, что накануне она переживала, расстраивалась и устраивала набег на бар отеля. Сам Наполеон, как ни старался, всё же иногда выдавал свою подавленность и мрачное расположение духа. Где-то он слышал, что женщины – прирождённые притворщицы, гораздо более искусные актрисы, чем мужчины, и сейчас поневоле согласился с этим утверждением. На Илье тоже не было лица. Втроём они удобно расселись в зале ожидания. Лучи солнца, светившие сквозь стеклянные стены здания аэропорта, неприятно били в глаза. Впрочем, Соло сказал себе, что его скорее раздражает несоответствие погоды его настроению. − Всем доброе утро, − напротив них присел Уэйверли. Они молча покивали. Наполеон был почти рад его видеть: своей деловитостью он несколько рассеивал повисшее между ними напряжение. Наверное, Уэйверли располагал к себе, потому что был не его начальником. Уэйверли начал объяснять легенду, попутно раздавая бумаги с нужной информацией и поддельные документы. Габи и Наполеон оказались семейной парой коллекционеров, Илья – путешествующим художником. − Хлипкое прикрытие, − заметил Курякин, изучив свой лист, как казалось, меньше чем за минуту. − Вам и не нужно хорошее, − разъяснил Уэйверли. – Не забывайте: это остатки всё той же банды, и вас наверняка знают. Эта легенда понадобится только в самом начале. − Это всё? – спросила Габи с неким нажимом. Уэйверли окинул взглядом их кислые лица. − Да, − пожал плечами он, вставая. – Соло, можно вас на минуту? − Конечно, − Наполеон тоже поднялся, про себя удивляясь. До этой минуты его никак не выделяли в их пёстрой компании. Уэйверли взял его за локоть и отвёл подальше от зоны отдыха, так, чтобы Теллер и Курякин ничего не могли слышать. По-видимому, шеф Габи решил перестраховаться, не доверяя тому, как гулко звучала речь в этих стенах, и вывел Соло в небольшой дворик. − Я только хотел спросить, − он снял очки и протёр их, − у вас троих всё нормально? Поймите меня правильно – Габи ничего не скажет просто потому, что я её начальник. Наполеон против воли улыбнулся. − Всё хорошо, − он поднял бровь. – Почему вы спрашиваете? − Мрачные вы сегодня, − Уэйверли поднял голову, провожая взглядом взлетающий самолёт. - И друг на друга не смотрите. Помните, Соло, малейший разлад между вами сейчас, − он покачал головой, пристально глядя на Наполеона, − может стоить не только успеха операции, но и жизни одному из вас. Соло нахмурился, пытаясь понять, намекал ли Уэйверли на повышенную опасность, грозящую Илье, или просто предостерегал от того, чтобы они перестали доверять друг другу. − Вы меня услышали. Идите. Наполеон знал, что должен что-нибудь сказать, но вместо этого только вымученно кивнул, отводя взгляд, и поспешил обратно в зал. − Что он хотел? – спросила Габи, не успел он сесть на своё место. Илья даже не шелохнулся. − Просил приглядывать за тобой, − сказал Соло первое, что пришло в голову. Это звучало вполне правдоподобно. Габи негодующе хмыкнула, поджимая губы, но ничего не ответила. Наполеон погрузился в свои мысли, слушая мерный шум работающих двигателей за окном. За собственными переживаниями он успел подзабыть, опустить на дно памяти то, что за Ильёй должна была начать охоту сестра убитого им главаря. Теперь эта мысль снова начала неотступно его тревожить. Он попытался представить, что будет, если случайности совпадут роковым образом, если Курякину изменит удача… Его передёрнуло. Он и раньше считал Илью если не другом, то довольно близким человеком, а после всех событий последних дней, начиная с того злополучного приказа, его отношение переросло в какую-то нездоровую зависимость. К слову уж об их отношениях, навязчиво шепнул внутренний голос. Он не имел ни малейшего представления, что теперь будет с их дружбой. Илью это словно стало тяготить. Почему он так замкнулся? Наполеон устало потёр переносицу, чувствуя на себе чей-то взгляд. С раздражением решив, что это Габи, он повернулся. Теллер с головой ушла в чтение какого-то журнала, а вот Илья быстро перевёл взгляд на висевшее на стене расписание. Соло разглядывал его ещё с минуту, но Курякин так и не повернулся. * * * Марсель встретил их проливным дождём. Секунду Наполеон блаженствовал, с наслаждением вдыхая свежий морской воздух после духоты самолёта, но вскоре уже с тихими ругательствами ускорил шаг по направлению к такси, пытаясь отряхнуться от капель, что было абсолютно бесполезно. Весь полёт они всё равно молчали, и особой разницы от того, что Илья, конечно, поехал на другой машине, случиться было не должно. Но, как ни странно, Соло её чувствовал. Без его мрачной и молчаливой фигуры вдруг сразу стало пусто. Исчезло и витавшее в воздухе напряжение, но без него поездка показалась совсем унылой и безликой. По-джентльменски отправив Габи в душ первой, он вышел на балкон, к счастью, находившийся под козырьком, и долго смотрел на волны, казавшиеся свинцовыми из-за обложивших небо туч. В лицо дул холодный ветер, и Соло быстро продрог, но не смог заставить себя пошевелиться и уйти в комнату, пока Габи не крикнула, что заварила чай. Сегодня вечером им уже надо было начинать работу: Наполеон и Габи отправлялись в кафе, по слухам, облюбованное остатками банды, а Илья должен был наблюдать за их базой на случай, если бы обстановка вдруг резко изменилась. Ни Соло, ни Теллер категорически не нравилось, что Курякин идёт один, без прикрытия, но сам Наполеон побоялся возмущаться по этому поводу, решив не давать лишних причин для неудобных вопросов, а Габи твёрдо уверили, что такой опытный агент, как Илья, справится без проблем. Около шести часов они вышли из отеля – на полчаса позже Курякина – и пешком зашагали по улицам. Дождь кончился, но в воздухе осталось противное ощущение сырости. У Соло было очень странное ощущение: они почти никогда не возвращались в те места, где уже были, и сейчас ему казалось, что время отмотали назад: настолько знакомым выглядел каждый поворот. Невольно начав припоминать подробности их предыдущего визита, он закусил губу – не хватало только, чтобы Илью снова ранили. Увидев светящуюся вдалеке вывеску кафе, Наполеон встряхнулся, настраиваясь на рабочий лад. * * * Возвращались они уже почти в полной темноте, поздно вечером. Люди Энн, той самой сестры, на первый взгляд казались осторожными, не настроенными на контакт, но общими усилиями Наполеон и Габи расположили их к себе, в итоге узнав даже больше, чем требовалось. − Уэйверли будет доволен, − зевнула Габи, почти повисая на руке Соло. − Тем, что они наверняка планируют устроить очередной теракт? – вяло поинтересовался Наполеон. – Придёт в восторг. − Вот увидишь, от боевой части меня опять отстранят, − с недовольством буркнула Теллер, вызывая у Соло смешок. − И правильно сделают, − возмущение в её взгляде не поддавалось описанию. − Я быстро заскочу в номер, переоденусь, − сказала она уже в отеле. – Можешь, наверное, идти к Уэйверли. Я присоединюсь. Он рассеянно кивнул, всё ещё продолжая обдумывать полученную информацию. В принципе, они знали всё, что было необходимо для успешного проведения операции, если предположить, что разведка Ильи тоже увенчалась успехом. Перед дверью, ведущей в номер Уэйверли, бывший чем-то вроде их штаба, он помедлил. Изнутри доносились голоса, и Наполеон, решив, что его судьба – подслушивать под дверью, подошёл почти вплотную. − … Глупость, Курякин, − говорил Уэйверли с убеждением. – С этими двоими вы сработались, не стоит кидаться в крайности, это приведёт к проблемам. − Вы просто… не совсем знаете ситуацию, − Илья говорил тихо, но взволнованно. − Что бы там ни было, − последовал назидательный ответ, − Соло и Теллер – ваши друзья. А то, что вы хотите сделать… Весьма похоже на бегство. − То есть, вы говорите – нет? Наполеон не смог заставить себя слушать ещё хоть секунду: он отрывисто стукнул в дверь и вошёл, приветливо улыбнувшись. − Добрый вечер, сэр, Илья. − Добрый вечер, − отозвался Уэйверли. Курякин промолчал. − Габи сейчас подойдёт, − машинально приглаживая волосы, Соло сел, закинув ногу на ногу. – Я могу начать рассказывать. Уэйверли одобрительно кивнул, и Наполеон, почему-то волнуясь, как школьник на уроке, немного сбивчиво приступил: − В общем, в кафе их было человек пять – молодой человек Энн и несколько, как я понял, простых исполнителей. Они постепенно разговорились, сказали, что в городе примерно неделю – это похоже на правду – и что у них налаженный бизнес. Скоро, по их словам, будет крупный заказ. Может означать что угодно, но нам с Габи показалось, что имелась в виду какая-то диверсия… − он сделал паузу. Илья слушал внимательно, но без особого интереса. – Потом я отвёл этого самого молодого человека в сторону, сказал, что коллекционер. Он назвал мне несколько ценных вещей, которые у них хранятся, − есть совпадения со списком похищенного бандой. И ещё, − с притворной скромностью он достал из кармана смятый листок, − вот. Уэйверли поднял бровь, забирая бумагу у него из рук. Прочитав несколько строчек, он рассмеялся. − Вы стащили страничку из ежедневника? Даже не хочу знать, как, Соло, но вы молодец… − А что здесь? – вдруг наклонился вперёд Илья, показывая дату, обведённую красными чернилами. − Не вполне уверен, − Наполеон потёр подбородок. – Они упоминали что-то о встрече с друзьями… Возможно, вся банда должна собраться вместе. − И это завтра, − задумчиво сказал Уэйверли, глядя вдаль, а потом с сомнением посмотрел на Илью. Раздался стук в дверь, и в комнату, чуть задыхаясь, влетела Габи. Уэйверли вежливо кивнул ей, Соло мигнул, давая понять, что она ничего не пропустила, а Курякин даже не поднял глаза. − Это точно дата сбора всей банды, − сказал Илья, как будто разговор и не обрывался. Наполеон с интересом покосился на него. – На их базе я нашёл это, − он протянул Уэйверли синюю папку. – И могу нарисовать план здания, − он говорил сквозь зубы, словно собравшаяся компания его тяготила. − Вы были внутри? – строго спросил Уэйверли. – Неоправданный риск, Курякин… Особенно в вашей ситуации, − Илья сделал вид, что не услышал, а Габи гневно уставилась на него. – Ладно, − вдруг добавил он. – Идите, мне нужно всё обдумать. И будьте готовы к тому, что завтра операция. − Сэр, − звенящим голосом вклинилась Теллер, − я смогу в ней участвовать? Илья и Наполеон почти одновременно вздохнули. − Я подумаю над этим, − сказал Уэйверли не допускающим возражений тоном. – Всё, идите. И постарайтесь до завтра разобраться со своими конфликтами. Едва они вышли из номера, Габи накинулась на Илью: − Зачем ты полез внутрь? Если бы тебя засекли, ты бы не выбрался живым! − Не засекли же, − односложно ответил Курякин, каким-то образом одним взглядом сбивая с Теллер весь пыл. – И я узнал много полезного. До холла они шли молча, а у Наполеона не укладывалось в голове: Илья хотел покинуть их подразделение? Мысль о том, что это из-за него, была крайне неприятной и в то же время наиболее логичной. Впрочем, Соло вспомнил слова Габи о закрытости и неспособности доверять. Возможно, Курякин просто устал от них – да и не то что бы у него не было на то причины. Главное, пронеслось в голове, чтобы он остался цел и невредим на этой миссии. Потом пусть бросает их – Наполеон хотя бы будет знать, что он жив. Парадоксально, но от этой мысли стало необъяснимо легче, и Соло пообещал себе, что завтра прикроет напарника любой ценой. − Я ещё прогуляюсь, − внезапно объявил Илья, направляясь к выходу. – Идите спать. − В двенадцатом часу? – вырвалось у Наполеона. – Большевик, не дури. А если нас уже раскрыли? Тебя могут поджидать. Курякин одарил его холодным взглядом и, ничего не ответив, продолжил путь к дверям. Соло растерянно посмотрел на Габи. − Что с ним происходит? – спросила она без предисловий, внимательно глядя на него. − Если бы я знал, − с губ сорвался усталый смешок. Соло проводил взглядом удаляющуюся фигуру. – Знаешь, Габи, иди спать. − А ты? Наполеон неопределённо пожал плечами и, мягко отцепив от локтя её руку, быстрым шагом двинулся к выходу. Может, он сходил с ума, но по-другому поступить не мог. − Серьёзно? – донеслось ему в спину. – Побежишь за ним? Соло кивнул, не оборачиваясь, чтобы не терять лишнего времени, вышел на прохладный воздух и, найдя глазами знакомый силуэт, двинулся за Ильёй на некотором расстоянии. Стоило отойти от отеля на сотню метров, как почти всё вокруг съела кромешная тьма: фонари здесь явно были не в почёте. Наполеон, неслышно ступая вдоль стены и напрягая зрение, чтобы не упустить Курякина из виду, гадал, зачем вообще пошёл за ним. С любыми наёмными убийцами Илья, пожалуй, мог справиться и сам. Скорее, им двигало любопытство, жажда понять человека, которого, как он думал, он знал так хорошо… Эта миссия грозила закончиться распадом их подразделения – и хорошо ещё, если просто от того, что Илья уйдёт. Наполеон запретил себе думать о другом исходе. Курякин не должен был умереть, он не мог позволить этому случиться. Не после всего, что было между ними. Не после того, как он остался в неоплатном долгу. Наполеон удивился, когда окружавшая его темнота как будто стала чуть-чуть светлее, но при этом похолодало. Только услышав мерный плеск, он запоздало догадался, что Илья шёл к морю. Его фигура приняла более чёткие очертания, и Наполеон не знал, показалось ему или нет, что Курякин расправил плечи, вдыхая полной грудью. Дойдя до пустынной набережной, Илья на минуту остановился, и Соло прижался к стене, затаив дыхание. Наконец он пошёл к причалу, возле которого сиротливо покачивались на воде рыбацкие катера. Наполеон нерешительно остался на набережной, понимая, что пойди он дальше – не сумеет быстро спрятаться. Илья тем временем присел на самый край, свешивая ноги над водой, и застыл в этой позе. Соло тоже замер, с наслаждением втягивая солоноватый воздух. Пожалуй, он в любом случае пришёл сюда не зря. Море несильно колыхалось, вздымая чёрную бархатную гладь, и Наполеон почти чувствовал, что оно дышало, словно огромное животное, чей сон нечаянно потревожили. С причала ему послышался голос Ильи, и Соло вздрогнул, отыскивая его взглядом. Тот так и не сменил позу. Подул порыв ветра с моря, и Наполеон ясно расслышал, что Курякин тихо пел. То было настолько необычно и даже завораживающе, что он не устоял: мягкими, неслышными шагами двинулся по пирсу и остановился всего лишь в десятке шагов за спиной Ильи, рискуя быть обнаруженным в любой момент. Он жадно вслушался в песню. Она казалась ему смутно знакомой, хоть он и не вполне понимал русские слова. Гори, гори, моя звезда, Звезда любви приветная… Ты у меня одна заветная, Другой не будет никогда. Наполеон почти перестал дышать. Он никогда не считал русский язык мелодичным, но эта песня словно лилась, сочетаясь с плеском волн. Голос Ильи словно куда-то увлекал его, толкая в пропасть. Звучание песни было ностальгическим, грустным, но в нём было то, чего Наполеону так не хватало в жизни – уверенности в чувстве. Чувстве Ильи к нему, каким бы оно ни было. Он стоял, как загипнотизированный. Стоило Илье обернуться, стоило ему самому издать один неосторожный звук – и Курякин бы его заметил. Но он не замечал, тихо подводя песню к концу. Умру ли я – ты над могилою Гори, сияй, моя звезда… Соло чуть не задохнулся, потому что понял эти последние слова целиком. Сколько же русские могли заключить в одну-единственную песню, в три коротких куплета? И предопределённость, с которой человек должен смириться, и тоска, трогающая до глубины сердца, и любовь, что сильнее смерти – Наполеон не любил задумываться над такими, как ему казалось, банальными вещами. Почему же сложилось так, что он услышал эту песню именно тогда, когда мог её понять не только разумом, но и чувством? Он поднял руку, смахивая неизвестно откуда взявшиеся слёзы. Соло не мог до конца осознать, почему Илья сейчас пел эту песню – почему он пел вообще, но во всём этом было что-то подсознательно правильное. Ни один из них так и не пошевелился, и Наполеону вдруг показалось, что Илья знает о его присутствии. Он стоял, не решаясь сдвинуться, и в любую секунду ожидал, что Курякин обернётся. Но тот сидел, опустив голову, словно не чувствуя его присутствия. Снова подул ветер, и море зашумело чуть громче, поднимая волну и разбивая её о пирс. Наполеон прерывисто, но неслышно вздохнул, чувствуя почти непреодолимое желание окликнуть Илью. Он не знал, что сказал бы ему, и это было бы глупо, убеждал он себя. Не просто глупо – безрассудно. Ещё секунда, и с его губ сорвалось бы тихое «Илья», но Соло стиснул зубы, заставил себя отвернуться и медленным, неслышным шагом двинулся прочь.