Глава третья, в которой задаются вопросы и звучат некоторые ответы.
– Я соскучился, соскучился, соскучился! – голосил Финвион, кружась подле спешившегося отца и словно не зная, то ли продолжать скакать от радости, то ли все же лезть обниматься.
– Я тоже! – заверил Финвэ, сумел наконец поймать сына и принялся целовать. В вечно растрепанную макушку, в лоб, в щеки, в нос – в нос обязательно, на нем алела очередная царапина.
– Ты отдохнул? Ты больше не устал? Правда-правда? А здесь столько всего случилось! Я сейчас все расскажу. Мы ездили в Альквалондэ, смотрели дворец, а потом купались, и я нашел много-много раковин, пойдем покажу! А еще король Ольвэ угощал меня финиками – они сладкие, как мед! Ты привез мне орехов? И мы катались на корабле, уплыли так далеко-о-о... А потом!…
Слегка оглушенный этим внушительным потоком новостей Финвэ выпрямился, крепко прижимая сына к груди. Он совсем недавно добрался до Тириона, по шумным улицам поднялся к вершине Туны и едва успел спешиться во внутреннем дворе, как оказался атакован этим маленьким смерчем. Сын, должно быть, с самого утра поджидал его здесь: это нетрудно было заметить по числу разбросанных игрушек, основательно расстеленному на траве покрывалу и миске перемешанных с косточками черешен. Отца мальчик заметил сразу и сразу же бросился навстречу, перепугав задремавшего на ступеньках кота.
Но и кроме юного принца вокруг, у крыльца, откуда Финвэ совсем недавно отправлялся в путь, мгновенно собралось немало эльдар, спешащих поприветствовать возвратившегося короля. Он что-то отвечал на их радостные возгласы, передавал поклоны и приветы и успел обменяться кивком с Ристэ: в городе и во дворце все было спокойно. Мальчик у него на руках продолжал щебетать и восторженно размахивать руками, разом рассказывая про корабли, Румила и лягушек. Финвэ, все еще отвечая кому-то, передал поводья и, стянув с седла сумку, в окружении гомонящих эльдар пошел к крыльцу. Рука его немного рассеяно трепала волосы сына, сам он кивал восторженному рассказу, а опомнился вдруг от звука собственного голоса, когда, не задумываясь, ответил на очередной вопрос.
– …Хорошо, что ты не стал задерживаться! Из Валимара – и сразу домой, правда?
– Конечно сразу.
Вот это была ложь.
Финвэ нечасто случалось прибегать к ней, но если приходилось, то сердце, как сейчас, ощутимо царапало. Особенно, если лгать приходилось сыну.
Он приехал домой не сразу.
Конь вынес его из Валимара утром, оставив за спиной прощальные улыбки, взмахи рук и заверения в скорой встрече. К полудню на горизонте показались белые стены Тириона, и тогда Финвэ вдруг натянул поводья. Вокруг не было ни души, небо молчаливо глядело, будто ожидая от него чего-то, а приближающийся город вдруг пугал – пугал? – обычной своей суетой, спешкой и шумом. Финвэ почему-то расхотелось немедленно ехать домой. Странная неопределенная тревога, заполнившая грудь, помыслы, и вызвавшая то ли кажущуюся, то ли едва заметную дрожь в руках, сделалась будто бы плотнее и тягостнее. Он не мог везти ее в город. Конь, чувствуя настрой всадника, сам осторожно попятился. Осталось лишь выпрямиться в седле и качнуть поводья, чтобы с обеими лошадьми и со всеми пожитками – с подарками, с новым плащом, со стеклянной белкой, с позабытыми в суме орехами и с будто бы до сих пор алеющим на щеке прощальным поцелуем Индис – отправиться на север. Туда где, за не налившимися еще полями, за лесом, в стороне от гор дремали в легкой туманной дымке сады. Сады Лориэна.
И вновь дорога была хорошо знакома. Но в отличие от той, что вела к Валимару, с ней не было связано никаких приятных воспоминаний. Или же они существовали когда-то, но теперь оказались глубоко погребены под прочими – неприятными. Нет, вспоминать было нечего, и сосредоточенно замерший в седле Финвэ добрался до места, как в забытьи. Завел лошадей под сень деревьев и оставил там, не озаботившись привязью и лишь сняв несколько сумок поклажи. Никакой тропы здесь не было, и он пошел вглубь сада по непримятой траве, а та за его спиной сразу же поднималась вновь, будто возвращая себе потревоженный покой. Безотрывно глядя под ноги, он едва заметил, как оказался на поляне, и лишь на миг приостановился, увидев то, к чему шел. Вскинул руку, резко отер лицо, будто избавился от несуществующей паутины, и прошел дальше, чтобы опуститься на край мраморного ложа.
– Что-то случилось, – голос прозвучал глухо, пришлось откашляться, – не знаю, что именно.
Что-что, а жаловаться было не в его привычке. Чаще самому выпадало выслушивать других, чтобы затем вникнуть и попытаться помочь. А вот собственные неприятности он предпочитал решать сам, никого не утруждая; впрочем, до недавнего времени неприятностей этих почти что и не случалось. Но если что-то все же и происходило, то заканчивалось тем, что Финвэ неизменно обнаруживал рядом с собой Мириэль, и та молчала, держа его за руку, не спрашивая ни о чем, и только внимательно глядя в лицо. Ждала. А дальше он либо начинал рассказывать сам, либо, опомнившись, смеялся и говорил нечто в духе: «Ерунда. Все ерунда. Не волнуйся». Тогда она улыбалась, отпускала его, и напряженность во взгляде исчезала.
Но сейчас некому было приблизиться и взять его за руку, и пришлось идти самому. Идти, садиться сгорбившись и разговаривать с собственными ладонями. Пальцы подрагивали, обручальное кольцо блестело, он то и дело стискивал его, рискуя расплющить.
– Не знаю, что именно, – повторил Финвэ и бросил короткий, напряженный взгляд через плечо, – кажется, в Валимаре все было хорошо. Даже слишком. Я стольких повидал, они все спрашивали о тебе. Осторожно, невзначай… Конечно, и новостями делились. Знаешь, у Ниэлассэ и Орвэ будет малыш, мы тоже могли бы…
И он принялся рассказывать о своей поездке, о городе, о гостеприимстве друзей, а потом вдруг осекся и резко перешел к Тириону, дому и сыну. Говорил очень подробно, пересказывал детали, а нагревшееся кольцо на руке будто бы обжигало, и он без остановки вертел его, пока не замолчал разом и не развернулся всем телом.
– Мириэль, пожалуйста, – слова опять начали застревать в горле, – пожалуйста, вернись. Я словно потерялся без тебя. И… И вышел куда-то не туда. Вернись, ты нужна мне – нам. Прошу…
Но лежащее перед ним тело не шелохнулось.
Прекрасные, некогда чуткие руки были холодны и белы, тонкие пальцы не обвили его запястье, как прежде. Мириэль не ответила – она была мертва. Финвэ подождал чего-то еще пару мгновений, а потом поднялся и, не оборачиваясь, быстро пошел прочь.
– …Пап! Ну пап!
– Что такое? – Финвэ сморгнул и тряхнул головой, будто отгоняя мошку.
– Ты не слушаешь меня, что ли? – юный принц на миг замолк, убедился, что отец снова на него смотрит, и продолжил: – Я говорю, ты тоже рассказывай, что там было. Красиво? Чем угощали? Какие твои друзья? Ты не забыл про белку?..
***
А на третий день он уехал снова.
За короткое время, минувшее после возвращения из Валимара, позабытые казалось бы печаль и задумчивость вновь овладели им сполна, и кончилось все тем, что он, случайно услыхав чей-то тревожный шепот за углом дворцового перехода, развернулся и ушел на конюшни.
– Скоро вернусь, – только и услышал по чистой случайности оказавшийся здесь же Ристэ и едва успел отпрянуть в сторону, когда конь с седоком рванул с места, подняв с пола облачко растоптанной в пыль соломы.
Так что выходило, не уехал даже – сбежал.
Всю дорогу странные мысли путались одна с другой, как путались под упругими порывами ветра неубранные волосы. Конь летел вперед, запрокидывая голову, и подстегивало его не то приятное отсутствие сбруи, не то исходящее от всадника отчаяние. Ровный путь снова вел их на юго-запад.
Звук, с которым он спрыгнул на землю и прошел вперед по высокой траве, показался оглушительным. Стояла такая тишь, что воздух звенел. Здесь никого не было. Позади остался только конь, но и тот сразу убрел в сторону, будто нарочно оставив всадника наедине с тем, к чему привела его дорога: вокруг опустившегося на колени короля кольцом замыкались четырнадцать валунов. Отличные друг от друга формой и цветом, они были одинаково высокими и древними. Столь же древними, сколь высящаяся за спиной далекая вершина Таникветиль.
– Владыка, – собравшись с мыслями, позвал Финвэ, обращаясь то ли к небу, то ли к окружившим его каменным глыбам. – Владыка…
Ничто не отозвалось. Небо молчало. Он терпеливо ждал, и сердце в груди гулко отсчитывало медленно тянущееся время. Ничего. Зажмурившись, он еще сильнее стиснул прижатые к груди кулаки и хотел было подняться. Глупость. Дважды глупость. Приезжать не стоило.
Эта мысль спутала все подготовленные слова и подтолкнула поскорее уйти, но в тот же миг на плечи ему легли чьи-то ладони.
– Что тревожит тебя?
Манвэ появился беззвучно и сразу опустился на землю рядом с королем нолдор, мягко удержав его от поклона. Лицо Валы светилось спокойной мудростью и будто бы тенью печали, отчего Финвэ на миг подумал, что тайные метания его уже стали известны Силам. Но он прогнал эту нелепую мысль и, склонив голову и глядя в сторону, тихо заговорил:
– Владыка… Я хотел спросить тебя…
– Говори, нет нужды страшиться, – ободряюще произнес Манвэ.
По обыкновению, являясь перед эльдар для беседы об их радостях или горестях или для того, чтобы говорить с учениками о тайнах Арды, он представал не в величественном облике Короля Мира. А при желании легко мог бы затеряться среди ваниар Валимара. Впрочем, его привычка неузнанным бродить по улицам города в простых неброских одеждах и исподволь наблюдать за жизнью Детей тайной не была. Сейчас тоже ничто не поменялось, и в голосе и жестах Валы слышалось не повеление, но искреннее участие. Финвэ вздохнул и, решившись, открылся:
– Владыка, послушай. Я одинок. И сердце мое говорит, что останусь одинок, ведь Мириэль не вернется ко мне до конца Арды, и нам не суждено увидеться за пределами Чертогов. Я вижу утешение лишь в сыне, но когда он возмужает, то покинет дом, и что тогда станет моим уделом? Должен ли я оставаться один навеки? Разве нет в Амане исцеления от горя?
Он говорил небыстро, взвешивая слова, будто сомневаясь в них в тот миг, когда они переставали быть мыслью и обретали вес в звучании. Манвэ слушал, не перебивая и не торопя. И когда тот, главный вопрос был задан, он молчал еще какое-то время, внимательно глядя в лицо королю нолдор и то ли ожидая продолжения этих слов, то ли напротив, ускользнув мыслью к чему-то иному.
Наконец, он произнес:
– Силы услышали тебя, Финвэ. Теперь мы должны принять решение. Жди.
Воздух дрогнул, сидящая фигура растворилась так же неслышно, как появилась. Ощущая себя странно опустошенным, Финвэ провел ладонями по лицу, качнулся и, словно потеряв равновесие, боком опустился на землю. Взгляд его замер, остановившись на какой-то невидимой точке впереди, и он не слышал, как меж валунами круга зашелестел ветер, будто принялся говорить с камнями и травой.
***
– Что-то случилось?
Неожиданный громкий возглас за спиной заставил вздрогнуть и рывком обернуться.
– Откуда ты здесь?
– Я откуда? – тревога в голосе торопливо спускающейся по склону Индис стала еще отчетливей. Не замечая липнущих к платью цветочных метелок, она выбралась на тропу, а затем также поспешно вскарабкалась на камень.
Финвэ озадаченно посмотрел перед собой: оказалось, он сидит на той самой белой скале, откуда они совсем недавно вместе глядели на Валимар и болтали обо все подряд. Город снова лежал внизу, и над ним все также расчерчивали воздух птицы. Как и когда он здесь оказался, король вспомнить не мог.
– Так что-то случилось? Финвэ?
– Да, – рассеяно подтвердил он и для верности кивнул.
– С мальчиком?!
– Нет. Со мной.
Индис настороженно замолчала. И лишь подалась вперед, чтобы протянуть руку и нащупать его ладонь.
– Знаешь, я, – Финвэ невольно проследил за ее жестом, неловко освободился и с силой потер переносицу; слова снова не захотели идти из горла, – я задал Валар один вопрос. И получил на него ответ.
– Она вернется? – в голосе Индис разом прозвучали неверие и надежда.
– Нет, – он хотел было улыбнуться ее словам, но вместо этого только качнул головой, – не тот вопрос. На этот мне уже отвечали.
– Какой же тогда?
– Я спросил, – дыхание перехватило, он судорожно глотнул воздуха, – должно ли мне оставаться в одиночестве до конца Арды.
– И что же? – помолчав, едва слышно спросила Индис.
– Она не вернется. Намо спросил снова, и она подтвердила. Решено, что через год наш брак будет расторгнут. Если пожелаю, могу жениться вновь.
Выговорив это, Финвэ опустил взгляд и посмотрел на руки: кольцо все также плотно охватывало палец и ярко блестело. Отсвет от него попал в глаза, и перед взором замелькали цветные пятна, голова отчего-то закружилась.
– Наверное, мне не стоило этого спрашивать, – рот его болезненно скривился, – и уж точно не стоило рассказывать… Сам не знаю, зачем я сюда явился.
– А ты желаешь? – все так же едва различимо прошелестела Индис.
– Что?
– Желаешь жениться вновь?
«Нет», – подумал он и медленно повернул к ней свое лицо.
Чей-то чужой голос ответил вслух:
– Да.
Они посмотрели друг другу в глаза, а потом Индис шевельнулась, поднимаясь на колени, сильно обхватила его за шею и прижалась губами к его губам.
В травах на склоне горы снова заскользил быстрый ветер. Перешептываясь, закачались травы. А безмятежный белый город внизу продолжать жить обычной своей, неслышной отсюда жизнью и не ведал ни поцелуя над пропастью, ни того, как к нему примешались чьи-то слезы.
