All colors of blindness

— Очень важно не забыть протянуть руку. Чжухон цепляется за случайно оброненную фразу, хлопает глазами пару раз, рассеянным взглядом упираясь Кихёну в щёку, подхватывает со спинки стула куртку и оставляет на столе едва начатую пачку сигарет. Чжухон забывает попрощаться. Хосок сидит на кухне, пьёт горький, пахучий, черный чай, читает что-то с карандашом в руках и удивляется слишком позднему визиту Чжухона. Не запланированному в подчинённой ежедневнику жизни Хосока. А Чжухон даже не здоровается. Поднимает Хосока на ноги со стула, крепко ухватившись за запястье (немного хрупковатое для посещающего качалку по расписанию дважды в неделю по восемьдесят минут), и впечатывает в себя. Как в кино, как в книжках, как в идиотских девичьих фантазиях, о которых они пунцовея расказывают друг другу в сквере перед церковью. Но Чжухону кажется, что так правильно. — Чжухон? Хосок упирается ладонями в плечи, кусает губы и отводит взгляд. Чжухон опять оказывается не в силах разобрать правильные эмоции на правильном лице. У Хосока краснеют уши. — Хочешь чаю? Чжухон соглашается. Хочет. И чаю хочет, и шуршания книжных страниц, и мерного стука карандаша по не очень качественной бумаге. И Хосока, слишком откровенного и ранимого, который руку с карандашом держит очень близко к лежащей на столе раскрытой ладони. Стеклянная стена стекает к их ногам и Чжухон воет от обжигающего холода неизвестности. Кричит куда-то в глубину собственного горла, глотает гадкий чай и смотрит в отражение оконных стёкол на Хосока, то и дело забывающего опускать глаза на печатные строки. — Я хотел сказать… Они начинают одновременно. Хосок, видимо, набирается смелости, а Чжухон устаёт ловить в отражении растерянные взгляды. Хосок замолкает, а Чжухон нет. Планеты на небосклоне их жизней находят свой баланс орбит. — Ты мне нравишься. Давай встречаться? Чжухон поворачивается в конце концов, смотрит в провалы чёрных глаз, где всегда сверкают звёзды невыплаканных детских слёз, дожидается немного более быстрого для статуса «скромный» кивка и достаёт из кармана лежащей на коленях куртки новую пачку сигарет. И всё-таки сгребает своей ладонью тонкие узловатые пальцы, из которых вываливается карандаш. Хосок отслеживает глазами траекторию его падения и не ловит, когда тот в конце концов скатывается с края стола и деревянным треском приземляется на кафельный пол, останавливаясь в стыке между двумя плитками разных цветов. — А ты чего хотел сказать? — Уже ничего. Хосок даже не просит открыть окно, когда Чжухон закуривает. Просто подставляет поближе чашку с собственным почти допитым чаем, без лишних слов предлагая стряхивать пепел туда, и очень старательно сдерживает кашель. Чжухон в курсе, что Хосок сам бросил полгода назад после того, как дневная доза стала превышать три пачки, а с лёгких женских Хосок перешёл на Мальборо Ред с отломанным фильтром. Хосок позволяет поцеловать себя через угол стола, крепче сжимает пальцами ладонь Чжухона и осторожно кусается. Чжухону кажется, что Хосок вот-вот расплачется и потребует от Чжухона выместись вон с территории стерильного бокса для смертельно-раненной души. Но Хосок, наоборот, улыбается. Захлопывает книжку, садится ближе (настолько, что от второго стула не остаётся никакого толку, а Чжухону приходится придерживать устроившегося на его коленях молодого человека за талию свободной рукой) и дышит чужим густым дымом. Чжухон зубами по губам, руками по разогретой коже, глазами по самому дну широко распахнутого сердца срывает с Хосока маски: одну за другой, возвращаясь вместе с ним к точке отсчета. Кажется, целая вселенная взрывается в момент столкновения их противоположных полюсов, пространство разрывает на мириады безмолвных осколков, а Чжухон ищет точку опоры в чужой руке… всего лишь протянутой ладони.