All colors of blindness

Хосок тянет руку Чжухона за запястье на себя, вытягивает шею, закрывает глаза. Глубоко вдыхает горький дым, задерживая его в легких на пару лишних мгновений, и выдыхает, медленно и шумно, распуская дым бесформенным полупрозрачным цветком. Каждая мышца в расслабленном теле, кажется вздрагивает, Хосока немного передергивает, он расправляет плечи и укладывает голову Чжухону на колени. Кажется, его уже ничто не ебет. Минхек напротив ржет громко, случайно пинается под столом, звенят опущенные на гулкое дерево рюмки, долбит музыка. Чжухон отмирает от наваждения и запускает пальцы в волосы Хосока. Они мягкие и непослушные. Как и весь лежащий на коленях Хосок. — Вы пидарасы, — весело замечает Кихен (очень невесело отводя больные глаза вниз и в сторону, мимо собравшихся за столом, под ноги танцующей толпы), и разливает по рюмкам еще по одной. Кажется, они отмечают удачный контракт Кихёна, за столом не хватает только лежащего в больнице Хёнвона, а у Чжухона немного очень кружится голова. Он цепляется глазами за мелькающие по клубу яркие вспышки диско-огней, и дергает Хосока за прядки отросших волос. Хосок шипит недовольно, наверное, обиженно поджимает губы, но подниматься с чужих коленей не спешит. Напротив Минхек (сильно поддатый и совсем без денег) цепляется за руку Хёну и просит отвезти на машине домой. Хёну не выпил ни капли алкоголя и постоянно смотрел в стол. Более неразговорчив, чем обычно. — Отвезу и приеду, — обещает Хёну в пространство. Вообще-то, смотрит он на Чжухона, но обращается явно не к нему, а Чжухон не спешит вмешиваться. Это не его отношения и не его проблемы и он вообще предпочел бы уединиться с Хосоком, потому что тот кусается через джинсы и делает вид, что пытается встать, проезжаясь затылком по чужой ширинке. Не встает, конечно. — Не хочу ничего слушать, — протестует Кихён, когда Хёну выводит Минхека в сторону от толпы по направлению к выходу. Чжухон вроде молчит, а Хосок приподнимается, уперевшись предплечьем в напряженное бедро, и даже раскрывает рот, чтобы что-то сказать. Кихён наливает всем еще раз, опустошает свою рюмку, сидит пару мгновений, опрокидывает в себя еще и рюмку Чжухона и поднимается из-за стола. Чжухон очень быстро теряет траурно-черную макушку в разноцветной толпе. Хосок снова затягивается не своей сигаретой, выдыхает набранный дым Чжухону прямо в лицо и целует. Развязно, медленно и целомудренно. Как и обычно, со всеми оттенками белого. Чжухон не закрывает глаз и наблюдает за подрагивающими веками, за расслабленным лицом, за внимательным подчинением направляющей руке. Чжухон изучает свой красный на снежном покрывале. Кихен обозначает свое наличие рядом примерно между острым желанием Чжухона сбежать к чертям из шумного клуба и раздеть Хосока там, где тот сидит. Он показывает сообщение от Хёну, что Минхек потерял ключи и пришлось отвезти его в единственную свободную квартиру. К самому Хёну естественно. — Ты же знаешь, что Минхеку он нахрен не нужен? Кихён смотрит на Хосока очень внимательно, почти не мигая (и как ему, пьяному, удается концентрировать взгляд?) и предлагает переместиться к нему. Помочь утопить фрустрацию и грядущую бессонницу. Они на это всегда согласны, без сомнений и лишних возражений о том, что вполне возможно захочется трахаться прямо на чужих простынях в мелкие васильки. Если что, Кихён третьим будет. Улица, старик за рулём такси, ледяные пальцы Кихёна, которые Хосоку обязательно нужно отогреть собственным дыханием и мелькающие огни пустых ночных дорог. Чжухон запоминает дорогу единственным чёрным пятном, раскрашенным всеми оттенками рыжего. Почему-то Чжухон предлагает Кихёну перекраситься. И поменять постельное бельё. На открытом окне в выстывшей квартире стоит засохший кактус и спрашивать «как» не имеет никакого смысла. У Кихёна есть, чем догнаться, несколько пачек сигарет (гадких, но и они сойдут) и нежелание разговаривать о проблемах. Хосок сидит к Кихёну впритык, кажется, упирается ладонью в чужое бедро и греет пальцы о горячую кожу в прорезях винтажных джинсов. Чжухон тоже не отказался бы от вдумчивого изучения чужих коленок. Разговор клеится вокруг учёбы, новой приставки, химии звёзд, мимо любовных похождений и душевных проблем. Хосок и Чжухон создают Кихёну зону комфорта и отсчитывают его часы до скорого рассвета. Двуспальный матрац и ватное одеяло шуршат незадолго до первых лучей восходящего солнца, Кихён занимает место по центру, а по прежнему абсолютно пьяный Хосок утыкается ему губами между лопаток. Чжухон целует привычно горькие от кофе и соджу губы и накрывает рукой чужие глаза. Кихен дышит немного быстрее, чем стоило бы, сжимает коленями удачно просунутую ногу Чжухона и ловит пальцами поглаживающую подрагивающий живот ладонь Хосока. От алкоголя даже незначительная игра становится горько-сладкой, под тяжелым одеялом становится чуть более жарко, чем должно быть, а мысли срываются с обрыва провокационных действий, не успев достигнуть даже начальной точки дистанции. Чжухон глотает шумные вздохи в медленный, немного заторможенный поцелуй и дотягивается до Хосока, обозначить свое присутствие и полную вовлеченность. Хосок лезет рукой в трусы Кихёна, Чжухон — в свои собственные, потому что это очень неприличная ночь. Он видит лицо Кихёна очень близко и почти четко в рассветных сумерках, цепляет краем глаза тонкую довольную усмешку Хосока, опирающегося на собственное предплечье и с абсолютно своим, невыносимо детским, чересчур взрослым и безусловно блядским лицом наблюдающего, словно все происходящее — интересный фильм по подписке за двенадцать баксов в месяц. Кихен засыпает, уткнувшись Чжухону в плечо, Хосок отворачивается как обычно, складывая руки под головой, а Чжухон ждет, пока рассвет не ударит в окна, разгоняя мрачную серость плохих настроений, и лишь потом закрывает глаза. Это бессмысленно, наверное. Их целая жизнь абсолютно лишена смысла. Но разве стоит об этом думать?