;;;
— Ты что, серьёзно? Никогда раньше не ходила на свидания? — Да, я серьёзно. Не смейся. Я обиженно выпятила губу, пока Бэкхён продолжал по-дурацки хохотать и думать о чём-то своём. Наконец он замолчал и вдруг подался в мою сторону, схватил пальцами мои щёки и стал их тянуть, улыбаясь. — И правильно! Ты же ещё совсем малышка. Ну вот. Больше всего на свете я ненавидела, когда возраст использовали как оправдание для чего-либо, и теперь я понимала, что даже в идеально прочной броне Бёна была брешь. Я не стала развивать эту тему и просто схватила Бэкхёна за руку, злостью задушив стеснительность на корню. В этом была моя маленькая особенность: смелость во мне переливала через край, когда я испытывала особенно сильные негативные эмоции, и если их я умела скрывать, то смелость — никак. Она бушевала во мне тяжёлыми волнами и разбивала вдребезги судёнышки природной застенчивости, стоило тем только выйти в море-потёмки-души. — Мы куда? Кинотеатр в другой стороне. В голосе Бэкхёна звучал смех, и я от этого злилась пуще прежнего, крепче сжимая его руку в своей; смелости хватило даже на то, чтобы переплести наши пальцы. Его эта ситуация, похоже, забавляла, и он совсем не чувствовал порывов совести за то, что очевидно выводил меня из себя. У Бёна вообще, кажется, не было функции сожаления, и он мог творить что душе вздумается, не страшась последствий, потому что знал: ему всё сойдёт с рук. Он ведь был безумно очаровательный, и долго обижаться на него было бы просто странно. Более того, Бэкхён всегда подбирал правильные слова, такие, что перечёркивали любые обиды. Однако в тот момент он отчего-то решил пренебречь этим своим талантом. — Прости, если я тебя как-то задел, малышка, — Бэкхён прошептал в ухо, обняв меня так крепко, что, клянусь, я слышала хруст собственных рёбер (его рёбра, конечно, остались целы). Зато самого Бэкхёна — его голос — я едва различала: всё тело напряглось от простого объятия, а в голове мысли перемешались, стоило чужого парфюму задеть воздух вокруг. Мне было абсолютно плевать на то, что пытался бормотать Бён, на прощальный список и на все планы о смерти, на родителей, на учителя физики и на школу в принципе. Мне было абсолютно фиолетово. Единственное, что более-менее волновало — это Бэкхён и его пальцы. Не знаю, что в нём было такого особенного, но я покрывалась мурашками от каждого его движения вбок-вверх-вниз: руками, губами, острыми рёбрами. Касание не равно искра, верно? Однако внутри у меня взрывались настоящие фейерверки, когда Бэкхён невесомо проводил пальцами по моим волосам или когда считал позвонки сквозь тонкую футболку. — Семнадцать… Он остановился у самого крестца, и я наконец-то смогла выдохнуть (судорожно, правда, и еле-еле, норовя сорваться на всхлип). — А теперь в кино? — как ни в чём не бывало. У Бён Бэкхёна определённо не было функции сожаления.///
— Почему именно кино? — я спросила с любопытством; мы сидели в зале, пока остальные люди только собирались. До начала сеанса было ещё целых пять минут, и мне хотелось заполнить пробел каким-нибудь жутко важным разговором, чтобы не мучиться глупыми вопросами во время фильма и полностью сосредоточиться на картине. Правда, название мне так и не позволили узнать, да я и сама не особо стремилась выпытать. Раз уж Бэкхён решил устроить сюрприз, я была просто обязана ему подыграть. — Не знаю. Первое, что пришло в голову. А ты что, не любишь кино? — Чего? Нет! Очень, очень люблю, — я отреагировала мгновенно, потому что кинотеатры для меня были делом святым и по-настоящему любимым. — Это чувство сплочённости, когда испытываешь тот же страх, что и незнакомый человек на несколько рядов ниже… Смех один на целый зал. И слёзы. Это непередаваемо красиво. Бэкхён не ответил — только улыбнулся слегка и отвернулся обратно к экрану, где как раз начиналась реклама. — Ты прекрасна, — прошептал он, уже когда запустили сам фильм. И — вау! — это было «Бесконечное сияние чистого разума». У Бён Бэкхёна определённо не было функции сожаления, но он был настоящим волшебником.•••
Вечерело. Сеанс закончился благополучно: Бэкхён ни разу больше не заставил меня смутиться, великодушно позволив насладиться любимой картиной. Оказалось, в том кинотеатре, куда мы ходили, был день, посвящённый шедеврам кинематографа, и Бён справедливо рассудил, что мне, если я ещё не смотрела, обязательно должно понравиться «Бесконечное сияние…». Это, признаться, заставило меня на мгновение позволить себе мысль, что он и станет моим спасением. Но только на мгновение. Всё-таки ничто не должно было позволить мне отречься от надуманного плана. И даже Бэкхён со сладкой ватой в руках (как по волшебству). Следующим пунктом после совместного кино шла именно сладкая вата, но я даже не успела попросить Бэкхёна купить её: он догадался сам и теперь стоял, протягивая мне лакомство. Ну точно волшебство… — Оппа. — М? — Признавайся, ты пользуешься магией вне Хогвартса, а? Я произнесла с напускным упрёком, а Бэкхён рассмеялся — так ярко, заливисто, что я невольно повторила его действие и вдруг обнаружила себя держащейся за живот. Кажется, я впервые хохотала до режущей боли под рёбрами.