MEMORY

— Сокджин, ты уже взрослый, поэтому я возлагаю на тебя заботу о младшем брате, — мужчина произнес это с таким холодом в голосе, что по спине мальчишки пронеслась стая мурашек, концентрируясь дрожью на самых кончиках слегка кривых пальцев. — Отец, но я тоже маленький, — посмел возразить Джин, когда из его детской по одному стали пропадать игрушки, что немедля переносились в комнату к новорожденному брату. — Не смей перечить мне, твой брат гораздо важнее, чем ты, ясно? — разозленный мужчина абсолютно не следил за своими словами, раня нежное сердце старшего ребенка, оставив в душе массивные рубцы, с каждым годом лишь углубляя рану. — Слушаюсь, отец, — отчеканил малыш, пряча в кулачке подвеску, оставшуюся от его покойной матери. — А сейчас иди и поиграй со своим братом, Джин, — бросил мужчина и удалился из детской комнаты, оставляя за собой лишь холодный поток воздуха. — Господин, Намджун уже ждет вас в спальне, — услужливо сообщила служанка, даже не обращая внимания на скупую слезу, что текла по нежной щеке ребенка. У них были разные матери, но один отец, что не любил старшего и души не чаял в младшем. У них было одинаковое детство, но с разным взглядом на мир. У Сокджина росла ненависть, а у Намджуна росла любовь к брату, обретая все новые и новые оттенки красного. — Иду, — бросил на последок ребенок и, защелкнув на шее замочек цепочки, направился в комнату к тому, кого будет любить точно так же, как и ненавидеть. — Ну, здравствуй, братик, — шепнул Сокджин, разглядывая в платиновой люльке малыша, чье лицо было не таким, как его собственное, а пальчики до неприличия пухлые, но ровные. — Даже не похожи, — усмехнулся малыш, проводя своей рукой по пухлой щеке ребенка. — Совсем, ты совсем не я, — шептал Джин, проводя ногтем по детской коже вниз. Что-то теплое разливалось в груди юного Джина ровно так же, как и проступала кровь на порезе от острого ногтя. — Замечательно, — шепнул ребенок, смазывая капельку крови подушечкой пальца и тут же слизывая ее языком. — Чудесно, — повторил он, а в ответ получил лишь звонкое «агу».

***

Время шло, а отношение отца к Сокджину становилось все хуже и хуже, достигая до банальности глупого фиаско. Однако обратное можно было сказать о Намджуне, подросток был слишком любим и слишком желанен всеми, только не Джином. — Сокджин, я назначил тебя учителем по фехтованию для Намджуна, но он сказал, что ты так и не явился на урок! — отец метал молнии в нерадивого сына, но Джин лишь молча слушал, напевая про себя незамысловатую песенку, что когда-то ему пела покойная мать. — Простите, отец, я просто был слишком занят обучению магии, чтобы еще успеть и урок провести, — ровным тоном произнес Джин, оттягивая рукой край жевательной резинки изо рта. — Как ты смеешь в таком виде стоять передо мной?! — взъелся отец, смотря на вольности старшего. — Простите, я сейчас же займусь обучением Намджуна, — бросил подросток и поспешил удалиться, лишь бы не видеть этой морщинистой рожи, что все чаще заглядывалась в сторону молоденького парнишки, сына служанки при дворе. — Брат! Я ждал тебя! — радостно воскликнул Намджун, подрываясь со своего места и налетая на обозленного Сокджина, стараясь обнять как можно крепче. — Прекрати эти нежности и берись за шпагу, — холодно отрезал Джин, отпихивая от себя мальца. Намджун лишь просиял в улыбке, не обращая внимания на колкость брата, ведь ему это даже нравилось. Со старшим братом Нам не ощущал себя принцем, скорее наоборот, Джин заставлял чувствовать себя полным ничтожеством, и от этого маленькое детское сердечко трепетало, а щеки предательски краснели, словно их долго щипал мороз. Мазохист. — Брат, — звонкий голос бьет по ушным перепонкам шатена, а руки сами сжимают рукоять тупой шпаги сильнее обычного, — а ты правда научишь меня фехтовать? — Правда, — голос наполнен желчью, а губы сами тянут ухмылку, — правда, Джун. — Я так давно об этом мечтал, — улыбается мальчишка, расчехляя свое оружие и внимательно рассматривая стройную фигуру брата боковым зрением. Сокджин был красивым, высоким и весьма умным, но очень эгоистичным созданием. Намджун задыхался от такого вида брата. — Хватит болтать, нападай, — прервал его речи Джин, вставая в стойку и направляя шпагу на младшего. — А как же экипировка? — недоумевает Намджун. — Ты учишься драться, а не защищать себя, маленькая сволочь, — выплевывает шатен, тут же нанося удар. Шпага вылетает из слабых рук, оставляя Намджуна полностью беззащитным в одной «клетке» с обезумевшим шатеном. — Прости, я буду быстро учиться, — парирует мальчишка и тянется к рукояти своего оружия, что на порядок дороже, чем у Сокджина, но не успевает ухватиться за резную ручку. Его тело пробирает дрожь, а глаза мгновенно наполняются слезами. Слишком больно, слишком унизительно, слишком… идеально. — Конечно, будешь, — хмыкает Джин, плавно двигая собственной рукой по тонкому концу шпаги, заставляя ощущать полное унижение от лишения самого ценного холодной деревянной ручкой чужой шпаги, — ты же мой брат все же. Намджун сипит, сглатывая слезы, ведь отчасти этого он и ждал где-то в душе, только представлял в несколько другой форме. Сокджин ухмыляется, с каким-то жестоким рвением вколачивая шпагу в тело брата, наблюдая, как по белому полотну свободных шорт стекает струйка крови. — Ты же специально это сделал, да? — хмыкает шатен, поднимая голову брата за волосы, смотря в закрытые глаза. — О чем ты? — срывается стоном с пухлых губ и у Джина проходит волна отвращения по всему позвонку. — Эти шорты, ты всегда одеваешь именно эти свободные шорты, даже не поленившись не натянуть нижнее белье, — подлавливает младшего Джин, смотря, как щеки наполняются красным. Он прав, чертовски прав. — Извращенец, — кидает напоследок шатен, откидывая брата от себя, — полный извращенец. — Только для тебя, — сипит Намджун, привставая на коленки и вытаскивая шпагу брата из себя. Боль с головой кроет юнца, но Джун даже не думает заходить горькими слезами, а лишь улыбается, поглядывая на деревянную ручку небольшого диаметра с разводами собственной крови. Щеки до сих пор горят, а в шортах до ужаса становится неудобно и даже слишком тесно. Намджун радуется, словно ему подарили королевство, радуется и сильнее прижимает шпагу к себе, проводя кончиком языка вдоль, ощущая металлический вкус. Парень успевает привести себя в порядок до того момента, как в комнату ворвутся служанки, а шпагу, что принадлежит его брату, теперь он считает самым большим своим трофеем.